Заказное из Лондона. Часть вторая

– С тобой всегда приятно иметь дело, Дёма, – сказал Паша потирая руки.

Демьян попрощался с друзьями и медленно пошёл к дому. Ноги словно отказывались нести его внутрь этого дворца. Совсем недавно ему было хорошо здесь, он испытал прекрасные моменты и незабываемые ощущения, но сейчас…

Он открыл дверь и вошёл внутрь. В доме шумно и суетливо. Прислуга сновала из угла в угол. К нему поспешил дворецкий.

– Господин Кариадис, семейство в гостиной. Ждут вас. Пойдёмте.

– Спасибо, Генри. Веди.

Гостиная бурлила жизнью. Мать и сестра Юзефа суетились вокруг побитого наследника, а Грейс помогала им. Демьян улыбнулся: она стала своей в этой семье. Несколько дней, проведённых здесь, словно изменили её. Стать, благородство явственно ощущались в облике ирландки. Теперь она – Гюнер.

Омар заметил идущего к ним Демьяна и, широко раскинув руки, быстро зашагал к нему навстречу, но Грек жестом остановил его. Он приблизился к кушетке, на которой полулежал Юзеф, и кивком головы приказал женщинам отойти от младшего Гюнера. Юзеф открыл глаза. Широкая, довольная улыбка озарила его побитое лицо. Он встал и закричал:

– Какой вечер, да, Демиан? Столько приключений за один чёртов день!

Лицо Демьяна изменилось. Ярость исказила его черты, превратив в злобную гримасу. Он влепил Юзефу увесистую пощёчину. Гюнер, словно марионетка, рухнул назад, прикрывшись локтями. Женщины, охваченные страхом, ахнули.

– Приключения? – Голос Грека прозвучал в тишине, как мощный рык разъярённого льва. – Из-за тебя сегодня погибли люди. Пусть не образцы для подражания, пусть насквозь погрязшие в преступлениях и алчности, но всё же люди! Чтобы ты попал в рай, я и мои друзья по локоть окунули свои руки в кровь и вымостили себе дорогу в царство дьявола. Для тебя это приключение? Могила твоего брата ещё не остыла, и не высохли слёзы твоих родителей, а тебе хоть бы что. Одно веселье и развлечения на уме. Как тебя вообще занесло в самую грязную и зловонную дыру этого города? В притон для игроков. Тебе двадцать шесть лет, Юзеф, ты старше меня. Возьмись за ум, создай семью, стань наконец достойным сыном своего великого отца! У тебя есть всё, и даже больше, а тебя, как свинью, тянет в самую грязь и пороки. Сегодня повезло, а завтра помощь может не прийти вовремя. А может, я не захочу помочь. Подумай об этом.

Демьян повернулся к собравшимся в гостиной. Люди молчали, со страхом, смешанным с восхищением наблюдая за Греком.

– Омар-бей, я прошу у вас прощения за это. Может, я не прав, погорячился. Простите, – обратился он к главе семейства.

Омар подошёл к Греку и, не говоря ни слова, обнял его. Так они стояли достаточно долго, затем Гюнер заговорил:

– То, что сделал сейчас ты, должен был сделать я ещё много лет назад. А я проявил мягкость, слабость и заплатил за это немыслимую цену. Благодарю тебя, мой дорогой сын, Демиан. Горжусь тобой.

– Я ценю это. Спасибо. Айсель, Юзеф, возьмите свои документы и самые необходимые вещи. Мы летим в Анкару, ваше пребывание в Европе окончено. Я доставлю вас домой.

– Да, мой красивый господин, – прошептала Айсель и склонила голову перед возлюбленным.

Роскошный салон частного самолёта утопал в мягком полумраке, разбавленном лишь приглушённым светом и танцующими солнечными зайчиками. Итальянская кожа глубоких кресел и отполированное красное дерево, отдающее медным блеском, дарили ощущение спокойствия. Снаружи, за иллюминатором, простиралась ослепительная белизна облаков, контрастирующая с сизыми тенями.

