Королевство шелка и стали

Он не ушел.

Он все еще стоял по ту сторону двери, я знала это. Чувствовала его присутствие так же ясно, как билось мое собственное сердце. Я подошла к двери, но не открыла ее, а прижалась щекой к холодному дереву. Мы были так близко, разделенные лишь несколькими дюймами дуба и пропастью нашего положения.

Мне нужно было знать. Мне нужно было проверить эту хрупкую, едва зародившуюся нить между нами.

– Капитан, – мой голос был чуть громче шепота, но я знала, что он услышит. – Когда начинается бал?

За дверью повисла долгая, звенящая пауза. Настолько долгая, что я испугалась, не показалось ли мне все это. Что, если он не помогал мне, и все это – простое совпадение и моя выдумка?

Наконец, раздался его голос. Низкий, с ноткой сдерживаемого… чего-то. Недоумения? Раздражения? Гнева?

– Зачем вам, принцесса?

Вопрос ударил меня, как пощечина. Не тоном, а сутью. Он не просто ответил, он поставил под сомнение мое право даже спрашивать.

Я отстранилась от двери, пытаясь погасить колючую обиду в груди.

Снова тишина.– Я хочу знать, – ответила я, вкладывая в голос весь холод, на какой была способна.

– Вы… – начал он, и в его голосе впервые послышалось отчетливое, неподдельное удивление. Он запнулся, будто не мог поверить в слова, которые собирался произнести. – Вы правда собираетесь на него идти?

Так вот оно что. Он спас меня от яда, но все еще видел во мне слабую, сломленную куклу, которую нужно прятать от мира. Жертву, а не игрока. Эта мысль отрезвила меня и придала сил. Ярость оказалась куда более мощным топливом, чем страх.

– А почему нет? – бросила я. – Насколько мне известно, это мой дом, капитан. На бал приезжает мой жених. И его устраивает королева, моя мачеха. Кажется, у меня есть право там быть.

Я почти физически ощутила, как по ту сторону двери он переваривает мои слова. Как его мир, где я была предсказуемой величиной, рушится. Его удивление сменилось чем-то другим. Тяжелым. Напряженным. Я представила, как сжались его челюсти и похолодел взгляд.

Наконец, он ответил. Голос снова был ровным, чеканным, отчужденным:

– В восемь, миледи. Музыканты начнут в восемь.

Я стояла, привалившись к двери, словно оглушенная. Воздух все еще вибрировал от нашего безмолвного поединка. В восемь. Я бросила взгляд на часы с резными амурами на полке. У меня достаточно времени, чтобы из бледной затворницы, какой меня все считали, превратиться в принцессу. Не в хрупкий цветок, а в отточенный клинок, спрятанный в бархатные ножны.

Страх попытался вцепиться в меня ледяными когтями, но на смену ему пришел холодный, звенящий азарт. Азарт игрока, которому только что сдали на руки рискованную, но потенциально выигрышную комбинацию.

Время пошло. Я подошла к колокольчику, чтобы вызвать Агнессу. Пора было надевать камуфляж и готовиться к войне.

Глава 6. Выход в свет

В дверь постучались – слишком тихо и деликатно для Агнессы.

– Войдите, – сказала я, и мой голос прозвучал на удивление твердо.

В комнату всплыла Изольда, шелестя пышными алыми юбками. На ее губах играла медовая улыбка, и только глаза, темные, почти черные, оставались холодными.

– Милое дитя, – пропела она, скользя ко мне. За ней Агнесса и еще две служанки внесли целую охапку платьев. – Выбор платья для знакомства с будущим мужем – дело государственной важности. Я решила помочь тебе сама.

– Почему же вы не сказали мне про бал? – поинтересовалась я с невинным видом.

На ее лице не дрогнул ни один мускул. Лишь легкая тень сочувствия, столь же фальшивого, как блеск ее драгоценностей, пробежала по нему.

