Прости меня

Тома присела на скамью у входной двери, но тут же встала, и опять начала набирать номер сына. На третьей бесплодной попытке в дверях показалась подруга:

– Я готова.

Глава 24

Тамара впервые чувствовала себя за рулем уверенно, без излишней осторожности. Решительно втиснув машину в узкое пространство меж двух других, направилась к зданию. У входа пришлось протискиваться сквозь толпу молодых людей, которые не торопились уступать дорогу «дерзким тяночкам», отвешивая шуточки. Зоя, подрастеряв по пути смелость, двигалась вслед за подругой, вцепившись в рукав ее плаща.

У самой двери навстречу им шагнул охранник, преграждая путь.

– Мест нет, – равнодушно заявил он, рассматривая девушек с высоты своего роста.

– Моя фамилия Арсеньева.

– Фамилия распространенная, – хмыкнул он.

– Серега, – второй охранник, стоящий чуть в стороне, слегка качнул головой. – Не узнаешь? – зашептал он, когда тот подошел к нему.

– Не может быть, – не поверил Сергей,– та должна быть старше.

– Это она, точно тебе говорю. У шефа все стены в старых фотках группы. И на всех – она.

– Ни хрена-се, тяночка то супер, – протянул он.

– Ты, это, поменьше болтай, если не хочешь работы лишиться, понял? Герка вон, ляпнул и …, – охранник многозначительно вздернул брови.

Зоя чувствовала себя неуютно под направленными на них пристальными взглядами.

– Тома, что происходит? – под возмущенный ропот толпы за спиной охранник распахнул для них дверь. – Почему нас пропустили?

– Потому что я хозяйка этого клуба, – ответила та, направляясь вперед по коридору. С каждый шагом музыка становилась все громче, а шум веселящейся толпы отчетливей. – Точнее, совладелец. Когда-то давно его основали Тадеуш и мой муж. Думаешь, за счет чего я могу позволить себе безделье? – Она остановилась около одной из дверей и нажала на ручку. – Представь мое удивление, когда два месяца назад Тадеуш выдал мне карту, на которую все эти годы копились доходы от этого заведения. Я-то была уверена, что бизнес унаследовали родственники Влада, но Тадэк не дал им, ни шанса.

Дверь оказалась заперта.

– Придется идти в зал, – она мотнула головой в сторону доносящейся музыки.

По контрасту со светлым коридором в зале царил полумрак. Световые пятна отвоевывали у темноты отдельные столики, освещая сервировку, но не лица сидящих за ними посетителей. Цветные блики пульсировали в едином темпе с танцующими, выхватывая на краткие мгновения из ритмично двигающейся массы отдельные лица.

В первое мгновение музыка оглушила Зою. Но ею двигало любопытство, ведь героиням ее любимых романов доводилось проводить время в таких местах.

– Не отставай, – прокричала ей Тома, протискиваясь меж людей к небольшой сценической площадке.

Быстрая мелодия сменилась на медленную. Народ потянулся к столикам, потащив за собой, пытавшуюся противостоять людскому течению, Зою. Она растерялась от близости чужаков, разгоряченных алкоголем и музыкой, обилие крепких запахов сбивало с толку.

Навстречу ей, ловко лавируя между людьми, пробирался симпатичный парень, от которого несло густым остро-сладким запахом возбуждения. Встретившись с девушкой взглядом, он вдруг улыбнулся ей и, мотнув головой на танцпол, подхватил и потянул за собой.

От удивления Зоя послушно сделала за ним несколько шагов, но потом выдернула руку, и отпрянула назад, врезавшись в официанта. Коротко извинившись, выбралась из толпы и, прислонившись к стене, наконец, с облегчением выдохнула. За ближайшим к ней столиком дурачилась компания молодых людей. Взрывы их дружного хохота вызвали у Зои досаду за испуг, от которого все еще колотилось сердце.

– «Нужно успокоиться», – сказала она себе и огляделась. На стене рядом с ней светился указатель. Она свернула за угол и оказалась в длинном коридоре со множеством дверей по обеим сторонам.

***

– Я надеялся, что мы поговорим, – сказал Валентин Тимуру, глядя, как девушка, сидящая на диванчике между ними, определилась с выбором и перебирается на колени приятеля.

– О чем? – лениво протянул Тимур. Женские руки перебирали его волосы на затылке, и он прикрыл веки.

– Каково это, так жить, когда знаешь где она и что с ней?

– Живу по инерции. Сам-то как?

