Мировая ткань

– Пришли… – проскрипел он. Голос был сухим, как шелест пергамента под ножом переплётчика, как осенние листья под ногами. – Чуял… сквозь слои Миров дуновение.… Иного. Сильного. Чистого. И… чуждого здешнему Ладу. – Он медленно отложил гусиное перо, чернильная клякса расползлась на недописанной строке. – Садитесь, странники. Владимир и Настя. Или… – его взгляд стал пронзительным, – …Воин Слова Влад и его Лада? Имена ваши… вибрируют Правдой. Как колокол в тишине. И это… угроза. Угроза для установленного Порядка.

Влад и Настя переглянулись. В тесной келье напряжение сгустилось, как туман. Этот человек знал. Не догадывался – знал.

– Мы не враги вашему миру, отче Григорий, – начала Настя, ее голос звучал мягко, но оберег на ее шее излучал едва заметный золотой ореол, готовый стать щитом. – Мы попали сюда не по своей воле. Мы исправляли ложь, нанесённую Мороком на камень в… нашем мире. Ложь об Иване Васильевиче.

– Морок… – Григорий произнёс имя без тени страха, только с горьким, измождённым пониманием. – Да. Он здесь. Только зовут его иначе. Здесь он – Страж Порядка. Хранитель Неизменности. – Старец горько усмехнулся, и складки у рта легли глубокими трещинами. – Он предотвратил беду – ту самую, что сгубила вашего Грозного. Гибель царевича. Устранил боярскую крамолу… тоньше. Не мечом и плахой, а… тихим нашёптыванием, подменой решений, устранением "неудобных" случайностей. Закрепил власть Рюриковичей навеки. Мир… стабилен. Предсказуем. Без потрясений. – Он сделал паузу, и в его глазах вспыхнула мука. – И… без взлётов. Без того безумного, божественного порыва в неизвестность, что рождает новое. Без риска. Без ошибок. Без боли роста. Вы чувствуете? – Он постучал костяшками пальцев по толстому фолианту на столе. – Застой. Тяжёлый, как свинцовая плита. Давящий, как могильная земля. И многие… довольны. Счастливы в своём неведении. Истина здесь… – он сжал пергамент в руке, – …не искажена грубо. Она… отшлифована. Подогнана под удобную, безопасную форму. Записана в летописях, как эта, – он ткнул пальцем в книгу, – как единственно возможный, правильный путь. Без развилок. Без "могло бы быть". Моя задача… – его голос стал шёпотом, – …поддерживать этот миф. Замалчивать ростки иного. Сжигать письма с крамолой мыслей. Но я… – он посмотрел на них, и в его лихорадочных глазах горел последний уголь, – …я чувствую. Чувствую, что мир мог бы быть… ярче! Шумнее! Гораздо живее! Но Страж… – он содрогнулся, – …не допустит. Он – сама система. Он – дух этого застывшего мира.

Влад поднял руку с перстнем. Серебристое острие замерло в воздухе, направленное не на Григория, а на злополучный фолиант летописи. Холодная ясность наполнила его.

– А если внести Правду? – спросил он тихо, но каждое слово било, как молот. – Сюда. В эту летопись. Как мы сделали там? Разбить эту гладкую, удобную ложь стабильности? Вернуть миру его истинное лицо?

Старец вскочил так резко, что опрокинул чернильницу. Черные брызги, как кровь, расплылись по пергаменту. Его лицо исказил не просто ужас – животный, первобытный страх.

– Нет! – закричал он, голос сорвался на визг. – Вы не понимаете! Вы… дети! Если вы нанесёте свою Печать Лада здесь, на эту летопись, вы не исправите ложь – вы взорвёте сам фундамент этого мира! Он держится на этой… отшлифованной Мороком, удобной для всех лжи! Это гнилая плотина, сдерживающая океан хаоса! Разрушьте ее – и мир рухнет! Или… – он схватился за голову, – …или изменится до неузнаваемости, погрузившись в хаос, в войну всех против всех, в ту самую Смуту, от которой его "спас" Страж! Морок здесь не просто присутствует – он легитимен! Он – душа этой системы! Попробуйте тронуть его – и весь мир встанет против вас! Весь этот застойный, но страшно могущественный порядок!

