И посыпались с неба звезды

– По машинам!

– Слава богу… – проворчал кто-то.

– Недолгое прощание, – в тон предыдущему высказыванию буркнул Ивлев.

– А где напутственная речь? – с напускным разочарованием пробормотал Лобов.

Маркитанов вздохнул, запутавшись в цифрах. Рогожин сглотнул внезапно подкативший к горлу комок. Остальной личный состав мысленно матерился.

– Прокатимся с ветерком?! – командир первой группы продолжал балагурить. – Водила, что скажешь?

Водитель автобуса промолчал, зато ротный, на душе которого внезапно заскребли кошки, сердито рыкнул:

– Лобов, заткнись!

На что совершенно искренне удивившийся столь нервной реакции ротного Лобов виновато пожал плечами:

– Да я что? Я ничего.

– Вот и отлично, – Ивлев плюхнулся на сиденье и положил на колени автомат – настроение стремительно скатилось в ноль. С чего? Почему? Все вроде привычно, все вроде как всегда – задача как задача, а под ложечкой присосалась пиявка, сосет, никак не желая отпускать легкую добычу. «К черту», – майор мотнул головой, отметая накатившую хандру.

Автобусы заурчали моторами, затрещала из-за недовыжатого сцепления скорость, и колонна из двух автобусов и трех сопровождающих бэтээров тронулась.

Прокатились действительно с ветерком. Видимо, старший колонны спешил – до спецназовцев периодически долетали обрывки его фраз: «Дави на железку», «Да не тормози ты», «Вот только попробуй…», которыми он подгонял никак не желающего ехать с нужной скоростью водителя. Впрочем, колонна и так двигалась на пределе своих возможностей, на поворотах автобус кренило, а встречные автомобили испуганно шарахались в сторону. Жаркий ветер врывался в раскрытые окна, но не освежал, а высушивал и без того сухую кожу. Кое-кто уже потянулся к специально выставленным в салон бутылкам с водой.

– Хороша водичка! – констатировал вальяжно развалившийся в кресле Лобов, в одной руке он держал наполовину опорожненную бутылку, во второй – едва надкусанный шоколадный батончик. Неожиданно из-за капитанской спины показалась рука – стремительное движение, и сладость перекочевала в руки старшего лейтенанта Рогожина.

– Тебе много сладкого вредно! – сообщил тот, откусывая от батончика добрые две трети.

– Верни кровное! – без особого энтузиазма потребовал Лобов и, увидев, что сталось с его сладостью, с притворным возмущением завопил: – Выплюнь, выплюнь! – при этом сграбастал остатки батончика и быстренько засунул себе в рот.

– Обжора! – недовольно проворчал Рогожин.

– Как же, обжора, ага! – почти искренне завозмущался командир первой группы. – Да с такими товарищами с голоду сдохнешь!

– Ты – с голоду? – усмехнулся старший лейтенант. – Да ты жрешь не переставая! Только не в коня корм.

– Вот-вот, заладил: не в коня корм, не в коня корм! – зелено-коричневые глаза Аркадия задорно заблестели. – Все вы так говорите, а сами так и норовите последнюю крошку изо рта вырвать! – сказав это, капитан полез в карман и вытащил очередной, полурасплавившийся от жары, шоколадный батончик – видимо, у него таких «крошек» накопилось предостаточно. Зашуршала разрываемая обертка. С довольным видом Лобов сунул батончик в рот. На зубах скрипнуло – от встречных машин бросало песком и пылью. Аркадий поморщился, но тут же, как ни в чем не бывало, продолжил жевать.

Автомобильный марш-бросок продолжался. Но как ни гнали водители свои машины, никакого запаса времени по прибытии не получилось – на аэродром «подскока» добрались минута в минуту – стоявший на рулежной дорожке самолет в ожидании десанта завывал моторами.

– Живее! – поторопил подчиненных майор Ивлев. – В темпе грузимся. – И, подавая пример, ухватился за один из приготовленных к десантированию ПДММ.

– Давай, парни, потащили! – вслед за ротным впрягся в разгрузку Маркитанов. Дело пошло споро – не прошло и пяти минут, как погрузка завершилась. Закрыв рампу, самолет, все сильнее ревя моторами, выкатился на взлетную полосу и, набирая скорость, начал стремительный разбег. Небольшая тряска, отрыв, и вот за иллюминаторами поплыла все дальше и дальше удаляющаяся земля. Но уже вскоре под крыльями транспортника в солнечных лучах заискрилась вода. Вода и ничего кроме воды, даже одинокие точки кораблей казались не более чем мелкими соринками на безбрежной глади моря.