Валентин помолчал, с неприязнью глядя, как руки красотки уже забираются под рубашку Тима.

– Свербит и свербит в душе, что она рядом, еще чуть-чуть и…

– Почему не ищешь?

– Ты будто не знаешь, – психанул Валя. – У меня самый обыкновенный нюх, чуть лучше, чем у нее, – кивнул на девушку. – В такой какофонии запахов можно учуять только первые несколько минут. Потом запах теряется во всем многообразии городских ароматов: гари, выхлопов, вони.

Девушка на коленях заерзала, а Тимур со стоном схватился за раненый бок:

– Иди-ка, куколка, потанцуй что ли? – он поднял ее и чуть подтолкнул в сторону танцпола.

– Да не жизнь это, – ответил он, глядя в пол. – Зачем она такая вообще? Раньше жил надеждой, а сейчас работаю до изнеможения, чтобы забыться. Зарабатываю, а для кого? Кому все оставлю после себя? Заколдованный круг. Живу по инерции, – повторил он, махнул проходящему официанту и указал на пустой бокал на столе.

– Но самое страшное, я стал понимать, что теряю чувство человечности. То есть, я веду себя все еще достойно, но чувства притупились, они почти на грани равнодушия, и это меня пугает. Солдат не должен терять человечность. Это то, ради чего он борется, против ее потери у своих противников, он рискует ради нее своей жизнью. Если с ним происходит такая профессиональная деформация, он должен уйти.

– Когда-то я читал или слышал, что война делает людей человечней, потому что они видят много горя.

– Где-то я не там свернул, не знаю. Нужно что-то менять в жизни.

– Возвращайся в нашу фирму, ведь ты был отличным технарем, пока тебя не сманила военная романтика. – Валентин наклонился к уху приятеля. – Не из праздного любопытства интересуюсь. Эта твоя незакрепленная, недоделанная связь как-то повлияла на твои отношения с противоположным полом?

Тимур усмехнулся и сделал глоток из бокала:

– Обнимаю такую, – он кивнул на девушку на танцполе, она, заметив его внимание, призывно помахала ему рукой, – а в голове бьется только одна мысль – «не моя». – Он помолчал, сделав еще глоток. Валентин согласно покивал головой. – А это, знаешь ли, сбивает, – допил и махнул официанту. – И вот что странно: виделись всего пару минут, но я ее постоянно чувствую. Даже сейчас волку кажется, что она где-то здесь, рядом, – он мотнул головой в толпу. – Запах здесь густой, тяжелый. Надежда только на звериные инстинкты. Но это же невозможно! Она за семью замками, охраняется как сокровище, – он сипло и невесело засмеялся, шаря по толпе мутными глазами.

Его самого мучил вопрос о пресловутой связи истинных пар. Но даже будучи навеселе, делиться даже с лучшим другом, ни своими кошмарами, которые не совсем его, ни реалистичными снами, наполненными нежностью и страстью, не хотелось.

– А как твой зверь?

– Тоскует, – Тимур замолчал, прислушиваясь к себе. – Все время подсовываю ему картинку, как эта тварь избавляется от нашего ребенка. На какое-то время помогает. – Под возмущенным взглядом проходящего мимо официанта подхватил бокал с подноса.

– Я долго думал, почему Луна наградила меня такой истинной. А ответ-то простой – мы две половинки. И тут не нужно глубоких философских размышлений, даже такому солдафону, как я понятно: чем я по жизни занимался? – убивал. И какая на хрен разница, из каких высоких целей, во имя чего? Я лишал жизни чьих-то детей. Вот и ответ.

– И что дальше? – спросил Валентин.

– Контракт дослужу и завязываю. Я не могу изменить ее и то, что она совершила, но себя-то могу?

Тимур отхлебнул из перехваченного им бокала.

– Опять пьешь? Ну, сколько можно? – не выдержал приятель.

–Пью, – согласился Тимур. – Даже со зверем договорился, он не высовывается в это время.

– Да ты охренел? К чему ты так придешь?

– Да я даже потрахаться не могу, если не напьюсь! Вбиваюсь в чужое тело, а в башке синхронно бьется мысль: не моя, не моя, не моя, – Тимур с остервенением стукнул кулаком по столу.– Я должен стереть ее из памяти, а она стоит у меня перед глазами такая, какой увидел впервые: маленькой, исхудавшей, забитой, но теперь я понимаю, что очень сильной, ведь ей удавалось сдерживать свою волчицу годами. И тоска в ее глазах преследует меня во сне, и та мимолетная радость, когда она повернулась ко мне и ее удивление.