Тишина в келье стала гробовой, давящей, как свинцовый гроб. Победа над Мороком в их мире обернулась попаданием в его самую изощрённую ловушку – мир, где он победил иначе, создав "идеальную" тюрьму душ. Исправить ее – значит вызвать катастрофу. Оставить – значит смириться с его вечной победой в этом уголке реальности. Признать его "Порядок" нормой.

– Значит… – Настя обвела взглядом тесную келью, заваленную свидетельствами лжи, лицо испуганного до смерти летописца. Голос ее был тихим, но стальным. – Значит, наша битва здесь не в том, чтобы сражаться с ветряными мельницами системы. А в том, чтобы… уйти. Бесшумно. Не нарушив хрупкого, гнилого равновесия его "идеального" муравейника. Вернуться в свой мир, где его можно бить в открытую, где его ложь – как нарыв, который можно вскрыть.

– Но как? – прошептал Влад. Перстень "Лад" был тёплым, почти горячим, но молчал, словно прислушиваясь. Оберег Насти светился ровным, но глухим золотым светом – без дороги, без подсказки. – Двери назад… захлопнулись, когда мы наложили Печать там. Нет обратного пути через ту же щель. Как открыть дверь здесь? Где искать ключ?

Григорий медленно опустился на табурет, его руки тряслись. Его лихорадочный взгляд блуждал по свиткам, по закопчённым стенам, как бы ища ответа в узорах трещин.

– Есть… – начал он еле слышно, озираясь, словно боясь, что стены кельи имеют уши, а тени – глаза Стража. – …Предание. О Местах Силы. Древних. Там, где ткани Миров… тонки. Как гнилая паутина. Где можно… пробиться. В иные слои. В иные Яви. – Он посмотрел на них, в его глазах мелькнул последний проблеск надежды, тут же погасший под страхом. – Но Страж знает о них. Он охраняет их. Зорко. Как дракон – свои сокровища. И если он почует вашу попытку,… он обрушит на вас не стаю тенепутов. Он обрушит весь гнев этого застойного, но невероятно могучего мира. Его гарнизоны. Его законы. Его порядок. Идеальный мир защищается от вируса перемен с яростью затравленного зверя. Даже если эти перемены – освобождение.

Настя взяла Влада за руку. Их пальцы сплелись естественно, крепко. Ладонь в ладонь. В месте их соединения оберег и перстень отозвались мгновенно – мощной, синхронной пульсацией, как два сердца одного существа, забившихся в унисон против общей угрозы. Сила их связи, их общего предназначения, вспыхнула ярче в этом чужом, враждебном мире.

– Значит, нам нужен ключ, – сказала Настя, глядя прямо в глаза Владу. В ее взгляде не было страха, только ясность и решимость. – Не лом, не таран. Ключ тихий. Ключ… из Правды этого мира. Той, что теплится, как уголь под пеплом, в сердцах людей, которые… ещё чувствуют. Тех, которые смотрят на закат и думают: "А что, если бы…?" Которые шепчут детям сказки о далёких морях и чудесах. Которые тоскуют по небу, даже не зная, что это такое. Искру. Искру истинного "Могло бы быть". Она – наш проводник. Она – наш пропуск домой.

Влад кивнул. Его взгляд стал твёрдым, как кремень. Воин Слова понял. Их оружие здесь – не грубая сила Печати, способная разрушить все. А тонкое искусство поиска. Искусство сыщика в царстве лжи. Поиска той самой, почти угасшей искры под толстым слоем мороковой стабильности. Охота в "идеальной" тюрьме только начиналась. И враг здесь был не тенью, а самой системой, всем миром, который они должны были обмануть, чтобы спастись. Перстень на его пальце жарко пульсировал в такт оберегу Насти – их компас в этом застывшем море.