– Я не хотела тебя беспокоить, дитя мое. – Ее голос был самой заботой и сладостью, как душная летняя ночь. – Твое здоровье так хрупко, мы до последнего не были уверены, сможешь ли ты выдержать такое шумное сборище. Что, если лихорадка вернется?

– Благодарю за заботу, – я опустила ресницы, давая понять, что поверила в ее слова.

Изольда отвергла сапфировое платье, затем изумрудное.

– Слишком ярко, дорогая, это лишь подчеркнет твою болезненную бледность, – убеждала она, не моргнув глазом.

Наконец, ее выбор пал на то, что я и ожидала. Платье из тончайшего, почти невесомого шелка цвета бледной луны. Оно было создано не для того, чтобы украшать, а для того, чтобы разоблачать. Тонкая ткань без подкладки не скрыла бы ни одного выступающего ребра. Бледно-серый оттенок заставил бы мою и без того бледную кожу выглядеть восковой, нездоровой. Глубокий, почти вызывающий вырез и открытые руки должны были явить всему двору мою болезненную хрупкость.

Это был не наряд, а саван. Идеальный костюм для роли бессильной, умирающей принцессы.

– Вот, – с удовлетворением сказала Изабелла. – Идеально. Нежное, скромное. Оно покажет принцу твою хрупкую натуру.

Я встретила ее взгляд в зеркале. И улыбнулась самой покорной, самой благодарной улыбкой, на какую была способна.

– Вы как всегда правы, ваше величество. Простота – лучшее украшение.

Я опустила ресницы, пряча огонь, который, я была уверена, пылал в моих глазах. Улыбка Изольды стала шире. Сама она была разодета в пышное платье со множеством бантов и рюшей, но моя колкость явно прошла мимо нее.

– Вот и славно, милое дитя. Помогите принцессе, – бросила она Агнессе и развернулась, чтобы уйти, оставив за собой шлейф аромата лилий и едва уловимый запах яда.

Я смотрела ей вслед, стиснув кулаки так, что ногти впились в ладони. Что ж. Пусть будет бал. Пусть будет это платье. Она хочет, чтобы я выглядела жертвой? Хорошо, что люди в этом мире не знают про фильмы ужасов. В них даже самые хрупкие куклы иногда оживают. И когда это случается, они перестают быть игрушками. Они становятся кошмаром.

Мы с Агнессой остались одни. Она молча помогла мне снять сорочку и подала корсет. Ее пальцы были холодными и быстрыми, когда она затягивала шнуровку на моей спине. Я глубоко вдохнула, чувствуя, как жесткие пластины обхватывают ребра, утягивают талию и выталкивают вверх грудь, делая ее особенно соблазнительной. Тело, познавшее наслаждение, откликнулось на это тугое объятие неожиданным трепетом.

Никто из этих людей не верил в Кэролайн. Сегодня я намеревалась показать им, кто я такая. Не пациентка. Не пленница. Принцесса.

Я чувствовала жизнь в каждом сантиметре этого тела и с трепетом наблюдала за тем, как оно пробуждалось. Кожа, еще недавно тусклая и безжизненная, все еще была бледной, но теперь она словно светилась изнутри, налитая теплом. После того, как я перестала пить лекарство, ко мне возвращался не только ясный ум, но и чувствительность.

Это тело, бывшее моей тюрьмой, оказалось сокровищем. Память обожгла внезапным жаром, возвращая меня в ту первую, оглушительную ночь. Тогда мой изголодавшийся по контролю разум столкнулся с нетронутой, невероятно отзывчивой плотью юной принцессы. Я впервые познала на вкус запретный плод могущества – власть над собственным удовольствием, над этим прекрасным телом. Этот секрет, эта разбуженная страсть теперь горели во мне негасимым огнем. И я хотела большего.

В коридоре послышались голоса, и какой-то стражник окликнул того, кто стоял у моих дверей. Алека. Дверь на мгновение приоткрылась чуть шире, чем положено.

В этот самый миг наши глаза встретились в зеркале.

