Обманный бросок

Лиз Томфорд

Обманный бросок

© Теодоракис М., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

За совершенство в несовершенстве

Плейлист

Love Оn the Run – Sons Of Zion 2:57

Drunk & l’m Drunk – Маrc Е. Bassy 3:56

Obsessed – Mariah Carey 4:04

You Got lt – Jamieboy & Myles Parrish 3:36

Lose Control – Teddy Swims 3:30

Bad Side – iyla 2:40

Home – Good Neighbours 2:37

Ms. Poli Sci – Paul Russell & Khary 2:08

Classic – МКТО 2:55

Trial Ву Fire – Маrc Е. Bassy feat. Bibi Bourelly 2:34

Seasons – VEDO 3:20

DFMU – Ella Mai 3:17

Must Ве Mine – Kiana Lede feat. Ant Clemons 2:31

MARS – Mario 3:48

Abracadabra, Pt. 2 – Wes Nelson 2:47

6 months – John К 3:37

Make Ме Wanna – VEDO 3:40

Naked – James Arthur 3:53

This City Remix – Sam Fischer feat. Anne-Marie 3:17

Comfortable – H.E.R. 4:15

Love Like This – Natasha Bedingfield 3:41

Пролог

Исайя

ТРИ ГОДА НАЗАД

Это худший день в году.

Худший день каждого года.

Обычно я провожу его, путешествуя с товарищами по команде на предсезонные сборы. Сейчас я должен быть в Канкуне или Майами и, захваченный атмосферой вечеринки, потягивать коктейль у бассейна.

Вот только в этом году я не у бассейна, не пьян и не развлекаюсь, а прячусь в женском туалете рядом с раздевалкой. Этот сезон начался слишком рано, и меня не может отвлечь даже первый бейсбольный матч.

Женский туалет безупречен и намного чище нашего. Бархатный диванчик и маленькие флакончики парфюма на стойке. Аккуратно сложенные полотенца для рук и мятные леденцы в стеклянной вазочке. Запах несравненно лучше, чем в мужском, и я надеюсь лишь на то, что парни не просекут, как здесь чертовски хорошо, потому что это мое тайное убежище, которым я пользуюсь последние шесть лет – с тех пор, как меня пригласили в команду «Воинов» на позицию шорт-стоп[1].

Среди персонала нет женщин, поэтому никто не пользуется этим туалетом – лишь я, если мне нужно побыть одному.

Можно сказать, что я в команде – та самая зажигалка. Слегка безрассудный и слишком задиристый. Готовый выставить себя на посмешище, лишь бы все вокруг улыбнулись. Поэтому начать сезон с нервного срыва или расплакаться, как девчонка, перед товарищами по команде – не в моем стиле.

В свои двадцать восемь я не стыжусь признаться: даже спустя столько лет мне нелегко пережить этот день. Когда мне было тринадцать, мой брат – всего на два года старше – сообщил ужасную новость: возвращаясь домой в грозу, наша мама на машине врезалась в дерево, и мы уже никогда ее не увидим…

Так что да: это, *****, худший день в году.

Я сижу на крышке унитаза в одной из кабинок, и мои коленки трясутся. Нужно привести себя в порядок. Я должен вернуться к образу весельчака Исайи Родеза, которому все по плечу. Который знает, как осчастливить всех вокруг. Которого все ожидают увидеть, когда я войду в раздевалку.

Мне нравится быть этим парнем. В девяноста процентах случаев я такой и есть. Еще в детстве я понял, что могу рассмешить брата, даже если он слишком напряжен, чтобы улыбаться. Я как будто нашел цель в жизни – делать окружающих счастливыми, поэтому скрываю свою печаль и слезы.

Я позволяю себе еще мгновение погрустить, прежде чем покину кабинку, ополосну лицо водой из-под крана и выйду из женского туалета.

Но как только я открываю дверь, снаружи раздаются голоса. Эта часть клуба обычно пустует, поэтому я останавливаюсь, узнав голос доктора Фредрика. Я прячусь – не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что я только что рыдал в одиночестве.

– Вы солгали в своем заявлении.

– Я не лгала, – слышу я ответ женщины.

Доктор Фредрик говорит тише, пытаясь сохранить этот разговор в секрете – только между ними, но я отчетливо слышу его слова:

– Вы ввели меня в заблуждение, и вам это известно.

– Кенни – это краткая версия Кеннеди.

