Обманный бросок

– Какой у тебя размер обуви?

– Что?

– Размер обуви.

– Тридцать седьмой. А что?

Исайя резко сворачивает налево, придерживая для меня дверь в торговый центр, расположенный рядом с одним из отелей. Даже после полуночи магазины открыты, и в них полно народу.

Не сбавляя шага, Исайя заходит прямиком в Vans и находит отдел для женщин. Он снимает пару с полки.

– Тебе нравится красное, верно? Ты всегда носишь красную форму команды.

– Они не красные, а ярко-розовые.

– Правда? – Он склоняет голову набок, разглядывая кеды в своей руке, прежде чем вернуть их на полку. – Нравятся клетчатые? У Макса есть клетчатые кеды.

Макс – двухлетний племянник Исайи, которого он просто обожает.

– На самом деле я не…

– Нет, клетчатые – это не твое. – Он снова осматривает полки, прежде чем обратить внимание на пару высоких черных кед с одной белой полосой и на платформе. – Вот эти. Нравятся?

Не буду врать, они клевые. Предпочитаю нейтральную одежду и ношу униформу командных цветов – красного и ярко-синего. А платформа добавит мне роста. Рост сто шестьдесят сантиметров – совсем не плох, но создает определенные сложности, если работаешь с группой высоченных мужчин и постоянно чувствуешь, что твой босс смотрит на тебя сверху вниз. Метафорически, но все же.

– Нравятся.

Исайя протягивает их кассиру.

– Можно нам такие тридцать седьмого размера?

– Что ты делаешь?

– Покупаю тебе обувь. Твои ноги устали.

Я достаю из сумочки свою кредитную карту, но Исайя выхватывает ее и прячет в задний карман, не глядя ни на нее, ни на меня. Он продолжает разглядывать прилавок, берет пару носков с вешалки у кассы, а затем – джинсовую куртку и показывает ее мне, ожидая одобрения.

– Я в состоянии заплатить за свою обувь.

– Я же сказал, что угощу тебя выпивкой.

– Это не выпивка.

– Это ее часть. Это мой единственный шанс, и, если тебе все время будет некомфортно, ты больше никогда не захочешь выпить со мной. Я просто не могу упустить свой единственный шанс только потому, что ты замерзла и у тебя болят ноги.

– Исайя, никакой это не шанс. Мы просто выпьем.

Он игнорирует меня, пока кассир не возвращается с обувной коробкой в руках. Исайя протягивает ему свою кредитную карточку, оставляя мою в заднем кармане. Расплатившись за носки, кеды и джинсовую куртку, вручает их мне.

– Избавься от этих каблуков, Кенни, и давай выпьем.

Хрустальная люстра в центре зала переливается розовыми и пурпурными бликами, отражая цвет портьер, драпирующих стены. Кажется, что все это помещение и есть люстра, отсюда и название этого роскошного бара, расположенного в здании отеля «Космополитен».

Пробираясь сквозь толпу, я следую за Исайей: он ведет меня к бару и слегка отводит руку за спину на случай, если мне понадобится за нее схватиться, чтобы нас не разлучили, но я этого не делаю. Несмотря на то, что мне приходится протискиваться мимо людей, стараясь не отстать, я не склонна к случайным прикосновениям.

Когда мы добираемся до бара и находим два свободных стула, Исайя свободной рукой выдвигает один для меня. В другой руке он держит белые лабутены, которые я сменила на кеды.

– Один бокал, – напоминаю я, забираясь на стул.

– Как договорились.

Я устраиваюсь поудобнее, свешиваю ноги, не в силах дотянуться до перекладины, и Исайя, опустив взгляд, издает тихий смешок.

– Давно я говорила тебе, как сильно ты мне не нравишься?

– М-м-м, – мурлычет он. – Должен предупредить тебя, Кен: я люблю, когда ты злишься. Это меня заводит.

– Так вот почему ты не оставляешь меня в покое все эти годы? Наверное, мне надо было все это время вести себя мило.

– Тогда я бы, наверное, уже несколько раз сделал тебе предложение. Отлично. Я хочу сказать, я добьюсь тебя, чего бы это ни стоило.

Усаживаясь рядом, Исайя смотрит на мою левую руку: безымянный палец без кольца упирается в барную стойку.

