Молчание

«Почему, почему, – вдруг услышал я ироничный голос, полный сарказма, – по кочану! Все вы такие безгрешные Ангелы. За что, да за что! Легко же тебе живётся: свалил всю вину на Бога, и сидишь себя жалеешь. А вещи в камере хранения кто забыл? А добровольцем на станции кто вызвался остаться?»

– Ой, отвали хоть ты! – я встал и отключил шлем скафандра, который компактно уложился в какое-то подобие высокого железного воротника. – Без тебя тошно!

«Ну, ну…– ехидно сказал голос, – тошно не тошно, а всё равно поговорить тебе больше не с кем».

– Я что, по-твоему, чокнутый какой, чтобы самому с собой разговаривать! – усмехнулся я.

«А сейчас ты чем занимаешься, интересно мне знать? – съязвил голос, – Сказать тебе? Не догадываешься?

– Всё, отвали, отвали, отвали! – закричал я, и схватился за голову руками.

«А я скажу. Ты стоишь один во тьме, и «Тихо сам с собою, тихо сам с собою…». Хе-хе-хе.»

«Господи, помоги! Удержи мой рассудок» – взмолился я, и вдруг почувствовал себя чуть легче. Хоть голос этот противный пропал. Внезапно, мне вспомнился урок в одном из первых классов. Я спрашиваю у детей: « А ну-ка ребятки, кто из вас умеет читать?». Руку подняли пять из пятнадцати. «Хорошо, – говорю я, – и что уже успели прочитать?». Почти все дети хором закричали что-то вроде «Айболит!», или «Колобок!» и тут один мальчик сказал: «А я Пушкина читал, и даже одно его стихотворение знаю!».

– Ну – ка, ну – ка, интересно, – говорю, – прочти его нам, пусть все послушают!

Мальчишка с гордым видом вышел к доске и встал в позу чтеца, который декламирует стихи. Мне стало смешно, и я уже ждал, как он начнёт читать: «У лукоморья дуб зелёный…», или «Три девицы под окном…». И каково же было моё удивление, когда малец, прокашлявшись, задекламировал: «Не дай мне Бог сойти с ума! Нет, лучше посох и сума! …». Я был так поражён, что даже забыл спросить, почему собственно он выучил именно это стихотворение, совершенно не детское. Теперь, эти строчки зазвучали у меня в голове, наполнившись совершенно иным смыслом. Да, не дай мне Бог сойти с ума.… Очнувшись от воспоминаний, я оглянулся вокруг. Проклятая темень! Если выберусь отсюда, я даже спать буду со светом! Глаза немного адаптировались, и я стал различать границы комнаты, странные силуэты. Что это такое? Я подошёл и стал, так сказать, эмпирически изучать данный предмет. Что-то вроде железной трубы или огромного телескопа, который проходит сквозь уровень и, наверное, вылезает через потолок второго яруса. Что бы это могло быть? Я подумал и решил, что, скорее всего, это и есть один из лазерных проекторов неба. Зачем я думаю об этом? Наверное, затем, что когда в незнакомом тёмном месте ты видишь неясный силуэт, лучше узнать, что это такое. Уверенней себя будешь чувствовать. Постояв ещё немного, и окончательно привыкнув к темноте, я пошёл по направлению неясно видневшегося выхода. Насколько я запомнил карту, комната с рубильниками должна быть внушительных размеров, её даже в темноте сложно не заметить. Я пробирался через чёрные помещения одно за другим, и всё время сдерживался, чтобы не оглянуться назад. Мне упорно казалось, что кто-то не доброжелательный злобно смотрит мне в спину…

