Psychedelic Babylon

Валерия Заварухина

Psychedelic Babylon

Ворота города.

Чтобы открылась какая-то невероятная истина, должны существовать условия для неё: бессмысленные построения из ложных заблуждений, провалов, разочарований и смертных грехов. Я не стану говорить об истине, так как она скрыта за вратами вечного города, но я буду говорить об этих вратах, сотканных лживыми речами, пустыми надеждами и жизнеутверждающими идеями. Слово – неуловимых пропорций виток, сложного узора лжи и противоречий, ставшее преградой на пути твоём. Врата заставляют грезить о том, что за ними, они разделяют пространство на внутреннее и внешнее. Граница возможностей между тем, что реально, и тем, что фантастично. Воображая о том, чего нет, ты создаёшь то, что есть. И так, смертный, добро пожаловать в Психоделический Вавилон. Место, где встречаются лучшие представители мира идей. Добро пожаловать на бал, который заставляет мёртвое оживать в танце, а живое лишает последней надежды.

О самой страшной, священной войне.

У врат вечного города, разделяющих жизнь и смерть, правду и ложь, честных людей и всяких прочих, стоят суровые привратники. Они, по задумке, должны внушать трепет и страх. Должны быть неподкупными и неприступными. Эти привратники не имеют лиц и охраняют врата не по своей воле. Они агрессивны к проявлениям вольнодумия. Они задают каждому вопрос, а ответ на него определяет судьбу будущего жителя вечного города. Вопрос звучит так: Что смерть не может отобрать? Путник начинает нервно размышлять, перебирая варианты, и под конец думает: «На фига мне вообще эти врата дались? Сидел же на Патмосе в ссылке, спокойно вербовал незрелые души, крутил ими, а теперь мне тут вопросы задают?» И тут врата неожиданно открываются, и он слышит голос стражника: «Найди в городе то, что смерть не сможет отобрать, и тогда получишь гражданство и вид на жительство!»

– А если не найду?

– Если не найдёшь, значит, смерть отобрала у тебя всё! – Мрачные фигуры стражников остаются позади, а он аккуратно ступает по жёлтым, блестящим плитам. Кругом так много золота, что слезятся глаза. Ему становится тошно, ведь он – идейный аскет, чьи лучшие годы прошли на диком и мрачном острове. Смирение плоти довело его до безумия, и он стал грезить наяву. Помешательство дошло до того, что ему мерещились семиглавые драконы и львы. Слава Богу, тут всё гораздо спокойнее. Смерть отобрала у него грёзы. Он глядит на себя в полированные, золотые плиты, удивляясь молодой личине. Где же этот иссушенный, горбатый, больной старик? Странно, что, хоть он и видит себя цветущим и молодым, но всё равно ощущает себя стариком. Смерть отобрала старость. А ведь ему так хорошо было сидеть в пещере и знать, что время быстротечно, он гордился своей немощностью и старостью, а теперь это исчезло. Следующие шаги дались нелегко. От золота и света солнца слезились глаза, а мысли превратились в образы земной жизни. «Мир земной всё равно, что тяжёлый, короткий, больной сон. Я так хорошо ощутил его обманчивую прелесть. О, как я беспощаден к лживой прелести, к человеческому миру, наполненному тоской по абсолюту и трусливому опьянению властью и похотью. Нет смысла ни в одном деле, ни в одной заботе. Единственное, что можно делать, – это проповедовать на Патмосе». Он шествовал, не разбирая дороги, купаясь в памяти о серо-смутном, земном бытии. Он знал, что рано или поздно ноги доведут его до престола, о котором он проповедовал. Мечтал о престоле, а оказался на рыночной площади. Толпа наводила ужас. И каждый встречный, лукавый демон протягивал ему «предметы роскоши», а руки его сами собой хватали их. Всё видимое представало в двойном свете: как испытывающее, жёсткое напоминание о болезни мира живых, из которого он ушёл по своей воле, и как дар небес. Ему протягивали иссушенное рубище с кровавыми потёками, накладные шрамы, горб и седые волосы, а также тощую плоть, благоухающую чем-то сладким. Торговцев было много, и все они собрались тут, как представители разных времён, прошлых и будущих эпох земных. Их притягивала рыночная площадь при жизни и после смерти. Ловкоумные фокусники, рвачи фортуны. Они торговали телами Богов. Для них это была великая честь и духовное призвание. Они говорили на смеси языков. Их речи текли бурным потоком. «Я среди изобилия и страстей, среди блеска золота, что спорит с солнцем, иду к всевышнему, чтобы он избавил меня от назойливых видений. Но я не знаю, куда идти. Сидя в смертном теле, я созерцал высокие светила и вечный мир творца, но тут, в мире творца, я могу видеть лишь страшные образы больного мира. Всё переменилось. Но почему смерть не может отобрать их?» Сейчас я складный, сильный, блистательный юноша и чувствую себя особенно прекрасным. И от этого слишком больно. Я хочу снова стать побитым стариком, у которого из одежды только рваное рубище. Для меня нищета – это сокровище. Да, их товары мне нужны! – Он сам не понял, как губы начали произносить мысли вслух.

