Старшие сестры

– Ксюта, дорогая, только ты не сможет, к сожалению, быть с нами. К этому времени ты уже будешь в Катерининском институте, в пылу обучения. – она старалась говорить об этом легко и непринуждённо, как будто бы юная графиня собирается уезжать не в суровое место похожее на военное училище, а в гости на пару дней.

– К сожалению да, матушка.

– Но ты сможешь увидится с братом и сестрой на зимних каникулах. И мы всей семьей сможем встретиться новую главу империи и записать в семейную книгу твои успехи.

– София, еще слишком далеко это загадывать. – Отец, обычно бодрый и веселый, сегодня был подобен камню, ни одного намека на улыбку. – Через военную палату сегодня отправлю распоряжение, что моя дочь готовая стать Белой сестрой. Так будет намного быстрее. Остался всего лишь месяц до сентября, а приехать нужно минимум за три дня.

Девушку как будто бы окатили холодной водой. “Месяц, вроде и долго, а вроде и нет”

– У нас не так много времени, надо дать нашей дочери хоть какую-нибудь подготовку.

– Займись этим, теперь это твоя обязанность. Займись вещами, сборами… Впрочем, ты и без меня в курсе.

После завтрака к ней пришла мать с портнихой, ее измерили и заказали несколько вещей: дюжину нижнего белья, практичного, туда же чулки, несколько простых платьев, без оборок, рюшей и декольте для редких выходов в город, платки, перчатки. А так же самое важное, несколько комплектов “ полевой”, как назвала их мама, формы. Темно зеленые, почти коричнвый комплект из плотной рубахи, штанов как для верховой езды, а сверху юбка с разрезом по бокам до колен, что бы и бегать легче и благонравственный вид не потерять. Послали служанку к сапожнику, требовались практичные женские туфли несколько пар и пара крепких сапог.

Не украшений, ни пышных выходных платьев брать с собой было запрещено. Саму форму института должны были выдать уже там. Аксинья очень скептически смотрела на эскизы будущей одежды:“ Я еду в институт для девушек или в армию? А чего я удивляюсь, по слухам и рассказам не особо отличается друг от друга. Но если мне выдадут ружье со штыком, я сама на него и кинусь от отчаяния. “

Аксинью задевала деловитость матери, то с каким азартом она пускалась в легкие пикировки с портнихой, которая деланно сокрушалась от того, что нельзя на платье для такой красавицы добавить хоть одно украшение.

– Госпожа, помилуйте, вы режете мое сердце и чувство прекрасного без ножа. Но ей же совсем не идут такие блеклые цвета!

– Полно, милая, полно. Мою дочь ничего не испортит.

– Но как же кавалеры? Неужели в Катерининском не бывает мужчин?

– Нет, не бывают, но местным курсисткам все равно будет не до этого. Их головы заняты учёбой, мыслями о будущем и какой вклад они смогут внести в империю. Там ценится ум, а не красота.

– Место, где не ценится красота! Госпожа, не в коем случае не говорите, где это место, не хочу и на метр туда подходить.

Матушка очень изящно засмеялась, а Аксинья за все время примерки не сказала ни слова. Да к ней и не обращались. Она хотела обидится или даже расплакаться перед портнихой, но не получилось. Обидеться по-настоящему можно только на того человека, над которым имеешь власть. Только тогда он будет добиваться прощения. Матушка, явно не из таких людей, так что, оставалось только пялится в стену и рассматривать узор обоев.

Остаток дня прошел как в тумане, а в голове остались только отрывки монолог матери, она рассказвала то о порядках в Институте, то о перспективах, о том какие дороги ей откроются, включая дорогу во дворец. Что будущий двор цесаревны будет состоять по большей части из Сестёр и у не есть все шансы попасть туда. А какие женихи будут стучать в дверь их поместья. Они даже сходили на вечернюю службу, что никогда не делали в будни ограничиваясь домашней библиотекой. Местная церковь была небольшой, но старинной. Три стены, огибающие алтарь с тремя Священными книгами, состояли из нескольких коллекций древнейших Родовых книг, чьих последних представителей отчитали и записали некрологи в этой церкви и около пары сотен небольших Семейных книг, где насчитывалось меньше 7 поколений, связанные друг с другом тонкими красными цепочками. Матушка попросила священника направить и благословить ее дочь, ведь она скоро вступит в «праведную жизнь», предписанную священным Писанием.