Валентин поразился такому всплеску эмоций, уже не первому, и не свойственному сдержанному другу до встречи со своей парой.

– Мне кажется, дружище, я так хотел найти свою истинную, что Луна услышала меня. Но за мою настойчивость, или честнее сказать, настырность, предоставила мне испытание, или урок, не знаю. И я не прошел ее испытание, сбежал, как последний трус. Единственно важное в жизни задание, самое важное, я провалил. А сколько бравады было перед друзьями, тебя пытался учить, перед обычными людьми себя героем чувствовал. Тебе-то я дал совет, а сам ему не последовал: любить ее такой, какая она есть. – Тимур одним глотком опорожнил бокал. – Эй, человек! Повтори!

Пьяные признания друга нашли отклик в душе Валентина.

– Что-то мы натворили в нашей прошлой жизни, а теперь расплачиваемся. Может, я натворил? А платит она или мы оба, – продолжил Тимур.

– И что теперь? Попробовать войти в одну и ту же реку дважды? – нерешительно предложил Валентин.

– Сейчас исправлять, а не оставлять на следующее воплощение, – Тимур застыл, ошарашено глядя на друга.

Тот осторожно вынул бокал из его рук. Его тоже потрясла эта простая истина. Он заглянул в бокал, на дне которого преломляли и отбрасывали блики остатки янтарной жидкости, втянул носом пряный аромат и залпом выпил.

– Во я дурак! – отмер, наконец, Тим. – Во идиот!

Он сидел, низко опустив голову и ероша волосы. Из задумчивости его вывел вопрос Вальки:

– А твоя Зоя в курсе, что ты ее истинный?

Тимур поднял голову, и теперь в его глазах плескалось удивление:

– Не знаю. Я был в таком раздрае, – он прислушался к своему зверю: я не помню ее волчицу. Я ее не почувствовал, и просто не думал об этом.

Все эти долгие месяцы он был занят только своими переживаниями, горел в огне собственных грехов, еще и преумножая их.

– А волк?

– Он метался в гневе от того, что его пара заперта в тех стенах.

– Ее волчица спит, – подытожил Валентин.

Окружающая действительность вдруг вторглась в их разговор. Над танцполом зазвучал медленный танец, и вскоре перед Тимуром возникла девушка:

– Тимурчик, потанцуй со мной, – она потянула его за руки. Он поднялся, лицо девушки поплыло перед глазами, не удержав равновесие, рухнул обратно на диван, морщась от боли.

– Все-таки перебрал, – пробормотал он и потряс головой. – Не сегодня, куколка. Да и вообще, … – он взглянул на друга.

– Я? Уволь! – Валентин поднял руки.– После твоих откровений.

Девушка надула губки.

– Извини, куколка, поищи себе другую компанию. Бесы! Мне нужно освежиться.

– Проводить? – обеспокоенно спросил Валька, видя, как друг потирает раненый бок.

– Волк доведет. Мы же с ним договорились, помнишь? – Тимур встал.

Глава 25

Зоя стояла напротив зеркала и, глядя в глаза своему отражению, уговаривала себя перестать трусить. Плечи поникли под тяжестью невыполнимой задачи. Мало было сказать своему страху, что это чувство нынче не в фаворе, и просто задвинуть его, как устаревшее, на дальнюю полочку в душе. Отец, Марион, даже едва знавшая ее психотерапевт Светлана Борисовна убеждали в том, что она сильная. Отец был сильным, но разве он не боялся за свою семью?

– Нужно примириться со своими страхами, возможно, даже подружиться, – Зоя нервно хихикнула, и ее отражение подхватило смешок, снимая напряжение. Рядом раздался чужой смех.

– Нет, ну ты видела, что Маринка творит? Я с ней больше не пойду, позорище, – объявила блондинка. Увидев Зою, пренебрежительно фыркнула и прошла в туалетную кабинку. Шатенка пристроилась у соседнего зеркала и, поправляя макияж, косилась на соседку. Зоя мазнула по ней равнодушным взглядом и вышла в коридор.