Москва. Главное Разведывательное Управление

– Разрешите? – полковник Семипольский приоткрыл дверь генеральского кабинета и, не дожидаясь разрешения, вошел. Евсеев вопросительно приподнял голову:

– Ну и?

– Иннокентий Павлович, – голос полковника прозвучал излишне громко, но генерал только поморщился и пенять подчиненному не стал.

А Семипольский продолжил:

– Докладываю: самолет Сирийской авиакомпании с коммерческим грузом для одной из Алжирских компаний и нашими ребятами взлетел и взял курс на Средиземное море.

– Очень хорошо, – одобрительно покивал генерал, – но, Алексей Семенович, не насторожит ли наших оппонентов сам факт вылета транспортника по данному маршруту, в данное время?

– Никоим образом, – заверил полковник. – Рейс плановый, давно согласованный с прибрежными странами. Вот схема, – говоривший положил на стол планшет, на экране которого тут же высветилась карта.

– Так, – генерал-лейтенант нацепил на нос очки и стал пристально изучать маршрут движения самолета. – Значит, вдоль побережья Африки, затем через территорию Туниса, далее Алжир и посадка в аэропорту Таманрассет. А здесь, я смотрю, некий зигзаг?

– Да, – кивнул Семипольский, – небольшое вынужденное отклонение от маршрута, сокращающее расстояние до цели.

– Это настолько необходимо? – Иннокентий Павлович открыл лежавший на столе блокнот и сделал какую-то пометку.

– Увы, – развел руками Алексей Семенович. – Без этого никак, иначе наши парни при всей их подготовленности рискуют опоздать. Возможно, у принимающей стороны могут возникнуть вопросы, связанные с отклонением и значительным снижением самолета, но в этом случае предполагается объяснить действия экипажа неполадками с одним из левых двигателей.

– Ладно, – генерал с усталым видом снял очки, – скрестим пальцы и будем надеяться, что маневры воздушного судна останутся незамеченными. Точнее, что на них не обратят внимания наши противники, а с алжирцами как-нибудь разберутся сирийские товарищи. Отслеживайте транспорт, и доклад мне каждые полчаса. При незапланированных изменениях тотчас же. Я так понимаю, после приземления связи с группой не будет?

– Да, не будет, – сказал Алексей Семенович, подтверждая предположения собеседника, – вплоть до завершения миссии. Спецназовцы выйдут на связь только по прибытии к месту эвакуации. Или в случае возникновения критической ситуации.

– Вы всерьез считаете, что в критической ситуации мы сможем оказать им действенную помощь? – сделав удивленное лицо, поинтересовался Иннокентий Павлович. Его собеседник отрицательно покачал головой.

Алжирская пустыня

– Приготовиться! – скомандовал ротный. И совсем скоро:

– Пошел!

Капитан Лобов шагнул вниз третьим. Тугой поток воздуха ударил в лицо. Мотнуло по сторонам. Дернуло и закрутило на раскручивающихся стропах.

– Узнаю, кто укладывал парашют – убью! – прошипел Аркадий, когда его в очередной раз начало закручивать в спираль. Наконец парашют стабилизировался, капитан развернулся по ветру и, оглядевшись по сторонам – как учили: вверх-вниз, вправо-влево, сосредоточился на созерцании все быстрее приближающихся песков пустыни. Справа и слева, впереди и сзади висели белые купола парашютов.

«Отделение прошло штатно», – подумалось прапорщику Маркитанову, болтающемуся в стропах и едва сдерживающему так и просившуюся на лицо улыбку. Во все стороны, куда только достигал его взгляд, виднелось безжизненное пустынное пространство – даль, гладь, красота. Секунды стремительно утекали, Маркитанов опускался все ниже и ниже. В какой-то момент, казалось бы, медленное приземление неожиданно резко ускорилось. Он знал – эффект чисто психологический, но оттого не кажущийся менее реальным. Дмитрий натянул задние стропы, земля стремительно набежала, и рифленые подошвы ботинок мягко погрузились в сыпучий песок. Купол опал и, тут же наполнившись небольшим ветерком, потянул парашютиста вперед. Устоявший на ногах Дмитрий, шагнув вперед, быстро погасил купол и, вытащив из-под запасного парашюта переносную сумку, привычно, без суеты уложил в нее парашюты. Поправив на плече автомат и, взвалив сумку на горбушку, он быстрым шагом направился к месту сбора, благо майор Ивлев, обозначенный его центром, приземлился неподалеку. Что такое пара-тройка сотен метров? Ничто! Тем не менее, пока прапорщик Маркитанов добрался до командира, материал маскхалата на его спине обильно пропитался потом. Жара давала себя знать, да еще и идти оказалось совсем не просто – мелкий и рыхлый песок осыпался под ногами, заставляя при каждом шаге прилагать дополнительные усилия.