Он стоял снаружи, в полумраке коридора. Я – внутри, залитая светом свечей, в одном лишь белоснежном корсете и тонких чулках. Его взгляд, обычно холодный и непроницаемый, дрогнул. Он видел не бледную пациентку, которую привык охранять. Он видел женщину. Он смотрел на изгиб моей шеи, на открытые плечи, на ложбинку груди, поднятую корсетом.

Его взгляд не просто скользил – он касался, почти физически ощутимо, оставляя на моей коже невидимый, но горячий след. Я видела, как на одно долгое, бесконечное мгновение его каменная маска капитана стражи треснула, обнажив под ней нечто дикое, голодное и совершенно неподобающее его должности.

По спине пробежал холодок, тут же сменившийся волной обжигающего жара. Я затаила дыхание, чувствуя, как под тонким батистом сорочки от этого взгляда дерзко твердеют соски. Это был не страх и не смущение, а триумф. Чистый, звенящий, как удар клинка о клинок. Я поймала тебя, капитан. Я видела то, что ты так тщательно скрываешь ото всех, и в первую очередь – от себя.

Его глаза на долю секунды расширились, будто он сам был потрясен собственной реакцией. Затем он резко отвернулся, челюсти сжались так, что на скулах заходили желваки. Дверь бесшумно затворилась, скрывая Алека, но его взгляд остался гореть на моей коже.

Агнесса, не заметив ничего, подала мне серое платье. Еще минуту назад оно казалось мне унизительным символом моей слабости, приговором, вынесенным Изольдой. Теперь я видела его иначе. Эта серая, безжизненная ткань была не клеткой, а идеальным камуфляжем.

Я сама шагнула в шелковый кокон, позволяя Агнессе застегнуть крошечные пуговицы на спине. Я чувствовала, как холодная ткань ложится на разгоряченную кожу. Пусть весь двор видит бледную, скромную принцессу. Пусть принц Джулиан видит хрупкое, трепетное создание. Но Алек… он будет знать, что скрывается под этой серой оберткой. Каждый раз, когда его взгляд будет падать на меня, он будет вспоминать эту секунду. Образ женщины в одном корсете, которая поймала его взгляд и не отвела свой.

Эта мысль наполнила меня покалывающим чувством азарта, и я едва удержалась от улыбки.

***

Когда я спустилась по лестнице, опираясь на руку Алека, в холле воцарилась тишина. Все взгляды устремились на меня, порождая в животе тянущее, тягучее волнение. Что будет, если я не справлюсь с ролью Кэролайн? Здесь так много людей, которые знают меня, но я не знаю их. Я неосознанно вцепилась в руку Алека, и тот перевел на меня вопросительный взгляд. Нет, вряд ли меня разоблачат. Любое странное поведение можно списать на болезнь и плохое самочувствие.

Бальный зал оказался именно тем, чем я и представляла – ослепительным кошмаром. Воздух был густым от запаха воска, тяжелых духов и вина. Я медленно окунулась в это человеческое море, когда почувствовала на себе взгляд – не просто любопытный, а изучающий, ленивый и хищный. Как кот наблюдает за мышью, решившей станцевать посреди его гостиной.

Обернувшись, я увидела его. Одетый в камзол из темно-сливового бархата, идеально сидящий на плечах, мужчина держал бокал с вином так, словно это было продолжение его руки. Поймав на себе мой взгляд, он лукаво улыбнулся и, отделившись от колонны, плавной походкой пошел мне навстречу.

Алек сделал шаг назад, будто давая пространство нам двоим, и я тотчас все поняла. Джулиан. От волнения сердце вдруг раненной птичкой забилось о клетку корсета. У меня пересохло во рту, поэтому я склонилась в вежливом поклоне, давая себе передышку.

Этот человек вел себя так рискованно, словно наслаждался происходящим. А вот я оказалась совершенно не готова.

– Леди Кэролайн, – поприветствовал он красивым, обволакивающим как шелк голосом. – Неужели вы меня не узнали?

Узнала? Значит, я виделась с ним и раньше? Я смотрела на него, лихорадочно пытаясь найти в памяти хоть какую-то зацепку, но находила лишь пустоту. Мое замешательство, должно быть, отразилось на лице. Медленная, опасная улыбка тронула его губы.