Прежде чем сделать решающий шаг в зал, она поднялась на цыпочки и огляделась, уверенная, что длинный плащ подруги, так же как и собственные широкие брюки и свитер, уместные скорее для прогулки в парке, выделят ее в толпе полуголых девиц.Веселая компания за ближайшим столиком поднялась и устремилась к сцене. Зоя проследила за ними взглядом: людей на танцполе и у сцены значительно прибавилось. Лучи света перестали кружить и сосредоточились в центре возвышения. Воздух прошелестел дружным вздохом, перерос в многоголосый стон, а затем сотрясся восторженными криками: на сцену вышел Тадеуш, в глубине сцены за синтезатором маячила голова Костика.

– Я пришла сюда ради своего краша, и не собираюсь потакать прихотям этой курицы. Сколько бы она не плакалась, я не уйду сейчас, – категорично заявила давешняя блондинка, торопливо проходя мимо и оставляя за собой пахучий шлейф из раздражения и парфюма.

Одновременно с этим Зоя почувствовала запах коньяка и чужие руки у себя на талии. Она дернулась вслед за девушками, но руки удержали ее, а наглец прижался к ее спине, обдавая алкогольными парами.

Девушка хватанула ртом воздух в бесплодной попытке закричать, сделать хотя бы вдох, но судорожный спазм сжал горло, а накрывшая мозг паника не давала даже пошевелиться. Мужчина переместил руки с талии на грудь, и грубо сжал ее сквозь толстый свитер. Объятое страхом сердце забилось под мужской ладонью, отдаваясь пульсацией в висках в такт ударникам на сцене.

– Тадэк, – мысленно взмолилась девушка, издав едва слышный невнятный хрип.

Незнакомец склонился, щекоча волосами ее лицо, и она, наконец, смогла сделать полноценный вдох. От восхитительного мускуса затрепетали ноздри, наполняя им легкие, и каждую клеточку радостью узнавания. Тело мгновенно откликнулось, голову закружило от аромата пачули, вытеснив страх. Зоя откинула голову на грудь мужчины, доверчиво подставляя шею, и он, воспользовавшись приглашением, ткнулся в нее носом и, как прежде во снах, потерся головой о скулы, прошелся по коже языком, обнюхивая и покусывая. Волчий рык, зародившийся в мужской груди, прошел вибрацией по женскому телу, и волчица откликнулась на этот зов довольным урчанием. Горячее сбивчивое дыхание на женскую кожу сменилось легкими поцелуями, которые становились нетерпеливее и жестче, посылая жаркую волну предвкушения всему телу.

Руки проникли под свитер, царапая мозолистыми ладонями нежную кожу. Развернув девушку к себе лицом, мужчина прижал ее к стене. В мерцании клубных огней блеснула пара звериных вытянутых зрачков и встретилась взглядом с такими же.

– Пойдем, – прохрипел волк и потянул ее за собой дальше по коридору, толкаясь в каждую дверь. Третья поддалась под его рукой и захлопнулась за их спинами. Он опять ткнулся ей в шею и шумно втянул ее запах, порыкивая.

– «Мойя-я», – услышала Зоя звериный рык, вцепившись в мужские плечи. Ее пальцы болезненно заломило, под заострившимися коготками затрещала его рубашка.

В пламени эйфории сгорели все прежние страхи, забыта чуждая пугающая толпа, грохот музыки. Остались только она и ее волк. Две души, два сердца, забившихся в унисон.

***

За прошедшие несколько лет здесь мало что изменилось. Пробираясь сквозь толпу и вертя головой по сторонам, Тома увидела знакомое лицо бармена за стойкой. Официант, поднос которого она чуть не выбила из рук, ее не узнал, но она вспомнила, как нанимала его на работу семь лет назад. Тамара встала на цыпочки и вытянула шею над головами танцующих. На сцене выступала приглашенная группа, из чего она заключила, что сам Тадеуш ограничится парой-тройкой песен. Женщина прошла за кулисы и свернула в неприметный проход, за которым располагались гримерки и подсобные помещения.

Дойдя до конца коридора, она в нерешительности остановилась. Сердце учащенно забилось: слишком много воспоминаний, счастливых и не очень, было связано с этим местом. Тамара подняла руку, но, так и не постучав, толкнула дверь задрожавшей вдруг рукой.

Женская спина, склонившаяся над креслом, загораживала обзор. По обеим сторонам от женщины свободно раскинулись мужские ноги. До Томы донесся звук с шумом втягиваемого воздуха и мужской стон, переходящий в рык. Она резко отпрянула и встала сбоку у стены.

Где ты, изменчивый Цицерон, со своим набитым оскомину изречением: «Мир меняется, и мы меняемся вместе с ним»? Что-то остается неизменным, сколько бы времени ни прошло.

