Дочь Мента

– А-ай!

Мои ноги. Они все изрезаны и жутко просто болят.

Смотрю на него из-подо лба. Что будет, если я сейчас метнусь к двери? Как быстро Охотник меня догонит? Держу пари, за секунду, с его-то размером ноги, да и мои стопы огнем просто горят, как я побегу, боже!

– Зачем мне принимать душ?

– Чтобы мухи не летели.

Он смотрит на меня страшно, и взгляд такой тяжелый, что становится не по себе.

Что делать? Он заплатил за меня…

Поглядываю на дверь. На выход – уйти отсюда, спастись!

– Смотрите, чтоб на вас мухи не летели! – бурчу, конечно, зря.

Мужчина встает в полный рост и уверенно идет ко мне, а после с легкостью хватает за шкирку своими сильными руками.

Точно котенка беспомощного, поднимает под руки, буквально отрывая от земли.

– А-а, пустите, НЕТ!

– Заткнись.

***

Охотник открывает дверь и забрасывает меня в другую комнату, словно мешок с картошкой.

Больно плюхаюсь на плитку, торможу по ней руками, хлопает закрывшаяся дверь.

Осматриваюсь по сторонам: о боги, это душ! Он закрыл меня тут, и выйти я не могу!

Тарабаню по двери, убеждаюсь, что она заперта, а после оборачиваюсь и смотрю на себя в зеркало, замирая от увиденного.

– О божечки мои…

Я с трудом себя узнаю, трупы и то веселее выглядят.

Я же вся в этой крови! Даже уши, все мои волосы мокрые и слиплись в какую-то мерзкую паклю.

Шея перемазана, руки, ноги. Меня в этой крови, точно в соусе, вымакали. И та бедная лань… она была такой молоденькой.

Это ее кровь на мне. Она стала такой же добычей, как и я, тогда почему она мертва, а я нет? Зачем это?

Прислушиваюсь к звукам. Если этот мужик хочет меня насиловать здесь, то ему ничего не помешает – хоть будут на мне мухи, хоть нет! Какая ему вообще разница, чистая я или нет? Может, мне так нравится!

Но, по правде, мне самой уже тошно от этого запаха, потому я встаю прямо в одежде под душ и просто жду. Красная вода стекает с меня разводами.

На полке нахожу мыло или что-то подобное и с радостью натираюсь им, а после дважды смываю все.

Мои вещи, точнее, то, что от них осталось, испорчены. Штаны разорваны, кофточка тоже. Она свисает с меня как тряпка, потому все приходится снять.

Вымываю волосы, чувствуя облегчение. Они у меня длинные и тяжелые, вьющиеся, но все равно плохо растут.

Вижу на крючке халат и, вытершись полотенцем, быстро в него заворачиваюсь. Обматываюсь трижды, он реально на меня огромен, по полу волочится, но лучше так, чем ничего.

Осторожно открываю дверь, выхожу из ванной – и, о чудо, Охотник пропал! Помер где-то или просто заблудился – мне неважно.

Важно то, что я вижу на столе еще парующую горячую еду!

Там на тарелочке лежат прекрасное жареное мясо, порубленный крупными кусками (как для животного) помидор, сыр и хлеб.

Руками, не хватаясь ни за какую вилку, я просто беру эту еду и запихиваю в рот!

Я такая голодная и, честно говоря, не помню, когда последний раз нормально ела. И эти дни мы с отцом скитались, столько людей, мест, мы убегали от жизни.

Я так есть хочу. Мамочка, как же я голодна, спасибо, Охотник, хоть покормил!

К сожалению, мое блаженство длится недолго, потому что в следующий миг я снова слышу его голос:

– Не спеши. Хватит!

Слышу и не понимаю, продолжаю заглатывать это горячее мясо, практически не жуя. По правде, я сейчас мало похожа на девочку.

Я дикий голодный зверек с такими же повадками. По пальцам течет жир, я давлюсь, но продолжаю есть, боясь, что это моя последняя еда в жизни.

– А-ай! – кричу, когда чувствую, как меня буквально отрывают от пола. Охотник схватил меня за халат и поднял в воздух, а после вырвал из руки это ребрышко – или что там такое вкусное. Он отнял его у меня.

– Я сказал: хватит.

Его руки… они в десять тысяч раз сильнее, чем мои и чем я вся, вместе взятая. Я ничего не могу, ничегошеньки.

Великан меня отпускает, и я плюхаюсь на пол, отползаю назад, точно какое-то насекомое. Впрочем, он смотрит на меня именно так.