Когда все собрались, отыскали и притащили все ПДММ, распределили имущество, вырыли яму, уложив в нее все лишнее, и это лишнее закопали, прошло довольно много времени. У некоторых, если не у всех, появилось желание найти тенечек и отдохнуть. Но на это, увы, не оставалось времени. Да, собственно, и подходящего тенечка, в радиусе десятков километров, тоже не было. И потому, сориентировавшись на местности, майор Ивлев покосился на «приданного» группе подполковника и, поняв, что тот не собирается вмешиваться, скомандовал:

– Выдвигаемся, – сказал и махнул рукой, обозначая направление.

– Погнали наши городских, – непонятно к чему выдал капитан Лобов – возможно, только для того, чтобы хоть что-то сказать. Тем не менее на реплику откликнулись.

– Молчал бы, деревня! – в шутку потребовал старший лейтенант Рогожин, затевая дружескую перепалку.

– Сам ты деревня, – сделал обиженный вид Лобов. – Я, между протчим, из семьи потомственных… – он задумался, подбирая подходящее слово, но, видимо, так и не нашел, потому как вынужденно видоизменил предложение, – вобчем, все мои предки, а следоват, и я, из сельской интеллигенции. Так што мы не каки-нить землепахари, а о-го-го! Едреныть!

– Оно и видно! – усмехнулся старший лейтенант.

– Вы имеете что-то сказать против сельской интеллигенции? – слегка пародийно, но нарочито серьезным тоном поинтересовался Лобов. Ответить Рогожин не успел, разговор оказался прерван вклинившимся в «беседу» майором Ивлевым.

– Парни, угомонитесь! – потребовал он. – Не расходуйте энергию на выхлоп. Нам еще топать и топать. Дома набалагуритесь.

– Заметано, – бодренько отозвался капитан Лобов, но не преминул добавить: – Пункт первый – командир всегда прав. А раз командир всег…

– Я что сказал?! – ротный слегка повысил голос. – Мы на задаче или где? Все, хорош трындеть! Еще один звук – выговор!

– Молчу, – оставив за собой последнее слово, Лобов и в самом деле замолчал до ближайшего привала. А вокруг расстилалась пустыня. И кроме них ни одной живой души на десятки верст вокруг.

Солнце палило немилосердно. Для обычных путников было бы рациональнее найти тень и укрыться в ее сени, дожидаясь ночи. Но шедшие не были обычными путниками. К тому же их поджимало время.

Жара, да еще нагретый словно сковорода песок мало того что обжигал, так еще и проваливался, скользил, проворачивался под подошвами, от чего начинало ломить ступни, боль переходила в пальцы, задиравшиеся вверх вместе с носками ботинок.

Прапорщик Маркитанов, шедший в головной тройке, облизнул пересохшие губы, провел рукой по горячему лбу, тот оказался совершенно сухим – выступающий пот тут же испарялся в практически абсолютно сухом воздухе.

– Чертова пустыня! Еще этот проклятущий песок! – вслух пробормотал Маркитанов. Хотелось пить, но следовало терпеть как можно дольше, ибо по опыту Дмитрий знал: стоит только начать свинчивать с фляжки пробку, и вода иссякнет, как в дырявом ведре. Стараясь не думать о жажде, прапорщик вгляделся в даль: растекшийся волнами барханов, песок уходил к самому горизонту. Куда ни кинь взор – везде полная безжизненность. Лишь изредка из светло-оранжевого песка торчали чахлые веникообразные кустарники да попадались (еще реже), кочки какой-то засохшей травы. Впрочем, несмотря на всю свою, казалось бы, безжизненность, пустыня не была мертвой: то на песке виднелась волнообразная линия от ползшей в ночи змеи, то тянулась едва заметная цепочка следов, оставленных ящерицей. Один раз, Маркитанов не смог бы поручиться, но был в этом почти уверен, ему попались на глаза отпечатки лап проскакавшего по пустыне тушканчика.

