Параллельные

Ещё ни один диалог, начавшийся с этой фразы, не заканчивался ничем хорошим.

– О чём? – непривычно спокойным тоном спросила я.

– Сядь, – попросил муж, кивнув на стул, – это будет…

Захотелось огрызнуться, как если бы его слова несли какую-то угрозу для меня, к счастью, меня прервал сотовый, зазвонивший в гостиной.

– Я сейчас, – пискнула я и выскочила из кухни, буквально схватившись за последний шанс на спасение.

Номер оказался незнакомым.

– Нина Евгеньевна, здравствуйте, – поприветствовали меня с того конца телефона. – Это Надежда Семёновна, я…

– Да, я знаю, кто вы, – перебила я собеседницу, всё ещё не отойдя от сцены на кухне.

Надежда Семёновна была владелицей нашего садика и буквально вершительницей судеб всех его обитателей.

– Тогда не буду долго расшаркиваться. Ольга Павловна высоко оценила вас, сказав, что я во всём могу на вас положиться. Поэтому я была бы очень вам признательна, если бы вы завтра с утра заглянули ко мне в кабинет.

– Хорошо, – пообещала я, испытав очередной прилив волнения: вот только истории с внебрачными детьми мне сейчас не хватало!

Завершив разговор, я вернулась на кухню. Илюха стоял у окна и курил, выпуская дым в открытую створку. Так он делал редко, но бесил этим нещадно. На этот раз ругаться я не стала, замерев в дверном проёме и скрестив руки на груди, готовясь к обороне. Отчего-то решила, что, скорее всего, он как-то узнал про мою работу в садике и теперь собирался оспорить моё решение.

Но Нечаев, как обычно, удивил.

– Нин, – сделал он глубокую затяжку, – а давай на неделе поужинаем?

– А сейчас мы чем занимались?

– Нет, я про то, что давай выйдем куда-нибудь – в ресторан или бар? Или просто погуляем. Мы миллион лет с тобой не гуляли.

Я округлила глаза, окончательно перестав понимать происходящее.

– Можно, – до неприличия сухо отозвалась я и тут же спохватилась, тряхнув головой: – Вернее, здорово, это было бы классно.

– Вот и отлично.

На этом с разговорами было покончено. Вечер прошёл тихо, мы разошлись по комнатам, где каждый занимался своими делами.

Утро встречали в одной постели, ещё не зная, чем закончится этот день.

***

На работу ехала с мыслью, что не хочу… Не хочу лезть в чужие тайны. Мне своих хватало, на фиг мне ещё эти тайны мадридского двора? А вдруг окажется, что я их знаю? Как я потом смогу смотреть в глаза обманутой жене какого-нибудь нечаевского партнёра? И да, ещё существовала врачебная тайна, которой всегда можно было успокоить разбушевавшуюся совесть. Но легче мне от этого не становилось.

Рабочий день начался в размеренном темпе: я прошлась по группам, осуществляя утренний контроль, заприметила пару «сопливчиков», отметив для себя, что не мешало бы их послушать, раздала витаминки, пообщалась с воспитателями… а сама всё время поглядывала на часы, стрелка которых неумолимо приближалась к десяти. Именно в это время Надежда Семёновна попросила меня быть в её кабинете, зачем это нужно было, я упорно не понимала. Вряд ли от меня ждали, что я начну проводить отбор в наш сад. Все вопросы были уже давно решены и на куда более высоком уровне.

Я сидела в своём кабинете и перекладывала вещи на своём столе, опасаясь неведомо чего. В конце концов, это был не первый в моей жизни ребёнок, к которому требовали «особого» отношения.

Телефон, как обычно, зазвонил внезапно, словно приходя на помощь и вытаскивая меня из темных мыслей.

– Нина Евгеньевна, – испуганно затараторила Катя – одна из местных воспитательниц, – тут Эйрих плохо.

«Плохо» оказалось приступом рвоты, повышенной температурой и вздутым животом.

– Похоже на отравление, – заключала я, завершив первичный осмотр, – что она ела?

– Ещё ничего, они опоздали на завтрак, я предлагала принести что-нибудь поесть, но Доминика отказалась.

Юная Доминика выглядела испуганной. Я коснулась её лба в успокаивающем жесте – тот оказался влажным.

– Ты кушала что-нибудь дома?

