неСтандартный отпуск учителя

По кухне плывёт одуряющий аромат какао и оладушек. Оладьи по фирменному рецепту бабули из творога, кефира и рисовой муки. Нежные, воздушные, они просто тают во рту. К ним не нужны были никакие топинги, они сами по себе были «восторг восторженный», как говорит девочка Милана из моего класса.

Вместо утреннего кофе в нашем доме постоянно обитает какао. Не знаю, где бабуля покупает его, но сама такое в магазинах ни разу не видела. Его необходимо было прям варить на молоке, в кастрюле с добавлением щепотки корицы.

Как же я скучала. Бабуля. Это атмосфера. В этом месте я опять маленькая испуганная девочка, у которой есть адекватный взрослый, что поможет и посоветует. На работе же нередко приходится мне быть этим адекватным взрослым. Я не жалуюсь, правда, люблю работу. Мне нравится помогать малышам, вместе с ними проживать первые горести и трудности. Но порой и ненадолго снова хочется немного побыть маленькой. И вот эти оладьи, и какао как условный знак от бабули: «Всё можно. Выдыхай, бельчонок».

В такое же утро 7 лет назад, благополучно вернувшись из детдома, я сидела и ревела белугой над какао, с тех пор не помню, даже когда плакала. Все слёзы на этом месте оставила. Оно и, к счастью, всё познаётся в сравнении. Когда есть деньги, жильё, любимая работа и близкие люди – это уже настоящее счастье. Горе – это когда ты не можешь себя защитить, и ничего, и никого у тебя нет.

Сегодня было совсем иное утро. Тёплое, уютное, совершенно счастливое.

– Ну, когда там твой кавалер приедет? – спрашивает бабуля, ставя передо мной пол-литровую кружку.

– Бабуль, он не кавалер, он спаситель. – Я втягиваю аромат какао и оладушек. Ммм. Хо-ро-шо.

– От одного до второго недолго. Женщины в беде – это однозначно типаж Влада.

– Я думаю, что Влад может найти себе любую барышню, какую пожелает. С его внешностью и статусом. А не мышь рыжую училкинскую одну штуку.

– Ты это немедленно брось, – бабушка, крайне не любит, когда я даю себе такую оценку. Определённо считает, что это всё привитые мамой комплексы. Может она и права, но за столько лет я настолько свыклась с этими мыслями, что по-другому не могла. – Ты не мышь, а что твоя мать-кукушка говорила, забыть давно надо. Это она от зависти да обиды.

– Ой, ба, проехали, – никогда не понимала, для чего циклиться на этом? Всё равно глобально ничего не изменится. – Ты лучше скажи, дорогая Изаида Владимировна, откуда Влада знаешь?

Вчера, по приезду, мы хоть и просидели долго, но толком ничего не обсудили. Увидев мокрую меня, бабуля загнала в тёплый душ, затем отпаивала настойкой фирменной на мандаринах. Под рассказ о дорожных приключениях мы приговорили с бутылку точно, а когда меня стало выключать прямо за столом, разошлись спать. Но по её реакции на моего спасителя поняла, что личность он для неё прекрасно знакомая.

– Детка, могла бы уже привыкнуть, что в этом городе я знаю всех, ну или почти всех. Влад же… – Бабушка замолкла ненадолго, кажется, будто подбирает, как бы тактичнее рассказать. – Отец у него в городе был достаточно известной личностью. Пожарный. Столько людей спас за свою жизнь, а себя не уберёг.

– Погиб? – просевшим голосом спрашиваю я.

– Да. Да ты уже должна помнить, тебе лет 12–13 было. Большой пожар на складах с удобрениями?

– Конечно, помню. Полыхало так, что даже здесь видно было.