Хотя я уже больше года не ношу свое старое обручальное кольцо, этот палец все еще кажется мне слишком легким. Пустым. Наверное, так бывает, когда в течение четырех лет каждый день носишь безвкусное кольцо с бриллиантом в восемь карат. Парень, сидящий на соседнем стуле с другой стороны, разражается пьяным смехом и заваливается мне на плечо. Только когда я отодвигаюсь от него, он осознает это и извиняется.

– Ой, прошу прощения! – От меня не ускользает, что его взгляд задерживается на моих обнаженных ногах.

Я поплотнее запахиваю новую джинсовую куртку и замечаю предупреждающий взгляд, которым награждает парня Исайя, заставляя его переключить внимание на своих друзей.

– Пусть держит свои глазенки при себе, – бормочет Исайя, просовывая между нами руку и за ножку стула придвигая меня как можно ближе к себе.

Я не могу удержаться от смеха.

– Как и ты?

Исайя откровенно разглядывает меня, но на этот раз я не чувствую необходимости прятать каждый сантиметр своего тела. Должно быть, из-за доверия, которое я испытываю к нему по необъяснимой причине.

Он дерзко улыбается:

– Не понимаю, о чем ты.

Я беру со стойки коктейльное меню.

– Что мы будем пить?

– Мы? Господи, Кенни, это же наше первое свидание! Я и не подозревал, что мы так быстро превратились в «мы».

– В какой момент вечера ты становишься менее несносным?

Он пожимает плечами, заглядывая в меню.

– Мне говорили, что примерно через три или четыре бокала. Ну, что ты будешь?

– Не знаю. Не то чтобы я любила выпить…

– Никогда? Даже в колледже?

– Там я была слишком занята подготовкой к экзаменам, чтобы блевать на общажных тусовках.

Еще я пыталась быть идеальной, но это история для другого дня.

В уголках его глаз собираются морщинки, на губах появляется легкая улыбка.

– Хочешь, я закажу тебе напиток?

– Ты что, собираешься заказать максимальную порцию самого отвратительного пойла, чтобы я пила его несколько часов, потому что мы договорились лишь на один бокал?

– Нет. Я собираюсь заказать обычный напиток, который, думаю, тебе понравится и если ты все еще захочешь вернуться в свой отель, на этом мы и закончим.

Я удивленно приподнимаю бровь:

– Уже сдаешься, Родез?

– Уверен, что ты захочешь провести со мной чуть больше времени, чем потребуется на один напиток.

– Ты такой самоуверенный!

– Уверенный в себе, – поправляет он.

Исайя Родез действительно уверен в себе. Он дурачится в своей раздражающе харизматичной манере и при этом не выглядит душнилой. Его расслабленность и лёгкость выходят за рамки того, что я считаю позволительным.

Но несколько лет, проведенных рядом с ним, напоминают мне о том, что также он безрассуден, а иногда и слишком легкомыслен. Сколько я его знаю, он – душа компании. Исайя не загадывает на будущее и не задумывается о последствиях своих действий. Своей свободой, легкостью и общительностью он, вероятно, обязан старшему брату, который всегда брал ответственность на себя.

Если честно, кроме этого, я мало что о нем знаю, но предположу, что Исайя Родез заставляет умных девушек совершать глупые поступки. Вот почему я никогда не поддавалась и даже не задумывалась о его многолетнем флирте и постоянных намеках на более близкое знакомство со мной. Он просто хочет того, что не может получить, и, если я когда-нибудь передумаю и уступлю, его азарт иссякнет.

– Как ты относишься к текиле? – интересуется Исайя.

– Она заставляет меня принимать неверные решения.

– Идеально. – На его лице снова появляется фирменная улыбка. Он поворачивается к бармену и заказывает два одинаковых напитка.

Обхватив стул, на котором я сижу, своими длинными ногами, Исайя держит мои туфли на каблуках на коленях и смотрит на меня.

– Когда ты собираешься поговорить с доктором Фредриком о повышении?

Я издаю удивленный смешок.

– Как долго ты ждал, чтобы спросить меня об этом?

Он смотрит на часы на своем запястье, и его челюсть почему-то дергается, когда понимает, что уже немного за полночь.

– Три года ровно.

– Три года?

– Мы познакомились в этот день три года назад, и каждый день с тех пор я хотел, чтобы ты заговорила с ним о повышении. Твоя квалификация слишком высока, Кенни, и я единственный, кто об этом знает. Ты бинтуешь лодыжки и собираешь пакеты со льдом, хотя на самом деле ты настоящий врач.

