И посыпались с неба звезды

С этими мыслями полковник Томпсон прошелся по комнате, словно измеряя ее шагами, и, окончательно уверившись в правильности намеченных действий, окликнул помощника.

– Роберт!

– Я, сэр! – тут же отозвался тот.

– Свяжись с командующим вооруженными силами Ливии, – потребовал Томпсон и, сделав знак помощнику задержаться, вновь погрузился в размышления, выстраивая план дальнейших действий: «Мы перехватим русских на подходе к городу, – решил он. – Да, русские, да! – эмоции зашкаливали. – Ваша попытка помешать нашей игре интересна, но бессмысленна. Мы остановим вас – уничтожим или возьмем в плен. – Полковник, чувствуя себя повелителем судеб, злорадно потер руки. Затем, сообразив, что, по-видимому, придется лично руководить операцией и, соответственно, отправляться в пески, непроизвольно вздохнул.

– Проблемы, сэр? – слегка позволив себе лишнего, спросил все еще находившийся в кабинете помощник.

– О, Роберт, – в своих раздумьях Томпсон совершенно забыл о нем, – никаких проблем. Хотя, похоже, русские влезли туда, куда им совершенно не следовало влезать.

– Вы полагаете, они могут поломать нашу игру? – предположил помощник, лишь в общих чертах посвященный в разработанную командованием операцию.

– Нет, нет, Роберт, у русских ничего не получится! Мы перехватим их задолго до цели. К тому же они все равно безнадежно опаздывают, – уверенно заявил полковник. О том, что российские спецназовцы могут двигаться быстрее, чем получалось по его так тщательно проведенным расчетам, ему даже не пришло в голову.

Алжирская пустыня

Песок дюн все чаще и чаще перемежался щебенистой галькой. К полночи на пути спецназовцев стали попадаться отдельные довольно крупные камни, а чуть позже появились и целые каменистые россыпи. Ближе к утру группа наткнулась на выветренную каменную стену. Словно изъеденные кариесом зубы великана, торчали из-под песков огромные глыбы. Перебраться через них представлялось делом слишком сложным и пришлось обходить, благо длина этой стены оказалась всего пару сотен метров. Обойдя последний выступ, группа вернулась на прежний маршрут и вынужденно увеличила темп.

До наступления рассвета подобные каменные нагромождения попадались еще дважды, но они были не в пример меньше. Всерьез похолодало, но этому можно было только порадоваться – движение согревало не хуже иной печки. Но близилось утро. Небо на востоке становилось белесо-розовым, медленно гася звезды…

Солнце, как показалось Маркитанову, не поднялось, а стремительно выпрыгнуло из-за горизонта. В принципе, зрительно так оно и было: разведчики поднялись на вершину очередной вставшей на пути дюны и им в лицо ударили оранжево-красные лучи поднявшегося над горизонтом светила. Дмитрий невольно зажмурился, сбавил шаг и, вновь раскрыв глаза, огляделся по сторонам: окружающая действительность преобразилась – в отличие от жгуче-слепящего дневного света утренние лучи казались мягкими, слегка отливающими красным золотом, и открывающийся взгляду пейзаж заиграл новыми красками. Ярко-оранжевые дюны, темно-красные камни у выветренных подножий, сиреневые тени и уходящее в горизонт синее-синее небо. Маркитанов невольно застыл, вбирая в себя эту внезапно открывшуюся ему красотищу.

– Вениаминыч, не спи, замерзнешь, – окликнул его поднимающийся следом Лобов.

– Ну, так… – не закончив мысль, прапорщик мотнул головой, словно прогоняя окутавшее наваждение, и начал поспешный спуск, нагоняя ушедших вперед бойцов головной тройки.

Ближе к полудню зной стал нестерпимым. Майор Ивлев взглянул на солнце, затем по сторонам, остановился и решительно махнул рукой:

– Шабаш, привал! – оповестил он, окончательно уверившись в том, что если сейчас не остановиться, то кто-нибудь обязательно шмякнется в обморок. Он и сам чувствовал себя загнанной лошадью – будто маленькими иголками неприятно покалывало шею и затылок, губы потрескались, плечи ныли, ноги молили об отдыхе. Поэтому оказавшись подле узкой, высокой дюны с падающей от нее тенью, майор понял: это судьба.

– Три часа на отдых. Тыл ведет наблюдение, остальные спят. Смена через час. Головняк дежурит в последнюю смену. Старшие троек ко мне! – отдав указания, он скинул рюкзак и уселся сверху.