– Ну вот, он вывел сотрудников, своих, а сам не успел. Взорвалось там что-то. Жена его, мать Влада, не выдержала, слегла с обширным инсультом или инфарктом в больницу, не знаю точных подробностей. Сам Влад в армии, дома сестрёнка младшая. Её на время к себе бабушка, старушка совсем, взяла, но та тоже плоха была, хорошо хоть до возвращения Влада благополучно дожила, не пришлось девчонке по интернатам мыкаться.

Здесь бабуля делает паузу, а я порывисто и крепко обнимаю её. Я провела в интернате меньше недели, даже не интернат толком, распределительный центр, но нам с ней за глаза хватило впечатлений. Не только для меня это больная тема, Ада хоть и редко говорит об этом, но до сих пор переживает сильно и винит себя. За мать мою винит. Взяв себя в руки, бабушка продолжает:

– Ну вот и представь, уходил в армию: дом – полная чаша. А вернулся… отца нет, мать больна, едва ли не инвалид, бабку хоронить надо, и девчонка, подросток, на руках.

– Да уж. – Мне так жалко становится этого парня. Сколько ему там было? Лет 19? Край 20.

– Он пахал как про́клятый. Это теперь ему все завидуют, да зубы скалят мол «олигарх». А когда он жилы рвал, да ночами с пацанами своими им машины делал, мало кто пришёл на помощь. Все только скидочку спрашивали по знакомству. – Бабуля умолкает, мажет взглядом по иконе, семейной реликвии ещё дореволюционных времён.

– Хотя напрасно я это. – Тут же одёргивает она себя. – Со зла. Имелись люди, кому отец его приходил на помощь, а они в ответ Владу, да только капля в море то.

– А ты? – зная характер бабушки, я была твёрдо уверена, что она мимо не прошла. Бабуля усмехается. Да-да не только она меня знает «как облупленную», но и наоборот.

– А что я? Пристроила его к нам механиком на первое время, а Нину, сестру его, в хореографический кружок забрала. Она до этого к частникам ходила, у нас репертуар попроще был, зато конкурсов полно. Денег не брала. Говорила, что с зарплаты брата высчитывают.

– Погоди. Нина? Это тёмненькая такая, с косой толстенной, она меня ещё на шпагат садиться учила?

– Она – она.

Мы обе умолкли. Ну город у нас и, правда, не самый крупный, все про всех всё знают. И меня кто-то жалел, также как я Влада сейчас. Конечно, не этого большого и взрослого мужика, который выглядит как бог автосервисов. А того парня, что вернулся домой и стал мужиком в семье. Единственным кормильцем, защитником и даже отцом.

За болтовнёй не замечаю, как стрескала свой завтрак. Сижу, допиваю уже остатки какао. Не лопну. Мне хорошо. Телефон моргает входящим сообщением. Вспомни солнце, вот и лучик.

Влад: Доброе утро. Как себя чувствуешь? Успеешь собраться к 11?

Смотрю на часы. А там ещё только начало девятого. Это же что у него за дамочки были, что им по три часа собираться надо. Пишу: «Доброе утро. Спасибо, всё хорошо. Бабулина настойка спасла меня от простуды. Ты как? Могу быть готова минут через 30»

Влад: Воу, не думал, что сразу ответишь. Хорошо, что всё хорошо. Раз уж ты встала, то буду к 9.

Ася: Буду ждать.

Ловлю свои ощущения. Улыбка на лице, а в груди так тепло-тепло и бабочки щекочут. Только не в животе, а в груди. Взлетают в голову и там взрываются, как пузырьки от шампанского. Вот это меня повело, конечно. Допиваю залпом какао, мою посуду и бегу собираться под бабушкин смех.

– А говоришь не кавалер. Вон как помчалась!

Музыка: «I'm Still Standing» (Taron Egerton)

Глава 4

«Трактор мчался по полю, слегка попахивая…»

(Из сочинения ученика школы.

Просторы интернета)

– Привет ещё раз. – Здороваюсь, выходя за ворота нашей дачи.