Время тянулось бесконечно. Сколько раз я обвинил себя в том, что не захватил с собой хоть чуть-чуть еды, не знаю. Всё тело ужасно ломило, несколько раз я останавливался на отдых, но голод заставлял меня двигаться всё быстрее и быстрее. Я уже не шёл, а бежал, настолько быстро, насколько мне позволяли силы и скафандр. Мелькали комнаты, какие-то помещения, заваленные разным хламом и мусором, но, ни одна из них не была похожа размерами на тот зал, который был мне нужен. В конце концов, окончательно обессилев, я увалился спать прямо в груду какого-то тряпья. Мне снилась тьма. Чёрная, непроглядная темень. Я оглядывался кругом, пытался рассмотреть свои руки, но ничего не мог разглядеть. «Спокойно, – мысленно говорил я себе, – Немного времени, глаза адаптируются, и я смогу себя увидеть». Но время шло, а я по-прежнему ничего не видел. И тут, внезапно, я понял. Я никогда себя не увижу. Тьма вокруг, тьма во мне… Я сам стал темнотой, беспросветной и молчаливой. От этой мысли меня бросило в холодный пот, и я проснулся.

Глава 2:Падения и взлёты.

Глава 2:Падения и взлёты.

Лишь только я успел разлепить глаза, как тут же почувствовал новый приступ злобы, грусти и одиночества. Вокруг было по-прежнему темно и тихо. Боже, как же я устал! Кое-как поднявшись, я вновь побрёл вперёд. В животе уже не урчало, и я почти не чувствовал голода, только лишь глухая пустота внутри напоминала мне о нём. Я шёл, и чтобы хоть чем-то отвлечься от нерадостных мыслей, решил считать комнаты, которые попадались мне навстречу. Раз, два, три…

Мелькали цифры, лица, смазанные воспоминания… Я всё шёл, и шёл, всё считал. Не заблудиться бы ещё! Здорово окажется, если вдруг я узнаю, что всё это время ходил по кругу! Насчитав сто тридцать две комнаты, я вошёл в узкий коридор. Неужели, хоть какое-то разнообразие! Внезапно, я наткнулся на огромную железную дверь. На ней не было ни ручки, ни замка, совершенно ничего. Просто гладкая железная дверь и всё. Подумав немного, и примерно прикинув, сколько я мог пройти за эти два неполных дня, я решил, что, пожалуй, до края города ещё далековато, и, стало быть, дверь ведёт не в открытый космос. Хотя, кто её знает.… На всякий случай, я надел шлем скафандра, и осторожно толкнул дверь плечом. Как же она открывается? Я толкнул сильнее, потом ещё сильнее, потом ударил по ней ногой, и ещё и ещё… Дверь стояла, как вкопанная.

– Ах, ты ж,… – выругался я, и уже совершенно обезумев от ярости, стал молотить дверь руками, ногами, потом с разбегу стал бить её с двух ног, что оказалось нелегко, из-за тяжести скафандра. Но злоба часто даёт удивительные силы…. Окончательно обессилев и иссякнув, я сел рядом с дверью. У меня не осталось сомнений, что за дверью была именно та зала, которая мне нужна. Внезапно, мне стало себя ужасно жалко. Вот так, дошёл до цели, практически выполнил задачу…и придётся умереть прямо под дверью.

«Как глупо сдаваться, когда цель так близко…»

– О, Боже, только не это!

«Ты зря отмахиваешься. У любой проблемы в жизни есть решение, на то она и проблема. Ведь будь иначе, эта ситуация называлась бы по другому. Проблема, мой друг, всегда предполагает решение».

– Ну да, поумничай, дебил несчастный! Где ты был, когда я вызвался добровольцем остаться!

«Ха-ха-ха! Хе-хе-хех! Ой, уморил»!

– Какого … ты ржёшь? Что смешного?

«Вначале на Бога, а вот теперь ты вину переложил на кого? На свой внутренний голос? Ха-ха-ха»!

– Заткнись! Не беси меня!

«Ну что ты! Раздражаться на самого себя так глупо! В этом нет смысла, дружище»!

– Хватит пороть чушь! Если есть идеи по поводу моего спасения…

«Нашего, дружище! Нашего…»

–…то я тебя внимательно слушаю! Умник!