Священник зачитал строчки из Писания, только Аксинья не смогла вспомнить из какого именно. «Судьба дочери солдата уготована тяжкая, ведь будет искупать грехи отца и предков своих. И если выполнят она долг свой, так и душа ее и ее семьи будет спасена и одарит ее Судьба даром“. Монотонный, без энтузиазма голос священника клонил в сон, а не воодушевлял на исполнение долга. Служба была скучная, ноги затикати и болели, она не вслушивалась в речь, кланялась только тогда, когда этот начинали делать соседки. А развлекала себя бесконечным потоком мыслей об одном.

“ А ведь Александр ей так и не написал и не поздравил с днем рождения. А может, он как прекрасный рыцарь из сказок прискачет на коне в последний момент, вырвет из лап матери и женится в тот же день. Они бы зажили счастливо, где ни будь далеко, вдали от света. Там был бы небольшой круг знакомых, таких же тихонь, как и они“.

Служба длилась до самой ночи. В конце мама ей купили новое переиздание “ Долг” с поправками в законах касающихся распределения молитв среди женщин. Аксинья, даже не стараясь изображая искреннюю благодарность приняла подарок, про себя подумала, что никогда ее не откроет. А священник дал благословение на дальнейшую учёбу, капнув на каждую ее ладонь капельку красных чернил.

Когда Аксинья причесывалась перед ужином к ней в комнату зашла Графиня. В руках она держала большие ножницы, сделанные из серебра с тончайшим ветвистым узором. Ножницы выглядели ужасно острыми. Аксинья подумала:” Зачем они ей?” Но, ответ пришел сразу же.

– Это обязательно? – она вцепилась в прядь русых волос, хватаясь за них как утопающий за соломинку.

– Обрезая волосы, ты вступаешь в новую жизнь. Оставь все старое дома и иди о новому пути. Так делают все. Сядь ровно.

Она села на стул перед туалетным столиком и посмотрела в большое круглое зеркало. Ей показалось, что лицо выглядит слишком детским и беззащитны, серые глаза вот вот наполнятся слезами, Аксинья прикусила губу, что бы не расплакаться. Мама встала за спиной и быстро провела рукой по ее волосам. В этом жесте не было заботы или ласки, в нем чувствовалось нетерпение.

“ Не смотри на нее, не думай, не думай “– мысленно, как молитву повторяла она про себя. Взгляд остановился на ленточке у воротника платья и Аксинья придумала себе правило :“ низа что не отведу взгляд “.

Щелк. Щелк.

Холод от ножниц коснуться шеи. Волосы резались легко, спадая безвольными прядями. С каждым щелчок ее как будто бы отрезали от прошлой жизни.

Щелк. Щёлк

“ Я не посмотрю на нее! Не посмотрю, а то разревусь!»

Щелк щёлк.

Она почувствовала, как матушка отошла на несколько шагов, а голове стало заметно легче. Аксинья начала себя уговаривать:“ Это все во лишь волосы. Да, все во лишь волосы. Отрастут. Теперь надо посмотреть на себя. На счет три, один, два..”.

Она резко подняла взгляд на себя. Ладонь сразу метнулась ко роту, что бы сдержать всхлип, а отражение резко помутнело от слез. Волосы теперь едва доходили до линии подбородка. Аксинья, уже еле сдерживая неприличные для леди рыдания, медленно поворачивала голову то в право то в лево, пытаясь осознать, что все ее надежды, на то, что жизнь останется прежней лежат на полу вместе с волосами.

«Что за дела, Аксинья Алексеевна? Ты не на плаху идешь и не на каторгу тебя отправляют. Это просто волосы». – все те минуты когда Аксинья осознавала, что ее обычная жизнь закончилась, графиня поднимала все срезанные пряди и заплела их в косу, закрепив с двух сторон ленточкой. «Эти всхлипы неприличны для дочери солдата, ты должна быть стойкой.»

Вскрик, треск и стул летит на пол. Рука сметает все на туалетном столике, флакончики с духами мелодично звякают об пол. Аксинья издала какой-то гортанный, животный рык. Она даже не заметила, как все это сделала, голову заволк какой-то тяжелый туман не дававший думать. Аксинья развернулась и резко посмотрела на мать, никогда еще агрессия не завладевала разумом настолько, что пропала возможность думать и говорит. Хотелось рычать и ударить, сделать как можно больнее, расцарапать лицо в кровь, воткнуть эти жалкие ножницы в ее спокойное лицо.

