Пансионат

Мы сели в кафе на набережной, в тени высокой пальмы с развесистыми и острыми, как ножи, листьями

(«Я стою здесь дольше, чем ты живешь на земле».)

и попросили завтрак: рисовая каша на молоке с ягодами, глазунья с беконом и хрустящим ржаным тостом, на десерт – сырники и термоядерный американо (кувшинчики с теплыми сливками – очарование и мой фетиш – подали отдельно). Подступила жара, воздух к этому времени прогрелся и даже возле моря не был освежающим, как вчерашней ночью, когда я беспечно сидел на балконе под яркой луной, проводив Алёну к себе.

Иногда до нас долетал аромат дынного табака от кальяна, раскуренного на берегу двумя гогочущими девицами в раздельных купальниках: у одной вываливалась грудь, а у другой – жирные бока. Я вспомнил, как тяжело в свое время бросал курить, понимая, что рано или поздно эта гадость сведет меня в могилу, если вовремя не остановиться. Или, чего хуже, вызовет какую-нибудь долгою и мучительною болезнь. Посмотрел на Алёну и порадовался за ее подтянутую фигуру, которая стоит ей почти ежедневных утренних тренировок и контроля питания.

А еще, разглядывая пляж, я вспомнил, как мальчишками мы использовали все знакомые нам в городе лазы, чтобы проникнуть на территорию какого-нибудь отеля или санатория, с детским восторгом нарушая запреты – тогда с пропускным режимом было построже. Я даже стих по этому поводу как-то сочинил:

Это пляж интуриста центральный,

вход по карточкам и пропускам,

но запреты нам чужды ментально,

мы с утра здесь гребем по волнам.

Поэт из меня, конечно, так себе. Неказистое рифмоплетство, и я ни в коем случае данным откровенным заявлением не набиваю себе цену и не ищу снисхождения.

Затем я перевел взгляд на одинокого старика, сидевшего у самой кромки воды. Он застыл как восковая фигура, обхватив руками свои костлявые, подобранные под лицо колени, море время от времени подползало к его стопам. Голову он покрыл гигантским монотонным платком, завязав квадратом четыре узелка по углам. Нет ничего лучше уединения, чтобы собраться с мыслями, подумал я. Это понимание приходит с возрастом, когда сил уже не так много и не так много вокруг людей, которым ты нужен, если вообще хоть кто-то остается. В духовных практиках люди часто удаляются туда, где нет шума, где главенствуют только звуки природы, потому что наш мир давно уже стал одной сплошной радиопомехой, заглушающей общение с собой. В случае религии – с Богом. Из-за этих помех, соблазнов и агрессивных информационных ударов, атакующих беспрерывно со всех щелей, трудно услышать себя. Истинного себя – единственного, кто по-настоящему знает ответы на болезненные вопросы и в состоянии решить проблемы, которые сам иногда и создает.

Поэтому я никогда не останавливаюсь в центре: слишком шумно, да и город уже не тот. Он безвозвратно утонул в сумасшедших пластико-бетонных-нагромождениях, завален услугами потребления, сверх меры запружен толпами людей. Здесь же, в пригороде санаторной зоны, в полусоветском, пускай местами обшарпанном, местами халтурно подшаманенном пансионате, даже в середине лета относительно тихо, особенно с приходом бархатного сезона – любимой мною переходной поры. Пляжи здесь полупустые, время тянется размеренно, и всё довольно спокойно, если держаться подальше от автомобильной дороги, за которой живет Алёна – совсем недалеко: чуть выше на горе, в пятнадцати-двадцати минутах езды, где жил когда-то и я. Таким образом, нам еще и удобно в здесь встречаться.

«И то место с обрывом… По другую сторону… Та пропасть… До нее тоже рукой подать…»

– Ты сегодня неразговорчивый. – Алёна собрала волосы в хвост, ловко управившись обычной синей резинкой.

– Знаешь… – я задумался.

– Да?

– Тебе нормально спалось этой ночью?

– Спала как убитая.

– Везет.

– А тебе?

– А мне не очень.

– Опять плохие сны?

– Своеобразные.

– Тогда можно не ставить телефон на бесшумный – всё равно нормально не спишь.

(«Твой мобильник не отвечает».)

Мы доели завтрак, допили взбодривший нас кофе и ушли на пляж.