Ему преградил путь крепкий, рослый мужчина с вьющимися волосами. Он был чёрным и блестящим из-за пота. Его лицо было тонких очертаний, немного женственным, а тело – брутальным и мощным. Одет он был в белоснежные одежды на манеру древних греков, но что-то подсказывало, что к грекам он не имеет отношения.

«Тут жарко и просторно, все тут потеют в благородных трудах, а ты чего такой дрожащий, будто страдаешь от холода? Ещё не освоился в местных красотах? Тут каждый сам себе творит свой климат. Те, кто любят прохладу и ветерок, внушают себе лёгкость и ходят быстрее. А вот я всю жизнь провёл в зное роскошной Персии, и зной стал моей сущностью, едва ли я смог отказаться от этого!» – говорил дух.

Аскет ответил: "Ты язычник? Вы Христа распяли! Если ты любишь зной, значит ты уроженец Ада! Христос умер в зное, я ненавижу зной".

– Я знаю, что у тебя помутнение рассудка, оно преследовало тебя на земле, и ты не можешь с ним расстаться. Твоё помешательство всё равно, что покров девы Марии, дарующий прохладу и защищающий от палящих лучей истины. Оно защищает тебя и по этому ты боишься с ним расстаться. Это твоя тайная прелесть! Но я покажу тебе Деву Марию! – дух отворачивает полы белых одежд и достаёт овал с изображением чёрной девы Марии.

– Смотри, прародительница Христа черна, как небеса вселенной, и плодовита, как морская пучина. Аскет выбивает из рук духа портрет чёрной девы Марии и, кидая на землю, наступает на её лицо, и в этот момент помешательство рассеивается. Да, смерть забрала и это. Он как будто чувствует жар её рук и губ, она не просто прародительница Бога, она ещё и великая любовница. Ему больно от жара, проникающего насквозь. И над ним смеются. Он мечтает укрыться от солнца, молит о темноте, о покрове, о милости. Он простирается по земле, вымаливая себе пощады, но непонятно, кого о ней молить? Чёрный мужчина, кидающий тень, разворачивается и уходит. А он остаётся один на один с солнцем, чувствуя себя пустынником Антонием, Христом на кресте и сразу всеми христианами, замученными огнём. Потом его обступают прохожие и предлагают свои товары: сальное рубище, немощь, накладные шрамы, горб и дряхлость тела.

И он вырывает из рук то, что ему предлагают. Бежит прочь, проклиная мерзких язычников именем творца, расплатившись с ними портретом чёрной девы Марии. Он очень силён и вынослив, давно не было такой лёгкости в нём, он радуется ей, прижимая к груди рубище, горб, накладные раны и седые волосы. «Я видел конец мира и начало вечности, потому что был истерзан, я терзал себя во славу всевышнего и накапливал драгоценные раны, как драгоценные камни. Смерть отобрала у меня всё, что ложно и сковывает, а это значит она отобрала истину, которая освобождает. Теперь я в языческой столице, бегу по золотым плитам. Меня искушает этот город, и он погубит меня по-настоящему. Зачем привратники пустили меня? Разве это не уловка Дьявола?» Брызгая пеной из-за рта, он бежит к залитому солнцем, каменистому обрыву. Резаные берега трескаются и, срываясь вниз, растворяются в глубине синевы морской. Он чувствует себя древним героем, у которого впереди лишь слава, проклиная себя именем творца: "Неужели смерть отобрала моё смирение?" Новый образ жаждет испытать мир, жаждет воинственного гнева и услад, жаждет награды и царствования. И если бы не его скупая душа, плачущая по видениям прошлого, он бы явился на бесовский карнавал и гневно побил всех, кто не поклонится Всевышнему. Он бросил свою добычу под ноги и смотрел на неё сверху вниз.

