Полная версия
Дарья Тарасова
На краю серого моря
Пролог
Грохот и крики смешались с огненно-чёрным небом в единую гармонию хаоса. Где-то были слышны выстрелы, где-то – топот бегущих ног, где-то – песни полевых цветов… Но громче всего сердце стучало в висках, укрывая большие карие глаза серой вуалью безвременья.
Он лежал на горячей, дымящейся от боли и крови земле. Соломенно-зелёная форма увядала и багровела, всё сильнее прилипая к коже. Тело почему-то больше не слушалось, оставаясь недвижимым каменным изваянием, запечатанным посреди примятой, опалённой травы. Мысли блуждали где-то далеко, среди ярких жемчужных звёзд ночного неба.
Боль предательства обожгла сердце, но лишь на мгновение – в следующее уже ничего не чувствовалось.
Вот бы сейчас оказаться дома, где всегда так уютно и тепло. Где готовят вкусные обеды, а в гостиной пахнет книгами. Где родные руки обнимают его, а мягкая синева глаз искрится радостью.
Почему сейчас, посреди всего этого огня, ему так холодно? Так по-зимнему холодно и одиноко…
Зато совсем скоро он будет дома.
Вот бы он оказался дома.
Вот бы ещё хоть раз только их увидеть.
Вот бы знать, что всё это не зря и что у них всё хорошо, что у неё всё хорошо…
Жаль только, что они, видимо, его уже не дождутся.
Но, может, быть может ещё…
Тёмные короткие волосы, слипшиеся от крови, колыхались в дуновении горячего солёного ветра. Из-за пепельно-чёрных туч, словно протягивая вниз свои хрупкие руки, прорезался свет и мягко провёл по лицу своими тёплыми пальцами. Глаза увидели свой последний луч солнца и навсегда запечатлели его осколок в своей глубине.
Часть I. Туман.
Море пó лесу царственно бродит,
Огибая всемирное древо,
Ореолом солнце восходит,
Ведь не море то, – вечное небо.
Горным рекам не влиться в те воды,
Не причалить, подплыть, подойти.
Лишь счастливцам дана та свобода,
Что откроет господни пути.
Но река все хочет быть морем,
Бьется в гневе о каменный брег,
Льется пена бурлящей слезою
Из-под пресных заплаканных век.
И все моет морскую породу,
Дабы в воды свои её взять,
Но вмешательств не терпит природа,
И вбирает не соль, а лишь грязь.
А в тумане заветных желаний
Не различно, где явь, а где сон,
И, оставив на дне все страданья,
В иссушеньи найдет свой покой.
Глава 1
Под ногами земля омерзительно хлюпала. Каждый шаг по холодной похлёбке из травы и грязи оставлял во рту привкус сырости и серости. Не иначе как, недавно здесь прошёл дождь, а ещё вероятнее, проскакал бешеным галопом три круга, сделал два переворота и расстелился плашмя по всей долине.
Воздух был густой и влажный, а юбки тумана обрамляли полосу тяжёлого, уставшего неба. Довершал атмосферу тот не поддающийся сомнению факт, что местное правительство на законодательном уровне запретило пейзажу использовать в своём образе больше трёх цветов за раз. Серое небо, землисто-бурые камни и скалы, опоясывающие пространство, словно старая картинная рама с захламленного чердака, и изумрудная зелень, сливающаяся в монотонное полотно, куда ни посмотри. Иначе это было не объяснить.
Неужели у кого-то могут быть славные и ТËПЛЫЕ воспоминания об этом месте? Слабо верится. Но кому-то здесь точно сулит счастливое или хотя бы безбедное будущее, а это главное.
С этими мыслями по жалкому подобию дороги, чьи края и направления лишь угадывались внимательным путником, шёл молодой человек, раздражённо выдёргивая обутые в туфли ноги из засасывающей их грязи. Его брюки, некогда благородного цвета молочного шоколада, были насквозь мокрыми по щиколотку, и это не могло не злить педантичного юношу. Светлая рубашка уже давно смялась и поникла, но, к счастью, её прикрывал удлинённый пиджак в цвет брюк, наименее пострадавший от путешествия по местным красотам. Левой рукой юноша сжимал поля невысокой тёмной шляпы, чтобы, не приведи господь, она не свалилась в эту жижу под ногами, а аккуратно уложенную причёску не распушил туман своим шершавым языком. Правой руке повезло меньше – она онемела и грозилась в любой момент отмереть от тяжести упитанного красного саквояжа из овечьей кожи.
