Там, где кончается карта: Путешествие Миклухо-Маклая

Николай быстро осознал, что в этом молчании заключается его главный вызов и главный шанс. У них не было общего языка, и любая попытка говорить была бы бессмысленным набором звуков. Единственным языком, доступным им сейчас, был язык действий. Их ежедневная рутина, каждый жест, каждый поступок – всё это было посланием, которое наблюдатели считывали и интерпретировали по-своему. И от того, насколько ясным и непротиворечивым будет это послание, зависела их жизнь.

Он ввёл для себя и своих спутников ещё более строгий кодекс поведения. "Мы должны быть предсказуемыми, – объяснял он Ульсону и Бою. – Наши действия должны быть логичны и, самое главное, абсолютно мирными. Они должны привыкнуть к нам, как привыкают к смене дня и ночи, к приливам и отливам. Они должны понять, что мы – часть этого пейзажа, а не временная угроза".

Каждое утро начиналось одинаково. Николай выходил из хижины, неся в руках свои метеорологические инструменты. Он медленно, демонстративно подходил к столбу, который они вкопали посреди поляны, и снимал показания с термометра, барометра и гигрометра. Он делал это не спеша, проговаривая вслух цифры на немецком, словно читал лекцию невидимым студентам. Папуасы смотрели на эти блестящие, непонятные предметы с суеверным интересом. Затем он шёл к ручью, чтобы умыться, и возвращался к хижине, где Ульсон уже разводил огонь в очаге, сложенном из камней.

Ульсон был самой сложной частью этого спектакля. Швед по натуре своей был человеком действия, а не созерцания. Вынужденное безделье и постоянное напряжение действовали ему на нервы. Его руки сами тянулись к ружью. Николай разрешил ему чистить оружие, понимая, что это единственное, что успокаивает шведа, но поставил жёсткое условие: делать это нужно было внутри хижины или на заднем её дворе, чтобы наблюдатели не видели постоянной демонстрации смертоносной силы. Основной же работой Ульсона стало обустройство их быта. Он был превосходным плотником и мастером на все руки. Он мастерил мебель – грубую, но прочную, чинил инструменты, рубил дрова. Его монотонные, ритмичные удары топора стали неотъемлемой частью звукового фона их жизни. И в этой предсказуемости тоже было своё послание: этот человек занят делом, он строит, а не готовится к войне.