Услышав это, я выглядываю из-за маленькой перегородки и вижу, что доктор Фредрик с раздражением смотрит на женщину.

Я не вижу, как она выглядит, – незнакомка стоит ко мне спиной, но, выпрямившись в полный рост, она едва достает доктору Фредрику до подбородка, а его не назовешь высоким. Ее волосы собраны в густой конский хвост, ниспадающий до середины спины. Я не в состоянии разобрать цвет, но могу сказать, что точно не блондинка и не брюнетка. Просто не знаю, как назвать этот цвет волос.

Доктор Фредрик оглядывается, желая убедиться, что они одни, поэтому я быстро прячусь за перегородку и продолжаю прислушиваться.

– Это место не для вас. Вам лучше отклонить это предложение о работе и найти что-то, более подходящее для… такой, как вы.

– Для такой, как я? Вы имеете в виду для женщины?

«Какого черта?»

Я никогда не испытывал особой приязни к доктору Фредрику. Он глава нашей медико-оздоровительной службы, главный врач команды. Все остальные врачи, диетологи и даже тренеры подчиняются ему. Но все уважение, которое я, возможно, и питал к этому парню, тут же улетучилось из-за его намеков.

На мгновение воцаряется молчание, как будто он прикидывает, что сказать, чтобы не навлечь на себя неприятности.

– Вакансия, на которую я искал сотрудника изначально, больше не актуальна. В отделе кадров мне сказали, что я не могу отменить предложение, но могу его изменить. На данный момент я хочу нанять спортивного тренера.

– Что? – спрашивает она, сдерживая нервный смешок. – Я дипломированный врач, и вы ожидаете, что я соглашусь работать тренером по легкой атлетике?

– Я вообще не ожидаю, что вы согласитесь.

– Доктор Фредрик, я специально переехала в Чикаго, чтобы получить эту работу. Вы видели мои рекомендации. Видели, какие я проходила стажировки. Вы наняли меня именно поэтому.

– У меня было другое представление о том, кого я нанимаю.

– Вы думали, что я мужчина.

– Я больше не собираюсь это обсуждать. Если вы хотите работать в «Воинах», можете стать младшим тренером по легкой атлетике. Именно эта должность вакантна.

Девушка колеблется, и я представляю, как расправляются ее плечи, когда она уверенно спрашивает:

– Когда я должна дать ответ?

– К концу дня.

– Отлично. Я сообщу вам о своем решении.

На мгновение воцаряется тишина, и как будто разговор окончен, но затем я слышу, как доктор Фредрик говорит:

– Мисс… Кей, если вы решите к нам присоединиться, я предупреждаю вас в первый и последний раз: если между вами и одним из игроков возникнет хотя бы намек на какие-нибудь глупости, вы будете уволены. Есть причина, по которой я не беру на работу женщин. Вы будете находиться рядом с ними в раздевалках, самолетах и отелях. Надеюсь, вы позаботитесь о том, чтобы не стать отвлекающим фактором.

«Есть причина, по которой я не беру на работу женщин». Чертов козел!

– Не сочтите за дерзость, доктор Фредрик, но последние два года я была одним из трех врачей, отвечавших за всю спортивную программу Университета Коннектикута. В моей биографии нет ничего, что заставило бы вас усомниться в моем профессионализме.

– То были дети, а это мужчины, – парирует он. – Думаю, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.

Девушка кашляет, и я понимаю, что она действительно профессионал, потому что на ее месте я бы, наверное, прописал ему хук правой в челюсть. В этом смысле я немного импульсивен.

– Я отвечу вам к полудню, – говорит она, заканчивая разговор.

Вдалеке раздаются шаги, и с каждым шагом их звук становится громче: Фредрик направляется в мою сторону. Я не могу уйти, не попавшись на подслушивании, и, хотя я твердо намерен донести эту информацию до Монти, нашего полевого менеджера [2], я не собираюсь заранее посвящать в это доктора Фредрика. Поэтому на всякий случай снова ныряю в женский туалет до того момента, пока не удостоверюсь, что он уже далеко.

Я и так был не в восторге от нашего главного врача. Если хотите знать мое мнение, он подхалим, вечно заискивает перед парнями из команды, Но то, как он разговаривал с этой женщиной – будто он лучше ее, – вызывает у меня желание рассказать всем в «Воинах», какой он сексист.