– Привет. – Влад окидывает меня оценивающим, таким чисто мужским взглядом, зависая местами на пару секунд. А мне кажется, что я прям кожей ощущаю этот взгляд. Мои щёки невольно начинают багроветь. О, эта чудесная особенность всё рыжих, краснеть сразу и наверняка. Рассматриваю его в ответ. При свете дня он ещё краше. Мощные плечи прекрасно подчёркивает синяя футболка, сверху рабочий комбинезон с кучей карманов. По нему видно, что мышцы Влад нарастил не в спортзале, а на тяжёлой работе. Головин не раскаченный, а достаточно мощный, но… поджарый какой-то. Я со своими метр шестьдесят на его фоне просто гном. Такой же низкий и кругленький.

– Какая же ты малышка всё же. Тебе точно 18 есть? – серьёзно? Какие 18. О чём он?

– Я не малявка! Тебе паспорт продемонстрировать? Мне уже 23 исполнилось. – Так, обидно стало, что считает меня какой-то… малявкой. Обычно игнорирую подобные выпады, но отчего-то мне оказалось небезразлично мнение Влада.

–Эй-эй, потише. Во-первых, не малявка, а малышка. Невысокая, миниатюрная, молоденькая и очень боевая девушка.

– Да на твоём фоне любая будет маленькой, даже такой слоняшик как я. – Бухчу себе под нос, капельку успокаиваясь. Заодно вспоминаю, что и вчера он называл меня «малышкой» и меня всё устраивало.

– А во-вторых, про 18 был комплимент. – Мне кажется, или он немножко смущается? А я смеюсь. Влад с краткой задержкой тоже. Ну вот такие мы косячные, да.

– За комплимент спасибо, – отсмеявшись, говорю я, – но, похоже, это мой триггер теперь. Просто, когда только пришла работать в школу, каждый второй одиннадцатиклассник принимал меня за новенькую. Подобного количества кривых подкатов, не встречала даже в комедийных шоу. С тех пор меня немного… Эм… Напрягают такие шутки.

– Ну, если честно, это не совсем шутка. Ты, действительно, выглядишь очень юной, особенно когда выспалась. Я пацанов так-то понимаю. Но меня в бурные школьные годы даже статус учителя вряд ли остановил бы. Всё равно попробовал бы ухаживать. Что там разница, лет 5? Считай ровесники. – Мне чудится или тёмные глаза Влада заиграли какими-то крайне яркими эмоциями, но он их тут же надёжно прячет.

– Полагаешь, таких не водилось? И цветы мне с клумбы таскали, и кофе приносили. У них там вообще что-то вроде соревнования было «кто завалит училку», – на этих словах Влад хмурится.

– А вот это фигня уже. Ухаживать за понравившейся девушкой, даже если она педагог, это могу понять. Спорить на барышню мерзко так же, как и устраивать состязания или что там ещё. Надеюсь, победителей не было? – я раскрываю рот от удивления. Серьёзно? Вот это вот спросил. За кого он меня принимает? Никогда в жизни не била людей, но, похоже, теперь начну. Очевидно, что-то такое появляется у меня на лице, потому что Головин тут же переобувается. Приподнимает руки вверх, изображая жестами, что сдаётся. – Извини-извини, я дурак и сморозил глупость. Только не бей.

– На дураков не обижаются. – хотя желание двинуть отпускает крайне медленно.

– Вот да. Ладно, я уже понял, что болтать мы с тобой можем долго. Лимит моих косяков бесконечный, – слушаю его и снова хихикаю. Вот прям словно всамделишная девочка. Я же так даже в 15 не умела. – Но нужно выдвигаться. У тебя докатка или полноразмерная запаска, или ничего?

– Докатка. Я отдельно приобретала, при покупке там только ремкомплект был.