Честно говоря, я мало что поняла. Что, нельзя было есть? Мне же хотелось. Но он так смотрит, что тут уж точно кусок в горло не полезет.

Его ледяной взгляд меня пугает, глаза большие, руки тоже. Да он весь большой.

Я сижу перед ним на полу и в этот момент замечаю, что рукав моего халата задрался, на запястье видно синяки. И он тоже их видит. Боже.

Быстро опускаю ткань вниз. Я привыкла прятать такое. Чтобы не было вопросов. Так всем проще: и мне, и отцу.

Молчу, моргаю только, сердце прыгает в груди.

Стою перед ним на коленях, встать не могу: больно. У меня все стопы порезаны. На лице тоже ужас: я вся в царапинах, точно по мне ножницами водили, искусно вырезая узоры.

Страшно. Чувствую, как дрожат пальцы, но стараюсь держаться. Не покажу страх. Не буду. Я не опущу голову перед ним.

Этот мужчина – Охотник, он охотился на меня. Он заплатил за меня. За свою добычу.

Кто он такой? Простой егерь – или как это называется… Нет. Он вообще не похож на простого. Простого в нем нет ничего.

У него широкие плечи и военная выправка. Я знаю такую: на работе у отца все так ходили. Точно им в спину загнали кол.

Он больше меня, наверное, втрое по всем категориям.

Мы смотрим друг на друга. Читаю ненависть в его глазах. Ко мне, хоть и не знаю причины.

Бешеный пес, жуткий дикарь, ищейка.

– Вы меня сюда привезли, чтобы насиловать? – спрашиваю честно. Мне лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

Глава 5

Охотник сжимает зубы так, что я вижу, как ходят его желваки, а после он усмехается своим большим ртом. Хотя это не улыбка вовсе, а какой-то звериный оскал, насмешка над моим положением.

Я на полу у его ног, точно собачонка. Страшно так, что едва хватаю воздух.

Мужчина смотрит на меня прямо, пронзает взглядом, точно холодной шпагой, отчего мне хочется надеть какой-то панцирь.

У отца были дела про изнасилование, про похищение и еще куча всякого, чего я начиталась. Он особо не скрывал от меня правду жизни, так что я много всего знаю, чего в моем возрасте знать обычно нельзя.

– А сама как думаешь?

– Я не знаю.

– Зайцы, как ты, меня не интересуют, – сказал жестко, и я вздохнула с облегчением, хотя обзывательство обидное. Я никакой не заяц.

Осторожно хватаю воздух. По правде, мне сложно даже дышать с ним рядом. От этого мужчины исходят какие-то заряды, как будто оголенный ток, для меня лично.

Мне страшно смотреть ему прямо в глаза, хотя обычно я не пасую.

Так, мельком гляжу, и что-то он не становится добрее. Наоборот, кажется, злится, что промазал. Целился-то он точно в меня, я помню.

– Зачем тогда вы меня забрали?

– Ты дочь Круглова, и его долг переходит к тебе.

– Какой долг?

– Долг жизни. Твой отец убил моего брата.

– Что? Нет, этого не может быть…

– Может, а так как твой ублюдочный папа подох, ты будешь отдавать этот долг мне вместо него.

– Как это? Что это значит?

– Это значит, что ты моя. Ты мне принадлежишь. До последней капли крови.

Эти слова падают на меня точно как кирпичи, прямо на голову, и я не верю. Я просто не могу. Не я, не со мной, этого не должно было случиться.

Мила, надо бежать, чего ты его так боишься?!Пытаюсь отползти назад от него, но упираюсь в стену. Долг жизни, долг крови, он забрал меня себе.

Ну что он тебе сделает? Откусит голову, переломает кости, задавит, как жука… Вариантов на самом деле тьма.

Поднимаю взгляд на него впервые так открыто: боже, у него есть пистолет.

Вон в кобуре у него, чуть выше пояса.

Что ему будет стоить применить ко мне оружие? Он уже в меня стрелял.

В нем нет милосердия, он ту бедную лань убил, чего уж говорить про меня?

– Правильно мыслишь. Не стоит.

– Вы не сможете удерживать меня здесь вечно, как вашу пленницу! Я все равно сбегу!

– И тогда я выслежу тебя и убью.

– Как ту лань? – спрашиваю осторожно, между нами ток. Одно мое неверное движение – мне крышка.

– Твоя судьба будет хуже. Гораздо, – говорит прямо, а после достает сигареты и снова закуривает. Смотрю на его руки – лапы это зверя самые настоящие.