Демьян прикрыл глаза, наслаждаясь обжигающим вкусом крепкого кофе по-турецки. Горьковатый, с лёгкой пенкой, он оставлял на языке терпкое послевкусие, создавая приятный контраст с внешней картиной. Пальцы сжали фарфоровую чашку чуть сильнее, чем нужно. Где-то внизу, под этой пушистой пеленой, осталась земля с её суетой, интригами и невыполненными обещаниями. А здесь – только шум двигателей, да редкие всполохи солнечных лучей в облаках.

– Демиан. Посмотри на меня, прошу, – услышал он тихий голос и почувствовал, как тёплая ладонь осторожно коснулась его бедра.

Айсель встала на колени перед креслом и с жалобным взглядом смотрела на любимого, еле сдерживая слёзы.

– Айсель? Встань. С ума сошла! – заворчал Грек.

– Ты даже не смотришь на меня, не говоришь со мной. Из лондонского дома уехал на другой машине, не с нами. Здесь, в самолёте ушёл в самый хвост и ни разу не подошёл к нам с Юзефом. Агапи му⁴, ты убиваешь меня. Что мне сделать, чтобы остудить твой гнев?

– Дай мне время. Я не могу винить тебя за твоё прошлое, у меня оно тоже есть. Позволь всё осмыслить и принять, насколько это возможно. Я давно перестал поступать как обычный человек: если мне что-то не нравится, я берусь за оружие, а не веду философских дискуссий.

Айсель села рядом с ним и осторожно прижалась к его груди. Её запах – такой сладкий, манящий, возбуждающий. Пальцы Демьяна коснулись её подбородка, и девушка потянулась к нему, закрыв глаза. Он почувствовал, как её рука сжала его пальцы, а где-то за иллюминатором воздух качнулся: то ли от турбулентности, то ли от этого внезапного головокружения.

– Я буду ждать тебя, хоть целую вечность, – ответила Айсель.

– Ему ты так же говорила? – Демьян с плохо скрываемой досадой посмотрел на девушку, отстранил её и опёрся на столик, отведя взгляд.

– Севгилим⁵…

Слова Айсель оборвались. Грек сжал кофейную чашку с такой силой, что хрупкий фарфор разлетелся на острые осколки. Из его ладони, пораненной ими, потекла тёмная алая струйка. Грек опустил взгляд на свою руку, словно не веря глазам. Лицо осталось непроницаемым, лишь желваки заиграли на скулах. Он разжал пальцы и осколки, окрашенные его кровью, посыпались на столик. Демьян улыбнулся и хрипло произнёс:

– Дежавю. Над Афинами пролетаем, наверное.

Айсель с трудом сглотнула комок в горле. Она знала, что за внешней невозмутимостью любимого свирепствует буря, способная разрушить всё на своём пути, и сейчас она снова увидела, как эта стихия пробивается наружу.

Грек встал с кресла и не спеша ушёл в уборную, промыл рану и перевязал её бинтом, который был у него с собой, как и у всех членов его команды.

Он вернулся, и на лице снова появилась улыбка, но Айсель знала, что это лишь видимость. Девушка молча наблюдала, как он сел обратно в кресло, крепко сжав руки в кулаки. Её взгляд неотрывно следил за каждым его движением, пытаясь понять, что именно происходит в его душе.

– Демиан, агапи му, выслушай же. Если прощения мне нет, то лучше убей, чем так мучить. Я не выживу без тебя. Никогда прежде я не говорила таких слов. Ты – единственный настоящий мужчина в моей жизни, и я люблю тебя так сильно, что схожу с ума. Прости, если можешь. Если бы я знала, что встречу тебя, я бы не выходила из дома, а сидела на коленях у порога, ожидая твоего появления. Я виновата. Делай со мной что угодно, только не бросай и не отвергай!

– Демиан… Ох, я не вовремя, простите.– Усталый и побитый Юзеф с виноватым видом подошёл к ряду, где сидели Грек и Айсель. Он интуитивно почувствовал, что у них идёт непростой диалог. Гюнер шагнул назад, но Грек остановил его:

– Всё хорошо, Юзеф. Присядь. Ты что-то хотел сказать?