– Сексистский кусок дерьма! – вторит моим мыслям женский голос совсем рядом.

Та незнакомка врывается в туалет, которым никто не пользуется, и я едва успеваю спрятаться за дверцей кабинки. Я не сажусь, а стою, как последний придурок, потому что понятия не имею, как оказался в такой ситуации.

Наблюдая за девушкой в дверной просвет, я вижу в зеркале ее отражение. Упершись руками в раковину, она низко опустила голову, и мне не видно лица.

Она смеется и спрашивает саму себя:

– Что это, черт возьми, было?

Затем делает глубокий вдох, наконец выпрямляется, в упор смотрит на себя в зеркало и… и мучительное, выворачивающее наизнанку горе, которое я испытывал сегодня, меркнет, потому что сейчас я совершенно сбит с толку.

Эта миниатюрная женщина с цветом волос, который я затрудняюсь определить, и интонацией в голосе, которая заставила бы яйца любого мужчины сжаться от страха, чертовски сногсшибательна.

Веснушки усеивают каждый сантиметр раскрасневшейся, сияющей кожи. Глаза, скорее всего, карие, поскольку очень похожи на мои. И губы… которые она поджала, чтобы не заплакать, потому что явно хочет злиться, а не рыдать.

Считайте это шестым чувством, но ее улыбка, не будь она спрятана за недовольством, зажгла бы во мне искру.

Девушка смотрит на свое отражение в зеркале, и на ее глаза набегают слезы.

– Нет, – умоляет она. – Не здесь. Возьми себя в руки, Кеннеди.

Кеннеди.

Сделав глубокий вдох, она качает головой.

– И перестань, мать твою, разговаривать сама с собой, чудачка.

И вот так в самый худший день в году я чувствую, как мои губы расплываются в улыбке.

Я напряженно наблюдаю, как она достает телефон и звонит кому-то по громкой связи, расхаживая по туалету. Наверное, мне следует объявить о своем присутствии. Не то чтобы это было вторжением в частную жизнь, но я понятия не имею, как объяснить сложившуюся ситуацию. «Привет! Я просто люблю посидеть в женском туалете. Не беспокойтесь за меня. Я быстренько помою руки. Вы не могли бы подвинуться? Я подслушал ваш разговор с нашим главным врачом. Если хотите, я могу сходить с вами в отдел кадров. И еще вы очень симпатичная».

– Привет! Как дела? – произносит мужской голос на другом конце провода. Я сразу же начинаю его ненавидеть.

– Ты сейчас можешь говорить? – спрашивает она. – Мне вроде как нужно выговориться.

– Прямо сейчас у нас командное фото, и я следующий. Ты в порядке?

Она на мгновение прикрывает глаза, собираясь с духом.

– Да, конечно. Просто хотела поздороваться со сводным братом.

Сводный брат. Запомним.

– Ну, привет. Я соскучился. Твой первый день проходит хорошо?

Она в упор смотрит на себя в зеркало и лжет:

– Все идет отлично.

– Ну и славно! Эй, мне пора идти: нужно фотографироваться. Набери меня позже, договоримся о встрече.

Она натягивает на лицо улыбку, которая даже мне, совершенно незнакомому человеку, кажется фальшивой.

– Договорились. – Кеннеди вешает трубку и опускает голову с тихим «черт».

Я ничего не знаю об этой девушке, но уверен, что ей нужен тот, кто заставит ее улыбнуться, а это – моя фишка. Еще я немного верю в судьбу, и, хотя сегодня – моя самая нелюбимая дата в календаре, я склонен в этот день находить смысл в происходящем.

Может быть, я должен был подслушать этот разговор.

Может быть, я застрял в женском туалете, потому что ей нужно хоть с кем-то поговорить.

Может быть, это моя мама направляет меня сегодня.

При этой мысли я закрываю глаза и начинаю говорить еще до того, как успеваю полностью все обдумать:

– Если тебе нужно обсудить с кем-то это предложение о работе, я готов помочь.

«Боже, как стремно звучит!»

Открыв глаза, я наблюдаю, как она шарит взглядом по зеркалу и находит отражение моих ног.

– Что ты делаешь в женском туалете?

– Меня выдал сорок шестой размер?

– Ты следишь за мной?

– Ну, технически я оказался здесь первым.

Она щурится, оглядывает дверь и смотрит мне в глаза через узкую щель.