Аксинья? – в голосе матери послышалась удивление и доселе невиданная растерянность. Это принесло девушке небольшое удовольствие. Ей так хотелось кричать все что вздумается, бить, расцарапать ей лицо в кровь, но внезапно для себя она выкрикнула

– П п почему ты родила двойню! Почему Сестра ошиблась! Почему!? – она с ненавистью дёрнула себя за прядь коротких волос- Этого не должно было быть!

– Успок..– Аксинья не дала ей договорить. Слова вылетали сами собой.

– Почему я должна променять мою жизнь на какую-то пустую возможность получить Слово-плоть?!– На последних словах лицо матери исказила брезгливость. «Слово-плоть», так называли Молитву многие люди, особенно в простонародье, но в свецком обществе это считалось чуть ли не аморально.

– Успокойся и не словохульствой! Это тебя не красит. Представим, что я этого не слышала. Ладно, нет смысла от тебя это скрывать. Наше состояние потихоньку тает. Твоё преданное уже не такое большое. Граф, дал в долг брату, что бы он мог отправить учится дочь в Смольный и помог закрыть долги и помог с приданным младшей сестре. Хорош на поле боя, но перед семьей абсолютно беспомощен. А наши земли уже второй год не приносят хорошего урожая. Да и не забывай, сколько было крестьянских восстаний. Наш кошель изрядно поиздержался. Поэтому я наняла не самую … проверенную Белую Сестру, за более низкую плату, чтобы поддержать хотя бы видимость достатка семьи, но она оказалась мошенницей. Я знала, что иду на риск. Жалоба на ту акушерку уже отправлена, ее должны найти и наказать.

– Что? – новость окатили ее как холодная вода и пылающего гнева как не бывало. На его место пришла растерянность.

– Мы не можем содержать для тебя хорошую гувернантку и учителей. Тем более мы, не могли позволить ни проверенную Сестру не тем более врача с Молитвой. Мне очень жаль, что все это свалилось тебе на голову так. Но реальность надо принять.

– То есть, меня посылают туда потому, что..

– Да. Девушка, ставшая Сестрой и получившей хотя бы одну Молитву приравнивается к девушке, имеющей миллионы в приданном. – она подошла к дочери, положила руку ей на плечи и посмотрела прямо в глаза.

– Но, я никогда не замечала, что в семье не хватает денег, да и вы никогда подобным не делились.

– Отец очень хотел оградить вас от всего. Он пережил за свою молодость много лишений и хотел, что бы вы росли в беззаботном и счастливом мирке.

Графиня, крепко обняла Аксинью, слезы покатились из глаз и сдежать их не было никаких сил. Через минуту она отстранилась.

– Я знаю, будет не просто. Но раз судьба послала тебе младшую сестру, значит ты можешь. Судьба не разворачивается к тем кто н..

– Мне нужно отдохнуть. – Перебила она мать. У Аксиньи как-то внезапно закончились силы. Слабость накатила волной с самой макушки до пяток. Тело начало слегка дрожать. Разговор вымотал ее сильнее чем многочасовые бал. – Я не буду ужинать.

– Хорошо, я передам всем, что тебе немного не здоровится. Я еще зайду к близнецам. Не хочешь со мной?

У Аксиньи не осталось сил говорить, она лишь мотнула голову и села на кровать.

Графиня развернулась и отправилась к выходу. Косу Аксиньи она все еще крепко сжимала. Девушка потянулась к голове, что бы привычным движением убрать волосы, но поймала только пустоту.

Всё

ГЛАВА 3

Утро было противным и промозглым. За окном клубился холодный, липкий туман, облеплявший все с верху донизу. Окно, в которое смотрела Аксинья, казалось, было заложено серой подушкой. День отъезда подкрался незаметно.

Будущая курсистка уже было готова, облачилась в темно синее, скромное, хоть и из дорогой ткани платье. Плащ лежал на чемодане и ждал своего часа. Ни одной любимой вещи ей не разрешили взять с собой. Вещи из прошлой жизни должны остаться в прошлом. “Тебе они и не понадобится, балов не будет, на прогулку с подружками тебя не отпустят, все время ты будешь ходить в форме. “ – вот что сказала мать перед сборами. Аксинья это давно знала, но надеялась, что хоть что-то на память ей разрешат оставить.

В комнату зашла Анастасия, глаза у нее были красные, как будто она рыдала всю ночь. Девушка подошла к сестре и крепко обняла.