– Спасибо. Ты ведь задержишься у нас в гостях, хотя бы на пару дней?

– Я бы с радостью, но не могу. Много работы, прости, – ответил Демьян.

– Севгилим, останься, пожалуйста! – Айсель взяла его руку и прижала к своей щеке.

– Нога Чочука переступала порог вашего дома? – прорычал Грек.

Айсель отрицательно покачала головой, а Юзеф захохотал и ответил:

– Если бы такое даже теоретически случилось, Хасан и отец сожгли бы дом ко всем чертям! Я даже не уверен, что он бывал в Анкаре. А теперь точно не побывает.

– С удовольствием задержусь, но только до следующего вечера. Мы с друзьями уже выбиваемся из графика, а в нашем деле терять время нельзя – это может стоить жизни.

– Спасибо, – прошептала Айсель. – Ты не пожалеешь!

Планы – как строительство замка из песка: ты ещё строишь, а волны и ветер уже приготовили свой сюрприз.

__________________________________

⁴ Любимый (греч.)

⁵ Любмый (турецк.)

ТУРЦИЯ. АНКАРА.

Самолет коснулся земли с тихим стоном тормозов, будто не желая расставаться с небом. За иллюминатором проплывали огни аэродрома, расплывчатые в холодной дымке январской ночи. Анкара встречала гостей лёгкой морозной моросью, редким снегом, тающим на бетоне и тёмным, низким небом, в котором ещё теплился багровый отблеск ушедшего дня.

У трапа, выделяясь на фоне ночи, стояли люди. Десяток охранников в тёмных пальто – неподвижные, как изваяния, с бесстрастными лицами и скрытыми под одеждой очертаниями оружия. Рядом суетились слуги, кутаясь в плотные шерстяные накидки. Они молча приняли багаж, лишь изредка перебрасываясь короткими, отрывистыми фразами. Машины ждали неподалёку. Вскоре все вещи были погружены и несколько премиальных автомобилей тронулись в путь, в родовое гнездо Юзефа и Айсель.

Город, бурлящий жизнью днём, теперь погрузился в глубокий сон, как уставший после долгой смены рабочий. Улицы опустели, и лишь быстро проехавший по ним кортеж нарушил это шаткое спокойствие. Вскоре они въехали в Айранджи. Район, где время текло словно по-другому.

И вот оно – родовое поместье семьи Гюнер. Огромное, монументальное, с английскими окнами, в которых горел яркий свет. Высокие стены увиты плющом, даже сейчас, в январе, сохранившим тёмную зелень. Тяжёлые ворота открылись без скрипа, будто ждали дорогих гостей. Двор выложен плиткой, старые кипарисы застыли в ночи, как безмолвные стражи.

Машины остановились у парадного входа. Дом встретил их уже открытой дверью, а на пороге ждала вся прислуга. Демьян был поражён их численностью. На его лице промелькнуло лёгкое смущение, когда они с почтением склонили головы, приветствуя его. Айсель вошла в дом, а Демьян и Юзеф задержались у порога, чтобы выкурить по сигарете и насладиться свежим воздухом. Торопиться было некуда. Появился дворецкий. Лицо его непроницаемо, но в бегающих глазах слуги заметно странное беспокойство. Юзеф сразу почувствовал неладное. Взглядом пробежав по округе, недалеко от парадного входа он замечает белый блестящий лимузин с парийскими номерами.

– Чей это лимузин, Осман? – раздражённо спросил Юзеф, уже зная ответ.

Дворецкий слегка замялся, будто колеблясь, но затем тихо ответил:

– С визитом, по приглашению вашего отца прибыл шейх Тарек Аль-Бадри.

Услышав знакомое имя, Демьян, стоявший рядом, мгновенно всё понял. Улыбка исчезла, сменившись жгучей обидой и гневом. В глазах вспыхнула ярость, за которой последовала волна боли, разочарования и отчаяния. Он промолчал, но это молчание говорило громче любых слов. Омар Гюнер – человек, которому он поверил, – оказался обычным двуличным лжецом, втихаря пригласившим сюда Аль-Бадри, прекрасно зная, что Демьян тоже приедет в поместье.