Больше половины сентября осталось позади. Немного похолодавшее море ласкало слух убаюкивающими наплывами. Вода сильнее обычного пахла в те дни солью и йодом. Я вдыхал морской воздух осознанно – представляя, как свежие потоки наполняют легкие и обновляют кровь. Человеческий организм – это устройство со своим предустановленным софтом, у кого-то кривым, у кого-то сравнительно ровным, но никогда не идеальным и требующим периодической обновки, иначе заглючит.

На фоне ясно очерченного горизонта рассекали причудливые парусники с ловкими человечками на борту, забавно сгибавшими колени и активно приседавшими в такт движению – недалеко от пансионата располагалась Парусная школа, которая появилась там еще во времена Союза. Некоторые вещи здесь пока не меняются, и это вызывает тихую радость. Странное у меня чувство к родному городу: любишь, борешься мысленно за каждую дряхлую беседку, чтобы ее не снесли, но жить тут не можешь. И между людьми ведь нередко такое случается. Правильно говорят: иногда лучше любить на расстоянии – тяжелый, необходимый выбор, если не можешь разлюбить, но не хочешь сойти с ума, и твой инстинкт самосохранения еще кое-как срабатывает.

Устроившись на пляжных качелях, мы любовались морем и время от времени заходили в воду – плавали до буйка, потом назад к берегу… брассом, кролем, на спине… Смеялись, плескались, тискали друг друга в воде, целовались, вкушая соль, и терлись мокрыми лицами…

– Все же ты сегодня хмурее обычного.

– Хмурее обычного?

– А кто тут из нас двоих перманентный нелюдим?

– Нелюдим? – заулыбался я.

– Да. Ты не Вадим Гранин, ты Вадим Нелюдим.

– Какой любопытный творческий псевдоним.

– Дурацкий.

Я вытянулся вдоль намокшего от наших тел матраса и положил голову ей на колени, прикрыв ладонью глаза от беспощадного ультрафиолета. Скрипя и перестукиваясь, качели зарылись ржавыми опорами в хрустящую гальку. Алёна то гладила мои растрепанные мокрые волосы, то пропускала их сквозь пальцы своей руки (другой она держала высокий стакан и пила из трубочки молочный шоколадный коктейль со льдом). Осторожно, несколько раз она прикоснулась к шрамам на плече и груди, поводила вокруг них подушечкой пальца, задумчиво выводя маленькие ровные круги, и приятно поскребла кожу ногтями.

– Вадик.

– М-м?

– Что с тобой сегодня?

Я рассказал ей про случившееся ночью. Алёна оживилась:

– Ты провел ночь с другой женщиной после того, как избавился от меня?!

– Я серьезно.

– Слушай, а может, это призрак женщины, которую ты когда-то охмурил и бросил? А, Вадим Хмырь? И теперь она приходит к тебе в кошмарных снах, чтобы забрать на тот свет или вообще – убить! А детский плачь из бездны принадлежит твоему незаконнорожденному ребенку, которого ты обрек на безотцовщину. – Она шутя меня толкнула, я выставил руку на камни, чтобы не сползти, и с трудом удержался. – Смотри, мы – злопамятные.

– Чего хорошего в вашей бабской злопамятности? Себе же хуже. Врожденная потребность завиноватить мужчину в любой момент и по любому поводу до добра не доведет.

Алёна фыркнула:

– Не называй меня бабой.

– Все было как будто по-настоящему. Порой я и сам не знаю, где сон, а где – реальность. – (Алёна, конечно, еще не знала, о чем идет речь.)

– Угу. Или тебе вместо гранатового сока сливу с димедролом подсунули.

– С гранатом все в порядке. А слива с димедролом – это седой баян из лохматого южного детства.

Мы помолчали, затем Алёна грустно вздохнула.

Я уловил ее мысли. Почувствовал их.

– Не могу остаться. И ты прекрасно знаешь, что дело не в тебе.

– Я и не просила, – слукавила она – только совсем тупой не понял бы этого желания, пусть оно и не высказывалось напрямую.

– Дело не только в работе. Я живу в Москве больше двадцати лет и привык к ней… Еще эти воспоминания…

– Ты не виноват в том, что тогда произошло, и я устала это повторять.

– Знаю, но…

– В Москву не поеду. Я – южанка, родилась у моря. К тому же, у меня тут бизнес, пусть и скромный. На кой черт мне твоя Москва? Большая деревня злобных суетологов.