Молодой человек явно не принадлежал этим местам, о чём они неустанно ему напоминали в самых нескромных выражениях и проявлениях. И все же он шёл.
План в голове юноши был невообразим и одновременно невероятно прост. Именно этот назойливый план подгонял и пинал его в глубь долины, даже когда в десятый раз пронеслась мысль всё бросить и вернуть свои лёгким возможность дышать чем-то, кроме слякоти. Коварный план вырос в высоченную и безграничную каменную стену за спиной, не давая ему ступить ни шага назад. Этот сладкий план был ярким потусторонним цветком, благоухающим новым пятном на фоне этого монотонного пейзажа. Гениальный план привёл юношу к единственному на несколько километров строению, возвышающемуся песчаной горой из камня над полями тумана.
Количество камней в кладке стен, не обитых плющом, можно было пересчитать по пальцам одной беспалой руки. Двор и тропинка к дому были вымощены камнем цвета стен и для случайно забредшего гостя служили причалом, позволяющим сойти на берег с вод грязно-зелёного моря. Большой двухэтажный особняк был чересчур амбициозной претензией на готический стиль, но всё же обладал своим шармом. Плоскую крышу обрамляла диадема из черноватых пинаклей, а своды окон, словно шапкой, были покрыты узорами, издалека похожими на паутину. Широкий арочный вход с бурой двустворчатой дверью был притянут к правой стороне здания, и этот элемент, пожалуй, был единственным, нарушавшим почти идеальную симметрию фасада. Всё вместе не вызывало у юноши восторга, но всё же дом был самым богатым в округе, да и побогаче многих, где юноше приходилось бывать ранее.
Оказавшись в пятидесяти метрах от парадного входа и ощутив сушу под ногами, молодой человек брезгливо поставил саквояж на дорожку и сделал отчаянную попытку привести себя в порядок. Он остался крайне недовольным результатом и понадеялся на снисходительное отношение местных поселенцев к моде, после чего открыл саквояж и бережно, словно хрустальную статуэтку, достал небольшой брезентовый свёрток, обернутый поверх старым плащом. Юноша аккуратно извлёк содержимое – несколько сложенных листков, тонкую коричневую книжечку и орден в форме тёмно-золотой звезды; скрупулёзно просмотрел все бумаги, снова обернул брезентом и пихнул подмышку, убрав плащ обратно в саквояж. С багажом и ценным свёртком он вплотную подошёл к массивной двери и прислушался. Только сейчас он осознал, что и в доме, и в округе всё это время стояла абсолютная тишина. Не в силах больше терпеть её тяжесть, юноша дёрнул за насквозь мокрую верёвку дверного звонка, заставляя ржавый колокол заскрипеть и нарушить царившее безмолвие. Но тишина ушла ненадолго и, подождав полминуты в стороне, заняла своё привычное место. Он повторил попытку привлечь внимание жильцов большого дома к входной двери, но снова безуспешно. И снова…
Не дождавшись никакой реакции, юноша робко потянул ручку двери – дверь не поддалась. Судя по всему, раскрыть свои объятия для гостя ей мешал закрытый изнутри затвор. Робость стремительно перетекала в недоумение, и молодой человек попытался заглянуть в ближайшее к двери окно, узкое и растянувшееся почти во всю высоту первого этажа. Пришлось запачкать левый рукав пиджака, дабы очистить небольшую часть стекла от грязи, но эта жертва не была вознаграждена. То ли окно было прикрыто занавеской, то ли его заслоняла какая-то мебель – рассмотреть что-то конкретное во внутренней обстановке не удалось. А недоумение тем временем начинало греться, медленно, но верно вскипая до возмущения.
– Прошу прощения! Есть кто дома? – достаточно громко, чтобы в доме услышали, но не слишком отчаянно крикнул молодой человек, однако тишина не ответила.
– Меня зовут Велиан Дюрер, уверен, вы захотите меня выслушать! – но никто не представился в ответ.
«Да куда, чёрт побери, все запропастились?
Даже если чудаки-хозяева в такую погоду уехали ловить лягушек на болото, то чем мается прислуга?»
Велиан пытался найти ещё хоть одну возможную причину отсутствия хозяев, которые непонятно куда могли подеваться в этой глуши, но не мог.