Казалось, время замерло, а фасад этого дома, который минуту назад ощущался почти родным, теперь смыкался вокруг, как ловушка. Грек хотел крушить, ломать, рвать на части – но больше всего ему хотелось вернуться в Лондон, ворваться в британскую резиденцию Гюнеров и посмотреть в глаза тому, кто его предал. А потом голыми руками вырвать язык и подлое, лживое сердце Омара.

– Гамото, иеро тсакали!⁶ – прорычал он на греческом и бросился вниз по лестницам.

– Демиан, нет. Стой! – закричал Юзеф. – Остановите его, кто-нибудь!

Водитель Аль-Бадри, услышав крики Гюнера, бросился на Грека, пытаясь преградить ему путь. Но Демьян, объятый звериной злобой, ударил водителя в лицо. Тот отшатнулся, теряя сознание. Однако обезумевшего от обиды наёмника это уже не удовлетворило. Он вцепился в мужчину, поднял его над землёй и с чудовищной силой обрушил на капот лимузина. Затем начал избивать кулаками, превращая в кровавое месиво. Мужчина потерял сознание, обмяк и съехал по смятому капоту на холодную землю. А Грек, не оглядываясь, пошёл к воротам и вскоре скрылся за ними, растворяясь в тумане. Юзеф сел на землю и обхватил голову руками.

– Вот и всё. Отец, что же ты натворил, старый, гордый глупец?

Гюнер трясущимися руками извлёк из кармана телефон и набрал номер лондонской резиденции.

– Генри? Да, это я, Юзеф. Пригласи к аппарату отца, срочно!

Через минуту Омар снял трубку и заговорил с сыном:

– Юзеф, что случилось? Генри сказал…

– Папа, зачем ты это сделал? – не дав отцу договорить, закричал сын.

– Что я сделал? – удивился Омар.

– Зачем ты пригласил в наш дом Тарека, зная, что Демиан здесь?

– Что значит, Демиан там? Я рассчитывал, что он высадит вас из самолёта и тут же вернётся в Лондон! Аллах всемогущий! Что случилось?

– Отец, гибель Хасана так сильно повлияла на тебя, что ты потерял способность здраво мыслить. Неужели ты всерьёз полагал, что ни я, ни твоя дочь не проявим элементарной вежливости и не пригласим его к себе, чтобы угостить чаем с пахлавой? Разве не этому ты нас учил – уважать других и дорожить дружбой? Разве это не общепринято у турок или греков? И это после всего, что Демиан для нас сделал. Теперь он искалечил водителя Тарека прямо у нас во дворе и сейчас, вероятнее всего, направляется в Лондон за тобой. Он решил, что ты его предал. Я слышал, что он сказал уходя. Покинь лондонский дом. Грек здесь, в Анкаре, но его люди в Лондоне, и они очень опасны, ты сам знаешь.

– Я встречусь с ним и всё объясню. Мне казалось, мы пришли к общему решению о браке Айсель. Хорошо, я отменю эту проклятую свадьбу, если это так для него важно. Сейчас сделаю несколько звонков и вылетаю к вам.

– Поторопись, отец. Грек вряд ли простит и остановится на полпути. И то решение не общее, оно только твоё, как всегда было в нашей семье. Ты не спросил Айсель. Демиану было больно, но он промолчал. Я был против. Мама против, но твои глупые, старомодные обычаи привели нас к краю пропасти. Ради своего тщеславия ты разрушил нашу семью. Взгляни на Жизель. Благодаря кому она теперь там, где и должна быть? Посмотри в глаза ребёнку и попробуй оправдать то, как ты обошёлся с Демианом. Сможешь?

___________________________________

⁶ Будь ты проклят, старый шакал (греч.)