– Ты будешь отвечать на мои вопросы или продолжишь задавать свои?

У меня вырывается смешок. Мне это нравится.

– Я прячусь в женском туалете, потому что у меня паршивый день. И, судя по тому, что я услышал, у тебя – тоже.

Ее плечи, которые были приподняты до ушей, опускаются на место.

– О…

Я распахиваю дверь, и вижу свою собеседницу с ног до головы. Черные легинсы облегают каждый сантиметр ее стройных ног. Рукава темно-серой олимпийки закатаны до локтей, на ногах – ослепительно чистые белые кроссовки. Предплечья и лодыжки усеяны веснушками, словно кто-то нарисовал их на ее светлой коже.

Девушка, с таким изяществом носящая спортивную форму. И симпатичная… Очень, очень симпатичная.

Чуть менее угрожающим тоном она спрашивает:

– Насколько много о моем паршивом дне ты услышал?

Подхожу к раковине и, облокотившись бедром о столешницу, смотрю в глаза своей собеседнице.

– Я слышал ваш разговор с доктором Фредриком в коридоре. А затем вернулся сюда, чтобы он меня не заметил.

– О… – Она кивает, отводя взгляд. – Значит, ты слышал все.

– Нам следует сообщить в отдел кадров. Или я могу поговорить с Монти – полевым менеджером. Он сможет передать владельцу команды…

– Нет. Нет, я не хочу ничего сообщать. Я не впервые сталкиваюсь с начальником-сексистом. В конце концов, я женщина, работающая в сфере спорта.

Я делаю паузу.

– Начальником? Так ты примешь это предложение о работе?

– Я не… – Она замирает, изучая взглядом все мое тело. Я возвышаюсь над ней: мой рост – сто девяносто три сантиметра, – но в повседневной одежде я выгляжу как обычный человек. – Кто ты такой?

И тут до меня доходит: она и понятия не имеет, что я – основной шорт-стоп команды, в которой она собирается работать. И я решаю использовать это в своих интересах.

– Сейчас я просто тот, с кем ты можешь поговорить. Ты сказала, тебе это нужно.

В ее глазах читается недоверие, она пытается меня оценить, но необходимость разобраться в своем затруднительном положении перевешивает любые подозрения.

– Я никак не могу найти работу в профессиональном спорте. – Ее признание на мгновение повисает в воздухе. – Неважно, что я окончила Колумбийский университет и была лучшей в группе. Не имеет значения, что врачи, у которых я проходила практику во время ординатуры, поют мне дифирамбы, когда к ним обращаются за рекомендациями. Не имеет значения, что я была самым молодым ведущим врачом одной из школ первого дивизиона, спортсмены выигрывали национальные чемпионаты. Нет, все это не имеет значения, потому что у меня есть две сиськи и вагина.

От ее прямоты у меня расширяются глаза.

– Боже мой… – Она морщится и прикрывает лицо правой рукой. – Не могу поверить, что говорю с незнакомцем про свои сиськи.

– Я был бы гораздо больше впечатлен, если бы ты сообщила, что их три.

Она смотрит на меня сквозь пальцы, и я изображаю свою самую озорную ухмылку. Девушка убирает руку, и на ее лице появляется робкая улыбка.

Робкая, да. Но тем не менее улыбка.

Я протягиваю ей руку для рукопожатия:

– Исайя.

Она отвечает мне тем же:

– Кеннеди.

– Что ж, Кеннеди, теперь, когда я больше не незнакомец, расскажи мне подробнее об этих твоих двух сиськах.

Она пытается сдержать улыбку, но та – на этот раз широкая и искренняя – так и рвется наружу.

– Ну я собираюсь носить их какое-то время.

– Конечно. – Я склоняю голову набок. – Мне показалось, тебя зовут Кенни?

Она хихикает. Этот красивый, но несколько застенчивый смех.

– Никто никогда не называл меня Кенни. Я решила использовать это имя, когда получила шесть отказов подряд, подписываясь как Кеннеди.

– Ну что ж, Кенни…

– Нет…

– Расскажи мне об этой вакансии.

Она тяжело вздыхает.