«Хм.… Знаешь, решай-ка ты свои проблемы сам, хорошо? Я не собираюсь тебя спасать…»

– Ха-ха! Обиделся, блин! Оскорблённая невинность!

«Что ты можешь без меня, говорилка глупая! Всё, что ты думаешь, даже твою вот эту речь, которую ты сейчас говоришь, всё это я делаю! Ты ничего не можешь без меня»!

– Стоп, стоп, стоп! – я вскочил на ноги, – Давай всё расставим по местам! Я настоящий, ты – плод моего воображения. Я думаю, я говорю, я решаю, а ты- всего лишь глупый бред уставшего мозга. Моего мозга!

«Я, я, я! Якалка, разъякался! Ну давай, уставший мозг, найди решение! Дверь в любом случае, как-то открывается».

– А вот и найду! И найду! Совершенно без твоей помощи!

«Ты идиот…».

– Тогда ты тоже. А теперь заткнись, и не мешай мне думать!

«Я и есть твоя дума».

– Заткнись, я сказал.

«Хорошо. Давай, Эйнштейн, мозгуй! Хе-хе-хе».

– Идиот… – прошептал я, и принялся на ощупь рассматривать дверь. Что-то здесь не так! Должен быть какой-то ключ, какая-то ручка!

Я обшарил её сверху донизу, но ничего не нашёл. Тогда я осмотрел её ещё раз, и в самом верхнем правом углу обнаружил не большой рычажок. Точь в точь, как в спасательной капсуле! Должно быть, когда электричество работало, чтобы войти, нужно было просто подойти к двери, и она открывалась автоматически. А этот рычаг был здесь на случай аварии. Я рассмеялся, дёрнул его, и вышиб дверь ногой. Я думал, она вылетит и упадёт, но она открылась, как обычная дверь на петлях, и с жутким грохотом стукнулась об стену. Я вошёл внутрь победителем!

– Ну, что, думалка! Как тебе это?! Я и без тебя всё могу!

«Глупец, ты ничего не можешь сам без себя! Я натолкнул тебя на мысль искать способ войти. Если бы я не заговорил, ты бы сидел у двери и плакал, нытик»!

Я пошёл по кругу, и под нудный голос моего неприятного собеседника, по очереди опускал и снова поднимал рубильники. Зала действительно была внушительных размеров. Пока замкнулся круг, я насчитал сто пятьдесят рубильников. Голос всё говорил и говорил, и когда пришла очередь последнего, который должен был включить свет в самой зале, я остановился.

– Заткнись, и исчезни туда, откуда ты пришёл!

«Я ниоткуда не приходил, я всегда здесь. Просто молчу и наблюдаю за тобой».

– Ты моя совесть? Или кто?

«Я – твоё одиночество».

Последняя фраза эхом отдалась в ушах, я покрылся холодным потом и дёрнул последний рубильник. От резко включено света зарезало глаза, и перед тем, как зажмурится, мне почудилось тёмное, с выразительными бездонными страшно улыбающимися глазами, лицо. Лицо человека, который стоял со мной вплотную. Самое страшное, он действительно был похож на меня…

***

Электричество – как много в этом слове! Я дошёл до лифта, спустился вниз, доехал на реактивном автобусе до нужной мне остановки, завалился к себе в комнату и, предварительно съев всё, что было в холодильнике, завалился спать. Утром (или не утром? Кто его в космосе разберёт) я проснулся бодрый и полный сил, несмотря на то, что всю ночь проспал с включенным светом. Я вообще решил больше никогда свет не выключать. Ни при каких обстоятельствах. Приняв прохладный душ, я, с неприлично хорошим настроением, отправился в рубку связи. Я знал, где она находится. Мой неприятный страшный собеседник никак не давал о себе знать, да я старался о нём и не думать. Не хватало ещё сойти с ума за несколько дней полного одиночества! В конце концов, всё оказалось не так уж и плохо. Осталось только связаться со штабом, они вышлют спасательную группу и где то через пару дней меня отсюда вызволят. У меня даже появилась крамольная мысль прочесать пустые комнаты за это время, в поисках чего-нибудь ценного, но я прогнал её прочь. Не хватало ещё в вандала превратиться! Доехав до рубки связи, я вылез из автобуса, и направился к большой красивой двери. Раньше здесь всегда было много народу, перед экранами сидели связисты, всё время что-то стучало, звенело, кто-то что-то говорил.… Но сейчас в этом месте царила практически мёртвая тишина. Лишь, чуть слышно, жужжало электрическое напряжение. Немного оглядевшись, я подошёл к большому столику с кучей кнопок. Это был центральный пульт управления и связи. Так, для начала надо эту систему включить. Кнопку я угадал практически сразу: она была большой и красной. Нажав на неё, я от неожиданности даже отскочил назад. Всё вокруг заискрилось, засветилось…