– Ну не убивайся ты так, не на фронт меня же отправили. – Аксинья даже удивилась такому своему спокойствию. Наверное, уже приняла, что никуда не деться, и судьба вцепилась в нее мёртвой хваткой.

– Я буду тебе писать. И ты обязательно. – она отстранилась и вынула из за пояса небольшой расшитый платочек, яркий, цветастый, как любила делать Настя, все ее рукоделия пестрили цветами и бабочками на грани безвкусице и шедевра- возьми на память.

– Нет! – в комнату незаметно зашла матушка уже одетая в дорожную одежду.

– Но.

– Довольно Анастасия- она подошла и забрала платочек- отдашь, когда Аксинья станет Белой сестрой. Ты уже готова?

– Готова матушка, готова. Разрешите только наедине с сестрой попрощаться. Хочу ей дать напутствие и помолится вместе- девушка очень кротко склонила голову. Весь ее вед выражал смирение. Настя всхлипнула.

– Хорошо, даю вам 10 минут. Экипаж ждёт.

Она вышла и прикрыла дверь. Анастасия хотела что-то сказать, но Аксинья ей не дала.

– Встань у двери и следи, чтобы никто не зашёл.

– Что?

– Быстро. – она доже подтолкнула сестру к двери. Та послушно встала и стала наблюдать с недоумением за происходящим.

Аксинья присела и раскрыла саквояж. Потом лихорадочно метнулась к столику, открыла шкатулку и не смотря, что берет, просто охапкой загребла горсть украшений, метнулась обратно, вытянула от туда белый платок ссыпала все в него и завязала.

– Что ты делаешь? – на лице Анастасии вначале появилось недоумение, а потом азарт.

– Матушка, лишила меня привычной жизнь. Так, что имею право на эту маленькую шалость. Она не может контролировать все.

Аксинья воровато осмотрелась, как будто бы мама могла прятаться за шторой или под кроватью. Убедившись в отсутствие опасности, подбежала и вытащила головной платок с вышивкой, подаренный сестрой на день рождение.

– Она не дала мне взять твой подарок, но про другие она не говорила.

Сестры захихикали как нашкодившие девчонки. Аксинья поняла, что не смеялась с самого дня рождения.

Сунула платок в чемодан, резко его захлопнула, накинула плащ и подняла саквояж. Он оказался не таким уж тяжелым, и Аксинья легко вынесла его из комнаты. Всю дорогу до выхода они безостановочно смеялись, шалость с украшениями и платком казалась самым смешным, что случалось по меньшей мере за год, но оказавшись на улице смеяться расхотелось.

Туман как будто прилипал к коже, одежде и просачивался под нее. Экипаж у выхода в поместье был едва виден, как и силуэты родителей. Аксинья переложила саквояж в левую руку, а правой подхватила под локоть Настю, и они степенно, нога в ногу медленно пошли к туманному будущему. Рядом с родителями стояли две няни, каждая держала в руках ребенка. Близнецы за месяц уже немного подросли и их стало возможно отличит. Девочка была с рыжеватыми кудряшками и кареглазой, а мальчик все еще безволосый и голубоглазый. Они сонно взирали на мир не понимая, что происходит. Аксинья видела их пару раз с момента рождения, но не разу не брала на руки и да же не прикасалась.

Кучер помог матушке матушке сесть в экипаж и забрал вещи Аксиньи и крепко закрепил. Отец обнял крепко обнял дочь и тихо сказал: «Ты справишься со всем, ты дочь солдата. Пусть твоя служба будет легкой»

Она думала, что при прощании не сможет сдержать слез, но чувства как будто накрыли холодным, тяжёлым полотенцем, из-под которого не могло вырваться ни одной эмоции.

Прощание с сестрой грозило затянуться. Она не хотела отпускать Аксинью из объятий, да и Аксинья не спешила это делать. Девушки всегда были поддержкой друг для друга, в детстве даже спали в одной постели. И расставание на такое долгое время казалось для них невыносимо. Но раздавшийся строгий голос из экипажа поставил точку в прощании за них. На близнецов она не взглянула, но тепло попрощалась с нянями. Младшая служанка Таня, попрощалась с барышней довольно бодро, но старшая служанка Агафья была какой-то нервный и лишь сухо пожелала удачи, хотя знала Аксинью с самого детства и любила воспитанницу. Ее это немного задело, но времени обижаться не осталось. Отец помог ей сесть в холодный экипаж, внутри дыхание превращалось в пар. Сиденья было стылым и неудобным. Благо плед, подготовленный кучером, заранее немного спасал от осеннего холодка. Она закуталась в него и собиралась так и проехать всю дорогу не двигаясь.