– Тогда так, сейчас заедем за Лёхой, моим товарищем. Доедем, посмотришь машину, заберёшь вещи. Мы поменяем колесо на докатку. Лёха отгонит её до СТОшки, ну, а ты, если хочешь, с нами потусишь, или домой верну. Машину тогда вечерком тебе пригоним.

– Да, я и сама могу доехать. – Хмурю брови, к чему кого-то напрягать. Нас двое, машины две, справимся.

– Э нет, с докаткой я тебя за руль не пущу. Не дуйся и не обижайся, это не моё неверие в твои навыки водителя, а забота.

– Да просто смысл человека дёргать. – И так его напрягаю своими проблемами, ещё кого-то подключать совершенно неловко.

– О, женщина, не спорь со мной! Лёху мы отвлечём только от компа или пива. А они его наверняка подождут, – говоря это, Влад открывает пассажирскую дверь своего патриота и галантно предлагает руку. – Погнали будить ленивца.

Мне остаётся только лишь согласиться на такую безапелляционную заботу. Да и, если честно, совершенно не хочется испытывать свои навыки водителя. Я не заблуждаюсь на свой счёт: вожу прилично и уверенно, но разных экстремальных умений у меня нет. К тому же как позже окажется, трассе знатно досталось после урагана. Были и сломанные ветки на дорожном полотне, и даже парочка упавших деревьев. Дорога к тому же остаётся мокрой, кое-где весьма неприятные ямы. В итоге только радуюсь, что не сама за рулём, и очень удивлена, как вчера отделалась только колесом.

Мы, действительно, заезжаем за Лёхой, как его представляет мой спаситель. Лёха оказывается ещё одним высоченным гигантом, только блондином и без всякой растительности на лице. Похоже, он весьма компанейский парень, и на мои извинения, что дёрнули в выходной, он ржёт и жалуется, мол, с таким начальством выходных у него нет никогда. На пару с Владом они составляют поразительный контраст: весёлый балагур, блондин, и суровый брюнет. С ними действительно ощущаешь себя этакой девочкой-девочкой.

Всю дорогу до моей машины мы неожиданно активно обсуждаем музыку. Мужчины оказываются фанатами разнообразного рока: металла, альтернативы, панк, фолк и вообще такой олдовой музыки. Я же в основном слушаю современную «попсу» с небольшими вкраплениями самых разных жанров.

–Ну ок, ты доказываешь, что нынешняя музыка лёгкая и позволяет расслабиться, – говорит Лёха. – Давай проведём эксперимент. Покрутим радио и послушаем, что где играет. Остановимся на том, что придётся по душе всем.

Боже, что здесь начинается. Они гогочут, как подростки в пубертате, про огнеопасные трусы. Леди Гагу с удовольствием слушаем всё, и даже местами подпеваем, хотя трек и новый. Над Ленинградом также вместе угораем, мимоходом спорим, куда вообще их относить. Окончательно остаёмся на радио с роком, потому что мне «зашло», а вот им всё остальное не очень. Так, незаметно мы и добираемся до моей малышки Коры.

Вечер того же дня.

На всю мастерскую играет Рамштайн, у ребят здесь какая-то крутая стереосистема и слышно всё и везде. Как они рассказали, когда только перебирались из гаражей в это здание, долгов было столько, что на работе пахали сутками. Урывали по несколько часов быстрого сна прям здесь. Тогда из «говна и палок» (их цитата) собрали систему, чтобы хоть музыку ночами слушать и не ехать крышей. Тогда же возник небольшой закуток кухня-спальня, тоже их название. Ничего сверхъестественного: диван, стол, мойка, электроплитка, чайник и холодильник, небольшая душевая. Позднее уже, когда денег стало чуть больше, немножко усовершенствовали всё.

Вот на этой самой кухне я сейчас и клепаю бутерброды мужчинам, подпевая Тиллю Линдеманну, хотя до этого момента была твёрдо уверена, что не знаю ни одной его песни.