– Идёт процесс загрузки ядра, – сообщил электронный женский голос, но даже он сейчас показался мне живым и родным, – ожидайте окончания процесса.

– Ой, да без проблем! – сказал я, и даже засмеялся. Мне до сих пор не верилось, что всё получилось.

Процесс длился около пяти минут, которые показались мне часом, не меньше. Потом из стола медленно выполз тонкий пластиковый экран и появился рабочий стол, с кучей папок, файлов и программ.

– Добро пожаловать в систему космического города «СК-254», – сообщил мне всё тот же голос, – Система жизнеобеспечения будет восстановлена в течение часа. Выберите интересующую Вас команду.

– Мне нужна связь со штабом, – запинаясь от волнения, сказал я, – С центральным штабом.

– Устанавливаю соединение, ожидайте.

– Жду, – вздохнул я, – что же мне ещё делать то.

– Не желаете во время ожидания прослушать музыку? – спросил меня электронный голос, который уже начал казаться мне довольно привлекательным.

– А давайте, – весело сказал я, – Что-нибудь из классики.

Заиграла мелодия Антонио Вивальди «Времена года. Зима часть 2». Я сидел и буквально упивался звуками! Аудио система тут была, конечно, на высоте, и я слышал каждую отдельную тему произведения, каждый инструмент. Пожалуй, если бы я захотел, я мог бы сосчитать количество музыкантов в оркестре, но мне было лень. Я просто слушал и думал о том, как скоро встречусь со своими друзьями, с Серёгой… Я даже начал подбирать слова и придумывать красочные подробности своих злоключений, чтобы получился интересный и забавный рассказ. НО тут музыка прервалась и голос сообщил:

– Связь установлена, начинаю видеоконференцию. Вывести изображение на большой экран?

– Да, да, давайте! – спешно пролепетал я.

Стена напротив, которая сначала показалась мне просто стеной, засветилась, и на ней появился огромный чёрный экран. «Чернота, а светится», – подумал я. Потом на ней появилось изображение молодого парня в униформе, наушниках и с микрофоном.

– Центральный штаб на связи, – сказал он, – выведите своё изображение на нашу частоту или назовите себя для идентификации.

– На вашу частоту? – я задумчиво почесал затылок, пытаясь сообразить, при помощи каких кнопок можно это сделать. Их тут было превеликое множество, и даже я, человек, довольно хорошо разбиравшийся в технике и компьютерах, не мог понять, что тут к чему. Минутная заминка, видимо, показалась связисту странной, и затвердил, как заведённый:

– Приём, приём. Как слышите! Приём! Назовите себя! Приём! Как слышите!

– Да отлично я вас слышу, – раздражённо проговорил я, – Я не знаю, как вам картинку показать мою.

– Картинку? – парень, кажется, слегка опешил, – Какую картинку?

– Ну, видео онлайн, – я никак не мог подобрать нужные слова, – изображение со мной.… В общем, не важно.

– Назовите себя для идентификации, – кажется, связист понял, то что я невнятно пытался ему объяснить.

– Волков Глеб Николаевич, учитель начальных классов города «СК-254».