– Вениаминыч, – до прапорщика донесся голос ротного.

– На связи, – отозвался заместитель командира первой группы.

– Вениаминыч, – повторился Ивлев и показал рукой вперед, – вон до того взгорка, и двадцатиминутный привал.

Не оборачиваясь, Маркитанов кивнул. От столь нужного отдыха отделяло не более полукилометра. Несколько сотен шагов, сущая ерунда. А затем можно будет рухнуть на землю и сделать несколько глотков вожделенной влаги. Или наоборот: несколько глотков влаги, а уже потом рухнуть?

Но вот и взгорок. Увы, тени, чтобы укрыться от зноя, не оказалось и там. Сели как шли, не разворачиваясь в круговую оборону, лишь сбросив с себя тяжеленные рюкзаки. На них по большей части и уселись, лишь некоторые достали коврики. Бойцы остались на своих местах, офицеры подтянулись к ротному.

– Что у нас с графиком? – поинтересовался подошедший к ним подполковник Черныш.

– Укладываемся, – коротко бросил Ивлев, и подполковник удовлетворенно кивнул.

– Добро, – взглянул на свои часы и отошел в сторону. Садиться он не стал. Даже к бутылке с водой не притронулся ни разу.

«Выпендривается или ему всерьез пока терпимо?» – подумал Маркитанов, украдкой поглядывая на подполковника. То, что новомодных баклаг, то бишь питьевых систем, от которых прямо ко рту носившего ее шла бы трубочка, у подполковника с собой не было, – это точно. От подобных приспособлений было решено отказаться из соображений экономии – возможность беспрепятственного питья на ходу неизбежно привела бы к повышенному расходу наличной воды. Так что воду набрали по старинке – в обычные поясные фляги и полуторалитровые бутылки. Зато взяли ее по максимуму, а вот продуктов: лишь бы не оголодать. И правильно – в отличие от жажды, голод, то есть не голод, а простое желание поесть, пока отсутствовал напрочь.

Дмитрий достал навигатор и, взглянув на экран, вздохнул – до конечной точки вожделенного Гадамеса предстояло топать и топать. Гадамес – городок в пустыне. Где-то там, среди его узких улочек и должна состояться сделка, которой они во что бы то ни стало должны помешать. Будет ли это просто? Вряд ли. А ведь вначале еще предстоит незаметно пересечь алжиро-ливийскую границу. Вроде бы, как сказал подполковник Черныш, она не особо охраняется, во всяком случае, в этом месте, но чем черт не шутит? Все может статься. Можно напороться на какой-нибудь патруль, а то и столь же неожиданно выйти на возведенный в пустыне временный блокпост. Но следовало надеяться на лучшее.

«Итак, вокруг пустыня, а впереди Гадамес. Гада-мес, назовут же, блин!» – едва не вслух, но все же мысленно пробормотал Маркитанов.

Пока длился перелет, «приданный» их группе подполковник провел краткий ликбез, касающийся этого населенного пункта, и теперь Маркитанов доподлинно знал: Гадамес – небольшой городок-оазис с населением от семи до десяти тысяч человек, расположенный рядом с пальмовой рощей. Большую часть населения составляют берберы, довольно значительно число и туарегов-кочевников. Традиционные дома строятся из глины, известняка и пальмовых листьев, многие здания украшены чудесными фронтонами. На снимках из космоса поселение напоминает пчелиные соты. К тому же Гадамес – один из старейших городов Африки и является объектом всемирного наследия ЮНЕСКО. Первые жители появились здесь около 5 тыс. лет назад, затем город становится римским форпостом, а впоследствии – епископатом Византийской империи, тогда же жители были обращены в христианство. После вторжения арабов в 667 г. население приняло ислам. Город обнесен стеной, и значительная часть зданий окрашена в белый цвет. А еще, ввиду города находятся громадные дюны, с вершины которых любители природы наблюдают за закатами солнца. Но самое главное, что должны были знать и запомнить отправившиеся на задание спецназовцы: здания в городе соединены, и зачастую больше напоминают катакомбы, чем наземные строения. А плоские крыши-террасы позволяют передвигаться едва ли не по всему городу.