Ничего лучше не придумав, Велиан стал обходить дом, безрезультатно заглядывая в каждое окно. Однако, дойдя до торца, он так и не смог повернуть за угол, чтобы заметить притаившуюся под навесом заднюю дверь, – его взгляд остался прикован к горизонту десятитонной цепью. Он не сразу понял, что так ошарашило его в открывшемся с заднего двора пейзаже: сам двор не представлял из себя практически ничего – несколько деревьев и кустов с лавочками, навес с укрывшимися под ним вазонами без цветов, каменная кладка, вытянувшая свой подол на несколько метров от дома, и все то же вездесущее зелёное поле. Странно было другое – трава виднелась лишь неширокой лентой, оборванной с одного края, а за ней было разлито стальное море тумана, которое бесшовно сливалось в одно целое с небом. Горизонта словно не было, вот что выглядело так притягивающе-неестественно.
Не в силах оторвать взгляд хоть на секунду, Велиан стал шаг за шагом подходить ближе к туману: сначала по скользким камням, затем по мягкой мокрой траве. Слегка отклонившись, он обогнул одинокий колышек, криво высунувшийся из земли почти у самого края зелёной полоски. То ли внутренний крик, то ли небесное провидение заставили Велиана остановиться на полушаге и остаться стоять ногами на траве, не давая им ступить в туман. Он всмотрелся внимательнее: серая дымка тонким, но плотным одеялом струилась сквозь изумрудные травинки, растекаясь по земле, как сироп по свежеиспечённым оладьям, и втекала в туманное море.
Порыв ветра, слизнув с моря дымку и обнажив острые как зубы бурые скалы, заставил Велиана в ужасе ахнуть и отшатнуться на несколько шагов назад. Там, где заканчивалась травяная лента, был резкий обрыв, высоту которого можно было только угадывать, но разверзнутый оскал не сулил надежд на выживание.
«Неужели они тут так беззаботно живут прямо на краю смертельного обрыва? Почему он мне ни разу не говорил?»
У Велиана заплетались мысли, а ветер тем временем стих и прореха, открывшая истинную сущность стального моря, быстро затянулась серыми облаками.
«Да уж, и этот жалкий колышек должен был предупреждать об опасности? Да о ней нужно кричать прямо в ухо, а не тихо лепетать в пятки!»
Любой не слишком внимательный гость мог бы с легкостью споткнуться об эту дымку и утонуть здесь навсегда…
Животный страх за свою драгоценную шкуру, перешагнув через возмущение, вскоре обернулся любопытством, и Велиан снова приблизился к краю, аккуратно заглядывая в пучину облаков. Тяжёлые тёмные тучи как киты лежали вплотную друг другу, заполоняя собою все пространство от дна пропасти до горизонта и ввысь в небо, насколько ухватывал взгляд, а блеск их стальных боков был почти что манящим. Потерявшись в этом блеске на несколько мгновений, Велиан рьяно встряхнул головой, напоминая самому себе о цели его пребывания в этом странном месте. С трудом он заставил себя оторвать взгляд от горизонта и осмотреть дом в поисках задней двери. Эта дверь была сестрой парадной, но более стройная и с причудливой фигурной прорезью из желтого стекла, украшенной извивающимися золотыми лозами. Несмотря на упадническое состояние особняка и тщательно скрываемое убожество вкусов его владельцев этот странный декор показался Велиану весьма привлекательным и даже элегантным. Быть может, еще и потому, что золотая лоза на двери наименее пострадала от вездесущих плесени и грязи и была словно последняя ниточка света в этом царстве угрюмости.
На этот раз робость не помешала Велиану, и он уверенно, громко и практически бесцеремонно постучал в дверь, глухо отозвавшуюся в ответ.
«Ну уж нет, я не для того плыл на старой посудине, ночевал в похожих на хлев гостиницах, а потом ещё чуть не утонул в этой грязище, чтобы теперь остаться ни с чем!» – настолько громко подумал Велиан, что часть гневных слов-таки просочилась сквозь черепную коробку и сорвалась с губ.