– Я пытаюсь устроиться на работу в сфере профессионального спорта с тех пор, как окончила ординатуру. Моя цель – когда-нибудь стать главным врачом команды, но пока мне не удается сделать даже первый шаг. Парни, с которыми я училась, с трудом закончили, а их рекомендации гораздо хуже, чем мои, но они получают работу, на которую я претендую. И когда мне предложили стать здесь заместителем главврача, я ухватилась за эту возможность. В прошлые выходные я собрала вещи и переехала в квартиру в центре Чикаго. Мы с Фредриком общались только по электронной почте, потому что он взял отпуск в межсезонье. В моих рекомендациях, должно быть, не упоминался тот факт, что я женщина. Я не уверена… Но когда я представилась ему сегодня утром, он сразу же отказался от своего предложения.

Итак, она симпатичная и очень умная. Понял.

– Когда доктор Фредрик сообщил начальнику отдела кадров, что произошла ошибка и такой вакансии нет, ему ответили, что по закону он должен нанять меня хоть на какую-то должность. Вряд ли отдел кадров в курсе, что его внезапное решение не брать в штат второго врача как-то связано с тем, что он случайно нанял женщину.

Слова так и сыплются из нее, и, кажется, она не может остановиться.

– А теперь мне предлагают работу спортивного тренера начального уровня! Не пойми меня неправильно: это отличная работа, но я не для того я потратила столько лет и стала дипломированным врачом спортивного профиля, чтобы обращаться к кому-то еще ради составления планов лечения, понимаешь? – Она оглядывает меня с головы до ног. – И какого черта я тебе все это рассказываю?

Я усмехаюсь. Она взволнована. Это так мило!

– Потому что я отличный слушатель.

На ее лице снова появляется застенчивая улыбка.

– Ну, как ты думаешь, что мне делать?

Она спрашивает меня? Разумеется, Кеннеди ничего обо мне не знает, потому что обычно я – последний, к кому обращаются за советом. Я тот, к кому приходят, чтобы повеселиться и круто провести время.

Мой брат Кай – серьезный человек, и, если бы он был здесь, а не играл в бейсбол со «Святыми Сиэтла», я бы спросил его, какой совет можно дать этой девушке. Он – мой главный советник, и я чертовски по нему скучаю.

Но его здесь нет, так что этот совет – за мной.

Лично я считаю, что ей следует подойти к доктору Фредрику и врезать ему по яйцам, но также мне очень нравится мысль о том, что она будет здесь работать. Мне нравится, что это веснушчатое лицо будет появляться на каждой моей игре.

С ней легко общаться, и худший день в году она сделала терпимым. Даже хорошим.

– А что тебе хочется сделать? – спрашиваю я, вместо того чтобы высказать свое мнение.

– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?

Я ухмыляюсь в ответ.

– Я хочу работать в сфере профессионального спорта, – прямо заявляет она. – Но такие вакансии встречаются редко, потому что для большинства специалистов это карьера на всю жизнь.

– Ты хочешь работать в профессиональном спорте, – повторяю я, чтобы она услышала.

Кеннеди согласно кивает.

– Я должна согласиться на эту работу. По крайней мере, я буду твердо стоять на своем. Но, боже, если даже доктор Фредрик так ужасно обращается с женщинами, то страшно представить, как ведут себя игроки команды…

Вот же черт!

Конечно, мы кучка идиотов, но никто из парней не проявляет такого неуважения.

– Я… – В горле стоит ком. – Я позабочусь о том, чтобы никто из парней в команде тебя не доставал.

Ее глаза сужаются – она в замешательстве, но на губах все та же очаровательная улыбка, и от этого у меня внутри все переворачивается.

– Кто ты такой?

– Две сиськи и короткая память, а, Кенни? Я уже говорил, как меня зовут.

– Ты работаешь в приемной или на…

– Мне нужно идти. – Я указываю на дверь. – Можно я тебя провожу?

Она смотрит на меня с подозрением, и все, что я могу – лишь улыбаться, как придурок, потому что эта умная девушка уделяет мне внимание.

Я не наивен и знаю: скоро она поймет, что я один из игроков. И если предупреждение доктора Фредрика для нее хоть что-то значит, то, едва узнав правду, она больше никогда не обратит на меня внимания. А пока что я воспользуюсь тем небольшим временем, что у меня осталось.

Я распахиваю перед ней дверь туалета, и Кенни, не пригибаясь, проходит прямо под моей рукой в коридор.

– Не вздумай никому рассказывать, – быстро говорит она.

– О чем?

– Если я соглашусь на эту работу, не вздумай рассказывать о том, что сказал доктор Фредрик, или о моей квалификации.