Замена колеса должна была оказаться пустяковым делом, но перфекционисты, в лице Влада и Лёши, решили перебрать мне полмашины. Корсой в основном занимается отец Томы, моей коллеги и подруги. Она не водитель от слова совсем, а её отцу ужасно хочется показать рыцарские качества. Вот на мне и закрывает незавершённые гештальты. Он не профессионал, делает по чуть-чуть, и денег у меня не так чтоб много на сервисы. Поэтому, скорее всего, у моей малышки скопилось множество косяков. На мои возражения и вопросы о деньгах меня вежливо послали. Ну а я и пошла… В магазин за продуктами. Денег они не возьмут, но покормить их могу чем-то посущественнее дошираков, распиханных по всем полкам местной кухни. Простой салат, сэндвичи и чай вполне сгодятся для перекуса.

Выйдя пригласить народ, перекусить, зависаю на пару минут. Насколько это прекрасно, когда здоровенные мужчины занимаются физической работой. Мышцы перекатываются, руки напряжены, взгляд сосредоточен, поза уверенная, быстрые чёткие движения. На Владе я попросту залипаю. Он похож на чёртовы грёзы девушек от 18 и до 50. Его мощная спина, обтянутая обычной футболкой, выглядит как с обложки журнала про австрийских пожарных. А накаченные руки, что держат какой-то ключ, так и приковывают мой горящий взгляд. Чувствую, что опять краснею, а в голову лезут совершенно бесстыдные мысли, о том, как красиво будут выглядеть эти напряжённые большие руки в совсем других обстоятельствах.

Наверное, мой взгляд делается чересчур горячим, потому что Влад, похоже, почувствовал его и обернулся, тут же став рассматривать меня. Атмосфера стремительно сгущается: музыка, мастерская, запахи – всё это мало походит на романтическую обстановку, но меня отчего-то ведёт. Его взгляд постепенно делается всё более тёмным и осязаемым. Я ощущаю, как вслед за его алчными глазами, что скользят по мне от пяток до макушки, пробуждается волна жара, а потом концентрируется внизу живота. Ох. Стоит признать – нас влечёт друг другу. Однозначно.

Момент разрушает Лёха. Обходя машину с противоположной стороны, он говорит.

– Ну что у тебя, Влад? Я закончил. – Головин трясёт головой, будто прогоняя наваждение. Мне кажется, я слышу, как следом осколками осыпается густая атмосфера между нами.

– Пять минут и тоже всё.

Я прокашливаюсь, горло внезапно пересыхает, и зову мужчин есть:

– Ну тогда, заканчивайте, отмывайте руки и идёмте, перекусим.

– Ооо, поедим, это здорово. – Довольно тянет Лёша. Я же спешу ненадолго укрыться на кухне. Мне экстренно необходимо умыть лицо и охладиться.

Когда у меня последний раз было что-то настолько же горячее? И было ли? С парнем мы расстались перед самым выпуском из универа, а на работе мне было не до романов. Два года без мужика, вот меня и ведёт. Точно.

Музыка: Горячие трусы (Wipo, SODA LUV)

Антидепрессанты (Ленинград)

Abracadabra (Lady Gaga)

Ausländer (Rammstein)

Глава 5

«В деревне была жара, духота, даже дышать нечем.

Я тусовался в теньке с курицами и овцами.»

(Из сочинения ученика начальной школы.

Просторы интернета)

Вид со смотровой площадки на город был волшебным, а кофе, хот-дог и хорошая компания превратили этот вечер в сказку. Пожалуй, этот отпуск претендует на звание лучшего отдыха в моей жизни. Несмотря на то что он начался с пробитого колёса, теперь это уже выглядит знаком свыше.

После перекуса мы разъехались. Влад повёз домой Лёху, а я отправилась к бабуле. Но едва успела загнать свою корсу во двор, как позвонил Влад и предложил продолжить «чудесный день», да-да, так и заявил «чудесный». Бабушка, которая в этот момент собиралась на очередное заседание литературного клуба, безапелляционно послала меня на свидание: «ибо нечего молодость в четырёх стенах просиживать».