– Ты помнишь точную дату нашего знакомства?

Какого черта? Я знала, что Исайя слегка в меня влюблен, но всегда предполагала, что это просто их командная шутка. «Единственная женщина в штате? О, тогда я хочу с ней переспать». Ну, что-то в этом роде.

– Кеннеди, соберись! Сезон начинается на следующей неделе, и я думаю, тебе пора об этом заговорить. Черт, да я сам хочу сказать ему об этом! Фредрик распределяет тебе самые тяжелые смены и не дает серьезных поручений. Ты с этим смирилась?

Он помнит день нашего знакомства? Почему? Тогда не произошло ничего особенного, кроме того, что я получила работу. Работу, которую полюбила, хотя не чувствую, что полностью в ней самореализуюсь. Да, хуже моего начальника не сыщешь, но мне нравятся плюсы работы в профессиональном спорте. Путешествия. Болельщики. Воодушевление после окончания сезона.

– Я не собираюсь ничего говорить, и ты тоже.

– Кен…

– Я подала на повышение.

Он слегка отстраняется.

– Правда?

– Не в «Воинах», но да.

Когда бармен ставит перед нами напитки, Исайя закатывает свои карие глаза.

– Дай-ка угадаю. Тебя хочет нанять Атланта.

Мой сводный брат второй бейсмен в команде Атланты, и, хотя он – один из моих самых близких людей, Исайя и Дин выросли в одном городе и давно соперничают. Мы с Дином стали родственниками в старших классах и не были близки до колледжа, так что я не знала об истории их взаимоотношений, пока мой сводный брат не появился на Дне семьи в Чикаго в прошлом сезоне и они оба не связали воедино все факты.

– Нет, не Атланта. Сан-Франциско.

Исайя замирает, не донеся бокал до губ.

– Калифорния? Но это… на другом конце страны.

– Да. Но климат замечательный, и врач их команды уходит на пенсию после окончания сезона. Его помощник не хочет повышения, поэтому они ищут замену, и наставник, у которого я проходила стажировку, порекомендовал меня на эту должность.

С каждым словом волнение в моем голосе нарастает. Это работа мечты, к которой я готовилась все свои двадцать с лишним лет, и я – одна из трех оставшихся кандидатов на должность. В этом году мне просто необходимо закончить работу с «Воинами» на мажорной ноте, а когда придет время, успешно пройти собеседование, и работа мечты может стать моей.

– Калифорния, – повторяет Исайя, вглядываясь в мое лицо.

Я делаю большой глоток напитка, с энтузиазмом кивая при мысли о том, каким может быть следующий год, и чувствуя насколько хорош этот коктейль. Текила даже не чувствуется.

– Я стала бы первой женщиной – главным врачом в ГЛБ [10].

Исайя улыбается:

– Так и должно быть. Это потрясающе, Кенни! Ты заслуживаешь всего самого лучшего.

Я все еще пытаюсь убедить себя в этом.

– Но просто для ясности, – продолжает он: – мы не станем говорить доктору Фредрику о том, что он кусок дерьма и женоненавистник или что его взгляды на женщин в спорте, вероятно, являются причиной, по которой в прошлом году от него ушла жена?

У меня вырывается смешок. Большую часть времени, что я нахожусь рядом с Исайей, мне хочется смеяться, хотя обычно я себе такого не позволяю.

– Мы не скажем об этом, пока я не подпишу новый контракт и не окажусь за три тысячи километров отсюда.

Исайя обреченно вздыхает, откидываясь на спинку стула.

– Калифорния, да? Ты знала, что это мое самое нелюбимое место?

– И когда ты так решил?

– Примерно две минуты назад.

Он в несколько глотков приканчивает свой напиток и возвращает стакан на барную стойку.

– Я провожу тебя до отеля, как только ты будешь готова.

Что?

– И все? Ты покупаешь мне удобную обувь и теплую куртку, чтобы я выпила с тобой всего один напиток, на приготовление которого ушло больше времени, чем у тебя – на то, чтобы его выпить?

– Ты сказала, что мы выпьем только по одному.

– Может быть, я передумала.

Исайя удивленно поднимает брови и выпрямляется, потерпев поражение.

– Кенни, ты хочешь сказать, что не прочь остаться и выпить со мной еще по стаканчику?