– … как и мое отношение к этому, и мои чувства, ревность, обида, уязвленная гордость, – подумала Тома, тихо закрывая дверь.

Тадеуш с шумом втянул воздух от боли и зарычал. Женщина испуганно дернулась, но так и, осталась стоять над ним со спонжем руке. Он вдруг замер, отодвинул неловкую помощницу и, принюхиваясь, медленно пошел к двери, резко распахнул ее и, выглянув в пустой коридор, снова принюхался. Удар по косяку кулаком вызвал новый рык. Женщина вскрикнула, а Тадеуш прислонился к поврежденному косяку головой и застыл.

– Иди, Таня.

– Извините, – запоздало спохватилась она. – Я забыла про вашу сломанную ключицу. – Может, все же обезболивающее? И зачем вы это? – кивнула она на косяк.

– Иди, ничего больше не надо, – повторил он.

– Нет, – заупрямилась она. – Я не закончила, – и помахала спонжем.

– Синяк – пустяк, очки надену. Иди уже. И скажи Артему, чтобы оставил только верхние огни, а нижние вырубил. И еще, если Костю увидишь, пришли ко мне.

– Не дело это, что мальчишка по ночному клубу шляется, – проворчала женщина, выходя за дверь.

– Девушка, ну, наконец-то. Мы вас заждались, – в соседней гримерке Тому встретили более гостеприимно. Парень, открывший ей дверь, пригласил ее зайти, и застыл напротив в ожидании.

Тамара оглядела комнатку, от большого количества народа, она казалась еще меньше, чем была. Костика в ней не было.

– Извините, – она развернулась к двери.

– Ну, уж нет, – парень, шутливо раздвинув руки, преградил путь.

– Что вы хотите?

– Деньги, конечно. Девушка, разве вы не принесли наши честно заработанные? Ваш директор обещал нам подгон налом за срочность. Мы сорвались, спасая ваш вечер…

– От чего спасая? – прервала она его.

– Ну, как же. Один в больничке, другой еле на ногах держится.

– Не преувеличивай, Санек. Сигма и на переломанных ногах на сцену выползет, а тут всего лишь ключица.

– Слушайте, я просто ищу своего сына, Костю, – оборвала, начавшийся было спор, гостья.

– Так этот маленький фрешмен Ваш сынок? Сорян, прям от сердца отлегло, – заявил Санек, театрально хватаясь за сердце. – Мало того, что этот недопесок чуть не лишил нас выступления, но если бы он еще и поклонниц из-под носа начал уводить…

– А у вас, случаем, нет еще одного сына? – Саньку отодвинул другой парень и взял руки Томы в свои. – Нам позарез нужен такой самородок в группу. Готов вот прямо сейчас создать для него вакантное место, – он притворно нахмурился и кивнул в сторону первого парня, проведя по своей шее большим пальцем.

– Не слушайте его, девушка. Следующее, что он вам предложит, это запилить нового талантливого ребенка сегодняшним же вечером. – Девушка, сидящая перед зеркалом и до сих пор не вступавшая в разговор, крутанулась в кресле и без улыбки посмотрела на Тому. – Костя, действительно, для своего возраста классный музыкант, его импровизации просто супер! Он уже на сцене должен быть, видела его за кулисами, когда мы закончили выступление.

Тома поблагодарила ее кивком и, освободив свои руки из захвата, вышла.

Женские визги в сочетании с вступительными аккордами слились в невыносимую какофонию. Томе хотелось зажать уши рукой и бежать, но пришлось возвращаться в зал. Когда приветственные крики поклонниц затихли, она узнала композицию, с которой Тадеуш начал свое выступление. Сегодня вокруг него не кружила подтанцовка, он просто стоял, скрытый тенями и полями своей шляпы. Световые лучи ожили и, словно играя, заскользили рядом, избегая мужской фигуры в центре возвышения. Но Тома сосредоточила внимание на том, что происходило у солиста за спиной, на стоящем за синтезатором подростке. Он слегка двигался в едином ритме с другими музыкантами, но в тоже время, ей казалось, он совсем не замечает, что происходит за пределами сцены, на танцполе, куда-то исчезла его обычная дурашливость, сын полностью сосредоточился на игре. Из всех звуков Тома прислушивалась только к мелодии, извлекаемой ловкими пальцами из клавиш синтезатора, и будто впервые увидела, насколько ее мальчик увлечен тем, что делает.