Он яростно дёрнул одну из литых фигурных ручек, готовый сорвать безмолвную дверь с петель, но она лишь тихо щёлкнула и безропотно отворилась. Отсутствие сопротивления удивило его намного больше, чем если бы дверь не поддалась вовсе, и он несколько секунд притуплённо смотрел в открывшийся его взору мрачный коридор. В очередной раз не услышав никакой реакции от дома, он сделал робкий шаг внутрь – в дом не проникало ни единого лучика света и было ещё темнее и тише, чем на улице, что казалось совершенно невозможным. Велиан обернулся – снаружи почти мгновенно стемнело, облака стали наливаться тяжёлым металлом, как перед грозой, но ни одна капля не сорвалась с их уставших глаз.
Велиан сделал несколько неуверенных шагов по каменному полу, звонко цокая каблуками, и ещё раз окрикнул:
– Извините, дверь была открыта… Здесь кто-нибудь есть?
Дом будто целиком проглотил его голос, не оставляя ни эха, ни ответа.
Глаза Велиана постепенно привыкли к темноте. Он оставил саквояж у двери, продолжая сжимать свёрток в руках, и осмотрелся: впереди длинного каменного тоннеля виднелась парадная дверь – холл был сквозной; слева вдоль серой стены наверх уходила широкая прямая лестница из тёмного дерева; справа от Велиана почти вплотную к задней двери примыкала высокая арка, ведущая в гостиную; рядом с парадным входом виднелась такая же арка – там коридор изгибался буквой «Г» и тянулся куда-то вглубь дома. Не считая нескольких непримечательных картин в деревянных рамах и двух ваз коридор выглядел бледно.
Велиан шагнул в гостиную. Комната производила поистине кровавое впечатление: ровные стены были обтянуты красными обоями с мелким цветочным узором, мебель из резного чёрного дерева была обита алым гобеленом, а на полу лежал ворсистый бордовый ковёр с восточным рисунком, который покрывал собой почти всё пространство гостиной. Посередине стены стоял высокий камин из чёрного камня, а по обе стороны от него росли стеллажи, до отказа забитые книгами с обложками всех цветов и языков. Вытянутые окна на противоположной стене выходили в сад, но были закрыты тяжёлыми занавесками цвета запёкшейся крови. При всем многообразии красных оттенков атмосфера комнаты оставалась холодной и сухой.
Велиан тихо прошёлся по комнате – ковёр проглотил стук его каблуков целиком – оглядел ряды книг, не решившись к ним прикоснуться, заглянул за шторы и в камин.
«Странно, что ещё не начали топить. Тут довольно-таки зябко».
Затем он прошёл в арку на другом конце комнаты – за ней была просторная столовая, а после начиналось укромное крыло слуг и кухня. Эта комната, безусловно, заслуживала куда более тщательного осмотра, но сейчас не была главной в мыслях Велиана. Он вернулся в столовую и оказался перед двумя арками – одна вела из гостиной, откуда он пришёл, а вторая из каменного коридора, ползущего вдоль фасада дома. Между ними притаился уютный камин из белой лепнины. Велиан нырнул в правую арку, прошёл через почти пустой каменный тоннель с окнами, занавешенными бархатными шторами грустно-изумрудного цвета, вышел обратно в холл и, замкнув так круг по особняку, вернулся в кровавую гостиную. Первый этаж не подавал никаких признаков жизни, – в кухне явно уже некоторое время не витали ароматы супов и десертов, за столом не велись оживлённые беседы, стены не отражали стук каблуков по камню коридоров, а камины позабыли тепло огня. Да и вообще, кроме присутствия злого остроумия архитектурной мысли, сотворившей это строение, дом казался пустым. Все это никак не поддавалось объяснению, ведь Велиан был настроен на тёплый прием.
Велиан наконец оставил свою поклажу и шляпу на небольшом кофейном столике, стоявшем в гостиной рядом с высокими креслами у камина, и вышел в холл. Некоторое время он не решался ступить на лестницу, ведущую на второй этаж, но любопытство пересилило. Каждая ступенька отдавалась резким скрипом в ушах и ускоренным стуком в сердце. Казалось, что эта лестница тянется бесконечно, с каждым шагом вырастая все выше и выше за пределы крыши особняка – туда, в чёрно-серое небо. Пройдя сквозь бесконечность, Велиан приземлился на втором этаже всё того же дома посреди ничего, и ощущение, так непонятно и неожиданно настигшее его при подъёме, так же неожиданно испарилось. Второй этаж оказался не живее первого – хозяйская спальня, три спальни поменьше, детская, большая ванная комната и крыло (вернее сказать, скромный закуток) прислуги, и все абсолютно также пусты и бездушны. Дом, на который Велиан возлагал такие большие надежды и ожидания, был совершенно мёртв.