Часть седьмая: "Возвращение – Сделка"

Дни в альтернативной Руси тянулись, как густая, одуряющая смола, заливая время и волю. Влад и Настя, прикрываясь жалкой маской «странных богомольцев из заморских невиданных земель», скитались по окрестностям Великого Новгорода. Их поиск «ключа» – живого человека с не угасшей, трепетной искрой «могло бы быть иначе» – превратился в мучительную пытку надежды. Они ловили шёпоты в корчмах, заглядывали в глаза старикам на завалинках, прислушивались к ссорам на торжище. Мир вокруг был сыт, обустроен, пронизан духом непоколебимого спокойствия. Даже те, кто роптал, делали это… предсказуемо, в рамках дозволенного недовольства. Слепой гусляр под мостом наигрывал старинные былины о новгородской вольнице, но в его голосе не было мятежного огня – лишь привычная, сладковато-горькая ностальгия, словно по давно умершему родственнику. Молодая боярыня, встреченная у потайной лавки, тайком листала «сумнительные» листки с крамольными мыслями, но ее пальцы дрожали не от гнева, а от страха перед самой тенью действия, а глаза выдавали лишь праздное любопытство. Старый стрелец рубака, некогда лихой опричник, а ныне караульщик у ворот, с тоской вспоминал походы, но тут же крестился и бормотал: «Слава Богу за покой! Нонеча – благодать!» Его вера в «благодать» была каменной.

Искры гаснут без воздуха, без ветра перемен, – с горечью думал Влад. А воздух здесь был пропитан свинцовой тяжестью довольства, лишённый кислорода риска, дуновения неизвестности. Он чувствовал, как перстень «Лад» на его пальце периодически сковывало леденящим холодом – незримый поиск Морока-Стража, сканирующего мир на предмет угрозы его «Порядку». Оберег Насти на груди светился тускло, как луна, затянутая плотным, непроглядным саваном тумана. Связь с родной Явью истончалась до паутины, а дорога в Навь казалась замурованной толстыми стенами чужого, вытесняющего их Лада. Они таяли, как свечи в сыром подземелье.

– Мы растворяемся, Володя, – шепнула Настя однажды на рассвете, сидя на скрипучей лавке в холодной избе, которую сняли за гроши. Ее пальцы коснулись едва теплившегося оберега. Деревянные крылья фигурки казались безжизненными, потускневшими, словно покрытыми вековой пылью. – Этот мир… он как трясина. Вытягивает нашу силу, нашу суть. Мы становимся его бледными тенями. Призраками, которые скоро не смогут удержать даже форму.

Влад сжал кулак до хруста костяшек. Перстень отозвался слабой, ледяной пульсацией – эхом его собственного бессилия. Она была права. Ждать – значило сдаться. Исчезнуть. Остатки их силы требовалось бросить в единственный возможный прорыв.

Они выбрали место – древнее, полуразрушенное капище Перуна на высоком, поросшем чахлой сосной берегу Волхова. Григорий, перед их уходом, с опаской, озираясь, упомянул его как точку «тонкого льда», где некогда бился пульс мира, а ныне лишь слабо мерцала агония связи между слоями реальности. Дорога к нему была долгой и унылой, пролегая мимо аккуратных пашен и таких же аккуратных, безликих деревень. Само место встречи с Вечностью выглядело жалко и обезврежено. Камни некогда грозного алтаря были сдвинуты и частично растащены на фундаменты бань. Священные дубы и берёзы вырублены, лишь пни, как гнилые зубы, торчали из земли, затянутой колючим бурьяном и репейником. Порядок восторжествовал даже здесь, превратив святыню в забытый пустырь. Лишь могучий, покрытый лишайниками валун с едва читаемыми, стёртыми временем и людьми рунами хранил отголоски былой мощи. От него веяло не силой, а глубокой, немой скорбью.

