Возлюбленный враг

Грау даже не посмотрел на меня, быстро оплатил коробку с легионерами и взял мальчика на руки. Я забрала покупку и вышла следом. Мы сели в машину, и Отто вдруг задумался, положив руки на руль. Пришлось отвлечь его язвительным вопросом:

– Что? Разве не едем дальше? Бензин кончился?

– Я скоро приду.

Он вдруг ехидно улыбнулся и глянул на меня с нескрываемым злорадством, будто в голову ему пришла невероятная гадость. Отто вскочил с водительского сиденья и побежал обратно в магазин, а вернувшись, небрежно бросил мне на колени большую коробку.

– Это еще зачем? – с подозрением спросила я, боясь дотронуться до нежданного подарка.

– Будет чем утешиться в горе.

– Какое горе?

До самого особняка Отто больше не проронил ни слова, а когда я первой вошла в дом, навстречу уже шагал Вальтер, – лицо его было мрачнее грозовой тучи.

– Почему вы задержались?

– Разве мы долго отсутствовали? – я искренне недоумевала, обычно сам Вальтер приезжал ближе к вечеру.

У генерала выходной и он решил провести его с сыном. Вот дела!

– Я думал, вы вернетесь к обеду, что случилось? – раздраженно вопрошал фон Гросс, напряженно рассматривая коробку у меня в руках.

– А это чье? Кукла, если не ошибаюсь?

Посадив Франца в глубокое кресло прихожей, Отто презрительно бросил в мою сторону:

– Женщину только пусти рыться в тряпках, она совсем о времени забудет.

Мне в лицо бросилась краска, как мог он так нагло врать, да мы в магазине игрушек пробыли гораздо дольше, чем в ателье.

– Мы выбирали солдатиков для игры Франца.

Генерал наконец повернулся к сыну, помог ему надорвать картон и взял в руки одну из раскрашенных фигурок суровых римлян.

– Да… у меня в детстве были похожие. Я всегда любил играть в войну.

– И тоже были генералом? – невольно вырвалось у меня.

Ох, уж болтливый язык!

– Да, Ася. И я всегда побеждал.

Вернувшийся назад

Ася

Франца ожидал врач, видимо, его привез Вальтер и потому сам он появился в особняке так рано. Отто занялся мальчиком, а я пошла с пакетами и злополучной куклой к себе. Мне хотелось скорее остаться одной, забиться в привычную щель. Но в этот раз не удалось даже толком укрыться – из моих дверей исчез ключ. Он всегда торчал изнутри, я запиралась на ночь, а теперь ключа не было. Неужели Берта забрала, зачем он ей понадобился, непонятно.

Я бросила свою ношу на постель и остолбенела – посреди моей кровати лежала еще одна большая коробка. Меня охватили неприятные предчувствия, я быстренько сняла полупрозрачную крышку, отогнула край шуршащей бумаги и пальцы тотчас наткнулись на гладкую прохладную ткань.

Развернула только самый краешек и чуть не застонала вслух – это была женская ночная сорочка, очень красивая и, вероятно, дорогая. Но я же никогда ее не одену – противно принимать такие подарки от призраков во плоти.

Мне стало не по себе. Я побежала разыскивать Берту – пусть расскажет подробности, но не успела спуститься вниз, как увидела, что она мчится по коридору в мою сторону. У Берты лицо было в красных пятнах, залитое слезами, она судорожно всхлипывала, а у раскрытой двери своего кабинета стоял Вальтер и спокойненько за этой сценой наблюдал. Мы немедленно встретились взглядами.

Берта скользнула мимо и начала спускаться по лестнице, а я хотела последовать за ней, но вдруг остановил властный окрик:

– Ася! Подойдите ко мне.

И я пошла к нему, словно под гипнозом, охваченная леденящим ужасом. Зачем он меня сейчас звал? Вот зачем?

– Твои документы готовы, можешь их забрать.

Он приглашающе кивнул в сторону открытой двери своего кабинета, но я остановилась в пяти шагах от него и не могла сдвинуться с места.