– Мама говорила то же самое.

– Вот и прислушался бы. Ходят все с постными рожами и тихо друг друга ненавидят. Притворщики. Сосед соседа, небось, даже не знает, а перед тем как выйти из квартиры, в глазок, наверно, смотрит, чтобы не дай Бог не пересечься.

– Просто там каждый сам по себе и раскрывается в кругу единомышленников.

– Ты сейчас говоришь не по возрасту наивно. – Она убрала руку от моей головы. – Будь осторожен с идеализацией масс. Отдельных персонажей и всяких там кругов – тоже.

– И откуда у нас такие речевые конструкции пробились вдруг на свет правды о людях? – Я посмотрел на нее, приподняв ладонь и щурясь одним глазом.

– Оттудава.

– Оттудава?!

Смех.

– Может, съездием тогда за кофем?!

– К евойной бабе, которая тебе постоянно звóнит!

– Ага! Пускай экспрессо нам сготовит!

– И пускай сахару поменьше ложит!

– Тобишь, пусть ложит только по одной ложке!

Качели так зашатались, что чуть не вывалили нас на гальку, как ковш экскаватора вываливает содержимое на землю.

Долгая, молчаливая пауза.

Набежали тучи, море заволновалось.

– Что-то менять, бегать туда-сюда… Скоро мне стукнет сорок пять, Алёна. Ты хоть и младше, но мы оба уже…

– Вот только про летá мои не надо.

– Брось дуться. – Я приподнялся и сел – качели, покосившись, зарылись еще глубже. – Ты знаешь, о чем я.

– Как скажешь. – Алёна умела вовремя остановиться, проявляя женскую мудрость, когда назревала буря в разговоре, и то, что мы никогда, в сущности, сильно не ссорились, почти полностью ее заслуга.

– Давай прогуляемся.

– Куда, Вадим Петрович?

– Куда-нибудь – мне с тобой везде хорошо.

– И поэтому ты хочешь поскорее сбежать в свою Москву? – (А это тот редкий случай, когда выдержку нужно проявить мне.)

Глава 4. Встреча

1

Нашему знакомству, которое было отмечено пару дней назад в уютном ресторанчике в виде корабельной палубы со всеми фоками, штоками, рангоутами да парусами… недавно стукнуло четыре года. Когда мы впервые встретились с Алёной в сквере недалеко от моего дома, оказалось, что она живет совсем близко, буквально через пару зданий, и за все эти годы мы ни разу не общались, хотя знали друг друга в лицо. Девчонка из соседнего двора, которая держится подальше от шумных компаний и ходит с парой таких же благополучных подружек. Впрочем, наши интересы вряд ли бы совпали: когда мне было шестнадцать, ей стукнуло одиннадцать или около того.

Люди говорят: «всему свое время» (это я про встречу через тридцать лет). А вы когда-нибудь обращали внимание, что заумные афоризмы и, куда быстрее, «эпические» посты-цитаты с претензией на «умные» завертоны от доморощенных админов хомячных пабликов соцсетей работают ситуационно или не работают вообще? Реальная жизнь – она такая. И пресловутая золотая середина – у каждого своя.

Я сидел на скамейке, читая книгу в тихий солнечный летний день. Накануне прошел ливень – и море было грязное, поэтому я отправился в сквер рядом с домом, а не на пляж. Стоявший всюду запах субтропического дождя смешался с ароматом хвойных деревьев, на которых свистели неугомонные птицы. Азалия раскрывалась в тот период красно-розовыми бутонами и сверкала бусинками капель. Замусоренная палками ломаных веток дорожка сквера с потемневшей вокруг нее почвой были мокрыми.

В тот день Алёна проходила мимо и нелепо поскользнулась. Она смешно приземлилась на четвереньки и чуть не впечаталась своим аккуратным носиком в лужу. Ее дамская сумочка слетела с плеча, рухнула на землю и выбросила наружу всякую дребедень, звонко клацнув фермуаром. Всё произошло напротив скамейки, на которой я продолжал сидеть безучастно, потому что был немного удивлен такой неожиданностью и очень тормозил.

Не отводя глаз от земли, она зарычала и произнесла сквозь зубы, продолжая стоять в пикантной позе:

– Оказать помощь даме не хотите?