– Здесь, – Настя подошла к валуну, положила ладонь на шершавый, холодный камень. Оберег вспыхнул чуть ярче – слабым, но упорным золотым отблеском, как последняя искра в остывающем очаге. – Завеса… тоньше. Чувствуется дрожь. Но… – Она сжала зубы, ее лицо исказилось от усилия. – Запечатана. Наглухо. Чувствуешь этот… мёртвый замок? Как свинцовая печать на крышке гроба?

Влад кивнул, подходя. Воздух над капищем вибрировал, но вибрация была больной, глухой, как стон умирающего. Он поднял руку. Серебристое острие перстня дрогнуло, словно компасная стрелка, намагниченная невидимым полюсом, и самонаправилось к центру бывшего святилища – к месту, где когда-то горел жертвенный огонь, а ныне рос колючий чертополох. Одна попытка. Один удар Правдой. Хватит ли остатков их силы, чтобы сбить эту мёртвую печать? Или они лишь ускорят свой конец?

Он собрал волю. Всю накопленную боль за украденные мечты Саши, Оли, тысяч незнакомых душ. Всю ярость против Морока, превратившего живой мир в музейный экспонат. Всю тоску по дому, по шуму их Москвы, по запаху Настиных волос. Всю надежду на возвращение. Он вобрал в себя удушливый воздух чужого мира, ощутив его чужеродную тяжесть в лёгких, и выкрикнул своё имя-оружие, вложив в него всю душу:

– ПРАВДА!

Острие перстня рвануло сокрушительным, ослепительно-серебристым лучом чистого Слова. Он ударил в центр капища, в упрямый чертополох. Воздух затрещал, как раскалывающееся зеркало, завыл, заскрежетал. На миг показалось – вот-вот! В пустом пространстве заколебался мираж: очертания их кухни, огни ночного города,… Но прежде чем щель смогла разверзнуться, пространство вокруг вздыбилось. Земля заходила ходуном под ногами. Из-под земли, вылезая, как черви после дождя, из трещин в камнях валуна, из самой толщи застоявшегося воздуха материализовались не тенепуты. Это были местные Стражи Порядка: полупрозрачные, как туман на болоте, фигуры в латах с начищенным до блеска гербом вечных Рюриковичей. Монахи в черных рясах, с глазами, пылающими фанатичным огнём запретов, свитки с вечными догматами в их руках светились мертвенным светом; приказные в кафтанах строгого покроя, со щитами, на которых были высечены незыблемые законы этого мира. Эманации системы, порождения мороковой стабильности. Их лица были пусты и безлики, как маски, а движения – точными, выверенными, механическими, как у заводных кукол. Их было много, десятки, а то и сотни. Они заполонили капище, окружив пару плотным, бездушным кольцом.

– Нарушители Спокойствия! – загудел хор безжизненных голосов, сливаясь в один ледяной аккорд, режущий слух. – Еретики Лада и Порядка! Казнить! Немедля! Во Имя Вечного Устоя!

Серебряный луч Правды, столкнувшись с этой стеной системной ненависти, начал гаснуть, поглощаемый массой призрачных стражей, как вода в сухой песок. Их холодные, неощутимые, но от этого не менее жуткие руки протянулись к Владу, стремясь схватить, сковать, растворить в себе. Ледяное дыхание Порядка коснулось его кожи. Настя с криком бросилась вперёд, прикрывая его спину – оберег на ее груди вспыхнул яростным золотым сиянием, сформировав вокруг них купол щита. Стражники отшатнулись, их движение замедлилось, как в густой патоке, но не остановилось. Они напирали. Золотой купол затрещал под их неумолимым, методичным напором, покрываясь паутиной светящихся трещин. Система давила. Без эмоций. Без сомнений. Без жалости. Только холодная, механическая ликвидация угрозы.

– Не… хватает… сил… – хрипло выдохнул Влад, чувствуя, как чужой мир высасывает последние капли их энергии, как пиявка. Перстень жёг его палец ледяным огнём, отчаяние сжимало горло. – Настя… отходи! Спасайся!.. – Он знал, что это невозможно. Они стояли спиной к спине, как и должно Неразлучникам.