Большие, волосатые, жилистые. Такими руками только убивать и можно, бр-р…

Я бы могла пытаться качать права, вот только передо мной уже не отец, а взрослый мужчина, которого я не знаю и знать не хочу.

Слова заканчиваются, и я медленно подбираюсь, когда Он встает. Выше меня, наверное, на четыре головы. Большой, здоровый дядька, который одним ударом способен свернуть мне шею, но проверять свои догадки я не буду. Пока.

– Вы куда? А я?! Выпустите!

– Место! – гаркнул так, что я аж дернулась, и с грохотом вышел за дверь.

В этот момент вспоминаю, что такой же фразой собачкам домашним отдают приказы. Пуделям цирковым.

***

Проходит пара часов, и за это время я впадаю в состояние дикого оцепенения. Нет, не только потому, что здесь холодно, – я просто здесь одна. Охотник запер дверь, а из окон я вижу один лишь лес с высокими кронами деревьев.

Как быстро он придет? И что тогда? Волкодав сказал, я его не интересую в этом плане, но вдруг… вдруг он чего похуже захочет со мной сделать?

Я не глупая, и отец не раз рассказывал, что люди в городе пропадали. Похоже, что-то подобное ждет и меня.

Защита. Мне нужно какое-то оружие, но, как назло, здесь ничего нет. Флигель пустой, лишь одна кровать, стол и пара стульев. Тарелка с едой, которую он принес, деревянная. Это ничем мне не поможет. Вилка? Не смешите. Он ее двумя пальцами изогнет.

Обхватываю себя руками, чувствуя, как сильно щиплет стопы. Рассматриваю их, всхлипывая и быстро вытирая слезы.

Болит, жжет, печет. Кое-где сочится кровь, в исколотые сосновыми иголками раны плотно забилась грязь, она не смылась.

Поначалу боли я не замечала, но сейчас, немного отойдя, я чувствую все. Это жжение тонкими струнами расползается по телу, доводит до слез.

Поглядываю в окно, хотя даже если бы дверь была открыта, вот так – босая, раненая, в одном только чужом халате – далеко я не сбегу.

Охотник выследит меня и убьет. На этот раз точно.

Глава 6

Это должна была быть обычная охота. Зимний сезон, мои угодья и расплата за утрату, но кое-что пошло не по плану.

Мы все ожидали кругляша. Погонять этого прогнившего до костей кабана по лесу перед тем, как прикончить, было хорошим решением, вот только живым его увидеть мне уже было не суждено.

Круглов уже давно докатился до ручки, и я ждал его со дня на день. Эту тварь должны были выловить сегодня, но вместо него Адик привез его дочь.

Он не успел ее спрятать, а вернее, даже не пытался.

Мы не успели, Адик проебал, и вместо Круглова нам привезли другую добычу.

Кровь вскипела, как только увидел “это”: черноволосая девчонка в расстегнутой куртке. Она стояла рядом с Адиком, пока этот торгаш душами складывал за неецену. Он не хотел продешевить, купец знает толк в этом бизнесе, а я прекрасно знаю его.

Я не мог нормально смотреть на Круглову. Мне хотелось схватить ее за шею и удавить голыми руками. Прямо там, на месте, хотя видел я ее впервые. Похожа, сучка, как же она похожа на своего отца.

Внутри все просто горело, перед глазами мелькала могила Максима. Ему было двадцать восемь. Он ни хуя не успел в жизни. Ни семьи, ни детей, одна только карьера – и та пошла в трубу.

Родная дочь этой твари в погонах, погубившей всю мою жизнь. Моего Максима, мою карьеру, все то, что нарабатывалось десятилетиями!

Один звонок майора, продажа информации сукам, адреса, имена – операцию слили. Так просто, это стоило Круглову сто сорок кусков, за которые он не удосужился даже купить своему отродью нормальные кроссовки.

Мой Максим погиб на своем первом задании, которое должно было дать старт его блестящей карьере. Под моим, сука, чутким руководством и защитой. Я обещал ему, что все будет нормально, я давал слово и не сдержал его.

Случился пиздец, пацанов положили. Троих сразу, ведь стреляли в упор. Организованная поставка оружия, они били на поражение, никого не щадя. Наши не ожидали, не были готовы, тогда как их уже ждали в засаде десять человек.

Мой брат лег, и Денис, брат Вальца, тоже, сам он получил ранение.