Даже в позднюю ночь и при ощутимом холодке аэропорт Анкары, Эсенбога, продолжает кипеть жизнью. Воздушная гавань полна людей. Одни погружены в свои телефоны, сидя в креслах; другие терпеливо ждут в длинных очередях на регистрацию. Особое оживление вносят семьи с детьми: малыши носятся между рядами, мамы в пестрых платках оживленно общаются, а папы сверяются с расписанием рейсов. Таксисты-зазывалы, бодрые как всегда, снуют по залу прилёта, выискивая очередную жертву их грабительских тарифов.

Тепло попрощавшись с водителем, который выручил его, согласившись довезти до аэропорта, Демьян вышел из машины. В качестве платы он отдал свои часы, но это казалось приемлемой ценой за избавление от перспективы плутать по незнакомому городу в поисках нужного направления.

Оказавшись внутри здания, он быстро сориентировался и пошёл к кассам авиакомпаний. Его встретила приятная девушка-турчанка, стоявшая у стойки. Грек мысленно похвалил себя за то, что ему хватило ума взять с собой кредитку. Вскоре, держа в руке билет до Лондона, он шагал к уютному кафе, расположенному на первом этаже аэровокзала. Демьян уже присел за столик и взял в руки красочное глянцевое меню с описанием блюд, когда к нему подошли четверо сотрудников в форме, с оружием, рациями и дубинками.

– Сэр, можно взглянуть на ваш паспорт? – спросил старший офицер.

Демьян оценил обстановку. Лица жандармов напряжены, руки нервно ощупывают оружие на поясах. Они здесь явно не случайно. Ввязаться в бой и попытаться уйти? Шансы малы, риск велик. Полицейские могли открыть огонь, задев случайных людей. Грек молча протянул свой паспорт. Боковым зрением он заметил ещё нескольких сотрудников в штатском, стоящих неподалёку. Шансов уйти не было.

– Пройдёмте с нами. И советую не делать резких движений, господин Кариадис, – улыбаясь приказал офицер.

– А что я… – Демьян не договорил. Удар дубинкой по голове и наступила тишина.

Грек попытался открыть глаза, но яркий свет заставил его тут же зажмуриться. Вспышка оказалась настолько яркой, что вызвала волну тошноты, жгучую головную боль и ощущение, будто он раскусил железный гвоздь.

– Не спешите, Кариадис. Придите в себя, – услышал он хриплый мужской голос.

– Где я? – спросил Демьян.

– В изоляторе жандармерии Анкары. Я капитан Салех. Знаете, почему вы здесь, господин Кариадис?

– Ума не приложу. Может, не будем играть в эти игры, а сразу перейдём к делу? – с досадой спросил Грек.

– Вы устроили переполох в доме уважаемого в нашей стране человека, Омара Гюнера. До полусмерти избили водителя шейха Тарека Аль-Бадри, бедняга в больнице, на грани. У меня имеются опасения, что вы желаете навредить почтенному семейству. Вот почему вы здесь, господин Грек. Да, я знаю, кто вы, мистер Супернаёмник.

Демьян наконец пересилил тошноту и открыл глаза. Перед ним сидел пожилой офицер в штатском и улыбался. Ехидная, недобрая улыбка подрагивала на пухлых губах жандарма, а острый длинный нос придавал мужчине сходство с вороном. Цепкий, злой взгляд чёрных глаз из-под сросшихся бровей внимательно изучал Грека.

– У господина Гюнера короткая память и гнилая совесть, капитан Салех. Что дальше?

– А дальше, Грек, я подниму все дела, где засветился ты и твои гиены, приплюсую к этому сегодняшний инцидент и упрячу тебя далеко и надолго. Ты подумаешь над своим поведением, а я получу неплохую премию и новое звание. Подписывай, и покончим с этим! – Салех бросил Демьяну шариковую ручку и листок с текстом на турецком.

Демьян пробежал глазами по строчкам в документе, улыбнулся и вернул офицеру.

– Какой вы шустрый, господин капитан. Я иностранный гражданин и сотрудник спецслужб. Зовите сюда консула, адвоката и прочих. Больше я не скажу ни слова. Без моего признания ничерта вы не докажете, а этой никчёмной бумажкой можете подтереться.