– Прошу прощения, – выдохнула я, чувствуя, как щеки заливает краска. – Последние недели были… туманными.

Мужчина сделал легкий, почти театральный поклон, и снова поднял взгляд на меня:– Туман имеет свойство рассеиваться, – его взгляд стал глубже, словно он пытался заглянуть прямо в душу. – Позвольте же мне стать первым лучом солнца, пробившимся сквозь эту дымку.

– Герцог Джулиан Арси. Ваш будущий муж.

Будущий муж – эхом отразилось в моей голове. Меня накрыло чувство, что все это просто сон. Я не стою в бальном платье посреди огромного зала, где каждый первый – какой-то граф или знатная дама. Я не смотрю на мужчину, красивого и опасного одновременно, чьей женой мне суждено стать.

– Герцог, – наконец выдавила я тихо, чтобы было не слышно, как дрожит мой голос.

– Прошу вас, просто Джулиан, – он взял мою ладонь и поднес к губам, но его глаза, темные и насмешливые, оставались прикованными к моим. – Вы всегда звали меня по имени. Неужели туман унес и это?

Не дождавшись ответа, Джулиан склонился чуть ближе. Его дыхание обожгло мою ладонь, которую он все еще держал возле губ.

– Двор истосковался по вашей красоте, Кэролайн. Вы подобны весеннему цветку, что наконец решил явить себя миру после долгой зимы.

– Благодарю, – ответила я, забирая руку и стараясь вернуть себе самообладание. Я чувствовала спиной испепеляющий взгляд Алека. – Только не забудьте, что некоторые цветы бывают ядовитыми.

Его глаза блеснули. Он оценил ответный выпад.

– Ядовитые цветы – самые прекрасные и самые желанные. Они обещают не только красоту, но и приключение.

Джулиан казался мне хищным зверем. Лисом, каждое движение которого имеет скрытый смысл. Лисом, чьи острые зубы могут сомкнуться на моей шее, стоит допустить одну ошибку.

– Лучшие приключения начинаются с танца. Не окажете мне честь, принцесса?

Паника на мгновение сковала меня. Слегка склонившись в поклоне, Джулиан подал руку, не сводя с меня изучающего взгляда. Вот только я не умела танцевать. Знала ли Кэролайн местные танцы? Да, наверняка. Сможет ли ее тело двигаться, воспроизводя знакомые движения? Вот тут я сомневалась. Но отказ будет расценен как слабость. Я чувствовала, что из каждого уголка зала за мной наблюдали сотни любопытных глаз. Они ждали представления.

– С удовольствием, – мой голос прозвучал увереннее, чем я себя чувствовала.

Джулиан повел меня в центр зала. Его рука на моей талии была твердой и властной. Когда мы закружились в танце, я с удивлением обнаружила, что тело Кэролайн помнит движения. Ноги сами находили нужные шаги, а тело изгибалось в такт музыке. Это было странное, раздвоенное чувство: мой разум был наблюдателем, а тело – исполнителем.

– Вы удивляете меня, Кэролайн, – прошептал Джулиан, притягивая меня ближе. – Мне говорили, вы едва держитесь на ногах. Но сейчас в ваших руках сила, а в глазах – огонь, которого я никогда прежде не видел.

– Возможно, ваше присутствие действует на меня целительнее любого бульона, – ответила я, вкладывая в слова двойной смысл.

Его глаза сузились, он явно оценил мою дерзость. Танец пьянил. Впервые в этом мире я не чувствовала себя больной и слабой. Я чувствовала себя живой. Краем глаза я видела Алека, который не сводил с нас взгляда, едва не сливаясь с холодной мраморной колонной. Его лицо было таким же непроницаемым, но я догадывалась, какое напряжение за этим скрывалось.