Вот так и очутилась я, сидящей на нагретом капоте патриота и любующейся на город. Наконец, смогла распустить свои рыжие волосы, и теперь ветер беспрепятственно треплет их. Влад же стоит к виду спиной, опираясь на капот локтями, и глядит прямо на меня.

– У тебя глаза серые, – чуть удивлённо замечает он, после скрупулёзного осмотра моего лица, конечно, я тут же краснею.

– Серые, а что такое? – приходится старательно отбиваться от волос, которые шаловливый ветер активно пытается заставить меня съесть.

– Обычно рыжие зеленоглазые. А у тебя серые. Это так красиво, – он, похоже, решил окончательно меня смутить. Я, наверное, уже похожа на перезрелый помидор.

– Почему автомеханик? И ремонтные мастерские? – спрашиваю не только, потому что было интересно, но, и чтобы стряхнуть это ощущение неловкости. Головин как будто любуется мной, а это чертовски непривычно.

– Перед армейкой я отучился на права и уже там часто был водителем, пока вовсе не перевели в гараж. Ну а там, как говорится, «и шнец, и жнец». Водишь – умей и ремонтировать. Оказалось, что руки у меня из нужного места растут. Начальником над нами был прапор в возрасте, он очень многому меня научил. Предлагал остаться на контракт у него в подчинении, и я даже всерьёз раздумывал об этом. Но погиб отец, и нужно было возвращаться домой, без моей помощи было не обойтись. Когда пришёл из армии, денег не хватало просто катастрофически, и я занялся тем, что получалось.

– Наверное, у судьбы свой взгляд на всё. Глядя, как ты работаешь, мне кажется, это прям твоё. Ты горишь своим делом. – Следить за Владом было головокружительно. От его бархатных взглядов, игры солнечного света на его мужественном лице, от характерного тембра голоса мысли в моей голове куда-то улетают и не спешат возвращаться.

– Ну, сейчас я всё реже сам ремонтирую. Административной работы неимоверно много. Я ведь даже вышку ради этого в прошлом году получил. – Боже, ну что за мужик – мечта: умный, красивый, заботливый, обходительный.

– Серьёзно? Ты просто нереальный трудяга. Сделать своё дело, ещё и вышку закрыть.

– Хочешь жить – умей вертеться, – пожимает он могучими плечами. – А ты? Почему учитель?

– Оу. Тебе честно или красивую версию? – мозги в голове разжижаются. Атмосфера вокруг какая-то необыкновенная. Я очень давно не чувствовала себя такой расслабленной и доверчивой. Последние лет 7, наверное. До этого в моей жизни произошло столько всяческих событий, что я крайне тяжело открываюсь людям. Но Головин…он обладает какой-то магией, мне ужасно хочется поделиться с ним всем, чтобы он пожалел, обнял и сказал, что всё будет хорошо.

– Даже так. – Влад был слегка изумлён моим ответом.

– Ну вопрос-то довольно частый, а не перед всеми я готова душу открывать, – не стала лукавить.

– Мне приятно, что ты меня отнесла к числу избранных, – смущённо улыбаюсь, бессмысленно скрывать, он уже залез мне в душу. – Я бы услышал оба варианта.

– Обычно говорю, что это мечта детства. И, в общем-то, не вру, ведь в 16 юридически ещё ребёнок, – замолкаю на пару секунд. Это тема действует несколько отрезвляюще на мою голову.

– Если тяжело, можешь не объяснять дальше. – Очень отчётливо Влад ловит перемену в моём настроении.