И в этот миг, когда золотой щит Насти издал скрежещущий звук, грозя рассыпаться, а ледяное дыхание стражей уже обжигало лицо Влада, раздалось яростное, до боли знакомое ржание. Оно пронзило гул призраков и треск щита, как раскалённый клинок – масло. Звук был не просто громким – он был воплощением свободы, дикой мощи Нави.

Из самой гущи ночной тьмы, буквально разрывая ткань альтернативной реальности, как бумажную ширму, ворвалась Белая Лошадь. Ее грива и хвост пылали живым лунным светом, копыта, ударяя о камни капища, высекали снопы ослепительных искр. Она пронеслась сквозь строй стражей, как призрак сквозь стену, не замечая их, и встала грудью между Неразлучниками и их преследователями, заслонив их собой. Ее огромные, мудрые глаза горели знакомым серебристым огнём.

– Держитесь крепче! – мысленный голос, звонкий, полный нечеловеческой силы и знакомой материнской твёрдости, прозвучал у них в головах напрямую. Голос Мокоши. – Цепляйтесь! Тяну вас в Навь! Через меня! Быстро! Сейчас!

Они, не раздумывая вцепились руками в ее сияющую, прохладную, как лунный свет, гриву. Миг невероятного ускорения, ослепительной вспышки – и капище, стражники, давящий мир альтернативной Руси – все исчезло в вихре смешавшихся красок, звуков и ощущений падения. Их вырвало в дрожащий, живой сумрак Нави. Они падали сквозь слои реальности, как камни в бездонный колодец, пока не рухнули на мягкий, серебристый мох у подножия величавых тронов в Сердце Миров. Воздух здесь звенел от первозданной силы, но сейчас в нем витала тревога.

Боги были в сборе. Но их сияние было не спокойным, а взвинченным, нервным. Лики напряжены. Мать Сыра Земля встала с трона, высеченного из цельного кристалла горного хрусталя. Ее движение заставило содрогнуться корни Мирового Древа, листья на его бесконечных ветвях зашелестели тревожно. Ее глаза, обычно тёплые и глубокие, как пласты плодородной земли, сейчас метали молнии гнева и ужаса.

– Безрассудные чада! – ее голос гремел, сотрясая само пространство Сердца Миров. Звук был таким мощным, что Влад и Настя инстинктивно пригнулись. – Чуть не погубили себя в той… чудовищной тюрьме Морока! Его система, его Порядок – они захватили бы вас, перемололи ваши души в прах своего «благоденствия», растворили бы в своей бездушной гармонии! Вы стали бы призраками в его музее!

– Мы искали путь домой, Владычица, – поднялся Влад, едва держась на ногах от слабости и пережитого ужаса. Перстень на его руке был тяжёл, как гиря, и холоден, как глыба льда. – Искали искру… Человека, который помнит вкус свободы, тоскует по небу… Ключ к двери между мирами…

– Искру? – усмехнулся Велес, поправляя свой плащ, сотканный из мерцающей звёздной пыли и теней между мирами. Его взгляд, обычно исполненный хитроватой мудрости, сейчас был острым и беспощадным, как отточенный кинжал. – Искру в мире, где сам Морок – Верховный Архитектор и Страж Порядка? Вы ослепли от отчаяния? Он знает теперь, что вы были там. Видели его «идеал». И он… – Велес сделал паузу, и звезды в его плаще вспыхнули тревожно, – …уже здесь. Чуете? Он пришёл на зов вашей отчаянной попытки.

Воздух Сердца Миров, обычно напоенный ароматами вечных трав и чистотой звёздного ветра, сгустился, потемнел. Он стал тягучим, как дёготь, и горьким на вкус, как полынь. Из глубокой тени за грозным троном Перуна выползла Тьма. Но не просто отсутствие света. Это была сама Пустота, обрётшая форму, Отчаяние, скованное в жуткую пародию на порядок. Морок. Сущность. Сын Мары. Вор Возможностей. Он явился не сгустком, а воплощением безысходности. Внутри него, как ядовитые, мерцающие звезды в чёрной галактике, плавали тысячи крошечных образов: запертые навсегда мечты, стёртые улыбки детей, пустые колыбели, искажённые до неузнаваемости страницы истории разных миров. Он был Хранилищем Украденного Будущего.