– Как-нибудь потом.

– Вы боитесь зайти ко мне, Ася? – с оттенком добродушной иронии спросил Вальтер. – И в чем причина, позволь узнать?

Он постоянно путался, обращаясь ко мне запросто или «на вы», я уже привыкла. Ответить ему попыталась максимально честно:

– Из вашего кабинета выскакивают заплаканные девушки, господин генерал. Естественно, я боюсь!

Вальтер рассмеялся, покачивая коротко стриженой, седеющей на висках головой:

– Уж не думаешь ли ты, что я обидел эту маленькую дурочку? Считаешь, домогался прислугу? Учти, я не имею привычки превращать собственный дом в бордель, их без того достаточно в городе. Берта плохо убралась в моем кабинете, оставила пыль, и я сделал выговор, чтобы впредь была внимательней, только и всего.

«Тебе важно, что я о тебе думаю… ну, надо же…»

– Твои документы на моем столе, они ждут, – напомнил Вальтер, и я решилась спросить его еще кое о чем, точнее, о ком.

– Мне также нужен адрес Стефана Барановского, я хочу его навестить как-нибудь на днях.

– И зачем вам это потребовалось? – вкрадчиво поинтересовался генерал, подходя на шаг ближе ко мне.

– Он же мой родственник, – я нервно пожала плечами, чувствуя, как уши краснеют.

Никогда не умела складно врать.

– Полная чушь, вы с ним едва знакомы! – язвительно буркнул Вальтер.

– Но откуда… с чего вы взяли? – я едва не задохнулась от нахлынувшей паники.

– Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, Ася. Забудь этого поляка, он тебе не нужен. Теперь я – твоя единственная надежда.

«О чем он говорит? Как забыть Барановского? А домой? Мне нужно домой, я не собираюсь тут с ними воевать!»

На мое счастье, со второй лестницы поднялся молодой ефрейтор – посыльный, он принес генералу пакет, и наш неловкий разговор прервался. Фон Гросс занялся донесением, а я воспользовавшись тем, что он отвернулся от меня, мигом скрылась в конце коридора.

Не хотела возвращаться в комнату, где теперь нет ключа, а на кровати лежат подарки немцев – одежда, кукла и еще красивенькая ночная рубашка, век бы ее не видеть.

Мне хотелось сбежать из особняка, чтобы больше не встречать никого из его обитателей. Из его взрослых обитателей, естественно. Франц сейчас, наверняка, спал, отдыхая после лечебных процедур. Зайду к нему позже, когда хоть немного успокоюсь. А пока решила забраться на чердак – наше с Францем иллюзорное убежище от всех невзгод этого неуютного мира.

Но в корабельной каюте меня ожидал новый удар. Сидя на стуле у окна, Отто яростно сдирал алые паруса с игрушечного кораблика – весь пол возле черных солдатских сапог был усеян маленькими шелковыми лоскутками, словно мятыми лепестками роз.

– Что ты творишь? Отдай немедленно! – заорала я и без того взвинченная недавним разговором в коридоре.

Я сошла с ума, если попыталась силой вырвать кораблик Франца из рук этого варвара. Отто вскочил со стула, оттолкнул меня, бросил игрушку на пол и наступил сапогом – раздался жалобный хруст. Несколько мгновений я тупо смотрела, как он топтал свое же творение, улыбаясь мне с мстительным торжеством, а потом от негодования и обиды совсем потеряла голову.

Я накинулась на Оттог и замахала руками, пытаясь ударить.

– Сволочь! Фашист проклятый, чтоб тебе в Сталинграде сдохнуть!

Уже заканчивая фразу, я осознала, что меня ожидает участь кораблика, Грау подобной выходки не простит. Так и вышло, он схватил меня за руки выше локтя и грубо встряхнул, а потом подтащил к стене и впечатал в нее, а сам навалился всем телом так, что я увидела перед самым носом его бешеные, затуманенные злостью глаза.