Я никогда не была такой импульсивной, как он. Никогда не стирала грань между работой и развлечениями, но с Исайей мне комфортно. Это то чувство комфорта, о котором не рассказываю никому на работе. Может быть, все потому, что Исайя – единственный человек в Чикаго, который знает мой секрет. А теперь он единственный, с кем я могу поделиться своей потрясающей новостью. Может быть, все потому, что финишная черта так близка: мне остался один сезон до работы моей мечты. Так что да: может быть, я хочу немного развлечься. Может быть, я хочу отключить в себе перфекционизм и немного побыть безрассудной после этих адских выходных.

– Да. – Я допиваю остатки своего коктейля. – Я хочу выпить с тобой еще.

3

Исайя

Проклятие! Я понятия не имею, как сюда попал, выпив бог знает сколько с Кеннеди Кей. Покинув «Космо», мы обошли еще три бара. Или уже четыре?

Черт меня побери, я не помню!

Кеннеди выкинула свои туфли в мусорный бак на Вегас-Стрип, но я сразу же вытащил их оттуда. Протрезвев, она разозлится, что выбросила такую дорогую обувь.

Кенни выиграла сто баксов в лотерею «Пенни слотс». Мы оказались в караоке-баре, где не было ни одного человека моложе сорока. Я исполнил песню Мэрайи Кэри «Прикоснись ко мне», и мы ушли, как только пожилые женщины начали воспринимать текст буквально.

Я повел Кеннеди в стриптиз-клуб – она посещала его впервые, и быстро раздала все, что было у меня в кошельке. И вот мы, совершенно пьяные, стоим перед фонтанами у отеля «Белладжио».

Наверное.

Черт, если бы я знал, где мы! Но здесь музыка и огни. Легкий ветерок охлаждает мою пылающую кожу. Серьезно, я весь горю. У меня аллергия на текилу или я просто краснею, как чертов идиот, каждый раз, когда Кеннеди слегка облокачивается на меня или хватает за предплечье, чтобы удержаться на ногах?

Сегодня лучшая ночь в моей жизни.

– Что? – спрашивает Кеннеди, стоящая рядом со мной.

«Неужели я сказал это вслух?»

Черт побери!

– Я сказал, что сегодня – лучшая ночь в моей жизни.

Она закатывает свои красивые глазки, но это выглядит более драматично, чем обычно, потому что Кеннеди так же пьяна, как и я.

– Ты просто так говоришь.

– Вовсе нет. – Опираясь локтями на ограждение перед собой, я смотрю ей прямо в глаза. – Кеннеди, я к тебе неравнодушен.

– Это пройдет.

Ее остекленевшие глаза по-прежнему устремлены на воду перед нами.

– Я серьезно, Кен. Я серьезно влюблен.

– Влюбленность – это просто недостаток информации.

– Да, но я получаю информацию, и от этого ты нравишься мне только больше. Позволь узнать тебя получше! Я пытаюсь сделать это уже три года.

Ее внимание наконец переключается на меня, и она пристально, внимательно изучает мое лицо.

– Почему?

– Потому что ты мне нравишься.

– Тебе все нравятся.

Ох.

Она не ошибается. По крайней мере, делая выводы из того, что обо мне знает. Но Кеннеди не в курсе, что я не взглянул ни на одну другую женщину с того дня, как понял, что она перестала носить обручальное кольцо.

Так что нет, мне нравятся не все. Мне нравится она.

Кеннеди, должно быть, заметила, что задела меня, потому что поворачивается ко мне лицом.

– Хорошо, – слегка невнятно произносит она. – Что ты хочешь знать?

– Почему тебе было так неуютно на девичнике твоей сводной сестры?

Она снова закатывает глаза, и я не могу сдержать улыбку.

– Моя мать замужем за отцом Мэллори и Дина. Мэллори – моя сводная сестра, и ты знаешь Дина. Ты ненавидишь его. Но он – мой друг.

Да, она пьяна.

– Мама настояла, чтобы я была здесь. Понимаешь, из-за того, как это выглядит для семьи.

– Семья? Ты говоришь так, словно состоишь в мафии.

Кенни игнорирует меня.

– И Мэллори быстро выбрала мои последние свободные выходные перед началом бейсбольного сезона, чтобы мне пришлось согласиться.