Скандал, расследование, разборки. Полетели погоны, должности затрещали по швам. Я ушел с поста как руководитель операции. Точнее, меня деликатно “ушли”.

Максим был убит на месте. Сначала эти скоты над ним издевались, а после всадили пулю в висок, и, пока я занимался похоронами брата и своей карьеры, майор Круглов примерял на себя новые погоны. Дальше он купил недвижимость за слитую жизнь наших парней, своих же, по сути, коллег, хоть и был обычной рядовой крысой.

Прошло время, Круглик прятался от меня последние месяцы, но все имеет свойство заканчиваться. Сколько бы десятков раз он ни переезжал, где бы ни таскался и под кем ни пытался ходить, от меня не скрыться.

Мы гнали его отовсюду, как крысу, и в конечном итоге он вылез наружу. Уже без поддержки братков и бандитов, ведь те, кому он продавался, в итоге сами же его и сдали.

Когда запахло жареным, этот крыс бежал с тонущего корабля, бросил все и таскал за собой дочь. Свою родную кровь, точно такую же тварь, как и он!

***

И вот настал час расплаты. Я не пожалел лучшего ружья и патронов. Мы были готовы, вооружены и собраны, вот только наживка изменилась, хотя особой роли это уже не играло.

Я хотел мести. Я приехал сюда убивать. Круглова и все, что имело к нему хоть какое-то отношение.

Его дочь тряслась как заяц. Казалось, что я улавливаю не только ее хилое дыхание, но и стук сердца. Оно колотилось у нее как бешеное, что лишь сильнее подхлестывало мою ненависть.

Охотник всегда слышит свою добычу. Я слышал ее превосходно – везде, на любом расстоянии.

Я заплатил за нее Адику, охота стартовала. Упустить такую добычу я просто не имел права, ведь она уже по праву моя. Наша.Моя добыча в красно-розовой куртке. Маячит как флаг в ночном горизонте, и в заснеженном лесу ее было видно за версту.

Да, майора прибили, он легко отделался, но долг крови был на нем и все еще остается. Если не он, так дочура его пусть платит по счетам.

Он не пожалел моего Максима, брата Вальца, так с какого хуя я должен жалеть его отродье, которое вырастет точно таким же. Клянусь, точно таким!

Мы гнали ее по лесу. Ночью, и, на удивление, вокруг было очень тихо. Погода аж шептала, я слышал ее тихий писк и хруст от шагов по снегу за несколько километров впереди.

Никто из нас не спешил. Конечно, мы физически подкованы и выносливы, так что мы скорее смаковали, играли и выматывали ее, точно молодую лань.

Рано или поздно добыча выдохнется, устанет и упадет. На это и был расчет, никакой пощады Круглову не будет.

***

Я слышал ее. Она бежала со всех ног, иногда падала, иногда зацеплялась за ветки. Петляла, пролезала даже в самые густые кусты.

Мы шли с трех сторон, и она поочередно попадала в наши прицелы, но было слишком рано. Я хотел загнать ее, хотел, чтобы она тоже ощутила эту беспомощность, которую чувствовал мой брат перед смертью.

Легкая добыча, но она все же проявила себя и спустя час смогла от нас оторваться. После этого началась настоящая игра. Азарт бурлил в венах, я впервые потерял ее из виду, так что теперь мы уже реально не вели ее, а выслеживали, загоняли в угол.

Глава 7

Это была охота на живца, притом куда интереснее обычной лани, кабана или какой-то лисы, на худой конец.

Вальц шел прямо, Харон справа, а я слева. Мы так охотились всегда – сначала давая добыче пространство, а после загоняя ее в петлю.

Сегодня выпало десять сантиметров снега, потому следы от маленьких ног были заметны даже в полутьме.

Я шел бесшумно, держал в руках ружье и был сосредоточен. То и дело натыкался на мелкую живность, но главная моя добыча была впереди.

Мне хотелось орать оттого, что привезли не лично Круглова. Я хотел поквитаться именно с ним, остальные его родственники пошли бы следом, но у него осталась только дочь, потому вся моя ненависть перешла к его отродью.

Довольно быстро она потеряла обувь и куртку, но, на удивление, все равно не останавливалась. Она бежала со всех ног, тогда как к этому моменту мы с бригадой уже сильно отстали друг от друга.

Прошла еще пара часов, все затихло. Обычно к этому моменту любая добыча уже валилась с ног, но она продолжала движение. Теперь гораздо медленнее, но Круглова все равно шла, хоть и теперь делала паузы на передышку. Я видел кровавые следы ее ног на снегу, Круглова петляла последние сто метров по кругу.