– Я не боюсь Сталинграда, ты – русская сука! Я не боюсь вашего Курска и Севастополя, потому что в сорок пятом под жуткий вой сталинского органа меня разорвет снарядом на Зееловских высотах. Понятно тебе, идиотка?

А потом он меня отпустил. Просто отпустил и отошел к окну, оперся руками о подоконник и стал смотреть вниз, словно там было что-то интересное.

– Откуда ты знаешь? – только и могла я выдавить, растирая руки, онемевшие от усилий его пальцев.

– А ты? Ты тоже уже умирала? Когда? – голос его теперь звучал глухо и отчужденно.

– Тьфу на тебя, дурак! – прошипела я. – Да я живее вас всех вместе взятых. Пока еще живее, конечно. И надеюсь остаться таковой еще долго, слышишь? Я из будущего, ясно тебе? Родилась почти через пятьдесят лет после окончания войны, после нашей победы. И я все знаю!

Теперь он обернулся и посмотрел на меня не мигая.

– Этого не может быть… нет, ты бредишь, дурёха.

– А то, что ты сам сказал, значит, не бред? Ты у нас кто, в таком случае, – зомби? Восставший из ада? Да ты просто псих, у тебя едет крыша.

И тут до меня дошло, что я раскрыла Отто свой главный секрет и что теперь будет – одному Богу известно. Но почему он спокойно воспринял мое заявление, сразу же отпустил и выдал свой коронный лозунг:

– Если бы ты знала, как я ненавижу вас – русских.

С ума сойти! Этот не понять кто – типо, «я уже умер» будет мне претензии выставлять! Я уперлась ладонями в бока, готовясь к масштабному наступлению.

– Бедный Отто, ты понятия не имеешь о том, что такое ненависть. Я тебе сейчас расскажу… Представь, у тебя семеро детей и беременная жена, а тебе говорят, что на твою страну напали враги и нужно покидать семью – идти защищать родину. С каким чувством ты отправишься на фронт, скажи-ка, Отто? Не-ет, сначала выслушаешь меня!

Глядя в его вытаращенные глаза я продолжила монолог:

– Мой прадед не вернулся из первого же боя, а из семи детей в тот голодный год выжило только трое… новорожденный малыш умер на руках у матери, которой приходилось работать чуть ли не сутками в поле и на лесозаготовках, чтобы получить еду для всех остальных детей.

А когда советские солдаты входили в разоренную деревню и видели, как из щелей обгоревшего сарая торчат черные детские ручки… С какими чувствами наши солдаты пойдут дальше? И ты, нацист проклятый, будешь говорить мне о ненависти!

Миллионы изуродованных и замученных в Бухенвальде, в Аушвице, в Равенсбрюке… ваши поля, дающие высокий урожай от стекающего на них человеческого жира из ближайшего крематория… Поучись-ка ненависти у нас, Отто! Я и сама могу преподать тебе пару уроков. Знаешь, сколько у нас по всей огромной стране мемориалов памяти, сколько на них выбито имен, сколько зажжено вечных огней над могилами неизвестных солдат…

А за что тебе нас ненавидеть, Грау? За то, что не отдали свою землю, за то, что заставили грызть ее обледенелую – получайте, вы же пришли за ней. «Никогда вам здесь не будет покоя» – так хрипел по-немецки русский парнишка из интеллигентой семьи, умирая под вашими пытками. По хрена вы вообще к нам пришли, уроды?

Он вдруг оживился и выдал мне единственное, на что сейчас, видимо, был способен – жесточайший в его глазах аргумент:

– Если бы не летнее наступление… Да! На Германию бы напал ваш Сталин. Мы только предупредили его удар.

«Вот какой пропагандой их нашпиговали…»

– Ах, невинные арийские овечки! – взвизгнула я. – Как же вам было страшно, что вы полезли первыми на рожон? Вы так боялись Сталина, что полгода скапливали свои войска на нашей границе, вы так тряслись от страха, что в первые же дни войны разбомбили наши ближайшие аэродромы, а подбираясь к Москве грабили и терзали местное население.