Матушка тоже вначале сидела как неподвижная статуя, никто из них не собирался заводить разговор. Кибитка покачивалась, лошади иногда похрапывали, то здесь то там проезжали такие же как они ранние пташки. Хотелось спать, но Аксинья знала, что во сне придут мысли об загубленном будущем, поэтому она стала прокручивать в голове свою шалость под разными углами. Она рассматривала эту сцену со стороны сестры, как она, наверное, удивилась какая Аксинья оказывается смелая. Со стороны отца, что он подумает если узнает, как ловко она провела мать. Наверное, только украдкой усмехнулся бы и для вида пожурит. А как бы удивилась и разозлилась матушка.

Аксинья заулыбалась, мысли согрели ее лучше шерстяного пледа. Мелкие пакости, единственное, что удавалось противопоставить огромной власти графини. В детстве например, на отказ матери разрешить ей учится живописи “ Не дело это для дочери солдата”, она спрятала ее приглашение на бал от графини Моховой. А когда матушка получала письмо с огорчением и недоумением, что та не посетила вечер близкой подруги, Аксинья подкидывала письмо в стопку уже просчитанных. А когда матушка в наказание за не выученные уроки не разрешила ей ехать с семьей в театр, а вместо этого наказала выписать имена и достижения всех женщин из Родовой книги Крыловых. Она переставила большую часть книг в мамином кабинете таким образом, чтобы идеальные книжные ряды, расставленные по темам и алфавиту превратились в хаус. А на гневный вопрос, “ Почему ты это сделала?”, изобразила растерянность и грусть. Ведь она просто не смогла найти нужный том. О том, что Родовая книга хранилась в библиотеке отца, она, конечно, знала. Тут было главное вовремя изобразить дурочку. Как говорится: «С дураков нечего брать»

– Согрелась?

– Да, уже теплее- Аксинья уже успела подзабыть, что не одна.

– Осень нынче пришла рано, в прошлом году еще в конце сентября было летнее солнце.

– Да, помню матушка, мы еще тогда ездили в поместье Кротковых на пикник, катались на лодке по озеру.

Светская беседа затихла. Аксиньи не хотелось говорить, она мечтала сново окунуться в теплые воспоминания, но у графини были другие планы.

– Советую тебе, познакомимся с однокурсницами. Среди них будет много знатных особ. В особенности, обрати внимание на Катерину Сорокину, вы будете учится вместе.

– Да, матушка. – только этого не хватало.

– Она откроет тебе путь во дворец даже если ты не станешь одной из лучших.

– Конечно матушка.

– Ах, как бы я хотела посмотреть, какую Молитву напишут для тебя. Не всегда можно это предсказать, иногда они получаются самыми неожиданными. Ты помнишь из истории княжну Ксению, двоюродную бабушку императрицы?

– Да, матушка. Она получила Молитву Красоты.

– Верно, хотя само она, бедняжка, не могла использовать ее на себе, но ее сестры и придворные дамы блистали молодостью и красотой. Говорят, что кожа под ее руками становилась гладкой и белой, а морщины разглаживались. Даже могла исправить форму черепа. Но как только Ксения уехала на фронт, изъявив желание работать обычной Сестрой Милосердия, лица дам медленно, но верно приняли прежний облик. Вот мужья расстроились, когда узрели истинный вид жен. Вот бы и у тебя такая же способность появилась.

– Матушка, я не могу выбрать, что получить.

– Это да, к сожалению. Говорят, что Княжна Ксения была прекрасна и чиста душой. Вот Судьба и послала ей такое благословение.

“ Намек на то, что я лишена подобной добродетельности “

– Ты знаешь, как готовят к написанию?

– Нет, это тайна. – Графиня выглядела раздосадованной – написать Молитву просто, а вот как сделать так, чтобы она осталась и не загубила хозяина. – она замолчала и не произвольно потянулась к левому плечу, но быстро одёрнула. – А, вот ещё что, попробуй выяснить, кто цесаревна.

– Что? – ей показалось, что она ослышалась

– Она будет на 3 курсе, вы будете конечно не так часто контактировать, но думаю, ты сможешь найти способ. – невозмутимо продолжила графиня

– Как я могу это сделать? Я ее никогда в жизни не видела.