«Если я облачусь в старика, буду видеть престол и смогу говорить об истине, вынося побои и лишения. Но если я вернусь на площадь в образе героя, смогу гневом разогнать торговцев, подобно Иисусу! И я явлюсь перед ними в славе. Но душа моя в новом, юном теле станет страдать! Страдание души или страдания тела? Истина или действие?» И не было нигде намёка на голос трубный, без которого он не знал, что делать, так как его голос трусливо распадался в противоречиях. Сухая, жёлтая трава молча клонилась по ветру и была подобна шелковистой шёрстке на спине гигантского зверя. Не смел он вдыхать солёный воздух без боли, оглядывать просторы нового мира без подозрения. Новый мир предстал для него ещё одной уловкой и издевкой, и он не мог ступать свободно. Он был псом, гонимым своими видениями. И не было судьи ему кроме самого себя. Облачившись в старика, вспомнил слова трубного голоса: «Если не подчинишься, приду к тебе и сдвину твой светильник остротой уст моих!» Он хотел так же, не силой гнать бесов карнавальных, а остротой уст своих. Как только рубище коснулось кожи и горб оказался на спине, он почувствовал приятную слабость и привычное дрожание рук. Тут же всё кругом переменилось, покрывшись туманной дымкой. Чёрные тучи заслонили противный старческим глазам свет. И он теперь не созерцал образы падшего мира, оживлял их. По проклинаемому миру было ловко и свободно ступать. Мир стал мрачен и печален, а старик засиял. Тревога и смятение отступили, а в руках появился божий бич, преисполненный праведным гневом. Старик возвратился на рыночную площадь. И увидев первый, тучный, украшенный обоз, начал хлестать по нему. Все товары тут же превращались в чёрные черепки, теряя свою ценность, сыпались под ноги. Он знал, что если сможет изгнать торговцев, увидит путь к престолу. И этот путь смерть отобрать не сможет! Его бич хлестал направо и налево, превращая гордых купцов в попрошаек. После каждого удара они падали на колени перед ним. А он становился всё светлее и славнее. Их было тьма. Они молили о пощаде, но он приносил им нужду и немощь. «Научитесь жить в смирении! Почувствуйте нужду как благо!» С этими словами он разносил торговые палатки, очерняя золото и разрывая шелка. Грязные попрошайки по его милости стремились напасть друг на друга. Они устраивали мелкие потасовки за краюху жизни. Кругом царило зловоние и нужда. Все бывшие торговцы молили о пощаде. И эти мольбы для него были райским пением птиц. Они просили, чтобы кто-нибудь забрал их жалость к себе, он их жалел: «Несчастные язычники, не ведающие манны сокровенной, я буду вашим спасителем, хоть вы мне противны». И собирая с них терзающую пустоту, словно дань, он превращал её в монеты. Но это были особые монеты, пропитанные страстями по всевышнему. С каждым шагом монет становилось всё больше, и блеск их вдруг разогнал серый смог и зловоние. Само небо разверзлось, обнажая престол всевышнего. Старик положил сокровища духа к ногам его, а Всевышней отдал ему падир. И прозвучал трубный голос: «Ты помог этим язычникам познать несчастье, и несчастье привело их ко мне. За всех них я дам тебе один ответ, ты же аскет и привык довольствоваться малым!» Старик обомлел от света и истины, которую можно было пощупать. «Что смерть отнять не может?» – вырвалось из его уст. «Сейчас увидишь!» И он в своём новом обличье проваливается сквозь землю, попав на плотные небеса. По небесам стремительно несутся колесницы, и в них сидят светила. Их бесконечное множество, и по яркости света, падающего от них, виден их характер. Кони высекают искры в синеве небес. А светила сражаются друг с другом за его цвет. Старик смотрит вниз и видит слои материи разной плотности. Самые костные – внизу, они уже приняли правила игры одного из властителей. Чем выше, тем подвижнее небеса, тем неопределённее законы физики в них. И один всадник попирает другого и меняет эти законы. Они вырывают друг у друга краюху мира. Каждый ослепляет по-своему и дарует иллюзию определённого мира, жители которого возносят хвалы своему создателю, не ведая ничего другого. «Ты жил среди язычников и знал о ином мире. А я погиб, возвещая его, и много таких, как я, ушли моей дорогой. Мы принесли страждущим новое небо. И смерть не смогла отнять этого у них, а мы стали светилами на нём. Ты падаешь всё ниже и ниже и оставляешь после себя тени красот небесных, откровения богов», – так говорил Всевышний. «Получается, что твои учения, оставленные для других, смерть отнять не может? И поэтому самое эпическое сражение происходит между пророками разных миров, и тот, кто сможет установить истину как флаг на безжизненной планете, у того смерть не отберёт истины? Но все учения со временем искажаются и забываются. Сколько картин мира без вести ушло в небытие. И где это небытие?» – Эти вопросы были лишними, они выдали в старике алчного жадюгу, и он оказался на духовном дне города, забыв обо всех откровениях.

Постматериализм.

Постматериализм.

Один толстый еврей, поселившийся в романтичной, прокуренной коммуналке, однажды потянул меня за интерес и заставил внимать своим бредням. Я смотрел на себя в грязные зеркала в его комнате и вместо себя видел густое облако дыма. Его маленькая комната всегда была в дыму, от того что он злобно и жадно курил. Курил и рассказывал про законы времени и пространства, про обратную карму. Если с тобой вышла беда и лажа, а ты весь такой невинный и доброжелательный, это значит, что ты уже согрешил в будущем. Согрешил и наругал себя. А ещё он говорил так: чем ближе событие, на которое ты хочешь повлиять, тем больше энергии тебе придётся затратить на него. Если ты проснулся от пожара, тебе придётся очень постараться, чтобы выжить; возможно, ты будешь прыгать в окно или ползти по полу до самой улицы, а ещё ведь надо спасти любимые вещи. Но если ты проснулся, когда только почувствовал запах дыма, тебе нужно лишь встать, найти его и потушить. А если за неделю тебе снится сон про пожар, и ты понимаешь, к чему это, ты просто будешь осторожен всю неделю, от тебя ничего не потребуется. Так что говорил он – дело мага ценить свою энергию и внимать намёкам вселенной.

Мне, вскормленному Толкиеном и психотропными веществами, его речи казались слишком обыденными, просто еще одной гипотезой о вселенной. Каждое утро я рождал невиданное количество таких гипотез, а потом они угасали без моего интереса к ним. Чем эта его идея, претендующая на основательность, лучше моих? Да я был внутри магии, когда вдыхал газ на чердаке, на глазах у беспризорных детей! Чем дряхлый еврей сможет удивить меня? Он собирал вокруг себя молодых людей и заставлял их пускать энергетические шары, создавать дубли, бродить по внепространству, а также входить в трансформированные образы животных или людей или мифических тварей, таких как дракон или мантикора. Он рассказывал про энергетические уровни вселенной и про то, как работать с ними. Его глупые ученики, состоящие в основном из романтических девочек и мальчиков, хавали всё это и самозабвенно выставляли себя на посмешище. А я, притаившись, наблюдал за тем, как он морочит им головы. Знаете, как в песне Летова: Пуля, научи меня жить, агитатор, научи меня думать. Вот я и учился всем его трюкам. Я имел иррациональное влияние на своих сверстников, и они будто таяли под всем, что я им говорю. Меня это веселило, а мой учитель использовал моё влияние и льстил мне, чтобы держать контроль.

Перед моими глазами разворачивались душевные драмы и создавался современный миф. Люди игривы, им некуда деть свою сексуальную энергию, кроме как не на строительство ячейки общества. Это я ещё не описал атмосферу скуки и запустения материалистической эпохи, где всё уже ясно и умные дядьки уже всё решили и разделили между собой. Атмосферу бесконечного блуждания среди теней и полумертвую жизнь души моего народа, которая отзывается лишь на шоковую стимуляцию. И на фоне этого, конечно, хочется поиграть в магов, эльфов и демонов. И под чутким надзором учителя магии у всех моих коллег по ремеслу начала съезжать крыша.