– Да, – кивнула девочка, – немного…

– А что?

– Фрукты… маме на работе подарили целую корзину.

– А какие там фрукты были, не знаешь?

Ребёнок отрицательно замотал головой

– Они были на кусочки порезаны… ну там манго, фейхоа и что-то ещё.

– Ох уж эти фрукты, которые трогал неизвестно кто, – вздохнула я после того, как у Доминики начался очередной приступ рвоты. Я придерживала её голову над лотком и следила за тем, чтобы она не подавилась рвотной массой. – Родителям дозвонились? – обратилась к Кате.

– Да, но только в ближайшие пару часов никто из них не сможет приехать. Сказали, чтобы вы делали всё, что считаете нужным, они вам доверяют.

– Кабздец, – заключила я и решила, – давайте скорую вызывать.

У садика был заключён договор на медицинское обслуживание с частным медицинским центром, поэтому за нами приехали быстро. На ходу отчитавшись о ситуации Надежде Семёновне, уехала вместе с Доминикой. В больнице провела около пяти часов, за это время моя подопечная успела пережить промывание желудка и капельницу, а я – исчерпать имевшиеся в арсенале слова поддержки.

После всех медицинских процедур Доминка смахивала на сдувшийся воздушный шарик, но выворачивать на изнанку её перестало. Теперь требовалось только дождаться появления её родителей, что те и сделала спустя несколько часов. Особых благодарностей я не получила. Не то чтобы ждала, но вдруг осознала для себя, что для определённой категории людей я находилась на уровне обслуги. Это заметно отличалось от отношения в областной – там я в первую очередь была врачом, а здесь так… работник детского сада, пусть и элитного.

Сдав девочку на руки родителям, я вышла на улицу и отзвонилась Надежде Семёновне, что все живы.

– Слава богу, – порадовалась она, – вы, наверное, устали, но, Нин, заедьте обратно в сад, мы с вами важное дело на сегодня не закрыли.

Ехала на такси, словно специально собрав все пробки. Рабочий день подошёл к концу, но хозяйка нашего садика стойко дожидалась меня в своём кабинете.

– Присаживайтесь, – кивнула она на стул перед её столом. Ей было хорошо за пятьдесят, но об этом вряд ли кто-то догадывался с первого взгляда – фигура, стиль, стать… Нет, она не молодилась, но определённо умела стареть красиво. – Прошу прощения, что задерживаю в нерабочее время, но вопрос действительно серьёзный.

Я понимающе кивнула головой, мысленно подобравшись. Не знаю, к чему именно готовилась, но вопрос меня удивил:

– Вы что-нибудь знаете о тетраде Фалло?

– Э-э-э… да, конечно. Я не кардиолог, но основы знаю. Врожденный порок сердца, состоящий из четырех компонентов: смещение аорты, инфундибулярный стеноз…

– Да-да, – перебила меня моя собеседница, – я не сомневаюсь в вашей компетентности. Думаю, иначе бы Ольга не взяла вас – она обычно щепетильна в выборе сотрудников. Так вот, я сегодня приняла мальчика с данным диагнозом в наш Центр. Как вы и сами догадываетесь, заболевание очень серьёзное и его родители сильно обеспокоены тем, как он будет посещать наше заведение.

– Но это же действительно очень опасно. Такие дети обычно не посещают детские сады на общих условиях, их могут толкнуть…

– Но у нас не общие условия, – опять достаточно жёстко отрезала хозяйка. – И поверьте, его родители прекрасно осознают, как это всё непросто… Мальчик растёт, он хочет общения, взаимодействия с другими детьми. И я думаю, что наш Центр – это замечательный шаг на пути его социализации.

Несогласно покачала головой. Правда, моё мнение мало кого интересовало, и Надежда Семёновна продолжила:

– У нас есть все рекомендации врачей, и они согласны с тем, что критических показаний для того, чтобы ребёнка заперли дома в четырёх стенах, нет.

– Я не предлагаю его запирать…

– Тем не менее. Егор будет ходить в наш Центр, и мне необходимо, чтобы вы были в курсе и всегда наготове. К тому же нужен будет подробный инструктаж для воспитателей, как поддержать и помочь ребёнку. Вот, – она придвинула ко мне пухлую медицинскую карту, – прошу ознакомиться к завтрашнему дню.

Бросила быстрый взгляд на предлагаемую мне папку, на которой жирным курсивом было напечатано: «Нечаев Егор Ильич».

Первая реакция была фыркнуть – бывают же совпадения!

– И да, – напоследок сообщила Надежда Семёновна, – в нашем центре Егор будет известен как Павлов.

В голове зашевелилось что-то неприятное, но я отмахнулась от непрошенных мыслей, без всякого пиетета заявив:

– Что же там за родители такие, что могут купить ребёнку новую фамилию и не могут сделать ему операцию на сердце.

Женщина промолчала, зато напряжение, повисшее в воздухе, стало практически ощутимым. Мне вдруг подумалось, что она тоже чувствует свою беспомощность в этой ситуации.

– Не знаю, что вы там себе придумали, – ровным тоном сообщили мне, – нас с вами это никак не касается.

Я фыркнула и встала на ноги, собираясь направиться к дверям, дабы покинуть этот кабинет раз и навсегда. Но вместо осуждения вдогонку мне прилетело совсем другое:

– Если тебе станет от этого легче, то его фамилию никто не скрывает. Просто мальчик почти всю жизнь прожил под фамилией Павлов. Его родители никогда не состояли в официальном браке, а отцовство было установлено лишь пару лет назад… и так ему будет привычнее.

Мороз пошёл по коже, я замерла у выхода, вцепившись в дверную ручку, а потом не удержалась и, резко развернувшись, подошла к столу и схватила карту.

***

Путь до моего кабинета показался мне вечностью. Ноги слушались плохо, но при этом я едва ли не бежала. Папка, прижатая к груди, болезненно жгла пальцы. С трудом отперла замок – ключи отказывались попадать в скважину. И лишь оказавшись внутри, я заставила себя сделать глубокий вдох.

Так, Нина, спокойно.

Спокойно не получилось. Даже не закрыв за собой дверь, выронила свою ношу на поверхность рабочего стола.

Первым, за что зацепился взгляд, была графа «отец». Я испуганно отскочила назад, заметавшись по кабинету и судорожно повторяя: «Нет, нет, нет…» С трудом смогла совладать с накатившей паникой и заставить себя снова подойти к столу.

Пальцы нервно дрожали, перелистывая тонкие листы медицинской карты ребёнка. Сама не понимала, чего испугалась – ну подумаешь, полные тёзки, такое бывает. Или нет?

В конце папки лежали вложенные ксерокопии документов: медицинский полис, свидетельство о рождении…

Взгляд в очередной раз пробежался по графе отец. Нечаев Илья Николаевич. Сердце болезненно сжалось, а в голове крутилось лишь одно: «Пожалуйста, пусть это будет совпадение!»

Но последними в стопке копий оказались паспорта родителей. С фотографий которых на меня смотрели мой муж и его бывшая помощница.

Папка вылетела из моих рук, усеяв пол веером бумаг. Я же продолжала стоять на месте и смотрела немигающим взглядом в пустоту.

Наверное, чисто теоретически, мой муж мог иметь пятилетнего сына. Если бы не одна небольшая загвоздка: мы были женаты много лет и ни о чём таком я даже не догадывалась.

Глава 6.

Две недели назад

Бесцельно колесила по городу, то и дело косясь на папку, беспечно брошенную на соседнее сиденье. Наверное, это можно классифицировать как должностное преступление, но ведь в ней содержалась информация о пациенте, который наполовину являлся носителем генов моего мужа… А у нас всё должно было быть с ним поровну, не так ли?

Голову разрывала сумятица горьких мыслей: от подозрений вселенского заговора до идеи врезаться в ближайший столб. Снова и снова выстраивала, подвергала критике и отметала логические цепочки. Что, если это злые манипуляции Петрушевской и её начальницы? – ну не могли они не сопоставить наши фамилии! Но всё упиралось в банальное – зачем? Допустим, они хотели срубить бабла. Однако это не отменяло, а только усугубляло тот факт, что у Ильи всё-таки был сын на стороне.

Наверное, я могла бы понять всё, даже измену. Не принять, конечно, но хотя бы логически допустить. А тут… Это ведь была не просто интрижка у меня за спиной, а самый настоящий ребёнок, которому было уже почти пять лет. И вот это буквально взрывало мой разум, ведь, как ни крути, выходило, что он стал отцом не сильно позже того, как я потеряла наших… мальчиков.

Почти до самой ночи просидела за рулём, жалея себя и оплакивая в момент рухнувший брак. Но всё это было словно… не по-настоящему, будто весь ужас ситуации никак не мог добраться до моего сознания.

Уже после десяти позвонил Нечаев.

– Привет, ты где?

Откуда-то нашла в себе силы ответить:

– У Ангелины.

Голос звучал ровно, без единой нотки истерики. Я не планировала врать. Мне вообще не хотелось с ним говорить, ибо слишком много всего рвалось наружу. Но мои губы продолжали шевелиться, выталкивая ложь.

– Засиделись… я, наверное, у них ночевать останусь.

– А предупредить?

– Спонтанный девичник.

В трубке повисла тишина, нарушаемая лишь дыханием Нечаева.

– Ты хочешь, чтобы я за тобой приехал?

– Нет, – ответила слишком резко, пришлось выдохнуть и взять себя в руки. – Всё в порядке, правда. Просто давно не виделись.

– Ты к ней на работу каждый день ездишь.

Наверное, на подобных мелочах и сгорают неумелые манипуляторы.

– Так это на работе, – наигранно фыркнула я, – разве там поговоришь? А тут… вино, приятная компания и замечательная возможность перемыть косточки.

– Боюсь спросить кому, – вроде как пошутил муж, кажется, поверив мне.

– Как кому? Конечно же вам с Кешкой.

Илюха крякнул, по-видимому приняв мой ответ. А может быть, просто сделав вид.

– Ладно, развлекайтесь.

Я судорожно закивала головой, забыв, что он не может видеть моей реакции.

– Нин, – хрипловато шепнул в трубку Нечаев, – ты же знаешь, что я тебя люблю?

На глазах моментально выступили горькие слёзы, которые были куда болезненнее всех моих сегодняшних рыданий. Я молчала. Он молчал. Наверное, всё понимал… и ничего не мог сделать.

За эти странные мгновения, которые, казалось, тянулись вечность, я изгрызла губы в кровь.

Наконец из трубки раздалось рваное:

– До завтра.

На этом наш разговор был завершён.

Утерев тыльной стороной ладони слёзы вперемешку с кровью, я набрала Чуганову.

– Надеюсь, ты мне что-то хорошее скажешь, – весело начала подруга.

– Если Илья будет звонить, скажи, что я у вас… сплю. И Кешу предупреди.

– Так, – всё веселье мигом куда-то исчезло, – а ты где?

– У любовника, – зло выдала и сбросила вызов.

***

Ночь провела в гостинице за изучением карты. К сожалению, это была не полная история болезни, а лишь усечённый вариант, предназначенный для того, чтобы другой человек мог в общих чертах понять ситуацию.

Порок сердца диагностировали Егору уже после двух лет, когда одышечно-цианотические приступы стали очевидны. То ли уровень медицины там, где жила Карина с сыном, оставлял желать лучшего, то ли сама Павлова была не особо внимательна к ребёнку. В любом случае, оба варианта вызывали во мне острый приступ злости.

После постановки диагноза мальчику назначили медикаментозное лечение, которое мало повлияло на общую картину. Год назад Егору провели паллиативную коррекцию, после чего состояние ребёнка заметно улучшилось, но его сердце всё равно продолжало работать не в полную силу, а организму по-прежнему не хватало кислорода. По показателям веса и роста Егор заметно отставал от нормы в своей возрастной группе.

В общем, мальчик нуждался в радикальном вмешательстве, но его родители отчего-то медлили. И это взбесило меня ещё сильнее. Неужели Нечаеву было жалко денег на собственного отпрыска?! Вот лучше бы на ребёнка потратился, чем купил себе новую тачку, а мне шубу!

А потом меня накрыли сомнения. А вдруг… а если… Я понимала, что во мне говорили эмоции, но трезво оценить ситуацию никак не получалось. Во-первых, информации было слишком мало, а во-вторых… слишком глубоко оказалось моё разочарование от предательства мужа.

В какой-то момент даже всплыла надежда, что я попросту сошла с ума.

***

Утро встретило меня проливным дождём. Из зеркала на меня смотрела зарёванная версия бабы-Яги. Кое-как замазала консилером синяки под глазами.