Джулиан управлял танцем, но я была рада оказаться ведомой. Перед глазами плыли, сливаясь в разноцветную карусель, незнакомые лица, свечные огоньки и блеск украшений. Из моей прически выбилась прядь, но я не спешила поправлять ее, боясь оторваться от Джулиана. Казалось, стоит мне отнять руки, как меня тотчас унесет водоворот чужих танцующих тел.

Ладони моего спутника были сухими и горячими. Он крепко, но бережно прижимал меня к себе, словно я уже принадлежала ему. Будучи никому неизвестной писательницей, проводящей все время за книгами, я и представить не могла такого. Красивый властный герцог, мой жених, мужчина, все внимание которого обращено на меня. Он танцевал так, будто брал меня здесь, у всех на глазах, заявлял право на меня, ставил метку…

Но почему-то мой взгляд продолжал соскальзывать к колонне, где стоял Алек.

Когда музыка стихла под вежливые аплодисменты придворных, я чувствовала себя победительницей. Я справилась. Я не просто выжила, я заинтриговала своего опасного жениха. Джулиан с церемонным поклоном подвел меня к главному столу, где на возвышении сидели король и королева.

Я впервые увидела его. Король Филипп, отец Кэролайн. Он был красив, но какой-то поблекшей, увядшей красотой. В его глазах не было ни власти, ни интереса к происходящему. Они были устремлены лишь на одну женщину – на его жену, Изольду. Он смотрел на нее с таким обожанием, с таким слепым восторгом, что меня пробрал холод. Этот человек был не королем. Он был рабом своей любви, и я поняла, что от него защиты ждать не стоит. Он даже не заметил моего приближения, пока Изольда не коснулась его руки.

– Дорогой, смотри, наша Кэролайн вернулась, – сладко протянула она.

Король моргнул, словно вынырнув из сна, и одарил меня рассеянной улыбкой.

– Ах, дитя мое. Хорошо выглядишь.

И тут же снова повернулся к Изольде.

Меня усадили между Джулианом и мачехой за длинный стол с белоснежной скатертью, заставленной невероятным количеством тарелок. Запахи еды, воска и духов от разгоряченных тел смешались, накрывая меня плотной удушливой волной. Алек встал за моим стулом, недвижимый и молчаливый, как скала.

Изольда наклонилась ко мне, но ее приторно-заботливый голос прозвучал на удивление громко, – так, чтобы слышали все за столом:

– Милая моя малышка, ты вся красная, как маков цвет! Не стоит так перенапрягаться в первый же вечер.

Она сделала паузу, окинув насмешливым взглядом сначала меня, а потом Джулиана.

– У вас с герцогом будет еще предостаточно времени… после свадебной церемонии.

За столом повисла короткая тишина, а затем по рядам придворных, сидевших поблизости, прокатилась волна сдавленных смешков. Слова королевы были грубым, унизительным намеком, выставляющим меня напоказ, словно трепетную кобылку перед жеребцом. Жар на моих щеках мгновенно превратился из румянца в огонь позора.

Я незаметно покосилась на Джулиана. Ему было абсолютно все равно. Легкая, циничная улыбка играла на его губах; казалось, он находил ситуацию забавной. Он видел игру и оценивал силу игроков. Мое унижение его нисколько не трогало.

Затем я почувствовала, как изменился воздух за моей спиной. Я не видела Алека, но ощущала его всем телом. Легкий ветерок от его дыхания замер, тишина стала плотной, тяжелой. Он превратился в камень. Непроницаемый, холодный, полный сдержанной ярости гранит. Он был зол, и эта злость была направлена на королеву, на смеющихся придворных, и на меня – за то, что я позволила этому случиться. Кажется, сегодня я весь день проверяла крепость его нервов.

Собрав волю в кулак, я заставила себя поднять подбородок и спокойно встретить взгляд мачехи. Я не доставлю ей удовольствия увидеть мои слезы. Чтобы занять руки и скрыть дрожь, я потянулась к своему бокалу с темно-рубиновым вином.

И в этот момент, когда все внимание было приковано ко мне, Изольда сделала молниеносный и едва заметный выпад. Ее рука толкнула мое запястье, и время словно замерло.