– Ты, наверное, первый из знакомых мне врачей, который не хочет, чтобы все знали об этом.

– Исайя, пожалуйста!

Эти два коротких слова заставляют меня замереть на месте. Мое имя – как она его произносит! Как звучит ее голос, когда она умоляет…

Я вглядываюсь в ее лицолицо: на нем написано отчаяние.

– Я ничего не скажу.

– А насчет того, что ты подслушал?

– Ты о том, что доктор Мудак – женоненавистник?

– Да.

– Нет, кое-что об этом я скажу. На самом деле, прямо сейчас.

Она останавливает меня, хватая за предплечье. Ее рука – бледная, усыпанная веснушками, – резко контрастирует с моей, загорелой, ведь я каждый день играю в бейсбол под открытым небом. Но прежде, чем я успеваю запомнить этот контраст, она мгновенно отстраняется.

– Если я собираюсь здесь работать, мне и так придется непросто. Я не могу начинать рабочие отношения с жалобы полевому менеджеру или владельцу команды. Я справлюсь с этим сама.

Она излучает независимость и решимость, и, хотя эта девушка, должно быть, не выше ста шестидесяти сантиметров, ее плечи гордо расправлены, что прибавляет ей роста.

Хорошо. Ей понадобится вся сила воли, чтобы работать с этим куском дерьма.

– Когда, – поправляю я. – Когда ты будешь здесь работать.

Она понимающе улыбается мне в ответ, и теперь мы оба храним секрет, известный только нам двоим.

– Ну, увидимся? – спрашивает она.

– О, я абсолютно уверен, что ты будешь часто меня видеть.

– Родез! – завернув за угол и увидев, что я стою перед женским туалетом, окликает меня Коди, наш первый бейсмен [3]. Он в форме, готов к командной фотосессии. – Вот ты где? Поторопись! Съемка начинается в пять, твоя форма – в шкафчике. Монти послал меня за тобой.

Сказав это, Коди удаляется в сторону клуба.

Я медленно поворачиваюсь к Кеннеди со своей самой невинной улыбкой. Ее и без того бледная кожа теперь кажется еще более бескровной.

– Ты игрок?

– Шорт-стоп, – подмигиваю я.

Ее поведение мгновенно меняется: от прежней улыбки не остается и следа. Я почти физически ощущаю, как воздух между нами становится ледяным. Кеннеди в шоке. Она смущена и слегка психует.

– Забудь этот разговор. – Кеннеди, не колеблясь, убегает прочь, и я уверен, что у нее в голове звучит предупреждение доктора Фредрика.

– Эй, Кенни! – кричу я, и она неохотно оборачивается. – Я ообещал позаботиться о том, чтобы другие парни не доставляли тебе хлопот, но ничего не говорил о себе. – Ее губы слегка приоткрываются, и я снова подмигиваю. – Увидимся, док!

– Где ты был? – спрашивает Трэвис, наш кетчер-новичок[4], пока я стягиваю футболку через голову и бросаю джинсы в свой шкафчик. Мне нужно переодеться в новую форму, как и остальным игрокам команды.

Его шкафчик слева от моего, а у Коди – справа.

– Я был занят.

В верхней части шкафчика, скрытая от посторонних глаз, прикреплена скотчем фотография: я, мама и брат – и я большим пальцем стираю с нее пыль, когда кладу часы на одну из полок.

– Ага, – смеется Коди, указывая на раздевалку. – Занят вот этим.

Оставшись в одних боксерах, я поворачиваюсь и вижу Кеннеди, которая разговаривает с доктором Фредриком. Я наблюдаю, как он сжимает челюсти и раздувает ноздри, и понимаю: в этот самый момент она сообщает ему, что берется за эту работу.

Трэвис тихонько присвистывает:

– Симпатичная!

– И умная, – добавляю я, но не рассказываю о том, что мне известно, потому что Кеннеди попросила не делать этого, а мне нравится, что я знаю о новом тренере по легкой атлетике то, о чем не в курсе никто другой. – Эй, а какого цвета, по-твоему, у нее волосы?

– Рыжие, – просто отвечает Трэвис.

– Да ладно тебе, Трэв! Я же тебе говорил: описывай точнее.

Коди мгновение изучает ее.

– Я бы назвал этот цвет оберн [5]. Смесь теплого рыжего и землисто-коричневого, но в них также есть немного меди.