По рации я услышал сигнал Вальца, он хотел пойти в сторону дубов, думал, она сидит там. Я дал добро, но сам свернул на поляну. Следы вели туда, да и я понимал, что на дубы у нее уже не было сил, она решила затаиться.

На поляне посреди леса росли колючие кусты дикого терновника, переплетенные острыми шипами. Было тихо, не слышно ни звука, но я не ошибся. Она была там. Сидела в кустах.

Добыча залезла именно туда, я видел следы недавно сломанных веток, а еще я слышал ее. Девчонка тяжело дышала, она рвала на себе одежду, царапаясь о трехсантиметровые шипы терновника, но не возвращалась обратно, ползла в самую глубь.

Я шел сбоку за ней, а после увидел лань. Дурная, она была молодой и неопытной, недавно отбившейся от матери. Лань потеряла время, испугалась шума и выдала себя, так что теперь я охотился за Кругловой и за этой ланью.

Они сорвались на бег, теперь я гнал их обеих. Девочка и лань бежали в одну сторону, практически параллельно. Я сильно оторвался от парней и вышел вообще в другом конце леса.

Здесь уже были болота, а сейчас стоял гололед, и я услышал хруст: она поскользнулась и упала. Моя добыча, наконец, выбилась из сил, ведь тоже была мелкой, неопытной и к тому же бежала босиком.

Девчонка лежала на спине, широко раскинув руки, и в свете луны я увидел ее глаза. Глаза моего врага – тоже синие, васильковые, его родня, его кровь.

Добыча беззвучно шевелила губами и смотрела на меня. Бледная, растрепанная, порезанная терновником, точно иглами.

Один выстрел в упор, и Максим будет отмщен. Круглов этого заслуживает, потому что, кроме дочери, у него уже ничего не осталось. Мы изъяли все его деньги, я убрал его с должности, а прежние его дружки-бандиты теперь сами мечтали его положить.

Я уничтожил его жизнь поэтапно, и теперь оставалось последнее, что у него осталось, – его дочь.

А дальше дело техники: нацелить на нее ружье и нажать на курок. Ей хватит одного патрона. В сердце, в голову – неважно. С таким калибром я могу положить оленя.

Мой палец лежал четко на курке и не дрогнул.

Я убивал, я участвовал в секретных спецзаданиях. Один выстрел – и все, Максим будет спокоен. И я тоже.

Девушка не шевелилась, она смотрела на меня широко распахнутыми глазами. Ее губы от переохлаждения были почти что синими. Она лихорадочно дышала и крупно подрагивала, лежа в смеси снега, земли и льда.

Она не просила пощады, знала, видать, за что. Знала, кто ее папаша, сама такая же. Точно такая.

Я навел на нее ружье, пальцем надавил на курок, а после резко отвел его в сторону. Точный выстрел лани в голову, и она падает замертво. Я убил, но не ту, которую собирался.

Не так, блядь, она ведь даже не поймет за что! Не просит, потому что в шоке, смотрит на меня загнанным зверем. Я ведь правда ее загнал. Этот взгляд ни с чем не перепутаешь, она попалась и прекрасно это осознает. Как и любое животное, забитое в угол.

Это просто ни о чем будет, впустую потраченная пуля.

Нет, не так. Круглова должна знать за что. Понимать все это, знать, какой сукой был ее папаша.

Дальше чисто автомат. Продуманно, тихо, спокойно. Меня сложно вывести из себя, потому что ты всегда должен быть спокоен, как мертвец. Пусть другие волнуются.

Она должна поплатиться, но тогда, когда будет сама к этому готова, будет хотя бы понимать. Пристрелить человека в упор, который не понимает за что. Нет. Я не такой, как Круглов. Я намного хуже.

Я тащу убитую лань к девчонке и перерезаю животному сонную артерию. Еще горячая кровь обливает дочь мента, как из фонтана. Она не шевелится, смотрит на меня, дрожит, а когда я наклоняюсь к ней, закатывает глаза, теряет сознание.

Я оказался прав. Не сегодня это будет и не так. Ей еще рано, Круглова не понимает за что. Она не готова.

Я возвращаюсь на точку. Проходит еще сорок минут, и Вальц с Хароном подтягиваются с пустыми руками. К тому времени я успеваю закопать лань и вместо нее забрать девчонку в машину, закутать ее в свою куртку и прикрыть мешком.