Но сейчас Маркитанову больше всего хотелось оказаться на берегу расположенного в черте города озера Айн аль-Дибана и окунуться в его воды. И плевать, какие они там: теплые, соленые, главное – мокрые, и уж во всяком случае прохладнее окружающего воздуха.

– Вениаминыч, – к Маркитанову подсел его группник, – у тебя лейкопластырь есть?

– Ну, так… – не слишком определенно ответил тот.

– Так есть или нет? – недовольно переспросил Лобов.

– Ну есть, – в тон группнику ответил Дмитрий, – зачем спрашиваешь?

– У меня это… что-то пятку наминает… – неохотно признался Лобов.

– Дать пару штук?

– Угу.

Маркитанов наклонился и, порывшись в кармашке рюкзака, вытащил оттуда пачку из десятка стандартных упаковок (по десять штук в каждой) бактерицидного лейкопластыря. Вытянул из стопки одну и протянул группнику.

– И куда тебе столько? – оглядев сие богатство, удивленно присвистнул Лобов.

– Да ходят тут всякие, попрошайничают, – съехидничал Маркитанов. – Вот я и с запасом…

– Ну да, ну да, – покачал головой группник и, взяв лейкопластырь, принялся поспешно стаскивать с ноги обувь. Едва он успел закончить с заклеиванием натираемого места, как майор Ивлев отдал команду на выдвижение.

– Топаем ускоренным шагом, – скомандовал он, и сводная группа продолжила движение к цели. Меж тем солнце, постепенно смещаясь, начинало светить в спину. Еще пара часов ускоренного передвижения, дневное светило спустится к горизонту, и наступят благословенные, прохладные сумерки. Жаль, они не продлятся долго – их сменит крупнозвездная ночь. И никакого передыха для идущих – идти предстояло все темное время суток, все утро и только ближе к завтрашнему полудню, когда солнце достигнет наивысшей точки, а жар приблизится к своему пику, в планах командиров стоял продолжительный привал – время на сон и отдых. Все это знали, никто не рассчитывал ни на что другое, но все же мечталось: завалиться куда-нибудь в прохладное местечко и, скинув обжигающую ступни обувь, предаться блаженному безделью. Но увы, увы, увы… А вокруг без конца и края тянулись уже успевшие поднадоесть унылые песчаные пейзажи – местность не баловала разнообразием, правда, кое-где из-под песка поднимались остатки древних строений. Недаром вся территория пустыни в далеком тысяча девятьсот восемьдесят втором году была включена ЮНЕСКО в список мирового наследия. Противоречивая душа прапорщика Маркитанова рвалась остановиться и повнимательнее взглянуть на следы – руины – все более и более удаляющегося от нас прошлого. Но увы, необходимость выполнения задачи, ее важность и нужность тащили его и других спецназовцев дальше. А прошлое оставалось прошлому, мало изученное ранее и теперь в мире скоростей, казалось бы, и вовсе никому более не нужное.

Первым в цепи спецназовцев шел старший сержант Глотин Сергей Николаевич – командир первого отделения первой группы, высокий, слегка сутулящийся, с цепким взглядом, мастер спорта по легкой атлетике и КМС по жиму штанги; вторым – младший сержант Серов Леонид Павлович – старший разведчик – пулеметчик, коренастый, темноволосый, со слегка раскосыми глазами, с вечно блуждающей по лицу простодушной улыбкой; третьим – прапорщик Маркитанов. Далее, отставая от головного разведдозора на пару десятков метров, топала по песку сводная тройка ядра: старший сержант Котов Сергей Сергеевич – командир второго отделения первой группы, вместо положенного по штату автомата вооруженный пулеметом; сразу же за ним сержант Ерохин Матвей Олегович – старший разведчик – снайпер, светловолосый, сероглазый, спокойный до невероятной степени. Замыкал тройку старший лейтенант Рогожин, бывший вполне себе среднего роста (чуть выше Маркитанова), плотный; на лице, нисколько его не портив, виднелся небольшой вертикальный шрам. Далее шел командир роты, следом подполковник Черныш. И на значительном удалении от всех остальных продвигалась тыловая тройка в составе младшего сержанта Бурцева Владислава Игоревича – разведчика-пулеметчика, «отягощенного» в жизни двумя высшими образованиями и кучей невыплаченных кредитов, рядового Бурмистрова Геннадия Алексеевича – разведчика-снайпера, едва ли не брата-близнеца замыкавшего колонну капитана Лобова. Такой же высокий, сухопарый, улыбчивый, с такими же, как и у капитана, зелено-коричневыми глазами, слегка выпирающими из глазниц, от чего они казались удивленно выпученными. Завершали портрет и того, и другого коротко стриженные темные волосы. В общем, были они похожи, разве что скулы капитана выступали значительно сильнее, да взгляд временами становился несравненно более суровым.