– Никто не видел, ее лет с 12 не выводили в свет. Держат в тайне, после покушения. Но Ее величество не могла не отправить дочь в Катерининский институт. Если у цесаревны будут еще Молитвы помимо врождённых, то это укрепит ее на троне.

Ведь многие до сих пор против женщины на троне и против того, что Молитвы начали и нам раздавать.

Аксинья не знала, что на это сказать. Ей всегда было все равно кто сидит на троне, лишь бы ее не трогали и намешали жить.

– Тогда как я узнаю кто из них она?

– Ищи самую талантливую. Ту к которой особое отношение. Не может быть такого, что бы вообще никто не знал кто она.

– И что, мне делать, если ее узнаю?

– Постарайся подружиться, показать, что ты полезна. Что ты услужлива и поддерживаешь политику императрицы, что

что ты благодарна и рада такой чести учится в первом женском институте.

“ то есть врать, лебезить и врать”

– Я сделаю все, что в моих силах матушка.

Разговор сам собой затих. Солнце понемногу стало пробиваться сквозь пелену тумана. Теперь в окне можно было рассмотреть быстро меняющейся пейзаж. В молчании прошло пару часов. Матушка как будто бы дремала, а у Аксиньи сна не было не в одном глазу. Мысли прыгали в такт езды экипажа по колдобинам. То возвращались к сестре, то к матери, то к церкви и институту, на одной особенно глубокой ямке ее отбросило к стене экипажа и мысли перенеслись к еще одному человеку.

– Матушка?

– Да, дорогая. – сказала она, не открывая глаз.

– На счет Александра, я хотела сп..

– Нет. – жестко и беспрекословно отрезала она- Белая сестра может заполучить партию получше. Я знаю, он мужчина красивый, но, поверь моему опыту, глупый и слишком падок на женщин.

– Но он говорил мне, что никогда не встречал девушки более милой чем я, – жалкая попытка переубедить мать, даже сама девушка это понимала.

– Они это говорят любой женщин если есть шанс сблизится. Это игра, для девушки она может закончится плачевно, а для мужчины лишь станет очередной победой. А такого волокиты как Александр Мохов еще поискать.

Настоящий Мужчина должен одерживать победы на поле боя среди смерти и опасности, а не среди женских юбок.

Аксинья промолчала. А что было сказать? Слухи доходили и до нее, но она отчаянно старалась их не замечать. Она читала о любви и чувства в женских романах и то, что она испытывала к юному офицеру было очень похоже на прочитанное. А те мужчины, которых мама считала настоящими и правильными, ее отталкивали и пугали. Казалось, что от них исходит запах смерти и металла.

Через пару часов дорога стала ровной и стройные ряды домов замелькали за окном. Их поместье находилось не далеко от столицы, они с сестрой часто ездили на приемы и балы в разные концы Златоглавой, эти поездки всегда для Аксиньи были чем-то прекрасным и долгожданным, но сегодня все казалось непривычно враждебным и холодным. Раньше визит в центр означал веселье, покупки, знакомства и смех. Сегодняшний визит означал только то, что этих чувств она больше не испытает. Как бы в подтверждение, прем перед экипажем пробежала несколько молодых людей, на вид студентов, а за ними гнались трое полицмейстеров. Одного парня со скрученным большим листом под мышкой все-таки схватили за пиджак, но тот ловко выскользнул из него и припустил за товарищами. Лист упал прям к колесам их кибитки и развернулся. Аксинья высунула голову из окна, чтобы рассмотреть, что там нарисована. На нем толстыми буквами было выведено «Словоплоть-Право, а не привилегия!» Погоня скрылась за поворотом и лошади снова тронулись. Матушка недобро сказала: «Развелось нигилистов, попирающих писания. К ним надо применять жесткие меры, повесить для острастки парочку.» Аксинья на это ничего н ответила.

Где-то через час перед ними появилось здание института. Впечатление оно производило смешанное. Не очень высокое, в три этажа, но широкое, в виде прямоугольника, захватывающего приличную часть внутренней территории. Шесть колон перед входом, которые не смогли бы обхватить и трое взрослых мужчин, добавляли зданию монументальности, а желтоватый цвет создавал ощущение пыли и грязи на стенах. У входа уже было небольшое столпотворение из людей, коней и карет от богато украшенных до изрядно потрепанных.