– И мужчине помог бы – не вижу разницы… – ответил я спокойно. – Но мне кажется, у вас такой нрав, что вы вполне справитесь сами, – черт замкнул подшутить над этой штучкой с характером.

– Ох. Вот как. – Похоже, она приняла мои слова за издевательство, но это было не так – просто я не люблю намеки с претензиями и хотел уже было помочь, как следующая реплика охладила мой порыв:

– Креститься надо, когда кажется.

Я подался обратно, откинувшись на спинку.

– Возможно. Только у меня с Богом неоднозначные отношения.

– Но при этом вы Его упомянули.

Я пожал плечами. Она язвительно добавила:

– Так профилософствовали, будто бы Бога нет. Тогда как, по-вашему, можно иметь отношения, пусть и неоднозначные, с тем, кого не существует?

– Это была фигура речи. Остальное – ваши домыслы.

– Вовсе нет. Ваш тон озвучил именно то самое, что вы хотели донести. Только мне чужие душевные страдания не интересны. По крайней мере, страдания незнакомого мужчины. Своих хватает.

– Мужчин или страданий? Или всего сразу?

– Я не страдаю. И как раз потому, что у меня нет мужчины на данный момент.

Алёна самостоятельно встала с колен, гордо закинула растрепанные волосы назад (завитые кончики промочились в луже, оказавшейся напротив ее лица в момент приземления) и пропищала нарочито высоким голоском:

– Хорошо. – Она поправила белое платье с испачканным подолом и отряхнула с него налипший мусор. – Вот это все, я так понимаю, – она смешно развела перед собой руками, указывая на вывалившиеся из сумочки предметы – жест, какой делают фольклористки в кокошниках, исполняя народный танец, – мне тоже собирать без вашей помощи?

– Ну, раз вы смогли до этого взять такой сложный рубеж – и подняться самостоятельно…

– Хорошо, – теперь уже прошипела она, стервозно сгребла в свою сумочку многочисленные вещицы, гордо запрокинула подбородок и пошла дальше, вернее – поплыла, но зачем-то в другую сторону.

2

Я открыл книгу и продолжил чтение. Через пару секунд боковым зрением увидел, как Алёна остановилась, постояла какое-то время, не шелохнувшись, развернулась и зашагала в мою сторону, размахивая дамским клатчем. В этот раз я не стал отрываться от книги, делая вид, что мне безразлично. Она подошла к скамейке и шумно на нее рухнула. Рейки – влажные, покрытые поблекшей коричневой краской – надрывно хрустнули, при этом Алёна, как и сейчас, лишнем весом не страдала.

– Я протер скамейку только под собой, когда здесь устраивался. А под вами мокро, и платье у вас зачем-то белое в такую погоду. – Мои беспристрастные глаза продолжали водить по строчкам книги.

– Ну что вы, ничего страшного. Подумаешь. Быть мокрой – не так уж страшно, чем упасть и просить помощи у безучастно наблюдающего за тобой мужчины.

– Попросить – не всегда зазорно. А вот не просить и ждать, чтобы сами прочухались – скверная женская манипуляция.

Симпатичный ротик Алёны так скривился, когда я перевел взгляд с книги на нее, что стал похож на прямую диагональную черточку.

– Не поджимайте так сильно ваши красивые губы.

– Что?

– Вы ведь шли в другом направлении, когда упали.

– И не дождалась с вашей стороны участия.

– Выронили сокровища из сумочки.

– О, несметные. Выронила и собрала без всякой надежды на поддержку.

– Наряд у вас вечерний.

– Угу.

– Только цвет не сочетается с погодой – много грязи и сырости вокруг из-за ливня накануне, хоть и солнце сегодня ясное.

– Угу.

– И?..

– И не будет у меня сегодня джаза в Летнем театре. С таким-то видом, —

Снова развела руками, как в народной пляске. – Я просто не успею переодеться, – заявила она с такой претензией, будто вина за это лежит исключительно на мне.

– А что, по утрам в Летнем театре проходят концерты? Обычно их дают вечерами.

– Фестиваль мэтров и юных дарований. Всего три дня. Сегодня последний. Вчера и позавчера я не смогла. С одиннадцати утра до девяти вечера. С перерывом на обед – можно сходить в столовку неподалеку.

– В эту ужасную тошниловку?

– Грубиян.