– Ты на самом деле не хотела здесь быть…

– Она выходит замуж за моего бывшего жениха, и я совершенно уверена, что единственная причина, по которой она пригласила меня сюда в эти выходные, – чтобы еще раз позлорадствовать.

Должно быть, я гораздо более пьян, чем предполагал, потому что понимаю, что ослышался.

– Что ты сказала?

– Она выходит замуж за моего бывшего жениха. – Ее голос лишен интонаций. – Она познакомилась с этим парнем только потому, что я должна была выйти за него замуж и он всегда ходил со мной на общественные мероприятия. Ну, знаешь, тот парень…

Кеннеди опрокидывает в себя двойную порцию текилы, которую мы прихватили с собой из последнего бара.

– И ты… спокойно на это все соглашаешься?

Кеннеди поднимает уже пустой бокал.

– А что, похоже?

– Но… но как же твои родители? Они не могут смотреть на это сквозь пальцы.

– О, им нравится Коннор, – отмахивается она. – Он идеальный кандидат, чтобы возглавить семейный бизнес, и, поскольку я не смогла нажать на курок за все годы нашей помолвки, абослютно все довольны тем, что моя сводная сестра вмешалась и сделала это. Ну, кроме Дина! И же знаешь Дина. Ты ненавидишь его.

Это правда.

– Он единственный, кто высказал вслух, насколько все это ненормально.

Ладно, может быть, теперь я ненавижу Дина чуть меньше, чем тридцать секунд назад, но по-прежнему недолюбливаю его, и мы вынуждены видеться несколько раз в год, когда наша команда играет против Атланты.

Мой мозг затуманен текилой, и я понятия не имею, что сказать в этой дурацкой ситуации, поэтому единственное, что приходит мне в голову, – это:

– Тебе просто нужно выйти замуж раньше нее.

Кенни вздрагивает от смеха:

– Что?

– Выйди замуж раньше нее. Знаешь, постарайся утереть им нос, начав с этого. Держу пари, им такое не понравится. Особенно если учесть, что ты заставила как-его-там ждать несколько лет.

– У меня даже нет парня!

– Я сделал тебе предложение.

– Да, – смеется она. – Только теперь, очевидно, все, что мне нужно, – это муж.

Я не отрываю от нее взгляда.

Она на минуту замолкает, что-то обдумывая, прежде чем ее тон становится серьезным.

– Все еще предлагаешь?

– Ты пьяна.

– И ты тоже.

– А еще сошла с ума.

– Я думаю, ты тоже.

Я точно сошел с ума, потому что, глядя на ее легкую улыбку и ловя взгляд прекрасных карих глаз, в которых сияет озорство, я понимаю, что в этот момент сделаю практически все, о чем Кеннеди меня попросит.

4

Кеннеди

Не знаю, почему он так смотрит на меня.

С другой стороны, он всегда так на меня смотрит. У меня странное ощущение: будто кожа горит, но при этом мне холодно.

Думаю, мне нравится, когда Исайя смотрит на меня.

Эти туфли такие удобные!

– Ты же знаешь, я не могу тебе отказать, – говорит он.

– На это я и рассчитываю.

Слова звучат глупо. Язык будто действует сам по себе.

О чем он вообще говорит?

О, свадьба.

Я должна назначить дату свадьбы – так всегда говорила мама.

Моя мама. Она не очень-то милая.

Коннор тоже постоянно твердил, что мне нужно назначить дату свадьбы.

Но он не нравился мне настолько, чтобы я сделала это.

Но теперь я могу назначить дату.

Сегодня вечером.

Исайя хороший.

И еще он красивый.

Почему я не обращала на него внимания?

Потому что знала: из-за него у меня будут проблемы.

Я никогда не попадала в неприятности.

Я следую правилам.

Я была идеальной дочерью.

И к чему это привело?

Возможно, если бы я попала в беду, мои родители заметили бы меня.

Я хочу попасть в беду.

Хочу ходить на свидания.

Я не могу дождаться, когда начну ходить на свидания.

Впервые в своей жизни я оказалась на свидании, не думая о браке.

Брак…

Исайя качает головой.

Стоп, почему он начал кружиться?

– Утром ты меня возненавидишь.

– Не понимаю, чем это так сильно отличается от того, что я чувствую к тебе сейчас.

Я не испытываю к нему ненависти.

Ни капельки.

Исайя прикусывает нижнюю губу, чтобы скрыть улыбку.

Наверное.