– Явился… – проревел Перун, сжимая рукоять своего каменного топора. В его могучей бороде загремели миниатюрные грозы. – Чтоб тебя громом испепелить!

– Родня… – прошипел голос Морока. Он был тихим, едва слышным шёпотом, но этот шёпот впивался в самую душу, нашёптывая о бессмысленности борьбы, о сладости покоя, о боли надежды. – Не для битвы. Для… разговора. Для договора.

Безмолвие повисло тяжёлым, удушающим свинцом. Даже вечный звон Нави притих. Влад почувствовал, как Настя вцепилась ему в руку с такой силой, что кости захрустели. Ее глаза были широко раскрыты, в них читался ужас и ярость.

– Договор? – ледяным, как вечная мерзлота, тоном спросила Мать Сыра Земля. Ее каменные руки сжали подлокотники трона. – С тем, кто крадёт само дыхание будущего? Кто превращает живые миры в свои склепы?

Тьма колыхнулась, как чёрное знамя. Мерцающие образы внутри неё сменились. Теперь это были идиллические, застывшие картины его «рая»: мирные, чистые улицы застывшего Новгорода; довольные, спокойные лица людей на торжище; тишина вечера в аккуратных слободах; вечный, безмятежный покой без тревог, потерь и мучительных надежд. Картины дышали мёртвым умиротворением.

– Миров – бездна. Этот, – волна тьмы лениво указала на Влада и Настю, – их тюрьма. Их клетка. А тот, откуда они бежали… – Мир над которым тьма сгустилась с горделивым удовлетворением, – моя крепость. Моя вотчина. Я дал им вечный покой. Без мук ваших «могло бы быть». Без риска. Без падений. Без этой… изматывающей суеты надежд. – Голос Морока стал вдруг медовым, убедительным, ядовито-ласковым. – Признайте его моим. Узаконьте его статус. Скрепите вашим словом. А я… – Тьма будто улыбнулась, – …отпущу ваших щенков. Открою дверь в их жалкий, страдающий, полный боли мир. Пусть барахтаются там в своих иллюзиях. Это… акт милосердия.

Тишина стала гнетущей, невыносимой. Боги молчали.

Велес лихорадочно анализировал происходящее: признать «творение» Морока – значило узаконить его право калечить миры, создавая мёртвые копии «счастья». Предать саму суть Правды, Лада, всего, за что они боролись. Но… это был единственный шанс. Шанс вернуть их домой. Шанс сражаться там, где ждали правду, где эти двое были нужны. Цена была кощунственна. Но потерять Неразлучников здесь, в Сердце Миров, или позволить Мороку превратить их в пыль «Порядка»… Это было бы поражением абсолютным.

– Нет! – крик Насти прозвучал, как удар хрустального колокола, чистый и яростный. Голос ее звенел сталью. – Не верьте ему!

– Он лжец! Он вор! Он не создал тот мир, он украл его! Вырвал его истинное будущее! Он не даритель покоя – он палач, умертвивший саму возможность выбора! – Поддержал её Влад.

– Вор? – зашипел Морок, и его тихий голос вдруг наполнился ледяными иглами презрения. – Я Даритель Покоя! Избавитель от мук! Я освобождаю от груза выбора! От риска потерь! От изнурительной боли надежды, что разбивается о скалы реальности! А вы… – Тьма сгустилась вокруг Неразлучников, ледяное дыхание обожгло их кожу. – …Вы лишь сеете страдания. Страдания бессмысленной борьбы. Страдания «могло бы быть», которое никогда не сбудется! – Голос стал шёпотом, вкрадчивым и смертельно опасным. – Отдайте мне мой мир. Признайте его. Заберите своих… воинов. Или… – Тьма вдруг рванулась вперёд, остановившись в сантиметре от ослабевшего золотого ореола Насти, вы предпочтёте видеть, как они медленно гниют здесь, в Сердце Миров, теряя остатки силы, пытаясь защитить то, что давно и безраздельно принадлежит мне? Как их души растворяются в моей Пустоте?