– Не может такого быть. Что здесь могло произойти? Куда все подевались? Не похоже, что они переехали, но и на то, что кто-то здесь живёт, тоже не похоже. Может, я не туда пришёл? Но это, черт побери, единственный дом во всей этой треклятой долине, это точно он! – вслух размышлял Велиан, спускаясь обратно в гостиную. – Зря я в городе никого не расспросил о них, но тогда бы это могло вызвать подозрения и сорвать мой план… Если они все здесь провалились сквозь землю, это может осложнить задуманное. Или, наоборот, упростить? Хм…
После длительного путешествия Велиан не мог терпеть холод гостиной дальше, поэтому достал со дна поленницы два сухих бревна, кинул в камин, в котором валялись несколько старых засохших углей, тут же развалившихся на мелкие кусочки, и развёл огонь спичками, что лежали на каминной полке. После армии он уже никогда не забудет, как разжигать огонь с одной спички, да и не только это… Впрочем, пары брёвен надолго не хватит, но в таком большом доме наверняка должен быть приличный запас дров. Ноги Велиана изнывали от продолжительной ходьбы, ещё и в сырых туфлях, да и сам он был слишком утомлен, поэтому поиск ужина для камина, как и самого себя, был отложен. Велиан упал в стоявшее рядом с камином красное кресло с высокой спинкой, скинув туфли и вытянув ноги к огню. Лишь на мгновение прикрыв глаза, он сам не заметил, как провалился глубже в мягко-жёсткое кресло и его голову захватил неспокойный сон.
***
Юноша презрительно кинул стопку только что выданного несвеже-белого постельного белья на хлипкую металлическую койку и, скривившись, осмотрел казарму. В комнате с высокими потолками и приклеенными к крыше окнами стояло еще 20 таких же коек, возле которых мялись новобранцы – чьи-то взгляды были полны твёрдости, глаза других выдавали страх.
Но только глаза юноши излучали гнев: «Чёртов старикашка! Какое право он имел решать мою судьбу? Из-за него я загнан сюда, как собака! Нет! Как скот на убой! Ох, выберусь я отсюда, уж я найду на него управу, уж я придумаю, как отомстить. А если уже не вернусь?!»
Нога невольно подогнулась, чтобы выместить злобу на ножке кровати, но тут на соседнюю койку с шумом плюхнулась другая стопка белья.
– Здравствуй! Будем соседями, получается, рад встрече. – Рядом с юношей возвышалась широкоплечая фигура темноволосого юноши с крупными привлекательными чертами лица. – Меня зовут Сильван Макваллен, а тебя?
– Я… – онемев от неожиданности, юноша не успел ответить, прерванный громким возгласом командира роты.
– Фурхо! – громогласно крикнул коренастый командир с другого конца казармы.
– Да, командир! – Юноша быстрым шагом подлетел к старшему по званию.
– Вот, держи своё удостоверение. В канцелярии была какая-то путаница с твоими документами, но они разобрались. Не теряй. Марш на место! – звонким басом прогремел командир и, окинув взглядом новобранцев, вышел, шумно шаркая каблуками.
Сникнув ещё сильнее, юноша вернулся к своей койке и, раздражённо помяв в кулаке, закинул небольшую книжечку под подушку.
– Так значит, Фурхо. Необычное имечко! – улыбаясь, сказал сосед, продолжая заправлять свою койку.
– Не смей меня так звать! – несдержанно резко вырвалось у юноши, а о взгляд его пылающих золотистых глаз сослуживец чудом не обжёгся.
Каждой клеточкой своего тела юноша не принимал и ненавидел это имя.
– Так как, бишь, тебя называть? – поначалу немного оторопев, чуть мягче спросил сосед с лёгкой располагающей улыбкой.
– Велиан. Просто Велиан, – остыв, тихо ответил юноша и пожал протянутую ему крепкую гладкую руку Макваллена.
***
Порыв морозного ветра с душераздирающим завыванием ворвался в гостиную, заставив Велиана очнуться ото сна и резко вскочить на ноги. По всему телу юноши пробежали мурашки – в камине дотлевали последние угольки, а в комнате царила темнота – но причиной пробирающего холода и мрака было как будто что-то иное. Не в силах пошевелиться, Велиан попытался хоть немного урезонить бешено колотящееся сердце, пока оно вовсе не остановилось от звука проникающего под кожу стеклянного женского голоса:
– Кто вы такой?