Я веселился, наблюдая за общим безумием. Ведь, находясь в обществе друг друга, все их речи и мысли были оправданы и логичны, и более того, глубоко драматичны. В обществе друг друга они реализовывали свои фантазии и желания, а этот учитель позволял им и брал свою мзду. А в обществе нормальных людей вся их магия рассыпалась. Я был не таким, я подготовился задолго до всего этого, сойдя с ума. И мне особо нечего было терять, посему я выходил в народ и активно вербовал их с помощью магии. Я ничего не знаю о психологии, но я чутко реагирую на тот нерв, за который нужно дёргать. Это чувство наивной неудовлетворённости и тоски по чуду. Ох, как я кружил головы своим прихожанам! Прихожане они были по тому, что приходили за дозой кислоты. Самоуверенные парни садились напротив меня и, исчерпав все силы своей убеждённости, расслаблялись и слушали. Каждое моё слово вызывало у них негодование и сомнение, и они сопротивлялись, но вместе с тем их детское воображение резвилось на полях, куда я его приводил.

Я говорил: «Между нами двумя сейчас пять личностей. Первая личность – это сновиденная личность, вторая – когда ты просыпаешься в своей обезьяне, третья – когда ты думаешь о себе, вспоминая, кто ты такой, четвёртая – когда думаешь обо мне, представляя, кто я такой, пятая – когда думаешь о том, что я думаю о тебе. И все эти личности разнятся и, бунтуя, требуют свой кусок внимания. Каждое утро, просыпаясь, ты молишься себе. Молиться – значит посвящать внимание, время. А представь, что вместо себя ты начинаешь молиться Иисусу. А ведь ему молятся миллионы уже много лет. Каждое утро они чуть отодвигают себя, чтобы занять своё тело личностью давно умершего Иисуса. А теперь представь, сколько у Иисуса тел, хотя его никогда не было, а если и был, он был простым смертным, как ты или я. А ты пока жив, молишься себе, но когда умрёшь, молиться о тебе будет некому, возможно, у тебя будут дети, но они едва будут о тебе думать, внуки вообще забудут, и ты исчезнешь, как будто тебя и не было. И всё, что сейчас тебе кажется серьёзным и жизнеутверждающим, растворится. А сколько уже растворилось такого до твоего рождения? Возможно, люди каждый раз открывают истину и прутся от неё, как коты от валерьянки, но всё это прах вечности. Ну что-то в таком духе… А сейчас я использую самый излюбленный приём дьявола: я буду вам лгать, а вы следите за тем, как я это делаю.

Ко мне приходили студенты технарских, медицинских, педагогических вузов. Чрезмерно подкованные школярскими взглядами на физику явлений и считающие себя элитой интеллектуальной среды (так как им положено себя такими считать), они надсмехаясь говорили: «Если у тебя есть магические силы, – покажи их!» Я видел в них тревогу, которую они стремятся подавить и выставить свою слабость за уверенность. Если человек большую часть времени ассоциирует себя с какими-то однозначными чертами характера или манерами поведения, то его воображение будет реагировать на противоположные черты. Мне пришлось полюбить игры с воображением. Я им говорил: «Я могу показать тебе всё, что угодно, но твоё сознание слишком замылено, чтобы воспринять это. Ты находишься в той реальности, где не существует того, что я буду тебе показывать, но я всё равно покажу, смотри». И я замолкаю, ничего не делая. Дальше я выжидаю момент, когда он исчерпает силы своего сомнения и устало будет пялиться на меня с вопросом, что же дальше будет. Когда я поймаю его на этой рассеянности, тут реально важно поймать состояние готовности: если передержать его, он либо потеряет интерес, либо найдёт в себе ещё силы для сомнений. Я начинаю рассказывать. Вселенная – это соотношение материи, энергии и информации. В каждый момент времени это соотношение меняется, и ключ этих перемен – в твоей голове. Чем меньше информации в твоём мире, тем больше материи и энергии. И наоборот – чем больше информации, тем меньше материи. Я не умею ничего, кроме работы с информацией. И я буду двигать её в твоём мире, чтобы ты увидел, как меняется материя. «Я сталкиваюсь с информацией каждый божий день в университете и по дороге к нему. Основные принципы работы вселенной уже открыты, остаётся их только усвоить. А всё, что ты говоришь, продиктовано твоим мозгом! Прикинь, как долго мозг учился выживать в условиях полного пиздеца. Сознание долго формировалось силами природы, пытающимися всё время тебя уничтожить. А мышление – это побочный продукт жизнедеятельности организма, и вся эта твоя магия – просто религиозный инстинкт самосохранения, просто фантазии, которые отвлекают от голода и желания сожрать какого-нибудь аппетитного соплеменника. Человечество долго прозябало под собственными предрассудками, а мы, наконец-то, поняли, что все эти боги, призраки и прочее не относятся к знанию о природе. Да и вообще, зачем мы всё это обсуждаем? Мне таких обсуждений на лекциях хватает, давай уже показывай магию!» – говорит он. «Да я уже… погоди немного, мои пассы уже меняют реальность в обход твоего сознания». Он едко усмехнулся. Я вижу перед собой молодого человека, цепляющегося за… за своё содержание. Что же мне его судить, возможно, я такой же. «Когда ты приходишь в кинотеатр, и тебе полный стакан – тебе не нужен этот фильм, потому что ты уже переполнен и больше в тебя не влезет, но когда ты пустой стакан, ты сможешь хоть что-то получить от этого фильма»