Группа уже который час шла вдоль, казалось бы, бесконечного бархана, а он, и не думая заканчиваться, тянулся и тянулся вдаль, ведя к беспрестанно удаляющейся линии горизонта. Идти стало легче – солнце ушло за горизонт, и вместе с ним схлынул дневной зной. Бархан все не заканчивался. Так, двигаясь параллельно ему, спецназовцы и вошли в ночь. Стемнело быстро. Высыпавшие на небе звезды ярко блестели, маня своей недосягаемостью и непостижимостью отделяющих от Земли далей. Но, увы, никто из идущих не любовался раскинувшейся над головами величественной красотой, разве что изредка кидали они свой взгляд на север, где среди многих звезд сверкала указующая путь Полярная звезда. От камней и почвы еще веяло уходящим теплом, а в воздухе уже появились первые признаки наступающей прохлады, грозящей к утру перерасти в холодящую свежесть. Словно предчувствуя это, Маркитанов, несмотря на все еще выступавший на спине пот, зябко поежился и навострил уши, прислушиваясь к окружающим звукам. А послушать было чего – с наступлением сумерек пустыня ожила: зашуршала, побежав по песку, крупная ящерица, черной лентой скользнула по бархану змея, кто-то быстро и почти бесшумно юркнул в нору, что пряталась под кривыми ветвями какого-то чахлого кустарника. А ночь продолжала полниться звуками. В какой-то момент прапорщику даже показалось, что он услышал хлопанье птичьих крыльев.

За спиной идущих оставались все новые километры, один квадрат на карте сменял другой. Вот уже и тянувшийся на многие версты бархан наконец-то сошел на нет. Но как выяснилось – от этого стало только хуже: теперь на пути идущих громоздились «набросанные» в беспорядке дюны, представлявшие из себя некие подобия холмов и холмиков разнообразной формы и размеров. Их приходилось то огибать, отклоняясь от прямого пути, то преодолевать по прямой, поднимаясь и сразу же спускаясь вниз. Это выматывало, нервировало, но тем не менее неминуемо, хоть и постепенно, приближало к цели.

Триполи

Полковник Томпсон продолжал изводить себя домыслами и фантазиями. Чем ближе становился момент проведения операции, тем сильнее и сильнее полковник нервничал.

– Роберт, – окликнул он своего помощника, и дверь в кабинет тут же распахнулась.

Явившийся на зов помощник застыл в ожидании поручений.

– Срочно получи данные обо всех воздушных судах за последние трое суток, пересекавших воздушное пространство: Туниса, Алжира, Египта, Ливии, – потребовал Томпсон.

– Всех, сэр? – вкрадчиво поинтересовался помощник.

– Нет, Роберт, – спохватился полковник, – только тех, что произвели вылет из двух… – подумав, поправился, – из трех стран: Сирия, Иран, Турция. Особенно меня интересует Сирия. Документацию на эту страну подготовь отдельно. Пусть наши аналитики поработают и проверят, не было ли каких странностей…

Через несколько часов востребованный доклад лежал у полковника Томпсона на столе. Как и ожидалось, большинство рейсов прошло штатно, за исключением…

– …значит, самолет отклонился от курса со значительным снижением… – говоря сам с собой, рассуждал полковник. – Интересно, интересно… Не означает ли это, что утечка информации все же произошла? Так что же получается, русские решились вмешаться? Гм. Если так, то где они сейчас могут быть? – Томпсон взглянул на часы, подсчитывая время, прошедшее с момента отклонения самолета. После чего открыл на экране компьютера карту данной местности и погрузился в молчаливые размышления. Через полчаса он встал, вышел из-за стола, подошел к окну и задумчиво постоял, вглядываясь в открывающийся взору пейзаж.

«Что ж, раз русские решили пойти на превентивные меры, тем хуже для русских, – подумал полковник Томпсон. – Плохо, что у меня нет прямой связи с исполнителями. Все можно было бы устроить красиво. Ничего, придется действовать более грубо, но, в конце концов, важен результат».