Парень что-то быстро набрал на компьютере. Его лицо выразило неподдельное изумление.

– Откуда вы, простите?

– Город Светлый Космос №254, – внятно повторил я. Может он не расслышал? Но парень продолжал с тупым выражением лица пялиться в экран. – Что-то не так?

– Извините, но разве ваш город не снесло метеоритом?

– Извините, – передразнил я его, – но разве вы не видите код моего звонка? Или я что, из преисподней звоню?

– Одну секунду… – растеряно промямлил связист и куда-то побежал.

Ничего не понимаю. С чего он так удивился? Ведь можно же было предположить, что город не снесло, да и наши уже должны были быть на базе и всё рассказать. Мои мысли прервал пожилой мужчина в военной форме:

– Главнокомандующий военной базой России, генерал Востриков. Как так вышло, что ваш город остался цел после столкновения с метеоритом?

Сам генерал? С чего вдруг такая честь?

– Здравия желаю, господин генерал, – промямлил я, – честно говоря, я и сам не знаю точно. Так вот вышло.

– Опишите мне подробно произошедшую ситуацию, – сурово сказал генерал, – Карякин! – позвал он кого-то, – записывай разговор.

– Есть, господин генерал, – ответил голос за кадром, и я узнал голос связиста.

– К нам приближался метеорит, – неуверенно начал я, – мы эвакуировали всех людей, и в конце осталось сто два добровольца, чтобы закончить все работы в городе, проверить имущество и тому подобное…

Я довольно внятно пересказал генералу всё, что случилось во время эвакуации. И про взрывы сказал. Было видно, что он задумался и явно чем-то огорчён.

– А разве наши, когда прибыли на базу, ничего вам не рассказали? – осторожно спросил я.

Генерал медленно погладил седые аккуратные усы.

– Глеб Николаевич, в том то вся и проблема, что с вашего города к нам никто и не прибыл, кроме одной пустой капсулы. И мы решили, что город уничтожен, и никто из вас не спасся.

– Погодите, – не понял я, – то есть, как это не спасся? Наши ведь успели улететь, и Сергей успел и только я… просто я сумку забыл, а они…

– Глеб Николаевич, когда вы слышали взрывы?

Я немного задумался. Мысли путались в голове и никак не могли встать на место.

– Чуть раньше эвакуации, и во время и пару взрывов после. А что это взрывалось, вы знаете?

– Ещё вопрос, – словно не услышав меня, продолжил генерал, – Метеорит. С какой стороны он проходил вы помните?

И тут я всё понял. Я понял, что это были за взрывы. И почему так тяжело от них было на сердце. Метеорит. Он проходил как раз с той стороны, где находилось отверстие спасательного люка для капсул. Вылетая оттуда, они все врезались в него. Все встречали свою смерть. И Сергей…

– Я помню, – глухо сказал я, – я понял. Мой друг. Его больше нет. Они… они все погибли. Ха-аха-хаа – вдруг неожиданно для самого себя засмеялся я. – Господи, а я ещё роптал! Я думал, что им повезло, а мне не повезло! Мне… мне… Аа-ха-ха…

Я упал на колени и смеялся и плакал. Генерал что-то мне говорил, но я его не слышал. Сергей, Лена.… Сколько ещё лиц. А они хотели жить, пожениться хотели. Метеорит! Метеорит…

– Глеб Николаевич! Так, Карякин, позови специалиста. Господину Волкову нужна квалифицированная помощь. Глеб Николаевич, успокойтесь, мы вышлем за вами официальную группу спасения. Через четыре недели они будут у вас. Вы слышите?

Я уже перестал плакать и поднял на генерала красные глаза. Он меня не видел, и слава Богу. Непозволительно было так раскисать. Со своей слабохарактерностью надо что-то делать… Глупо, очень глупо. Сергей с Леной уже в лучшем мире, и мне Господь дал ещё шанс исправить мою жизнь, прожить её правильно. Я выжил не просто так.