Начав движение к командиру, Маркитанов зацепился взглядом за будто растущий из песчаного склона очень необычного вида камень. Форма камня и впрямь была удивительной: он казался слепленным из множества бутонов и лепестков роз, да к тому же и цвет имел оранжево-розовый.

– Что это? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Дмитрий. Но к его собственному удивлению, его вопрос был услышан и ответ озвучен.

– «Роза пустыни», – без всяких эмоций сообщил подполковник Черныш.

– Роза? – удивился майор Ивлев, в свою очередь разглядывая замеченный Маркитановым каменный «цветок».

– Да, так его называют. На самом деле «роза пустыни» не что иное, как сросшиеся кристаллы гипса, образовавшиеся при определенных условиях. Когда выпадают осадки, вода впитывается в песок, и если в песке много гипса, то его частицы вымываются и вместе с водой уходят вглубь. В какой-то момент насыщенная гипсом вода поднимается к поверхности, и при ее испарении образуются гипсовые кристаллы своеобразно искривленной, скрученной формы, сильно напоминающие лепестки роз. При этом в кристаллах присутствует и песок. В сочетании с необычным цветом подобные образования и впрямь сильно напоминают окаменевшие розы.

– Круто! – качнул головой прапорщик.

– Кстати, вот этот кустик весьма приличный, – сообщил подполковник, имея ввиду размеры найденного образования, – такие большая редкость. Обычно «розы пустыни» намного меньше. Сантиметры, миллиметры…

– Понятно, – рассеянно ответил Маркитанов, его мысли уже были заняты выискиванием местечка, где бы поудобнее приземлиться.

– Садись сюда, – ткнул ротный подле себя, тем самым выведя прапорщика из раздумий. Тот не стал возражать, шагнул вперед, сбросил рюкзак и уселся на него сверху. К этому моменту к Ивлеву подтянулись и другие старшие троек.

– В обчем так, – сказал ротный и, достав из разгрузки план-схему предстоящего мероприятия, принялся объяснять диспозицию, – одна группа боевичья из местной разновидности игиловцев[3] передает, другая, проамериканские твари, – чисто от себя пояснил он, – из числа так называемой сирийской оппозиции, принимает некий товар…

– ПЗРК, – вставил свое слово прикомандированный к ним подполковник.

– Именно ПЗРК, – согласно кивнул Ивлев. – Итак, наша задача, не разбираясь, кто есть кто, для нас что одни, что другие – террористы, «отоварить» и тех, и этих, добраться до контейнеров с ракетными комплексами, подорвать их накладными зарядами или вывести из строя любыми другими способами и без промедления в максимальном темпе сделать ноги. Грубо говоря, мягко выражаясь, осуществляем классический отрыв от против…

– Попа, попа, держи мои ноги, – встрял Лобов.

– Ты помолчать когда-нибудь можешь? – усталый взгляд ротного остановился на лице капитана. Тот виновато понурился.

– Молчу.

– Бежим, то есть отходим в сторону тунисской границы. В десяти километрах вглубь территории Туниса нас будут ждать. Вот точка на карте, – ротный вытащил из разгрузки карту местности и, расправив ее на коленях, ткнул в небольшую возвышенность. Запомните координаты Х… У… Теперь непосредственно к задаче. Обозначим действо как налет. Сделка должна состояться на берегу озера. – Поверх карты вновь легла план-схема. – Незаметные подходы можно осуществить вот отсюда и вот отсюда. – Ротный вытащил шомпол и с его помощью, действуя словно указкой, обозначил направления. – Использовав оба подхода, мы возьмем противника в клещи и уничтожим перекрестным огнем. Головная и тыловая тройки идут со мной, ядро поступает в распоряжение… Анатоль Анатольевича. Резерва и прочей приблуды не назначаю, все будут задействованы в огневом контакте. Действуем на быстрое подавление, создаем огневой шквал. Снайперы работают самостоятельно. Бой должен быть жестким и скоротечным. По моей команде тройка Маркитанова стремительно выдвигается вперед, минирует контейнеры и так же стремительно отходит. Запомнили: после взрыва отход. При отходе, Вениаминыч, ты топаешь первым.

– Само собой, – мгновенно откликнулся Маркитанов.

– И внимательно! – Ротный, предостерегая, потряс поднятым вверх указательным пальцем. – Внимательно!

– Само собой!

– Вот и отлично. По остальному вопросы есть, всем все ясно?

– Какова численность противника? – поинтересовался старший лейтенант Рогожин.

– Какая тебе разница? – встрял Лобов, на мгновение опередив ротного, – или если их до хрена будет, задача по боку?

– Нет, но все же… – пожал плечами Рогожин.

– Численность неизвестна. – Ивлев в раздумьях почесал макушку. – Может десяток, может два. Сколько человек надо, чтобы перегрузить из одной машины в другую пару десятков ящиков?

– Количество контейнеров тоже неизвестно? – старший лейтенант, похоже, хотел получить хоть какую-то информацию, и на этот его вопрос откликнулся подполковник Черныш:

– Известно: двадцать пять штук.

Услышав цифру, старший лейтенант даже присвистнул:

– Немало.

– Немало, – согласился подполковник, – вот поэтому очень важно остановить поставку и предотвратить появление ПЗРК в Сирии.

– Так это они туда?! – запоздало сообразил капитан Лобов, – это они наших летунов сбивать собрались?

– А ты, мой милый, – подполковник улыбнулся ласково-ласково, будто готовясь погладить говоруна Лобова по головке, – думал, мы сюда просто так погулять, от нечего делать, отправились? Нет, тут, брат, как говорится, наши геополитические интересы на кону стоят. Ни больше ни меньше. Вот так-то. Поэтому кровь из носу, но задачу надо выполнить.

– Само собой, – солидно согласился Маркитанов.

– Все точки над «i» расставили? – Майор Ивлев широко зевнул. – Если все, то кому спать, кому бдить. Разошлись. Я спать. Не мешать, не кантовать. – Он еще раз зевнул, вытащив фляжку, хлебнул водицы и, подложив под голову рюкзак, улегся прямо на горячий песок. Блаженно вытянул ноги и, кожей спины почти зримо ощущая загрубевший от ссохшейся соли материал маскхалата, закрыл глаза.

Сказать, что за отведенные на сон два часа прапорщик Маркитанов выспался, значит погрешить против истины, но сил все же ощутимо прибавилось. Хотелось пить, но к желанию попить добавился и прорезавшийся аппетит. Продрав глаза, Дмитрий уселся поудобнее и, вытащив из рюкзака «закрома местечковой родины», принялся трапезничать. Покушав, прапорщик запил съеденное несколькими глотками теплой воды и, блаженно потянувшись, предался праздным размышлениям. А мысли его потянулись к дому. Увы, в последнее время прапорщика Маркитанова грызла необъяснимая хандра – то ли приелась армейская служба и хотелось чего-то другого, то ли… да он и сам не мог бы сказать, что именно терзало его душу.

«Старею, – с легкой иронией подумал прапорщик, – приедем из командировки, сразу в отпуск, на полгода. Все положенное выберу: и за прошлый год, и за этот. И пусть попробуют не дать! А если что – уволюсь. Выслуга есть, хату получил. Пенсии на хлеб хватит. Устроюсь куда-никуда вахтером и в ус дуть не буду».

Он сидел, рассуждал о будущем и, внимательно озираясь по сторонам, время от времени касался пальцем предохранителя лежавшего на коленях автомата. Слабенький ветерок, едва ощущавшийся кожей лица, приносил не ожидаемую прохладу, а жар раскаленного песка. Минуты бежали за минутами, через час Маркитанов негромким окриком разбудил отдыхающих товарищей.

– Выдвижение через пятнадцать минут, – заспанным голосом сообщил ротный, и все пришло в движение: кто-то спешил совершить моцион, кто-то попить, кто-то торопился перекусить, Лобов затянулся припасенной на черный день сигаретой.

– Опять куришь? – гневно спросил его Ивлев. – Ты же бросал?

– Бросал, – не стал спорить капитан, – вот сейчас докурю и снова брошу. Теперь до базы. Одну-то и брал всего.