– Я уже благополучно пережила всё, отболело. Это так, остатки. Отец давным-давно умер, а когда мне было 16, мать отказалась от меня и сдала в детдом. Почему она не отвезла меня своей матери, Аде, мы так и не поняли. А те догадки, что у меня имеются… Если они окажутся правдой, то это бесповоротно растопчет всё, что меня связывает с матерью. Тогда же я угодила в распределительный центр. Это такое место, куда дети попадают до постоянного оформления.

– Мне не сильно повезло. Тот центр, куда попала я, был больше похож на торговый дом детьми. Каждый день к нам приходили люди и выбирали себе «слуг, шлюх и кукол». Это было тошнотворно. Младшими никто не занимался, у старших была своя мафия. А я же помогала малышам, учила с ними уроки по памяти, пряталась у них, когда удавалось. Мне сильно нравилось возиться с ними. Это были немногочисленные хорошие эмоции в тот период. Как говорит мой психолог, у меня произошла гиперфиксация на этом моменте. Сама же я только в 11 классе осознала, что это в действительности приносит радость и так сама реально смогу помогать детям.

– Я думала и про ПДН, и про соцработу, но быстро осознала, что там система, а я… У меня не тот характер, чтобы бороться с ветряными мельницами. Я могу лишь немного помогать этим детям. Помимо основной работы, дополнительно преподаю и веду пару кружков в том самом центре. Время проходит, мир потихоньку меняется. Нашлись люди сильнее меня и смогли изменить ситуацию в центре.

Пока говорила, старалась не глядеть на Влада. Посмотрела на него чуть только сейчас. Не знаю, что думала увидеть, но там был абсолютный шок. Заметно было, что такой истории он не ожидал в ответе на вопрос про профессию.

– Я… Эм… В… Шоке… – он произносит с такими паузами, что я хихикаю.

– Ты не сдерживайся. В этой истории настолько всё прекрасно, что материлась даже бабуля.

Влад, действительно, отталкивается от капота, разворачивается к дивному виду на закат, ерошит свои волосы, раскидывает руки в стороны и просто орёт в это красивое небо. Потом порывисто оборачивается и сгребает меня в объятия. Наверное, если б я могла лить слёзы, я бы разрыдалась в этот момент. Хоть и доказываю, что всё давно уже прожила, но вот такого крепкого объятия иногда безумно недостаёт. Втягиваю его терпкий мужской запах: ментол или мята, кожа, пот. Даже голова кружится от необычного чувства. Ощущения будто я в безопасности.

– Ты не представляешь, как мне хочется что-нибудь разъебать после твоего рассказа. Это же дичь. Как тебя забрала бабушка? Как ты всё это вывезла? Как ты после этого всего осталась такой… светлой? – и я доверяю его словам. Потому что ощущаю, как его немножко потряхивает от невыплеснутого адреналина, когда необходимо что-то делать, а действовать не можешь. Это подкупает. У меня даже мысли не мелькает отстраниться, построить дистанцию, как я обычно делаю с мужчинами. Так, мне сейчас хорошо и уютно. Я знаю этого мужчину сутки, а в его объятиях чувствую себя почти так же безопасно, как на кухне у бабули. Меня, кроме бабушки, да подруг, никто и никогда не пытался защищать и оберегать.

– Детали моего спасения я разузнала совсем недавно. Тогда мне было не до того. Не знаю, мать случайно или намеренно так сделала, но когда меня сдавали в областной детдом, – я на мгновение прикрываю глаза, ведь перед внутренним взором калейдоскопом промелькнул завтрак, во время которого я выпила чай то ли с успокоительным, то ли с наркотой. Потом как охрана Беридзе меня фактически занесла в здание центра, как мать швырнула рюкзак со сменой белья. И бросила финальное «Лучше б ты и не рождалась, ущербная». Трясу головой. Прочь. Долой это всё. – Фух. В общем, бабули не было в области, она находилась на юбилеи у подруги почти в тысяче километров отсюда. Ей позвонила соседка, дай Бог здоровья, которая случайно увидела, как меня паковали в машину.