– Я вас слышу, – севшим голосом прохрипел я, – простите, господин генерал, я… я не должен был… Минутная слабость.

На лице генерала отобразилось что-то вроде уважения вперемешку с сочувствием.

– Держитесь, я уже снаряжаю группу. Примите мои соболезнования. Эти четыре недели, чтобы вам не было… так тяжело, – генерал явно пытался подобрать такие слова, которые не затронули бы мою честь, и я был ему за это благодарен, – наш специалист будет, эээ… следить за состоянием вашего здоровья.

– Я благодарю вас, генерал, – глухо вымолвил я и вновь сел в кресло. Внутри было пусто и темно. Мир молчал.

Генерал, немного помедлив, встал из кресла и ушёл из зоны обзора камеры. За кадром он стал кричать и звать какого-то командира Ротмистрова. Я сидел, и ни о чём не думал.

– Глеб Николаевич? Меня зовут Покрышкин Лев Михайлович. Я профессор психологических наук.

– День добрый, профессор.

– Как вы себя чувствуете?

Я поморщился. Какая бестактность! Ещё профессор! Что творится с нашей системой образования! Ужас.

– Неплохо, – односложно ответил я.

– Ночные кошмары не мучают?

– Нет.

Профессор видимо о чём-то задумался, но мне было всё равно.

– Сколько дней вы один?

Я посчитал.

– Четыре дня.

– Чувствуете угнетённость? Может, слышите голоса?

«Слышит, конечно, слышит…».

– Нет.

– Хм, – профессор опять о чём то задумался, – Что ж, – вымолвил он наконец, – Я нахожу ваше состояние вполне нормальным. Небольшое потрясение, но психика у вас похоже сильная.

«Психика у него сильная, это да».

– Пошёл, ты! – злобно выкрикнул я.

– Что, простите? – не понял профессор.

– Ничего, – я злобно осклабился, – мне не нужна ваша помощь.

Похоже, психиатр пришёл в некоторое замешательство.

– А-амм, – он поёрзал на стуле и оглянулся, словно искал кого-то взглядом, – Я в любом случае занят, тут, знаете ли, целая куча пациентов из разрушенных городов. Контроль за вами будет вести моя аспирантка. Кристина! Кто-нибудь позовите Кристину Александровну! Всего вам хорошего.

Лев Михайлович встал и, откланявшись, суетливо ушёл. Хорошо что он не мог видеть того взгляда которым я его проводил. Дубина! Профессор психологии!

«Грустно, да»?

Я промолчал. Что ответить? Я сам знал ответ и всё то, что эта говорилка мне скажет потом. Уж лучше не отвечать.

– Здравствуйте. Меня зовут…

– Кристина Александровна, – не глядя в экран, сказал я, – я слышал.

– Да, всё верно, – голос у неё был молодой, но я не хотел оборачиваться, – со слухом у вас всё в порядке.

– Скажите, Кристина, вокруг вас много народу?

Она на секунду задумалась.

– Ну, да… не мало.

– И все они слышат наш разговор?

– Нет, я сижу в наушниках.

Я усмехнулся.

– И как долго вы будете так сидеть?

– Меня приставили к вам, я буду сидеть столько, сколько нужно.

– В таком случае, вы можете быть свободны. Вы мне не нужны, так же как и ваш профессор, – мрачно сказал я и повернулся.

На секунду я даже забыл, что сижу один посреди мрачного города, и молчаливого, равнодушного космоса. Она была прекрасна. Любые самые красивые слова могли бы показаться пошлым бредом по сравнению с ней. А на её лице была изображена растерянность и какая-то детская обида, что придавало ей незащищённость, чувствовалось, что она совершенно беспомощна. Я вдруг почувствовал себя полным козлом и кретином. Захотелось сказать ей что-то ободряющее, как-то утешить. Но через мгновение она уже взяла себя в руки, и её лицо приняло выражение строго учителя. Я знал это лицо. Сам частенько им пользовался, когда хотел чтобы мои ученики добились успеха в начатом, не смотря ни на что: ни на свою глупость, ни на свою лень. Она, в отличие от профессора, действительно была не просто психиатром, но и психологом.