– Следующий раз выговор получишь, – пообещал Ивлев и принялся перекладывать что-то в своем объемистом рюкзаке. И перестал в нем копаться, только найдя и вытащив на свет божий небольшой, тщательно уложенный сверток. Развернул его, полюбовался на форму солдата ливийской армии, снова свернул и уложил обратно. Затем, лениво потянувшись, скомандовал:

– Парни, все, достали шмотки бедуина и в темпе переоделись. – И следуя своим собственным указаниям, снял разгрузку, скинул маскхалат и, открыв клапан рюкзака, вытащил оттуда традиционную одежду туарега – просторный, светло-синий халат, такого же цвета широкие шаровары и отрез синего материала для изготовления чалмы. Быстро во все это облачился. Правда, пришлось повозиться с новым головным убором, но зато он, точнее она – чалма получилась вполне сносно. Подумав, надел разгрузку поверх халата, лежавшие в рюкзаке тапочки надевать не стал – в конце концов, всю эту маскировку они применяли для того, чтобы не слишком бросаться в глаза хотя бы издали. А что касается видного с большого расстояния оружия, то тут следовало надеяться – за последние годы в Ливии вооруженные люди стали обыденностью и появление очередного вооруженного отряда не становилось первостатейной новостью. Впрочем, майор Ивлев искренне рассчитывал остаться незамеченным вплоть до поданной им команды на открытие огня.

Когда все переоделись, подполковник прошелся по занимаемой позиции и придирчиво осмотрел каждого, кому-то поправил или перемотал чалму, кому-то тщательнее закрыл лицо.

«Душманы, блин!» – внезапно подумалось разглядывавшему товарищей Маркитанову.

Но вот «смотр» закончен, и, повинуясь команде ротного, группа продолжила движение. До оазиса оставались считаные часы пути.

Перед последним переходом командир роты разрешил двадцатиминутный привал. Почти все тут же повалились на песок и потянулись за баклажками с водой. Подполковник Черныш, в процессе движения переместившийся в голову колонны, обеспокоенно прислушиваясь, остался стоять.

– Командир, что-то не так? – полюбопытствовал оказавшийся рядом прапорщик.

– Вслушайся. Ничего не слышишь?

– Нет, – Маркитанов отрицательно покачал головой.

– Значит, показалось.

– Что показалось?

– Да песок… – подполковник на долю секунды замолчал в раздумьях, – «петь» вроде начал.

– Песок? Петь?

– Так говорят. Когда приходит ветер-самум, песчинки начинают тереться друг о друга – издавать звуки, как говорят – «петь». Затем налетает ветреный шквал, тучи песка затмевают солнце. А образуется самум при сильном прогреве земли и воздуха. Дует преимущественно с западного и юго-западного направления, несет огромные массы раскаленного песка, пыли. И сопровождается грозой. В общем, страшное дело.

– Песчаная буря, значит, скоро нагрянет?! – сделав вывод из сказанного, Маркитанов вгляделся в горизонт. Небо оставалось чистым.

– Да нет, похоже, показалось, – пожал плечами Черныш. А ветерок меж тем слегка усилился. Постояв еще с минуту, подполковник скинул с себя рюкзак и, опустив его на землю, уселся по соседству с прапорщиком.

– Будете? – Маркитанов протянул подполковнику кусочек вялено-соленой рыбы.

– Благодарю, – не стал отказываться тот.

Какое-то время они сидели молча. Первым заговорил подполковник.

– Осталось идти совсем ничего, – изрек он.

Маркитанов согласно кивнул. То, что до Гадамеса считаные километры, знали уже все. Так что подполковник сообщил практически прописную истину, но Черныш продолжил.

– Вскоре мы доберемся до находящихся близ оазиса громадных дюн, – поведал он и невесело улыбнулся. Затем с ностальгией в голосе продолжил: – Когда-то давно, теперь уже в другой жизни, сюда часто приезжали туристы, и любители природы забирались на вершины этих песчаных холмов, чтобы полюбоваться закатом.

– А сейчас? – засовывая в рот очередной кусочек рыбы, поинтересовался Маркитанов.

– А сейчас тут который год война, – подполковник мотнул головой, отказываясь от еще одной порции излишне пересушенного рыбного деликатеса. – Кто-то с кем-то воюет. Все всё что-то делят. И каждый день гибнут люди, которые могли бы жить да жить. Вот и мы тоже не на прогулку идем.

– Мы – другое дело, мы для того, чтобы… – начал развивать свою мысль прапорщик, но поднявший руку подполковник остановил говорившего.

– Это понятно, понятно, – торопливо сказал он, – но местным жителям от этого легче? Пули засвистят, на созерцание красот не потянет.

– Ну, это само собой, – покивал продолжающий жевать Маркитанов. Подполковник вздохнул.

– Вот и само. А здесь который год так. Отучили от беспечного любования – фигура на вершине дюны хорошая мишень, возможность поупражняться в стрельбе.

Маркитанов перестал есть рыбу и потянулся за флягой с водой:

– И что, так запросто и стреляют? – скорее ради поддержания беседы, чем действительно сомневаясь в такой возможности, спросил он.

– Бывали случаи, – не вдаваясь в подробности, подтвердил подполковник. – Так вот про дюны – с них прекрасный обзор. Аккуратненько выберемся на них, понаблюдаем, точнее, взглянем на округу пару раз, и посайгачим дальше. Кстати, мы тут с ротным перетерли, мал-мала поменяли диспозицию. Теперь я иду с вами.

Прапорщик удивленно вытаращился.

– За старшего? С Сан Санычем местами поменялись?

– Да. Так что в боевом порядке я рядом с тобой и на подрыв тоже вместе идем.

Маркитанов лишь хмыкнул, а свое отношение к такой рокировке высказал присказкой:

– Любой каприз за ваши деньги!

– Сработаемся, – сделал вывод подполковник и, сняв с пояса флягу, принялся откручивать винтовую пробку.

Гадамес

С высоты песчаной кручи оазис лежал как на ладони.

– Вон видишь, – подполковник Черныш обратился к расположившемуся рядом майору Ивлеву и показал рукой куда-то вниз, – вот там и будешь заходить. Самое удобное место.

– Понял, – согласился майор. А подполковник напомнил:

– Открываете ураганный огонь сразу же за первым выстрелом.

– Само собой, – лениво кивнул Ивлев, словно намекая: мол, не стоит поминать давно вбитые в голову азы.

А Черныш будто и не заметил намека, продолжая изрекать все те же банальности:

– Внутригрупповые радиостанции на прием. На связь не выходить. Если только край. Сам понимаешь. Отходим, как и договаривались.

– Само собой, – покивал Ивлев. Манера общения Маркитанова оказалась заразной, уже давно распространившись в тесном коллективе второй роты. А подполковник бубнил дальше:

– Похоже, наши чаяния и расчеты оказались верными – оппоненты пока не появились. Кажется, нам сегодня сопутствует удача.

– Ага, ангел пролетел, – не скрывая иронии, проворчал Ивлев.

– Может, и ангел, – в задумчивости нагребая рукой небольшую песчаную горку, вполне серьезно согласился Черныш.

– В таком случае выдвигаемся? – не желая больше тянуть время, предложил ротный.

– Выдвигаемся, – эхом отозвался подполковник. – Вначале мы. Если что: прикроете. Приблизимся к месту засады – начинаете движение вы.

Майор Ивлев кивнул, и подполковник одним движением ладони, словно отметая все сомнения, разметал собранную кучу песка:

– Что, Саныч, сплюнем?

– К черту! – отмахнулся от предложения майор.

– Кривая вывезет, – буркнул лежавший за их спинами и слышавший весь разговор Маркитанов, на что подполковник скривил губы в полуулыбке и начал отползать назад. Это оказалось не так-то просто – песок так и норовил забраться под широкие полы халата, локти проваливались, на зубах скрипела поднимающаяся при движении мелкая пыль. Наконец Черныш сполз с вершины на достаточное расстояние, чтобы подняться вначале на четвереньки, а затем и встать в полный рост. Облегченно выдохнув, он отряхнулся и махнул рукой старшему сержанту Глотину:

– Двигаем!

Разделившись на две подгруппы, разведчики начали выдвижение к месту предполагаемой засады. Спланированное высоким командованием мероприятие стремительно продвигалось к своему завершению. К моменту, когда разведчики спустились к подножию бархана, солнце коснулось горизонта. Смеркалось. Вытянувшиеся тени надежно укрывали идущих от случайных взглядов, а неслучайные… Многолетняя война давно и начисто отбила у местных жителей желание покидать защитные стены своего жилища в сумерках, а уж тем более ночью. Так что никаких случайных взглядов не наблюдалось в принципе.

Разведчики миновали ряд тесно притулившихся друг к другу глинобитных домов – не жилых, видимо, давно брошенных, с частично обвалившимися крышами и стенами, на которых отчетливо виднелись многочисленные следы пуль. Война не обошла стороной и этот древний городок, оставив на нем свои зловещие отметины. А где пули, там и новые могильные рвы.

Прапорщик Маркитанов, заняв место старшего сержанта Глотина, шел первым. Войдя в селение и глядя на глиняные стены домов, ему невольно подумалось: «Как в Афгане». Маркитанов сам в Афганистане не воевал, никогда там не был, зато пару раз слышал рассказы об этой стране из уст старшего прапорщика Ефимова, некогда служившего с ним в одной роте. И вот теперь, вдыхая сухой глинистый запах, идущий от стен домов, Маркитанов почему-то представлял себя не в этом североафриканском оазисе, а в почти такой же жаркой афганской провинции, где в последней своей войне сражалась армия бившейся в агонии великой державы. Великой, но стремительно ушедшей в небытие. Но мысли мыслями, а действительность звала и возвращала к себе. Дмитрий, а следом за ним и остальные спецназовцы втянулись в проулок, и над ними словно сомкнулась ночь – крыши домов соединились сплошными арками. Жестом остановив группу, Маркитанов стянул вниз до того приподнятые на лоб очки ночного видения, нажал кнопку включения, и только тогда зашагал дальше. Теперь глиняные стены окружали их со всех сторон, и казалось, спецназовцы передвигались не по улице, а по подземным катакомбам, по длинному, не кончающемуся и имеющему десятки отнорков тоннелю.

– Мертвая часть города, – донесся до Маркитанова чуть слышный шепот идущего следом подполковника.

– Война?! – так же едва слышно отозвался прапорщик. Черныш, будто его могли видеть, отрицательно качнул головой и все тем же шепотом пояснил причину опустевших домов:

– Не только. Оазис хиреет – уходит вода. Часть людей переехала, переселилась еще до междоусобицы. А война, конечно, завершила дело…

– Т-с-с-с, – оборвав подполковника, прошипел Дмитрий, которому в отдалении послышался какой-то шум. Пойдя еще медленнее и настороженнее, он чутко вслушивался в тишину. Пальцы вцепились в ушко предохранителя, готовые в любой момент оттянуть его в сторону и бесшумно опустить вниз. По счастью, ничего подозрительно-опасного на пути так и не обнаружилось – видимо, осыпался на землю песок стены или рассыпался в труху обломившийся кусочек крыши. Но вот впереди неясно забрезжило – показался выход.

– Чь, – окликнули сзади, и, замерев на месте, прапорщик оглянулся, дожидаясь пояснения причины оклика. Долго ждать не пришлось – несколько легких шагов, и рядом с ним оказался подполковник Черныш.

– Все, пришли, – едва слышно сообщил тот и знаками поманил к себе остальной личный состав подгруппы. Когда же спецназовцы приблизились, подполковник принялся отдавать последние указания:

– Сейчас выползаем на свежий воздух, – быстро зашептал он, – рассредоточиваемся вправо-влево, занимая позиции, укрывающие от ответного огня. И сидим тихо, как мышки.

– Еще тише, – вставил свое слово Маркитанов.

– Еще тише, – согласился Черныш. – Тишина полная! И маскировка, и еще раз маскировка. Никому не высовываться. Веду наблюдение я сам. Сигнал к огневому налету – мой выстрел. И давим, пацаны, давим! Огневое воздействие должно быть ошеломляющим, чтобы никто и пикнуть не успел в ответ. Минирование: по ранее определенному плану, – вкратце повторив не раз и не два проведенный и ротным, и группникам инструктаж, подполковник умолк.

– Топаем?! – выдавил одними губами прапорщик, и Черныш в ответ коснулся его плеча рукой, как бы подталкивая того вперед. Ни медля ни секунды, Маркитанов шагнул к выходу из тоннеля. Людская цепь вновь пришла в движение.

У самого выхода из-под арок прапорщик Маркитанов остановился, некоторое время прислушивался и только затем, убедившись в отсутствии посторонних, настораживающих звуков, осторожно вышел из проулка. Вышел и сразу же ушел вправо. Найдя подходящее укрытие, он спрятался за ним и приготовился ждать. По расчетам командиров, спецназовцы опережали противника минут на сорок.

Алжирская пустыня

Полковник Томпсон, с подачи генерала Смита заручившись поддержкой министра обороны Государства Ливия, решительно возглавил отдельный батальон зинтанских бригад, по приказу все того же министра устремившийся к границе с Алжиром. Точнее, даже дальше – государственную границу двух стран батальон пересек не задумываясь, действуя согласно составленному чуть раньше плану перехвата. Полковник корпел над ним недолго: широким жестом прочертив линию на карте, идущую по вершинам преобладающих над местностью высот.