Неверный. (Не) мечтай о любви

– Хоть один мне оставишь?

– Вопрос жизни и смерти! – оборачиваюсь, гневно выстрелив взглядом.

– Приятного вечера, любимая, – усмехается муж.

Сжав эклеры под мышкой, я забираю с собой телефон. Едва поворачиваюсь к мужу спиной, как глаза наполняют тихие слезы. Лицо стягивает массивная, давящая маска отчаяния и тоски. Вскользь смотрю на экран. Он вспыхивает, и я вновь вижу злосчастную справку о чужой беременности.

– Это всё ложь и провокация! – всхлипываю, закрыв дверь.

Щедро отхлебываю горячего чая, сую в рот эклер и врубаю «Дневник Бриджит Джонс» погромче. Разрешаю себе вволю поплакать.

Постепенно втягиваюсь в знакомый сюжет. Посмеиваюсь, лопая один эклер за другим.

– Курица безрукая! – шиплю на экран телефона. – Я и сама могу в фотошопе миллион похожих справок о беременности нарисовать! Явно какая-то истеричка с конторы Егора! Ни ума, не фантазии!

Скоро меня начинает подташнивать от сладкого. Похоже, в детстве не зря пугали страшилкой, что слипнется! Вот только склеивается не в районе пятой точке, а повыше – в желудке. Или как будто все-таки ниже. Не могу понять! Больно тянет, а живот раздулся, как воздушный шарик.

Вздрагиваю, услышав телефонный звонок. Номер неизвестный, и я заранее не предчувствую ничего доброго. Уже слишком поздно для хороших новостей. Или опять ОНА? Злостная расхитительница мужей?!

– Это кто? – отвечаю, делаю голос нарочито грубым.

– Ну как, получила мою справку о беременности, Танечка? – хихикает механический женский голос с издевкой. – Как тебе доказательство?

Похоже, дамочка специально выбрала звуковую обработку, как в фильмах ужасов!

– Это не доказательство, а подростковое творчество из рубрики «Я фотошоплю как кретин»…

– А такое творчество тебе как?

Разговор обрывает сигнал еще одного ммс-сообщения. Смотрю на экран: на фотографии муж безмятежно спит в чужой кровати. Его голова дремлет на плечике тонкой и звонкой брюнетки. На женщине только белая шелковая сорочка. Её лицо на фото замазано черной краской.

– Не может быть! – бросаю телефон на диван, бегу в нашу спальню.

Впиваюсь взглядом в мирно сопящего мужа. Отдышавшись, возвращаюсь в гостиную.

– Отстать от нашей семьи, тупая курица: засунь свои липовые фото и рисованные справки знаешь, куда?!

– Ой, ой, какие мы свирепые! Не веришь? – мерзко звенит голосок в трубке. – Скушай еще булочку или еще пирожочек, сразу полегчает. Жрёшь же сейчас опять, Кобанько? Ты сама себя загубила, слониха убогая! Была Танюшка – свинюшка?! Стала Таню-ю-юха – свиню-ю-юха!

Ноги резко подкашиваются, голова начинает кружится. Швыряю телефон об пол.

Ладно, стерва как-то выведала мою дурацкую девичью фамилию – Кобанько! Это легко выяснить, подняв старые документы, ведь я раньше работала вместе с Егором. Но откуда ей знать, как меня в детстве обзывала мама?

ГЛАВА 6.

Острая боль пронзает от стоп до макушки, обездвиживает, разрезает целое тело на две беспомощных половины.

– Откуда ей знать? Откуда? Неужели Егор рассказал? – глухо шепчу, хотя хочется кричать во весь голос.

Язык прирастает к гортани. Земля из-под ног выбита, привычная обстановка кружится перед глазами. Чувствую: надо присесть, иначе упаду. Однако ноги совсем не держат, я «стекаю» на пол, еле успев ухватится за подлокотник дивана.

Громко дышу, картинка перед глазами рябит, пританцовывает. В памяти всплывает круглое лицо мамы, её улыбчивые глаза, но при этом насквозь пробирающий льдом взгляд, сочно накрашенные губы и презрительная ухмылка:

– Ну что, Танюшка, ты опять все пирожки слопала? – щипает она за бок. – Смотри, сколько жира, как у свиньи! Будешь столько есть, моя милая, мальчики обзываться начнут: ваша Танюшка – свинюшка!

Мама отчитывает меня прилюдно в гостях. Две девочки-задиры пяти лет, мои ровесницы, мигом подхватывают прозвище, напевая:

– Эта ваша Танюшка – настоящая свиню-ю-юшка! Еще какая свиню-ю-юшка!

Мне жутко обидно, я начинаю рыдать, выбегаю из комнаты, реву, спрятавшись за шторой на кухне, и через некоторое время слышу мамин окрик:

– Сейчас же перестала в обиженку играть! Слёзы вытри и умойся! Разнылась тут! Разбаловал отец, что не по-твоему, так сразу в слезы! Посмотри, платье по шву трещит, свинюшка!

Шторка одёрнута, и я чувствую болезненный шлепок по заду.

– Иди с девочками поиграй, с плаксами никто не любит дружить! – мама выпихивает меня от окна к столу и демонстративно уходит, оставляя внутри незаживающую рану ненужности и никчемности.

Сейчас я будто погружаюсь в эти подавленные и глубоко запрятанные чувства заново. Ныряю в них без страховки, тону. Они, как вода, заполняют до отказа.

Прижимаю к себе колени. В голове гул.

– Да какой нашей свинюшке велосипед?! – вспоминаю, как слышу разговор отца с мамой, когда они уже разошлись. – Он под ней треснет, а то и пополам сломается. Купи лучше пальтишко пошире, в этом она, как сарделька в тесте. Смотреть неприятно!

– Танечка, свинечка моя любимая, столько молока-то не пей, живот от него раздуется, начнут люди думать, что ты у нас беременная в одиннадцать лет! – стыдит мама позже.

– Таня, ты во что вырядилась, а? Как старая дева, ей богу! – клеймит она на выпускном в школе. – Свиня, моя ты родная, ты посмотри: все девочки в платьях, кудри на головах накручены, макияжик, каблучки! Одна ты у меня в черном балахоне до пяток, как старуха-процентщица! Голову хоть бы причесала, ну! Ни один жених на такое не позарится! Только что нищий с топором!

– Нет, один все-таки позарился! – отчетливо проговариваю в слух, как будто мать по-прежнему стоит рядом. – Позарился! Вот только?!

Вопрос повисает в воздухе натянутой тетивой.

Выдохнув, я крепко опираюсь о край дивана. Встаю. Делаю несколько решительных шагов к двери. Меня шатает из стороны в сторону. Голова все еще кружится. Прижимаю ладонь к виску, словно это поможет остановить хаос. Естественно – ничего не меняется.

Откуда-то изнутри поднимается тяжелая, душащая тошнота. Все эклеры разом просятся наружу, во рту становится горько от их приторного вкуса. Разумеется, я снова переела.

Хватаюсь сначала за дверной косяк, потом за стену. Меня мотает, но ноги несут вперед. Захожу в спальню и нависаю над мужем, как привидение.

– Егор! – сперва голос дрожит, но быстро набирает силу и громкость. – Его-о-о-ор!

– Что?! Что случилось?! – приподнимается с кровати муж. – Чего кричишь?

– Ты мне изменяешь?! – ору без лишних вступлений.

– Нет! Ты чего, Татьян? Тебе сон приснился или что?

– А это тогда что? – бегу за телефоном с доказательствами, нахожу его в другой комнате на полу.

– Алиса, включи свет в коридоре1, – слышу, как Егор идет следом за мной, активируя голосовой помощник.

– Это что?! – нахожу фото «сладкой» парочки и направляю мужу в лицо.

Я ожидаю, что он начнет говорить и объяснять увиденное, как и я сама: что кадр криво склеен в фотошопе, что нас пытается разлучить какая-то легкомысленная вертихвостка, и что он как-нибудь сможет объяснить, откуда эта мошенница знает мое детское прозвище.

Однако, когда Егор видит фото, выражение его лица мгновенно меняется. Муж мрачнеет, замирает в ступоре, как будто его оглушили. Я сразу понимаю: он узнает женщину на фото. Он узнает и спальню на фото, и белую шёлковую сорочку, и тонкие изящные плечики.

– Я разберусь, Татьян, не бери в голову, – хрипло произносит он, выхватывает из моих рук телефон и жмёт на экран.

– Что значит: разберусь? – взвизгиваю, цепко впиваясь в свой гаджет обратно. – Ты мне изменяешь? Изменял?!

Егор отпускает руку, телефон остается у меня. Фото в спальне удалено, но вместо него на экране сверкает предыдущее – справка о беременности. Увидел его муж или нет?

– Я же сказал: разберусь! – гаркает грубо.

– А я спросила: ты изменял? – сжимаю телефон в руке, прячу справку от себя самой.

– Было дело, Татьян, – выдыхает он, наконец. – По глупости.

Неужели наш Умный дом оказался умнее моего мужа?!

Я смотрю на Егора: силуэт расползается. Перестаю его узнавать. Опять начинает кружиться голова.

– И женился ты на мне из-за какого-то спора? – сглатываю комок в горле, всхлипываю.

– В какой-то степени – да, – у мужа начинает заплетаться язык. – Та-атьян?!

Его почерневший образ покрывается беспорядочными бликами, а затем расплывается перед глазами пьяными кляксами. В голове стоит звон. Меня бросает в пот. Сильнейшая слабость. Падаю, ищу, за что уцепиться. Темнота.

ГЛАВА 7.

В нос бьет что-то резкое, едкое и жгучее. Пробирает до слез, выжигает слизистую носа. Нашатырный спирт?! Ага! Вашу мать! Зачем пузырёк так глубоко в нос совать?! Убить меня, что ли, хочет?

Прихожу в себя на диване. Надо мной нависает потемневшее лицо Егора. Его губы плотно сомкнуты, глаза не мигают.

Чувствую, что на лбу противной медузой лежит мокрое полотенце. Отшвыриваю влажную мерзость в сторону и начинаю страшно, непрерывно кашлять. В носу по-прежнему стоит горький режущий запах, и дышать трудно, и до самого горла пробрало.

– Простишь меня, Татьян? – Егор сочувственно гладит по голове.

Вместо ответа, дергаю плечом. Мне настолько паршиво сейчас, что любое прикосновение раздражает. Бесит наигранно спокойный голос мужа, выводит из себя его идеально сложенное лицо с правильными чертами. Злят глаза, в которых я любила ловить искорки озорного веселья и нежной любви, возмущают губы, дарившие чувственные и головокружительные поцелуи.

– Нужно спокойнее к таким вещам относиться, Татьян, – продолжает пока еще муж. – У тебя все есть, ты ни в чем не нуждаешься и не будешь нуждаться. Я тебя люблю.

Застреваю на его первой фразе. А я, что недостаточно спокойная сейчас для подобной, как бы сказать по-русски, без мата… неприятной ситуации?! Разве я какая-то буйная? Устраиваю истерики? Бью посуду, кидаю пульт в наш навороченный телевизор диагональю сто дюймов, пытаюсь вышвырнуть Егора из окна?!

Нет! А почему, кстати, нет?!

Я спокойна, как сдохший удав! Мне вообще всегда казалось, что в браке я мудра и каждый миг поддерживаю мужа, окружаю теплом, показываю, что он любим и значим. Даю ему то, чего сама была лишена в детстве.

– А её? – вырывается из моих губ слабый вздох.

– Её что?

– Её любишь? – спрашиваю и жду однозначный, понятный ответ: что, конечно же, нет.

Она – ничто, недоразумение, ошибка, временное помутнее разума… Это только мимолетная и нелепая интрижка, та женщина ничего не значит…

Но муж ничего не говорит. Он предательски молчит, и тишина начинает стремительно отравлять ядом, разрушать нашу, как мне казалось, искреннюю любовь и сплоченную команду.

Хотя откуда любовь, если Егор, оказывается, женился на мне на спор!

Глаза застилает пелена из слез. Я отворачиваюсь от мужа к спинке дивана и, сжавшись в комок, сдавленно плачу.

– Все сложно, Татьян, – голос Егора начинает отдаляться.

Что это значит? Я не понимаю. Какая-то детская отмазка из статусов ВКонтакте, а не разумное объяснение взрослого мужчины.

– Но я точно не хочу, чтобы ты исчезла из моей жизни, – звучит еще дальше, как будто из параллельной реальности. – Полежи, отдохни.

Чувствую себя оторванной ото всего мира. Раздавленной, ничтожной и брошенной.

Глаза слипаются от слез. Вытираю мокрый нос.

– Это уже было в моей жизни, не один раз, – веду беседу сама с собой. – Ровно такой же нечастной я чувствовала себя в тот день, когда познакомилась с Егором. С Егором Ренатовичем – на то время.

Вспоминаю нашу первую встречу и, дрожа, обхватываю руками живот, как будто пытаюсь защитить что-то драгоценное. Внутри болезненный спазм.

***

– Кобанько? – мой (надеюсь) будущий босс медленно поднимает глаза, нехотя отрываясь от монитора.

Меня будто ослепляет, пронзает молния. Секундная потеря сознания: кто я, что происходит, как сюда попала? А-а-а-а-а! На мгновение забываю не только свое имя, даже сегодняшнее ужасное утро.

Какой же он – идеально, потрясающе, безумно шикарный! Как актер из мелодрамы: выразительные глаза, мужественные черты лица, прическа – волосок к волоску, безукоризненно сидящий костюм, ухоженная сексуальная небритость. Щека – как пышная, румяная плетенка с маком, так и хочется ущипнуть… а потом чмафф и укусить! Сглатываю слюну, в желудке начинает урчать.

Я же даже не позавтракала…

– Кобанько? – выражение на лице у мужчины сменяется недоумением.

– Да! Я! – рапортую, отдышавшись, вовремя вспоминаю имя будущего шефа, как его называла кадровичка: – Прибыла, Егор Ренатович!

Хотя точнее – прибежала галопом. Пришлось скакать от метро пешком, а это почти два километра.

– Кобанько, вы почему только к обеду прибыли в первый рабочий день?! – встает шеф и пружинистой походкой направляется ко мне. – У нас график с девяти утра.

Едва дышу. Мужчина обдает облачком свежего, дурманящего аромата дерева, мускуса, травы и мёда. Как будто угостили глотком настоящего, очень вкусного воздуха! Замираю. Живёт одно только сердце: бушует, стучит так, будто мечтает выпрыгнуть к Егору Ренатовичу прямиком в крепкие руки.

Вдруг меня резко пронзает жгучее чувство стыда: представляю, насколько нелепо сейчас выгляжу, особенно на контрасте с безупречностью босса! Опоздала, да еще и похожа на пугало! Лицо пунцовое, зарёванное, тяжелое, раздувшееся, изможденное, хотя оно у меня и в обычные дни не сильно-то пленительное. Без особого лоска и шарма.

– Прошу простить! Семейные проблемы! – смущено выдаю скороговоркой, пятясь назад. – Больше этого не повторится!

– Закройте дверь!

– Конечно, извините! – хлюпнув носом, опускаю голову и ускользаю из кабинета, моментально выполнив приказ.

Мало того, что опоздала, да еще и зашла совсем не вовремя – вот я бестолочь!

– Вы смеетесь, Кобанько? ЗА СОБОЙ изнутри закройте! В лифте родились? – Егор открывает дверь и сталкивается со мной нос к носу. – Я разве сказал уходить?!

Виновато прошмыгиваю обратно в кабинет. Причем тут лифт, не поняла. Шеф (все еще надеюсь, что шеф!) обдает грозным взглядом, как кипятком. От его непосредственной близости накрывает жаркой волной. Я начинаю беспокойно и сбивчиво дышать, а он, как назло, не торопится возвращаться обратно за рабочий стол. Ходит возле меня, как будто принюхивается. Еще и снова запускает в работу свои очаровывающие древесно-мускусно-мёдо-травяные флюиды.

Постройте, он что, реально обнюхивает?!

ГЛАВА 8.

– Я не пьющая, Егор Ренатович! – вскрикиваю даже чересчур громко.

Наверняка, услышали все соседние кабинеты.

– Честное слово, не пью и не курю!.. – сбиваюсь.

– И матом не ругаюсь…

– Ругаюсь! – перебиваю неожиданно для самой себя. – Но этот недостаток никак не повлияет на качество работы.

– Зато опоздания крайне негативно влияют на качество работы. Что случилось, почему вы не пришли вовремя, Таня?

– Татьяна! – поправляю на автомате.

С детства терпеть не могу любые уменьшительно-ласкательные формы своего имени. От звуков стишка «Наша Таня громко плачет» до сих пор начинает дергаться глаз.

– Я…я… так вышло, – пытаюсь объяснить, но чувствую, что язык начинает заплетаться, а глаза наполняются слезами.

Тёплые капли летят прямо на пол. Хочу провалиться сквозь землю, лишь бы поскорее сбежать от неприятных оправданий. Никто не заслуживает того, что я испытала, и рассказать об этом постороннему человеку сродни казни на позорном столбе. Я не хочу еще раз сейчас пережить утреннее унижение.

– Поругалась с парнем, – выдыхаю, вытерев глаз.

– Серьезно? И? Это всё? Вы понимаете, что кроме вас, на эту вакансию целая очередь из более пунктуальных и покладистых претенденток?!

Пытка еще не окончена.

– Утром он ушел и запер меня одну в квартире! – обрываю шефа. – Забрал ключи, сумку с телефоном, кошельком и проездным. Я не могла открыть дверь, у меня не было денег, чтобы сюда доехать.

Вываливаю правду залпом, лихорадочно дышу. На секунду от волнения темнеет в глазах.

– Долбо#б, – справедливо заключает Егор Ренатович.

– Абсолютно согласна, – размашисто киваю.

– Ладно, Кобанько, начинайте работать. Алла, наша секретарша, расскажет, что к чему. Напишите мне, когда сисадмин вас подключит и все настроит. Вот моя почта, – босс протягивает визитку.

Я совершенно (честное слово!) случайно касаюсь его теплых пальцев и одергиваю руку, будто обжигаюсь о пламя. От нашего мимолетного контакта кожа горит губительным огнём, а визитка кубарем летит на пол.

– Извините! – неуклюже кидаюсь её поднимать.

– Не надо, – удерживает шеф и неожиданно встряхивает меня, притом так легко и непринужденно, как будто невесомую пушинку.

А я вообще-то девушка не только с тяжелой судьбой, но и с тяжелой костью! Притом не только костью! Но и всем тем, что наросло с годами на эту самую кость.

– Держите другую, – протягивает новую визитку.

– Вы точно в порядке, Таня? – проникновенно уточняет мужчина и смотрит в глаза с таким искренним вниманием, которое я помню только у моего папы. – Может, лучше начнете работать с завтрашнего дня?

– Татьяна, – сконфуженно поправляю, опустив голову. – Если, конечно возможно, называть меня полным именем, если допустимо для вас и не будет в тягость, не доставит сложностей…

– Сложностей произнести три слога вместо двух? – подхихикивает Егор Ренатович.

– Да! – выдыхаю, продолжаю на автомате, задавив волнение: – Я в порядке!

– Никаких сложностей, Кобанько. Как видите три слога у меня получаются ровно так же великолепно, как и два.

Сжимаюсь. Не самая удачная шутка! Впрочем, пусть называет, как хочет. В институте физкультурник меня вообще Кабанихой величал. Два года дед не мог правильно фамилию запомнить! И ничего – не умерла.

– И как тогда ты выбралась из квартиры, Татьяна? – исправляется Егор. – Этот болван одумался и вернулся с извинениями?

Я мечтательно вздыхаю. Если бы по болвану!.. Мое полное имя звучит в устах босса проникновенно, лирично, даже сказочно. Ласкает слух… Уносит далеко от грешной земли в благословенные небеса. Почти, как у Пушкина… «Итак, она звалась Татьяной»…

– Если можно, Егор Ренатович, сейчас не хочу объяснять, – гнетущие воспоминания накрывают стальным колпаком, меня настигает реальность. – Долгая история. Я потом обязательно вам расскажу, я не выдумываю, честно! Больно вспоминать и еще больнее возвращаться к мыслям, что мне надо будет вернуться в эту квартиру. Извините, что вываливаю все на вас в рабочее время! Побегу искать Аллу и сисадминов!

И я, действительно, сбегаю. Укрываюсь, прячусь в задачах и проектах, как в убежище, отрицая и вытесняя утренние переживания собственной ничтожности. Старательно блокирую в памяти, как сначала стучала в стенку соседям, потом пыталась взломать пароль на компьютере Кости (мой текущий парень – болван), чтобы попросить о помощи через социальные сети, дальше кидала из окна тринадцатого этажа письма с мольбами вызвать МЧС, чтобы те взломали дверь… И как через два часа моя охапка писем на асфальте все-таки сработала, одна сочувствующая поверила и вызвала службу спасения… а потом дала двести рублей на метро! Их хватило только на Карту Тройку2 и проезд в одну сторону … Точнее: почти хватило… Нужны были еще тринадцать рублей, и я полчаса выпрашивала их у входа в подземку. Чёрт бы побрал пластиковые карты: ни у кого сегодня нет с собой мелочи!

Ловлю себя на мысли, что жду от Кости звонка с извинениями, но тут же вспоминаю, что ответить не смогу. Придурок утащил мой телефон! Конечно, вечером, он, как обычно, попросит прощения, что зря вспылил, это слишком, то он не должен был запирать.

Просто он любит меня настолько сильно, что не хочет далеко от себя отпускать! Он заранее ревнует к работе. Я должна больше думать о нас, о нём, а не том, как угодить какому-то левому дяде, выполняя его ежеминутные поручения. «Потом с интимными задачами к тебе полезет!» – орал мой болван накануне вечером.

Любовь Кости связывала меня по рукам и ногам, изматывала, морально уничтожала, заставляла с головой окунаться в чувства беспомощности, одиночества и бессилия, но на том момент я думала, что это только сложности его характера. Если любишь, нужно мириться с недостатками, уживаться, учиться принимать и прощать.

Егор Ренатович из меня эту дурь выбил.

ГЛАВА 9.

– Татьян, запроси у отдела аналитики данные по ценам и ассортименту за последние десять лет, – просит босс за пять минут до конца рабочего дня.

Официально мы должны заканчивать в шесть вечера, но Егор Ренатович, как правило, остается до восьми или даже девяти, а я негласно остаюсь при нём. Рядом, за стенкой, на прикрытии. Вот уже три недели завороженно ловлю каждое его слово и просьбу. Между нами словно заряженная ментальная связь. Иногда я даже не полшага впереди: стоит боссу озвучить начало мысли, как я договариваю за него продолжение.

Со мной вообще происходит что-то по-настоящему волшебное. Из-за ссоры с Костей я временно живу у подруги в Подмосковье, но нахожу мотивацию и силы пять дней в неделю вставать в 5:20 утра, чтобы полтора часа трястись в электричке, а потом пересаживаться на метро и автобус. Возвращаюсь к полуночи, но чувствую себя настолько окрыленной и переполненной счастьем, будто целыми днями нежусь в теплой ванне с ароматной воздушной пенкой, поедая сладости.

Мой Константин ведёт себя, как паинька, и явно намерен меня вернуть. Ежедневно шлет стишки, пожелания добрейшего утра, атакует стикерами с розочками, сердечками и пирожными. Правда, болван, когда стащил телефон, в порыве ревности понаписал гадостей моим знакомым в Телеграм! Получается, от моего имени… Ну и бог с этой шалостью! Все равно никто не принял его нелепости всерьез. Я потом извинилась, выдумала, что дала телефон поиграться ребенку соседки.

– Татьян, чай сделай, пожалуйста, – звонит шеф без десяти минут девять. – Заканчиваем на сегодня, пора по домам.

– Да, босс! – вскакиваю с места.

Секретарша Аллочка ускакала домой ровно в шесть, я на подмене. По чаю – Егор Ренатович – настоящий мастер. Я записывала на видео, как он смешивает авторский купаж из разных добавок. До его вершин мне, как до Луны, но я стараюсь ничего не напутать. Пока насыпаю травы в чай, слышу, как трезвонит мой телефон. Разрывается один звонком за другим, без остановки. Кто-то зверски настойчивый! Но оторваться от чая нельзя: сначала просьба Егора Ренатовича! Остальной мир подождёт.

Отношу чашку с ароматным настоем и беру в руки гаджет. Девять пропущенных вызовов с неизвестного номера. Пока размышляю, стоит ли перезванивать, телефон разрывается новой пронзительной трелью.

– Здравствуйте, это кто? – спрашиваю с недоверием.

– Костю знаете? – отвечает незнакомый мужской голос. – Вы у него в телефоне записаны, как «Танечка любовь»!

– Да… А что? – внутри все застывает.

– Забирайте его, пожалуйста, Танечка! Костечка полностью не в адеквате, допился до потери памяти, бросается на людей. Буянит, разбудил весь дом. Приезжайте за ним, или мы сейчас вызовем ментов, и его увезут насильно.

По спине пробегает липкий холодок.

– О-откуда забирать? – язык плохо слушается.

Незнакомец называет адрес. Окраина Москвы, в противоположной стороне от моего временного пристанища в Подмосковье. Как он вообще там оказался? Это не его дом.

– Да-айте мне с ним поговорить. О-он ря-ядом? – заикаюсь от напряжения.

Успокаивает единственная обнадёживающая мысль: этот разговор – обычное телефонное мошенничество, сейчас у меня начнут просить деньги, чтобы отмазать Костю перед полицией.

– Он тут, да, рядом! На травке валяется.

Слышу в трубке беспокойное ворочание, скрежет, а затем пьяный хохот.

– Танечка-а-а! Танечка-а-а! – начинает подвывать мой болван.

Вот чёрт! Его голос! Его!

Знает же, долбо#б, как я ненавижу его манеру произносить «Танечка-а-а» в стиле песни Земфиры «Анечка просила снять маечки»!

Со злостью отключаюсь. Из глаз брызжут слезы. Прикусываю губы, чтобы сдержать эмоции и окончательно не разрыдаться. И почему я постоянно выбираю козлов, вместо мужчин?! Где они вообще водятся, это нормальные мужчины?! Какие-то мифические создания, ей богу!

Хватаю кофту, кидаю телефон в сумку. Не могу же я бросить Костю в критической ситуации. Надо спасать! Кто ему еще поможет?!

Меня нервно трясет от злости. Страшно сейчас увидеть свое отражение. Наверняка, все лицо в багровых пятнах. Только бы не убить болвана, когда его увижу! Только бы не убить!

– Поехала домой? – выходит из кабинета Егор Ренатович.

Из двери, где он стоит, будто струится священный свет. Он без пиджака, в белой рубашке и светлых брюках. Только нимба на голове не хватает.

– Что случилось, ты плачешь?

Я, сама не знаю зачем, вываливаю на босса весь недавний разговор. На мгновение становится легче.