Помедлив пару секунд, Велиан жадно втянул воздух и обернулся всем телом, тут же в оцепенении выпустив весь собранный кураж. Перед ним, сливаясь с проникшем сквозь щель штор лунным светом, стоял призрак девушки.
Глава 2
Велиан с трудом разомкнул тяжёлые веки – он полулежал в кресле перед камином, соскользнув с него во сне и оказавшись практически раскинутым на полу. Комната никак не выдавала присутствие дня, хотя юноша был уверен, что проспал всю ночь. Он сбросил укрывавший его колени тонкий плед, надел туфли и подошёл к грозно нависающим над всей комнатой шторам. Прочувствовав на своих плечах всю их багровую тяжесть, он резким движением откинул полы во весь размах своих рук. В мгновение юноша был ослеплен леденяще-белым светом, который, смывая со стен кровь и оставляя за собой вполне уютную гостиную, наводнил комнату. Зажмурив ужаленные глаза, Велиан с хрупкой надеждой подумал, что выглянуло солнце, вкус которого его кожа уже позабыла, но в следующую секунду окунулся в разочарование – за окнами был всё тот же серый пейзаж.
Понаблюдав некоторое время за переливами туч и осмотрев унылость внутреннего двора, Велиан размял затёкшие после сна в неудобной позе конечности и задумался:
«Надо же, уснул в незнакомом доме, в кресле, где это видано! Но я так устал с дороги, что спал как убитый… Хотя, я что-то помню… Бр-р, этот особняк такой странный и жуткий, что приснилось, будто тут водятся привидения. Да уж, Велиан, ты видел места куда хуже, не говоря уже о месяцах на войне, а тебя вывел из равновесия заброшенный дом».
Попытки мозга собраться с мыслями и придумать, как действовать дальше, были прерваны другим органом – сердце юноши дрогнуло, потеряло равновесие и упало со своего положенного места в кожаные туфли. Его вещей не было. Он абсолютно отчётливо помнил, как положил свёрток и шляпу на кофейный столик, но тот был пуст. Сердце в миг очнулось от обморока, поднялось обратно в грудь и начало колотить тревогу. Велиан быстрым взглядом осмотрел комнату, но в остальном она никак не поменялась со вчерашнего вечера. Тихо ступая, юноша вышел в холл, но его саквояжа там тоже не обнаружилось. Ребра заходили ходуном в такт с сердцем, не выдерживая напора его бешеных ударов.
«Я бы ни за что не забыл, если бы переставил куда-то вещи. Значит, это мог быть кто-то другой, кто, так же как и я, проник в дом через открытую заднюю дверь. Болван, почему я её не запер?! Почему вообще кто-то будет оставлять дверь открытой в доме, откуда все уехали? Да и куда, и почему все уехали? Что, чёрт возьми, здесь происходит?»
Паника подступала к горлу Велиана, пока он метался по каменному холлу, судорожно подёргивая руками.
«А если это какая-то ловушка местных преступников? Ждут, когда в дом заявятся гости, и обкрадывают, пока те мирно спят и думают, что они одни? Нет, этого не может происходить, не должно! Может, они ещё не успели далеко уйти, и я сумею как-то договориться с ними? Могут оставить себе саквояж, мне нужен только свёрток, бумаги! Без них мой план, нет, я – обречен!»
Опутанный нитями отчаяния, Велиан стоял в ступоре, уставившись на парадную дверь, которая в начале вчерашнего дня казалась ему интересным архитектурным антиквариатом, но теперь была ненавидима всеми фибрами, ведь не смогла отвести его от проклятого дома. Петля уже затягивалась на горле, делая труднее каждый последующий вдох, но тут по спине Велиана пробежал холодок, и он почувствовал, что сзади на него кто-то смотрит. Подозревая, что это может быть тот самый вор, со смесью гнева и страха он приготовился на самые лестные уговоры и на самую жестокую борьбу в случае отказа. Слишком долго он верил в успех своего дела, мысленно уже смакуя успех и богатство, чтобы возвращаться к прежнему или опять начинать что-то заново. Терять ему больше нечего. Пролистывая в голове всевозможные стратегии ведения переговоров, а заодно подходящие в качестве оружия предметы поблизости, Велиан настроил голос на самый дружелюбный, но твердый тон и обернулся: