Боги страсти

Просто невероятно, как у меня в голове перемешиваются все эти Овечкины, Дуровы с голыми торсами, Барышниковы, Водяновы, Ирины Шейк и суровые пограничники в серых шинелях, неусыпно охраняющие границы запретного заповедного края.

– Кстати, а ты никогда не хотела съездить в Россию? Это ведь уже давным-давно другая страна, – интересуюсь я у бабули. – У меня у подруги из колледжа бабушка с дедушкой ездили в Москву. Им очень понравилось, – с аппетитом поедаю я бабушкину шарлотку.

Пожалуй, шарлотка и этот знаменитый салат «Оливье» – всё, что у меня есть от моих русских корней. Шарлотку я научилась печь ещё в детстве, и теперь это мой беспроигрышный козырь в любой компании: все мои коллеги буквально сходят с ума, когда я приношу её на работу, и по их взгляду явно можно прочесть, что они готовы сразу же на мне жениться. И оливье. И я вдруг вспоминаю, как Скотт, когда я ему приготовила первый и единственный раз салат моего детства, назвал его «мусорным». Я определённо должна порвать с этим придурком.

– Женя, может быть останешься? Уже поздно, – предлагает бабуля, но я понимаю, что это невозможно. Завтра мне вставать в шесть утра, чтобы собраться на работу, и я точно должна буду переодеться.

– Я приеду к тебе на Пасху, – обнимаю я её. – В этом году ведь она совпадает с католической? – бабуля ходит в православный храм, и да, постоянно рассказывает, как в Советском Союзе религия и Бог были под смертельным запретом.

Просто какой-то Мордор, если честно. Неудивительно, что она сбежала, как только появилась возможность.

– Да, я буду печь куличи. И мы покрасим яйца, – обещает она мне.

Никто и никогда среди моих друзей не красил яйца луковой шелухой, но моя бабушка упорно делает это каждый год, а потом мы «дерёмся на яйцах». По крайне мере, она так это называет. Чьё яйцо треснет первым.

– Как там твой молодой человек, Скотт? – вдруг уже на пороге вспоминает бабуля. – Не зовёт тебя ещё замуж?

– Бабуля, никто сейчас не женится в двадцать шесть! – закатываю я глаза. – Это было, наверное, в вашем Советском Союзе, а мы живём в Америке! Я даже не уверена, что захочу замуж даже в тридцать пять! – целую я её в щёку на прощание.

– В тридцать пять? Да я не доживу до этого! – слышу я за спиной её причитания, стараясь поскорее скрыться.

Да, я всё понимаю, что в их время в Советском Союзе девочки уже в шестнадцать лет считались старыми девами, а в тринадцать шли работать на завод за одно яблоко, но я ведь живу в Чикаго, и нормальных мужчин, с которыми хочется провести всю оставшуюся жизнь, становится вокруг всё меньше и меньше…

Я вздрагиваю, когда краем глаза вижу кисть со знакомыми светло-синими татуировками. Но поезд останавливается, и девушка напротив захлопывает книгу, пробираясь к выходу. «Нарисованные шрамы» Невы Алтай. Очередной бестселлер про мафию.

У меня уже галлюцинации. Это всё из-за Робин, мать её.

Моя станция «Девон», и я выхожу на улицу, окунаясь в весну, которая уже нарядила вишни и яблони вдоль улиц в свадебные кружева.

2

Чикаго, один день назад

– Ты здесь раньше вообще бывала? – глаза Робин блестят возбуждением.

– Что-то не припомню. Здесь же когда-то, кажется, были заводы? – наш Uber едет вдоль каких-то пустырей, пока не останавливается у огромного полуразрушенного ангара.

– Это точно правильный адрес? – переспрашивает водителя Робин, и тот лишь лыбится в ответ, с явным удовольствием рассматривая нас.

Я его понимаю: мы с подругой постарались на славу. Я натянула на себя невероятное винтажное чёрное вечернее платье в пол, всё из шёлка и кружев, которое я откопала в секонд-хенде на районе. Просто поразительно, какие шедевры иногда попадаются в куче тряпья по пять долларов. На плечи я накинула норковое манто своей бабули, а в уши вдела тяжеленные резные серьги из индийской лавки на улице Девон.

Смоуки айз, ярко-алая помада и такие же скулы: для меня это настоящее приключение. Карнавал. Робин надела такое же умопомрачительное алое платье, а в высоченном вырезе на бедре мелькает кусочек её шоколадной обнажённой плоти, как недвусмысленное обещание.

– А ты, смотрю, решила не уходить с этого вечера без гангстера. Или сразу двоих, – кидаю я на ходу, когда мы с подругой направляемся к неприметной покорёженной двери.

Если честно, я до сих пор не уверена, что здесь что-то есть. По внешнему виду здание забросили несколько десятков лет назад. Видимо как раз в то время, когда моя бабуля совершала трансатлантический побег из Советского Союза. Но вот я вижу, как на пустующую парковку подъезжает космический Tesla Cybertruck, и из него выходит огромный чёрный парень с двумя яркими цыпочками. Ну что же, мы здесь не одни. Шоу начинается.

Робин окатывает всех презрительным взглядом чёрной королевы: ещё бы, с её белоснежными кудрями и красным платьем ни у кого нет и единого шанса рядом с ней, и модный чувак уже заинтересованно посматривает на неё, но вряд ли он – русский пахан, поэтому он безнадёжен.

Мы стучим в истерзанную временем, всю в ржавчине, дверь, которая мгновенно распахивается, и из полумрака на нас смотрят два цепких глаза. Я протягиваю наш пригласительный, который охранник внимательно изучает и делает пометку где-то у себя в планшете.

– Ого! Прямо как в настоящих гангстерских фильмах! – улыбается ему возбуждённо Робин, но мужчина не удостаивает нас даже кивком.

Просто отходит в сторону, пропуская, и мы буквально на ощупь пробираемся по какому-то тёмному сырому коридору. Навстречу гулу голосов и музыке вдалеке. Пока очередная дверь не открывается перед нами, словно невидимый датчик почувствовал наше приближение, и мы ныряем в огромный зал с высоченным потолком в металлической оплётке.

– А Скотт знает толк в развлечениях, – комментирует Робин, оглядываясь вокруг.

В центре, как и полагается, располагается ринг, на котором сейчас пусто. На него направлены мощные лампы, а весь остальной зал тонет в полумраке, и только столики с позолоченными витыми ножками подсвечены невидимыми софитами.

По всей окружности зала расположились высокие пьедесталы с установленными на них гигантскими золотыми клетками, в которых танцуют обнажённые девушки. По всей видимости, любовь к золоту распространяется здесь на всё: и тела стриптизёрш переливаются медью и латунью в волшебном свете фонарей. Они двигаются как зачарованные божества под какие-то азиатские напевы, и я даже не могу определить, что это за музыка.

Неподалёку установлен сверкающий мраморный бар, и я про себя отмечаю, что он точно во вкусе Скотта.

Подпольный клуб, похоже, только начинает понемногу наполняться публикой, которая рассаживается на мягкие бархатные диванчики и кресла, раскиданные по всему помещению.

– Ого, срочно надо сделать селфи! – уже достаёт свой мобильный подруга, натягивая дежурную секси улыбку, как вдруг рядом с нами возникает какой-то парень с непроницаемым лицом. Невыразительным, как бейгл (Бейгл – круглая булочка с дыркой посередине, обычно с плотной текстурой и хрустящей корочкой, популярная в США – здесь и далее примечание автора).

– Леди, будьте добры ваши телефоны, – протягивает он нам жетончики с номерками, и мы послушно кладём свои мобильные в чёрную коробку, которую он держит в руках. – Мисс Томпсон? – вопросительно смотрит на меня, и я лишь киваю в ответ. – Я провожу вас к вашему столику, – и Робин заговорщицки толкает меня в бок, пока мы с ней идём с важным видом, покачиваясь с непривычки на своих высоченных каблуках, мимо стоящих кучками простых смертных.

Смертных, которым не досталось вип-ложи.

– А когда придёт твой замечательный бойфренд? – интересуется Робин, когда мы с ней плюхаемся в мягкие королевские кресла за столиком прямо в двух метрах от сцены.

– Я не знаю, – пожимаю голым плечом. – А теперь я даже не могу и написать ему. Похоже, он решил сделать сюрприз. Появится в разгар боя. Голодный и возбуждённый, – и я подальше отталкиваю от себя мысль о его покачивающемся красном члене.

Я замечаю заинтересованные взгляды мужчин и женщин, которые они словно ненароком бросают в нашу сторону, я слышу сквозь сомнамбулические ритмы смех и разговоры, причём я отчётливо различаю и русскую речь.

– Это вам, можете посмотреть меню, – возникает у столика снова тот самый неприветливый метрдотель, швыряя перед нами листок бумаги и устанавливая рядом ведёрко со льдом.

Даже не спрашивая нашего разрешения, он с громким хлопком открывает бутылку шампанского и аккуратно разливает его по двум высоким бокалам-флейтам.

– Но мы не заказывали… – начинаю я.

– Это всё включено, – с издёвкой, как на полную идиотку, смотрит на меня официант и так же бесшумно исчезает.

И теперь я чувствую себя сельской дурочкой, случайно оказавшейся на светском рауте.

– Ты только посмотри, это же Грейси Лейс! – вдруг страшным голосом шепчет Робин и хватает меня за руку, многозначительно пялясь куда-то в сторону, и я машинально следую за её взглядом.

– Может быть, просто кто-то очень похожий? – отпиваю я шампанское. Мне не верится, что сама звезда прайм-шоу заявилась на этот бой.

Но сомнений быть не может: это действительно дива Грейси. Только сегодня утром я слушала её очередной острый и ядовитый политический обзор на Путина с Трампом, и вот она уже сидит за соседним столиком, хохочет, откинув голову назад и обнажив свою знаменитую лебединую шею, которой завидует вся женская половина Америки.

В низком вырезе безупречно сидящего на ней платья от Gucci слегка подрагивают загорелые упругие полусферы, пока её тонкие пальцы теребят золотую цепочку с кулоном ангела на шее. Я точно помню этот кулон: она никогда его не снимает. И даже сейчас. Её спутник, возможно, как раз какой-нибудь важный европейский политик, что-то рассказывает ей, почтительно склонившись к ушку, пока она вся переливается и дрожит от смеха.

– Ладно, не будем так пялиться, – отворачиваюсь я и читаю этикетку на бутылке. Розовое Moët & Chandon, как мило. – Ты знаешь, я решила всё-таки порвать со Скоттом, – признаюсь я Робин, и она резко оборачивается ко мне.

– Что?! Ты с ума сошла?! – с негодованием выпивает она залпом почти весь бокал. – Ты думаешь, что найдёшь кого-то получше в нашем городишке?! – с недовольным видом щелчком пальцев подзывает она официанта и указывая ему на опустевшие фужеры.

– Да что такого в этом Скотте, если подумать? – вяло бросаю я ей неубедительный аргумент. – В конце концов, у меня ещё вся жизнь впереди…

– Что такого в этом Скотте?! – перекрикивает меня подруга, пока наши бокалы снова наполняются розовым шампанским. – Дай подумать, – с наигранным драматизмом хмурит она переносицу. – Может быть, всего лишь его несколько сотен миллионов долларов? Почти миллиард, если быть точнее? И при этом он молодой? Не старый хер старше тебя лет на тридцать? Не абьюзер? И ты с ним встречаешься дольше, чем с кем-либо до этого? Или тебе не хватает того парня, как там его звали, дай мне вспомнить… Рон? Бен? Из «Старбакса»? Ну так он там до сих пор кофе разливает, я только на днях туда заходила, – чуть ли не уперев руки в бока не унимается Робин.

И сейчас она мне напоминает древнюю африканскую богиню, которая жаждет отмщения. Правда, её белоснежные локоны немного не в тему, но это лишь добавляет драматизма всему её великолепному и грозному виду. У меня такое чувство, что ещё немного, и она лично отведёт меня к моему бойфренду и заставит на коленях просить прощения только за одну преступную мысль бросить его.

– Ты понимаешь, что я из кожи вон лезу, пытаюсь хоть как-то выбиться в люди, – продолжает свою изобличительную речь подруга. – Двойной налог, не слышала? – давит она на больную мозоль. ("Двойной налог" для чернокожих в Америке – система, при которой чернокожие сталкиваются с дополнительными социальными барьерами, что приводит к неравенству и ограниченному доступу к ресурсам и возможностям – здесь и далее примечание автора). – Мои предки вкалывали на плантациях, чтобы я могла сейчас сидеть за соседним столиком с, мать её, Грейси Лейс и пить это сраное шампанское, а ты – смазливая белая девчонка, чья заслуга только в том, что её бабушка приехала из Советского Союза, и теперь думаешь, что можешь просто так разбрасываться направо и налево американскими миллионерами?! Достоянием нации? – и я начинаю хохотать, когда вижу, как на нас уже с интересом оглядываются остальные посетители.

– Робин! Ну ты же сама приехала из Руанды! Твои предки не вкалывали на плантациях!

– Ещё как вкалывали! Но там, на моей исторической родине! – гордо парирует подруга.

– Слушай, и ты же сама рассказывала, что у твоего отца неплохой бизнес… – продолжаю я, и Робин уже сама доливает нам по бокалам остатки шампанского.

– Послушай. В этом городе ты – моя единственная подруга. И я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо, – вдруг тихо произносит она. – Иногда иметь что-то уже более чем достаточно. Понимаешь, о чём я? Друзей, отношения. Прошлое. Скотт, возможно, не эталон, но он уже достаточно хорош, чтобы завести с ним семью. Детей. Подумай об этом, а я пока присмотрю себе русского миллиардера, – заканчивает поток своей жизненной мудрости Робин, и подоспевший официант открывает уже вторую бутылку.

У меня уже начинает всё плыть перед глазами. Музыка, похоже, вгоняет меня в некое подобие транса, и я буквально ощущаю, как весь зал пульсирует и хрипло дышит. Возбуждение витает в воздухе зелёной всепроникающей пыльцой, буйным цветением апреля, и даже гигантские вытяжки под потолком не могут разогнать это липкое навязчивое ожидание.

Я пытаюсь незаметно разглядывать публику, и я почти уверена, что вижу в толпе знакомые лица, которые постоянно мелькают на экранах смартфонов, мониторов и телевизоров. Женщины сверкают, как огненные бриллианты, а мужчины явно на взводе. Все ждут, когда начнётся представление, и я понимаю, что сейчас наступит тот момент, когда к нашему столику потянется вереница из желающих познакомиться. Вдвоём с Робин мы представляем экзотическую контрастную пару, и я не удивлюсь, если чуть ли не каждый мужчина, рассматривая нас, сейчас втайне представляет, как мы отсасываем у него по очереди, стоя перед ним на коленях. Я – голубоглазая северная блондинка, и чёрная богиня со снежными кудрями и бюстом пятого размера.

Я со скучающим видом бросаю взгляд на соседнюю ложу и вздрагиваю, когда вдруг понимаю, что спутница седовласого джентльмена в ковбойской шляпе сейчас стоит на полу под столом. До меня не сразу доходит, что она там делает, сначала я решаю, что она что-то обронила и ищет, но её мерно покачивающийся взад-вперёд затылок не оставляет места для догадок. Сомнений быть не может: пока её партнёр расслабленно потягивает пиво, развалившись на бархатном алом диване, девушка отсасывает ему прямо на виду у всех, нисколько не смущаясь.

Я толкаю локтём Робин, но она уже увлечена беседой с каким-то хмырём, первым отважившимся подойти к нашему столику. Она так заливисто хохочет над его шуткой, пока этот мужик буквально занырнул взглядом в её декольте, что я решаю пока не вмешиваться. К тому же я отлично вижу на его запястье ролексы, и я почти уверена, что они настоящие. Как и всё в этом зале. Кроме нас с подругой.

Я ещё раз осматриваюсь, и понимаю, что это самая настоящая вечеринка миллионеров и знаменитостей, которым совсем не надо прикидываться богачами, нацепив на себя бабушкино манто и ношенное платье из Salvation Army. (Salvation Army – сеть магазинов секонд-хенд в США – здесь и далее примечание автора).

– На кого будете делать ставку? – снова подходит к нам неприветливый распорядитель, и я нервно поглядываю на часы на руке нового знакомого Робин.

Уже больше десяти вечера. Становится поздно.

– А на кого можно? – глупо хихикает подруга.

– Сегодня дерётся Руслан Хабиров, – снова одаривает нас презрительным взглядом неприветливый метрдотель-бейгл.

– Руслан Хабиров и… Кто? – вопросительно смотрит Робин.

– Просто Руслан Хабиров. Вы можете поставить на него или против.

– Ну хорошо, – лезет в свою сумочку подруга. – Поставим на него, он же русский. А я так любою русских, – растягивает она свои обольстительные полные губы в улыбке, взмахивая ресницами на своего нового знакомого.

Она пьяна. Определённо. Надо скорее уходить. И где, мать его, Скотт?

– Сто долларов, – расстёгивает она свой кошелёк.

– Минимальная ставка сто тысяч, – выплёвывает официант. Мне кажется, он сейчас лопнет от презрения. – К тому же, за вас уже внесли деньги. Вам нужно только сказать, на кого вы ставите.

Сто тысяч?! Скотт сумасшедший.

И Робин снова многозначительно смотрит на меня через стол, словно хочет мне сказать: ну вот смотри, я же говорила, твой парень для тебя ничего не жалеет. Он настоящий милаш.

Как будто я его об этом просила!

– Представляешь, у Тимура есть собственная яхта на озере Мичиган! И он как раз мне сейчас рассказывал про неё. Он нас приглашает в гости, – возбуждённо объявляет мне Робин, пока я уже начинаю нервничать, выискивая взглядом в толпе своего бойфренда.

Мне кажется, это просто шикарный повод с ним порвать. Прямо сейчас. Сливать сто тысяч в унитаз, когда столько людей в мире умирают, голодают, бегут от войны… В конце концов, повысил бы зарплату своим затраханным жизнью программистам! Долбанный придурок.

И тут я вдруг замечаю что-то необычное. Клетки, в которых танцуют девушки. Я была уверена, что это часть интерьера, шоу, но сейчас я отчётливо вижу, как кто-то из гостей подходит к одной, поднимается по специальной лестнице и опускает что-то наподобие жетона в замок на дверце. Дверца распахивается, и он проходит внутрь.

Резким движением разворачивает золотую богиню к себе спиной и расстёгивает ремень на своих джинсах. Выпрастывает свой уже возбуждённый член. Резко входит в неё, прижимая её круглую нежную попку к своему паху. Девушка цепляется тонкими руками за прутья, прогнувшись в пояснице, как тряпичная кукла, и её острые тугие груди покачиваются и вздрагивают при каждом яростном толчке её клиента. Я смотрю, как зачарованная, не в силах отвести взгляда от этого зрелища, и понимаю, что мы пришли совсем не в то место.

Это не обычная дискотека или сальса-клуб, в которых мы любим иногда поотрываться и потанцевать на выходных с подругами. Это не безобидные парни, которые угостят тебя пивом и спросят на прощание твой номер телефона. Я вижу, как оценивающе рассматривает этот Тимур мою Робин, и понимаю, что такие как он берут, что хотят. Без спроса.

Мужчина в клетке одной рукой крепко схватил девчонку за волосы, намотал на кулак, и по её искривлённому в беззвучном стоне рту я понимаю, что ей больно. Второй рукой он смял её грудь, жёстко, с силой, с последними толчками загоняя всего себя в это хрупкое дрожащее под ним создание. Оглядываюсь на остальных. Все ведут себя как ни в чём не бывало. Для них это в порядке вещей. Женщины по-прежнему смеются, потягивая коктейли, и их глаза сверкают, как звёзды.

Мужчины громко переговариваются, решая свои дела, а клетки с девушками уже все почти заняты мужчинами, которые рвут и терзают золотые тела, танцующие под дикие незнакомые ритмы. У меня начинает болеть голова от всего происходящего, это явно не для меня. Пора уходить. Это была ужасная идея. Скотт просто гондон, и я уже встаю со своего кресла, как вдруг снова вижу в толпе уже знакомые синие рисунки на руке.

Этот мужчина преследует меня, теперь я в этом уверена! И вчера в метро мне не показалось!

Но тут музыка резко обрывается, свет в зале гаснет, загорается ринг, в центре которого стоит анонсер, который громко объявляет:

– А теперь, дамы и господа, начинаем наш бой! Руслан Хабиров! – и тишина лопается ледяным пузырьком от дикого возбуждённого воя толпы.

Все взгляды в едином порыве устремляются на сцену, и в искусственном свете они выглядят, как пластиковые маски с пустыми глазницами и раззявленными ртами. Я чувствую, как у меня между грудей стекает бусинка пота, облизываю мгновенно высохшие губы, когда на ринг выходит русский рестлер. Очень короткий ёршик чёрных волос на голове и квадратная аккуратная бородка, которая делает его лицо больше похожим на лопату. Приплюснутый съехавший куда-то набок нос: наверняка его уже не раз ломали. Высокий, мускулистый, подтянутый, он не выглядит огромным и сокрушительным. Из одежды на нём только короткие алые шорты с надписью «СССР» и серпом и молотом на них.

Я закатываю глаза: они бы ещё портрет Ленина ему на задницу прилепили! Что за дешёвые трюки. Но, похоже, публика просто в восторге.

– Руслан, я тебя обожаю! Ты мой краш! – слышу я истеричные женские визги со всех сторон, и понимаю, что любая сейчас в этом зале с радостью легла бы под этого русского зверюгу со сломанным носом.

Стоит признаться, что действие захватывает меня, электризует. Возбуждение толпы передаётся мне, и я даже забываю, что ещё минуту назад собиралась уйти отсюда.

Руслан стоит в пятне света, облившего его золотым лаком, и наслаждается всеобщим обожанием. Только я до сих пор не понимаю, с кем же он будет драться. Между тем на ринг выходят две золотые девицы в одних стрингах и на высоченных платформах и, покачиваясь, как тонкие ветки, подходят к рестлеру. Вот одна из них надевает ему что-то на шею, и Хабиров склоняет голову, словно кланяется ей, и она защёлкивает у него на загривке замочек, и теперь я понимаю, что это – металлический широкий ошейник.

Вторая девица надевает ему на плечо и предплечье такие же широкие золотистые браслеты, и теперь он выглядит, как какой-то странный советский гладиатор.

Что это вообще за наряд такой? Я, конечно же, очень плохо во всём этом разбираюсь, но мне кажется, ни разу не видела ничего подобного, если не считать каких-нибудь фильмов из вселенной Marvel.

Руслан обхватывает затылок одной из девушек и притягивает её лицо у себе. Запрокидывает ей голову назад и хищно впивается в её губы, и толпу это ещё больше распаляет.

– Руслан! Я хочу тебя! Ты – лучший! Трахни меня! – снова слышу я исступлённые женские визги и замечаю, как рука нашего нового знакомого, Тимура, уверенно ложится на бесподобную аппетитную попку Робин, обтянутую алым шёлком.

Но она лишь с невозмутимым видом отпивает розовое вино из тонкой флейты, и кто я такая, чтобы мешать ей? Похоже, она нашла своего русского миллиардера с яхтой. Почему бы и нет.

– Леди, не переживайте! Руслан обязательно трахнет вас, – снова выпрыгивает из сумрака анонсер с микрофоном, и собирает свою порцию смеха и аплодисментов. – Если выживет, конечно же, – добавляет он с лёгкой усмешкой после того, как шум хоть немного стихает, и поднимает новую волну криков.

Мы уже давно встали с нашим мест и стоим рядом с нашим столиком, и я только сейчас замечаю, как мои пальцы вцепились в мягкую обивку кресла, а костяшки побелели от напряжения.

Это зрелище заводит не по-детски. Скотт явно рассчитывал на ночь безудержного секса после этого боя. Да пошёл он.

– Я люблю тебя, Руслан! – тонконогие девы покидают ринг, а вслед за ними удаляется и анонсер.

Рестлер остаётся один на ринге, и я в недоумении смотрю на Робин, словно она должна знать ответ: что всё это значит? С кем он в итоге будет драться? Но вот по периметру ограждения вдруг вспыхивают неоном надписи «Осторожно: высокое напряжение», и я вижу, как по тонким канатам пробегают крошечными светлячками искры. Они что, на самом деле пустили по ним электрический ток?

Музыка давно смолкла, и мне кажется, я слышу единое дыхание зала, который вдруг застыл в ожидании.

Руслан стоит в углу ринга, склонив голову. И тут на противоположном конце открывается невидимая клетка, которую я не заметила раньше, и из неё с недовольным урчанием, раскачиваясь из стороны в сторону, выходит живой медведь!

– Мать твою… – только и могу выдавить я из себя, до сих пор не в силах поверить в реальность происходящего. Это не может быть правдой.

Наверняка какие-то дурацкие декорации, спецэффекты, часть долбанного идиотского шоу!

Вот тишина рвётся, как лист бумаги, оглушительными звуками из динамиков под потолком, и я слышу бешеный ритм «Рамштайн», отдающий в ушах: “Du, du hast, du hast mich…”

Всё действие воспринимается обрывками, кадрами третьесортного фильма, но я чувствую, как раскаляются мои вены, по которым тугими горячими толчками прокачивается кровь.

Медведь – на вид совсем худой, какой-то облезлый, и я понимаю, что он, скорее всего, голодный или на препаратах. Руслан смотрит ему прямо в глаза, и у зверя мгновенно поднимается шерсть на загривке. Я вижу, как он прижимает уши к голове, раскрывает свою пасть и издаёт оглушительный рык, сливающийся с голосом Тилля Линдеманна. И я уже не удивлюсь, если это живое исполнение.

– Он убьёт его, – выкрикиваю я, чувствую, как грудная клетка наполняется жаром, но я всё равно не могу отвести взгляда от этого страшного зрелища. Наверное, так чувствовали себя зрители на публичных казнях в Средневековье, – проносится у меня в голове.