– Ах, вот ты как заговорил? Да я упрячу тебя в такую дыру, к озлобленным уголовникам, что ты через сутки прибежишь ко мне на допрос, будешь валяться в ногах и умолять, чтобы я тебя отправил в обычную тюрьму! И никто тебе не поможет: ни адвокат, ни консул. Подписывай!– заорал жандарм.

Демьян скрестил руки на груди, поудобнее откинулся на стуле и уставился в окно.

Салех понял, что словами и угрозами ничего не добьётся. Он достал из ящика стола резиновую дубинку, подбежал к Греку и замахнулся для удара.

Реакция опытного наёмника была ожидаемой и быстрой. Левой рукой он поймал запястье полицая, а правой, схватив того за шею, с силой опустил лицом в стол. Дубинка осталась в руках у Демьяна. Он зажал ею горло Салеха. Тот беспомощно задёргал руками и ногами, на глазах багровея от недостатка воздуха.

– Ты давал присягу: служить и защищать. Народ этой страны доверил тебе вершить правосудие, а ты ведёшь себя как скотина, творя беспредел, – зарычал Грек.

Глаза капитана закатились, он издавал клокочущие звуки, движения становились всё более слабыми и беспорядочными, а кожа постепенно меняла цвет с красного на землисто-серый.

– Прекратить! Грек, отпусти его, ради Бога, – раздалось в кабинете.

Демьян ослабил усилие и с удивлением посмотрел на дверь. На пороге стояли двое мужчин: незнакомый ему, огромный лысый турок с пышными усами, а чуть позади – Эрдем Чочук. Грек выпустил свою жертву. Салех сполз на пол, с трудом забрался в своё кресло со сломанным подлокотником и залепетал:

– Эрдем-бей, какое счастье вас здесь увидеть. Этот зверь чуть не задушил меня!

– Демиан, ты в порядке? – Не обращая внимания на бледного, лебезящего Салеха, Чочук прошёл в кабинет и протянул руку Демьяну. – Пошли отсюда, моя машина ждёт у входа.

– Спасибо, Эрдем-бей. Немного побит, но не сломлен. Надеюсь, это не то хвалёное турецкое радушие, о котором я столько слышал? И кстати, как вы узнали, что я здесь? – спросил Демьян, отвечая на рукопожатие.

– Айсель позвонила и всё рассказала. А найти тебя оказалось проще простого. Пойдём на свежий воздух, здесь воняет псиной. А с тобой я позже разберусь. – Чочук бросил полный злобы и отвращения взгляд на Салеха и пошёл прочь из кабинета.

Они вышли во двор, покрытый тонким покрывалом снега. Демьян с удовольствием вдохнул прохладный воздух и закрыл глаза.

– Ты голоден? – спросил Эрдем. – Куда тебя отвезти, что ты любишь из еды?

– Благодарю, Эрдем-бей, но я уже сыт по горло восточным гостеприимством. Если можно, отвезите меня в аэропорт, мне нужно в Лондон.

– Не суди обо всех по паре недоумков и Омару Гюнеру. Без завтрака я тебя не отпущу, а потом полетишь на моём самолёте куда пожелаешь.

Демьян решил не спорить. От чашки кофе или стакана воды он бы сейчас не отказался. Они уселись в автомобиль Чочука и покинули недобрую территорию изолятора жандармерии.

По улицам, где ночные тени ещё не до конца развеялись, машина движется осторожно: кое-где блестит лёд, а кое-где – рассыпанная песчано-солевая смесь, оставленная коммунальщиками. Шины поскрипывают на снежной каше, но сцепление уверенное – зимняя резина делает своё дело. На подъёмах вверх, к цитадели или районам Чанкая, двигатель напрягается чуть сильнее, выдыхая белые клубы пара в морозный воздух. В салоне постепенно становится теплее – печка наконец-то начинает дуть горячим, и стёкла медленно очищаются от инея.