– Вам пришлось нелегко, я понимаю, – вкрадчиво и осторожно начала она, – Но вы сильный. Вы справитесь. Скажите, Глеб, как долго вы работали учителем начальных классов?

– Всего три года, – усмехнулся я, – пошёл работать сразу после учёбы.

– Постойте, – уже совсем другим голосом сказала она, – выходит, что вам… чуть больше двадцати лет?

– Ну да, – я пожал плечами, хотя и знал, что она меня не видит, – а что вас удивляет?

Я увидел, что Кристина смутилась, и понял почему. Она, видимо, ждала, что какой-то пожилой учитель, который ей в отцы годится, застрял и переживает инсульт от одиночества, а тут совсем молодой парень, может всего на пару лет старше неё самой. Который, кстати, действительно страдает от одиночества.

– Что вас так смутило? – немного весело спросил я.

– Ничего, – она быстро нашлась, – С чего вы взяли?

Я улыбнулся.

– Это было видно по вашему лицу.

Теперь она даже заметно покраснела, видимо только сейчас поняв, что если она не видит меня, это не значит, что я не вижу её. Она была одета в простую футболку и белый халат сверху, который она тут же плотно запахнула.

– Извините, Глеб Николаевич, – смущённо пролепетала она, – я не знала, что меня видно, иначе оделась бы как… подобает… аспирантке.

– Мне нравится ваш наряд, Кристина, – сказал я и, к своему удовольствию, заметил, как она покраснела ещё больше, – не переживайте. Я не Бог весть, какая важная персона. Да и что мы всё на вы? Раз уж вам, придётся терпеть моё общество почти три недели, может, перейдём на «ты»? Что скажите, Кристина?

Она немного замешкалась, видимо раздумывая, стоит ли нарушать дистанцию с пациентом. Но здравый смысл всё-таки взял своё.

– Хорошо.

– Отлично! – я уже начинал чувствовать тот азарт, который появляется, когда знакомишься с понравившейся тебе девушкой. Ты становишься на редкость умным, обаятельным и начинаешь очень быстро соображать и анализировать ситуацию. Хотя, может парням только кажется, что так происходит.

– А ты не знаешь, почему меня заберут из этого проклятого города только через три недели? Ведь даже на доисторических «U-01», это можно было бы сделать через пару дней?

– Все машины, оснащённые устройствами для гиперпрыжков, задействованы в эвакуации пострадавших от метеорита на Землю. Поэтому за тобой, – ей явно было нелегко говорить на «ты» с неизвестным собеседником, – будет выслан спец отряд на космическом корабле, класса В.

– Понятно, – я немного обиделся, – значит, я не вхожу в число пострадавших от метеорита.

– Напрямую, нет.

Она явно теряла интерес к разговору. Надо было сменить тему. Внезапно, чуть было угасшее чувство тоски и унылого одиночества, навалилось на меня с новой силой. Мои друзья погибли, а я тут амуры верчу! Вот сволочь! Я заскрипел зубами. Мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы снова не сорваться, хотя слёзы, всё-таки против моей воли, катились из глаз и падали на холодный мёртвый пол. Передо мной снова начали вставать призраки из прошлого, теперь уже совершенно не возвратимого. И эта отчуждённость со стороны Кристины только ещё больше подогревала моё отчаяние. Я, вдруг, и сам потерял интерес к разговору. Невероятно, но мне вдруг жутко захотелось остаться одному. Я даже грустно усмехнулся сам в себе, лишний раз, убеждаясь, как же всё-таки всё относительно в нашем мире. Мне хотелось просто взять и нажать на кнопку, прервать связь и уйти к себе в комнату. Лечь на кровать и три недели не подниматься. Или вообще не подниматься никогда. Но я удержался от соблазна – не захотелось опять её обижать.