–Ну что мне может дать этот фильм? Просто бредни какого-то неудачника, которого все восхваляют.

–Ты не сможешь ничего воспринять, пока ты полон. Ты защищён от чужого влияния и от сомнений, от новизны информации, пока полон!

–Да я изначально не хочу смотреть этот фильм.

–А нафиг ты припёрся в кинотеатр?

–Никуда я не припирался, это ты так сказал!

–Но ты же иногда ходишь смотреть фильмы? Ты впускаешь в себя их содержание?

–Да я на «Джокера» ходил не давно, охуительный фильм.

–Кинотеатр – это просто пример, каждый раз, когда ты воспринимаешь что-нибудь, ты должен быть пустым, чтобы в тебя было что налить. А это капец как сложно. Работа с информацией состоит в том, чтобы по мере своих сил обнуляться, то есть накапливать помехи и стирать своё внутреннее содержание. Если это получится, информация так на тебя повлияет, что это изменит мир в твоём взгляде и твою судьбу.

–Ты в это веришь? Ты так делал? Есть доказательства, экспериментальная база?

–Ты моя экспериментальная база…

–Ну нет, со мной у тебя ничего не получится, я не девочка какая, чтобы морочить мне голову! Даже в этом твоём метафорическом кинотеатре, если ты совсем пуст, ты даже не поймёшь, хороший фильм или плохой. В тебе должны быть хоть какие-то мерила, и ты вряд ли сможешь от них избавиться.

–Ага, без мерил ни как, но тут главный вопрос, кто создал в тебе эти мерила? И только не говори, что ты сам их создал… это смешно…

–Ну, я собирал информацию о мире и комплектовал её внутри себя. Вот так и создаются мерила.

–Скажи, какой твой главный принцип жизни?

–Я во всём сомневаюсь и всё проверяю.

–Это правильный принцип, но по-настоящему ли ты сомневаешься и в чём именно?

–Ха, я знал, что ты так скажешь…

–Ты слышал что-нибудь о пещере Платона? Типа люди могут видеть не сам свет, а тени, отбрасываемые предметами, и только по наличию этих теней они могут понять, что где, то есть источник света. Но они сидят спиной к нему и не могут увидеть его непосредственно. А теперь представь ласку, которая прыгает через камни.

–Что? К чему ты это про ласку?

–Ласка – это зверёк такой маленький. И вот её органы чувств заставляют её каждый раз прыгать через камень, это её способ выживания – реагировать на препятствия. Её мозг научился реагировать, и если она большую часть жизни будет прыгать через камень, она войдёт в этот ритм жизни, диктуемый тенями. А теперь мы убираем камень, но она по-прежнему стремится его перепрыгнуть, потому что видит его тень в своём сознании. То есть с самого начала, когда камень был, она прыгала не через него, а через его тень.

–Ну конечно, ласка не такая тупая, если она увидит, что камня нет, она просто пробежит.

–Чтобы увидеть, что камня нет, ей надо чуть приостановить свой мозг, толкающий её на прыжок. Мозг заранее знает самую оптимальную стратегию поведения, он руководствуется памятью. А в памяти камень всегда есть. И поэтому он автоматически реагирует на новую ситуацию, не видя её новизны. Точно так же и с полным стаканом и информацией. Твоя наполненность диктует автоматическое восприятие, предубеждение, но камня-то нет….