Последняя нота отзвучала, а она все еще не могла оторвать взгляд от воодушевленного лица сына. Вот гитарист подошел к нему и дал пять, а другой по-дружески хлопнул по плечу. Музыка заиграла вновь, Тадеуш запел следующую песню. Тома развернулась и, игнорируя случайные толчки, направилась к выходу мимо возбужденных поклонниц, охранников, наблюдающих за ней со скрытым интересом, и пожелавших доброй ночи, сквозь поредевшую толпу молодых людей у входа и, наконец, села в машину, захлопнув дверь, и временно отрезав себя от этого мира.

Тысячи раз она слышала игру сына, но почему никогда прежде не обращала внимания на то, как он это делает? Ведь все его по-детски открытые эмоции легко читались на лице.

Молодые парень и девушка, целующиеся у соседней машины, вырвали ее из раздумий, а пустое пассажирское сиденье рядом с собой, заставило сердце испуганно екнуть. В этот же момент дверь клуба распахнулась и в рамке светлого прямоугольника Тамара увидела подругу. Та медлила у порога, оглядываясь, но вынуждена была отступить: на молчаливое приглашение охранника к дверям устремились две счастливые пары, толпа тоже дружно подалась к входу, но тут же разочарованно отпрянула. Зою окликнули. Тома видела, как один из молодых людей что-то крикнул ей вдогонку, а друзья поддержали его дружным смехом. Первым порывом Тамары было рвануть на выручку подруге, но та уже ответила насмешнику, вызвав новый взрыв хохота.

– Что он тебе сказал? – спросила она девушку, когда та уселась рядом.

– Предполагалось, что это должен был быть комплимент, но столь неуклюжий, что пожелай я, могла бы расценить, как оскорбление.

– И? – Томе стало откровенно любопытно.

– Я решила не делать из мухи слона.

– И правильно. Извини, я бросила тебя там одну, – Тамаре стало неловко. – Что ты делала там так долго? – она глянула на приборную панель и удивилась: часы показывали начало второго.

– Я? – Зоя смутилась и опустила глаза, и даже в слабом свете уличного фонаря, было видно, что ее лицо стало пунцовым.

– Зайка, что-то случилось?

– Нет, – девушка теребила руками край свитера. – Да, – ее волнение передалось подруге, которая, передумав запускать мотор, молча ждала продолжения.

– У меня был… была близость, – тихо сказала она, – с мужчиной.

– Что? – Тома набрала в грудь воздух, но выдохнуть сразу не смогла. – Как, как ты? – наконец, выдавила из себя. – Он заставил тебя? Вынудил? Зайка, – глаза Томы наполнились слезами, она потянулась к ней обнять, но та мягко обхватила ее ладони своими:

– Что ты, Тома, я сама. Я сама его захотела. Он не заставлял.

– Но как? Ты же…, – Тома запнулась. Повисла пауза.

– Ты знаешь?

Тамара кивнула:

– Догадалась. Прости.

– Ты права. Но сегодня, – глаза Зои блеснули, и Томе почудилось в полутьме салона незримое чужое присутствие, – это было, – девушка замолчала, – это было наваждение. Я не могла и не хотела противиться и…, рада, что это произошло. Я теперь знаю, как это бывает, когда оба хотят этого, – по ее лицу скользнула улыбка. – И еще…я больше не боюсь. – Она бросила взгляд на толпу у дверей. – Не кори себя, что не доглядела. Я знаю, ты печешься обо мне. – Она все еще держала ее ладони в своих, и теперь поглаживала их, успокаивая подругу, та заморгала, стряхнув с ресниц пару слезинок. – Все хорошо. – Зоя ободряюще улыбнулась. – Кстати, ты нашла Костю? Я видела его на сцене.

Тома ответила, промокая глаза поданной Зоей салфеткой:

– Видела. Приедет с тем, кто его туда привез. Поехали домой, искательница приключений.

– Признавайся, мама знает, что ты здесь? Ты спрашивал ее разрешение? – Тадеуш как малого ребенка, вытащил Костю со сцены, как только отзвучала последняя нота, а место за пультом занял диджей.

Парень вырвал свою руку и с вызовом посмотрел крестному в лицо:

– Нет.

– Ты представляешь себе последствия?

Они стояли напротив друг друга посреди коридора.

– Да какие последствия? Посадит под замок? Запретит играть? Мне надоело изворачиваться, недоговаривать.

– Недоговаривать надоело, решил попросту соврать?

– Я ее спросил! – он рубанул рукой воздух. – Она отказала!