Она не приходит в себя, я не уверен даже, доживет ли до охотничьего дома, но назад пути нет.

По факту труп есть. Задание выполнено. Технически дочь Круглова убита.

Охота закончена, но добыча остается при мне.

Максим долго умирал, его пытали. Она тоже не заслуживает скорой смерти. Не сейчас. И не так просто.

Глава 8

Я засыпаю на этой жутко твердой кровати прямо в халате. Другой одежды у меня нет, обуви тоже. Здесь холодно, но в какой-то момент становится тепло, жарко даже, и, распахнув глаза, я с ужасом понимаю, что я уже не в том домике, хуже того – меня несут на руках.

Охотник. Боже, он пришел за мной и забрал, пока я спала! Он забрал меня себе!

– А-а, нет! Не трогайте! – пищу, извиваюсь, но он сильнее – держит намертво просто, железобетонно. Точно котенка бездомного, несет куда-то вдаль.

– Пустите, НЕ НАДО!

Пытаюсь царапнуть его по лицу, но куда там. Еще сильнее перехватил, прижал так, что аж кости затрещали.

– Еще раз дернешься – зашью рот, – басит своим грубым голосом, и я затихаю. Тело пробирает дрожь, перед глазами мелькает снег: мы на улице.

– Сидеть!

Охотник бросает меня в машину, на заднее сиденье. Другую машину, на этот раз не в тот охотничий джип, а в крутую, модную иномарку. На таких обычно люди с властью ездят, отец называл их «вышки».

Тело пробираешь дрожь. Вот и все, Мила. Зачем я так орала? Это ему не понравилось, и, похоже, мне кранты.

Я босая, на мне все тот же хлопковый халат, в котором я утопаю, точно в одеяле. Лихорадочно осматриваюсь по сторонам. Незнакомое место, деревья – это выезд из леса, только куда?

Охотник садится за руль и резко срывается с места. Точно запуганный зверек, я забиваюсь в угол и не знаю, что теперь делать.

Мамочка, куда он меня везет – добивать? Закапывать добычу? Расчленять? А может, отдаст маньяку?

Блин, Мила, да он и есть маньяк. Самый настоящий. Они же в лесу и водятся, я читала. У отца было и такое дело. Не раскрыли его, не поймали. Таких никогда не ловят, они так и продолжают искать новых жертв.

– Остановите машину! Я уйду, пожалуйста, отпустите!

Он в три раза меня больше как минимум. Высокий, широкоплечий, сильный. Такой раз ударит – я уже не встану, это не отец.– Заткнись, – рычит, даже не смотрит в мою сторону. Вдаль глядит, на дорогу, тогда как я понимаю, что у меня не хватит сил наброситься на Охотника.

– Это преступление. Я… я напишу в ментовку на вас заявление! – выпаливаю, задыхаясь от слез, пытаюсь вспомнить нужный параграф права, а после замечаю у Охотника кобуру с пистолетом на поясе. Боже, кто он такой… вон у него наручники даже есть.

– Еще слово – дальше поедешь в багажнике.

Спесь тут же сбивается, и я затихаю. Он никакой не обычный охотник. Он тоже мент или еще чего похлеще…

Осторожно поглядываю на его руки. На левой явно дорогие часы. Крупные, сильные ладони. На безымянном пальце правой руки золотое обручальное кольцо.

Он что, женат? И где сейчас его жена? Почему я раньше эту улику не заметила? Потому что даже на лицо его смотреть мне было страшно.

Осматриваюсь по сторонам, ловлю в зеркале свое отражение – и я, честно, сейчас похожа на чертенка. Ну, или на домовенка, тут как посмотреть.

Расчески в том флигеле не было, а после воды мои волосы превращаются в копну вьющихся спиралек.

Глаза красные, зрачки по пять копеек, но хуже другое: мое лицо и шея – они все в царапинах, точно на меня напали кошки.

Маньяки быстро убивают или нет? Почему он ничего не говорит? Как все это будет… Я боюсь боли. Я жить хочу.Закутываюсь в халат, становится прохладно. Подтягиваю к себе ноги, обхватываю руками тело.

Память подкидывает картинки с места преступления. Я тогда у отца в кабинете ночевала, насмотрелась всякого, аж до тошноты. После этого он брал еще меня с собой, но такие дела я больше не смотрела.

Мы едем в гробовой тишине минут двадцать и, на удивление, заезжаем в город, а не в лес.

Охотник привозит меня в больницу. В самую настоящую, которых я не выношу. С врачами и противным запахом спирта.