Честно говоря, в данный момент он – нечеткая фигура, которая помогает мне держаться прямо.

Я беру бокал из его рук и пью.

Это вода.

Наверное.

Вода в фонтанах красивая.

Исайя красивый.

Это просто соглашение.

Коннор, как и я, из богатой семьи.

Это было деловое соглашение.

У нас с Исайей – соглашение о мести.

Практически одно и то же.

Брак всегда был соглашением.

Я чувствую, что что-то говорю.

Я знаю, что Исайя отвечает.

Он ухмыляется, глядя на меня сверху вниз, и маленькая родинка у его правого глаза теряется, когда он улыбается.

Мне хочется ее лизнуть.

Но язык сейчас не слушается меня, поэтому я просто протягиваю руку и касаюсь ее.

– Черт… – Я слышу, как он выдыхает, и в его голосе слышится капитуляция – это ясно мне даже сейчас.

Я беру его за руку.

У него большая ладонь.

Я работала над мышцами его рук, но никогда раньше не прикасалась к нему вне работы.

Я никогда ни к кому не прикасаюсь – только во время работы.

На самом деле никто никогда не прикасался ко мне.

Мне нравится рука Исайи.

И его улыбка.

Но я никогда не скажу ему об этом.

– Ты уверена? – Голос Исайи звучит где-то рядом.

Конечно, уверена: я никогда не скажу ему, что мне нравится его улыбка.

Воздух, обдувающий мои ноги, меняется.

Становится теплее.

Мои руки уже согрелись.

Исайя купил мне куртку.

Это так мило с его стороны!

Как же я раньше не догадывалась, что он такой милый?

И симпатичный.

У меня и не было возможности это понять.

Он так отличается от меня!

От того, какой я стала.

Он теплый.

Мне холодно.

Эта куртка теплая.

Ручка в моей руке тяжелая.

Я пишу в строке свое имя.

Три строчки, и все они двигаются.

– Кенни, ты уверена, что хочешь этого?

Мне нравится, когда он называет меня Кенни.

Я никогда не скажу ему этого.

– Под какую песню вы хотите войти?

Это другой голос. Не голос Исайи.

Войти? Выйти?

Исайя выходит под песню, когда готов к матчу.

Он действительно хорошо смотрится в своей форме.

Я никогда не скажу ему об этом.

Мэрайя Кэри.

Сегодня вечером Исайя пел песню Мэрайи Кэри.

Он был очень хорош.

– Obsessed.

Возможно, это я – одержимая. Почему я продолжаю о нем думать?

Исайя смеется.

Я смеюсь, потому что он смеется.

Мои новые кеды такие милые! Я смотрю на свои ноги, когда делаю один, а затем другой шаг по красной дорожке.

Исайя выглядит счастливым.

Я чувствую себя счастливой.

– Да.

Я действительно счастлива.

Моя голова отяжелела, и я прислонила ее к груди Исайи. Его рука на моей талии кажется тяжелой.

На улице снова холодно.

Я прижимаюсь к нему лицом. Солнце яркое.

Исайя яркий.

Желтый.

Держу пари, его любимый цвет – желтый.

Желтый – такое странное слово!

Вспышка фотоаппарата желтая.

– Я наконец-то женился на девушке, которой был одержим много лет.

Одержим – тоже странное слово.

Я одержима тем, какая мягкая эта подушка.

Мои новые кеды такие милые!

Исайя тоже такой милый.

Я никогда ему этого не скажу.

5

Исайя

Звонок, доносящийся с другого конца комнаты, ввинчивается прямо в раскалывающуюся голову. Это самый громкий звук, который я когда-либо слышал.

Кажется, это телефон. Не знаю, чей он, но лучше бы, черт возьми, его выключили, чтобы я мог поспать.

Но никто его не выключает. Он продолжает трезвонить, пока вызов наконец не переключается на автоответчик, но затем звонят опять, и все повторяется.

Кто-то рядом со мной ворчит, выражая раздражение, которое испытываю и я. Резко открываю глаза. Кто-то у меня под боком… В моей кровати.

Я медленно поворачиваюсь в ту сторону и вижу лежащую на животе женщину. Какого черта?

Нет, нет, нет. Сожаление скручивает меня изнутри.

Восемь месяцев ожидания…

Кеннеди.

Черт возьми! Я узнаю́ эти волосы, скрывающие лежащую рядом со мной женщину.