– Вы поклонница джаза?

– Нет. Просто концерт бесплатный.

– Значит, не поклонница. А я люблю джаз, хоть и ничего в нем не понимаю. Говорят, джаз – интеллектуальная музыка для истинных гурманов.

– Ох, но вы же в ней ничего не понимаете.

– Еще оперу. – Я с улыбкой проигнорировал ее колкость. – В ней тоже ничего не понимаю, но смотрю и слушаю как завороженный, особенно на их космический грим.

– «Ленинград» сейчас как-то больше на ум приходит. Колоритней будет. Содержательней, я бы сказала.

– И зачем же тогда переться в Летний театр?

– А жизнь грустная, работы много, подружку редко вижу. Вот, придется звонить ей и бросать там одну.

– Что ж, мне искренне жаль вас и вашу подружку. Возможно, она заведет себе новое знакомство, раз она тоже одна, – хорошая компенсация. А вы не будете третьей лишней. – Я вернулся к роману, перевернул дочитанную страницу.

– Втроем веселее.

– О.

– Я про совместные гуляния, а не то, что вы подумали.

– Телепаток я здесь еще не встречал.

Сомкнув поцарапанные колени вместе, она положила на них клатч, накрыв его сверху обеими руками. Держа спину демонстративно ровно, Алёна спросила:

– Это что же там такого интересного? – И влезла своей головой между мной и книгой. Делая вид, что серьезно вчитывается в содержание, она вытянула губы трубочкой, сдвинула ухоженные брови к переносице и надула щеки, поглядывая то на меня, то на страницу.

– Жена одного миллионера боится, что ее супруга убьют, – просветил я.

– Вот как? – Она вернулась в прежнее положение, вздернула подбородок и покосилась в сторону. – А чего тут бояться? Деньги-то ейдостанутся. Пускай убьют.

– Она не знает, на кого муж составил завещание. Внезапно нарисовалась предприимчивая дочка от первого брака и плетет смертельно опасную интригу.

– О-о, ну тогда, ко-о-онечно, надо беречь такого супруга! Он, наверное, у нее хороший! Всегда протянет руку помощи! – Она сделала забавный кивок на то место, где минуту назад шлепнулась.

Я с улыбкой посмотрел на ее стертые коленки и продолжил:

– А он в свою очередь хочет избавиться от своей старой и уродливой жены, потому что без ума от красивой и молодой любовницы.

– Ой, ну надо же! Прямо оригинальный сюжет. Любовница-то всегда интереснее жены, чего уж там.

– Да. Но боится потерять значительную часть своего состояния при разводе, – последовало мое дополнение. – Любовница, в свою очередь, тоже замышляет коварный план, разрабатываемый в паре с одним из своих «бывших» – альфачем-быдланом, преступником и головорезом по имени Джо. Редкой тупизны индивид, но думает, что продумал все до мелочей и сможет обвести вокруг пальца опытных сыщиков.

– Вот и пусть боится, муж этот! Сам, небось, – хрыч потрепанный.

– Довольно старый, – подтвердил я.

– И вам нравятся такие книги?

– Откровенно говоря, это неплохой, забавный детектив для праздного досуга, когда не готов к чтению серьезной литературы. И суть здесь в другом, я пересказал вам лишь проходной эпизод, вступление. Роман вовсе не о миллионере, а о харизматичном частном детективе, который распутывает сложные дела, не выходя из кабинета. Все непосредственные телодвижения совершает его авантюрный помощник. А вы что предпочитаете?

– «Мастера и Маргариту».

– Популярный ответ. И что же вам нравится в этом романе?

– Не что, а кто: Кот.

– Кот? И чем же?

– Своей наглостью.

– Ты ведь та девчонка из соседнего дома.

– А ты тот пацан из домика над площадкой.

Даже не помню, что я подумал в тот момент и какая блажь на меня внезапно нашла, но я вдруг положил книгу на скамейку, взял Алёну за плечи, как действительно наглый кот, и бесцеремонно поцеловал.

Так и сидели мы какое-то время обнявшись, не проронив ни слова.

А потом еще пол ночи гуляли и были счастливы. И вспомнились мне тогда простые житейские слова: «Не знаешь, где найдешь, где потеряешь». Алёну с той минуты я терять ни разу не хотел.

Глава 5. Цыганка

1

Наряду с прочими растениями и д