Даждьбог вспыхнул ослепительным светом, но свет его дрожал, как пламя на ветру. Перун глухо рычал, молнии в его бороде полыхали, но рука не поднималась на топор. Мокошь опустила голову, ее пальцы бессильно сжали незримую нить судьбы – нить, которая здесь, перед Мороком, казалась тонкой паутинкой.

Мать Сыра Земля смотрела на Неразлучников, и в ее глазах была бездонная печаль. Велес наблюдал за Владом, его звёздные глаза были непроницаемы, как глубина космоса. Настя стояла рядом с мужем, выпрямившись, словно высеченная изо льда, но в ее глазах горел огонь безнадёжного сопротивления.

– Вы двое, займите свои места на троне! – резко, властно прикрикнул Велес на Влада и Настю, указывая на их пустующие троны. Его голос звучал как удар хлыста.

Они колебались. Цена кощунственна. Но потерять их… признать поражение здесь и сейчас…

– Лада займи своё божественное место. Вдруг Влад сделал шаг вперёд. Сквозь ледяную слабость, сквозь туман отчаяния. Его перстень «Лад» был холоден, как смерть, но в самой глубине его существа, там, где жила сила Микулы и воля Воина Слова, горел неугасимый огонь. Он смотрел прямо в пучину Морока, в эту галактику украденных надежд.

– Сделка, – голос его прозвучал неожиданно громко, обретя стальную твёрдость, заставив вздрогнуть даже богов. – Но на моих условиях.

Боги ахнули. Морок замер, его тьма заколебалась волнами удивления и… интереса.

– Ты? – ядовитое шипение, полное насмешки. – Червяк, возомнивший себя титаном? Какие могут быть условия у пылинки перед океаном?

– Я знаю, как уничтожить твой мир-тюрьму, – Влад говорил чётко, отчеканивая каждое слово. Перстень на его руке начал слабо светиться глубоким-синим. – Один точный удар Правдой в его ложный фундамент – и твой «вечный порядок» рухнет в хаос, из которого ты его вылепил. Я знаю. – Он сделал паузу, видя, как мерцающие образы во тьме Морока дрогнули. – Но я не стану этого делать. Не сейчас. – Он увидел, как уже на троне Богиня – Лада (его Настя) резко повернула к нему голову, но продолжил, не отводя взгляда от Пустоты. – Взамен ты отпускаешь нас. Сейчас. Немедленно. Открываешь дверь в наш мир, в наше время. – Влад не моргнул. – И мы уходим. Мы не тронем твою… гробницу душ сейчас. Но! – он резко поднял руку с перстнем, и серебристое острие вспыхнуло ослепительно, как обет, как клятва, высеченная в вечности. – Ты даёшь Клятву! Клятву перед всеми богами Нави, перед силой самой Мары-Матери и Вечностью! Пока мы, Влад и Лада (Настя), живы – ты не войдёшь в наш мир во плоти! Не явишься в нем своей истинной сутью! Не попытаешься превратить его в свою вотчину прямым вмешательством, силой своей сущности! Битва между нами – только по старым правилам: тени, ложь, кража «могло бы быть». Только через своих слуг и искажения. Не более. Клянись! Здесь и сейчас!

Тишина в Сердце Миров стала абсолютной, звенящей. Даже мерцающие образы во тьме Морока замерли. Боги смотрели на Влада с изумлением, переходящим в глубокое, немое уважение. Он поставил Морока, древнюю и ужасную силу, в тупик. Клятва перед всеми богами в самом Сердце Миров связывала даже его, сына Мары. Но и давала ему желанное – избавиться от Неразлучников, сохранить своё «идеальное» творение и продолжить войну привычными, подпольными методами, в которых он был непревзойдённым мастером. Это была гениальная ловушка для обеих сторон.