Нулевой Аркан

– Ты все еще любишь ее, правда?

– Нет, дело не в этом. Она спасла мне жизнь, и я очень уважаю ее. Хочешь покажу шрамы с той ночи, когда меня чуть не загрызли волки? Роккайо нашла меня в лесу и выходила.

Сердце Кимми пылало ненавистью, с каждым словом сильнее. Как ей стать настолько же важной?

– Нет. Придется же зажечь свет. – Живот тянуло сильнее, хотелось коснуться его кожи, но страх провала побеждал этот порыв.

– Ты права. Нам лучшее поспать. Завтра ты будешь свободна, и будешь зажигать свет когда угодно, – он взял ее за руку так, что их пальцы сплелись. – Завтра ты будешь свободна…

Нило проснулся от шума в коридоре. Кимми рядом не было. Он даже засомневался, не приснилось ли ему все это. Через дверь отчетливо доносилось, как Дункан выяснял отношения с хозяином дома на повышенных тонах. Тревога нарастала. Он быстро оделся и вышел из комнаты. Чуть дальше по коридору происходил конфликт. Роккайо растеряно собирала распущенные волосы. Оливер стоял в коридоре и настойчиво хотел войти в комнату, на что Дункан, не менее настойчиво, просил его дождаться, пока они соберут вещи и покинут дом.

– Мне нужно осмотреть комнату, так как она есть сейчас! Это мой дом, и у меня есть на это причины, впустите меня!

Роккайо коснулась плеча Дункана, давая понять, что привела себя в порядок и готова уехать. Дункан отступил, пропуская Оливера.

– Да, это ваш дом, и мы не смеем больше обременять вас своим присутствием. Мы готовы уехать прямо сейчас! – решительно заявила Роккайо.

– Это мне решать, уедете вы или нет, – Оливер неприятно улыбнулся. – Мне сообщили, что пропали фамильные ценности. Прям перед вашим отъездом, как интересно, – он ядовито усмехнулся. – Я намерен обыскать ваши комнаты, фургон, что угодно, до тех пор пока не найду их. Отъезд отменяется!

Нило окатила волна ужаса – «Чемоданчик Кимми!». Обернувшись, он судорожно искал его глазами по комнате. К счастью, его нигде не было, Кимми забрала вещи с собой. Роккайо попросила Дункана не горячиться и позволила осмотреть вещи. Сопротивление лишь усило бы подозрения, а осмотр фургона нужен ей меньше всего. У лестниц, внизу, уже стояли несколько мужчин с карабинами за плечами, гарантируя, что никто не выйдет из дома. Оливер открывал шкафы и прикованные тумбочки, просил открыть дорожные сумки и вывернуть карманы. Все было без толку, пока его взгляд не остановился на небольшом чемоданчике задвинутом под платяной шкаф. Он был слишком изысканным для гостей, но подозрительно лежал в гостевой комнате. Оливер потянул чемодан к себе. Роккайо и Дункан не придали этому особого значения, они даже не могли вспомнить, лежал ли он здесь раньше. Легким движением Оливер открыл чемодан – внутри лежал бархатный мешочек, полный ожерелий и колец. Роккайо обдало холодным потом. Дункан сжал челюсть, и готовился к худшему.

– Так-так-так, – Оливер даже обрадовался находке. – Как вы это объясните? – он надменно уставился на Роккайо. – Нило в это время судорожно думал, все еще оставаясь незамеченным. Мужчины с карабинами преградили выход, но надо бежать за помощью.

– Впервые вижу это, – в ее голосе звучало металлическое напряжение.

– Неужели? А я думаю, что вы разнюхали о драгоценностях моей дочери. Узнали, где они лежат, когда приходили к ней под видом благородной цели. А перед отъездом, одурманили ее чем-то, и, как полагается цыганам – и обокрали.

Роккайо схватила за руку Дункана, который намеревался выбить все зубы Оливеру, за его подлые слова. – Стой, это нам не поможет, – тихо сказала она, и сверкнув гневом в глазах, громко ответила на обвинение. – Я не знаю, зачем вам этот маскарад, чего вы хотите? Моих лошадей? Не готовы смириться с тем, что их нельзя получить за деньги? Теперь опускаетесь до обмана?

– Обмана?! Я пригласил вас в свой дом, вонючих и невежественных, оказал прием как полагается, а сейчас узнаю от дочери, что ее обокрали! За эту подлость я заберу ваших лошадей, ваши души, и ваши семьи! Вы все будете отрабатывать на полях эти побрякушки! – его глаза остекленели от злости.

Дункан закрыл собой Роккайо, что-то не сходилось, Оливер, действительно, был зол. Немного подумав, он уверенно ответил, – У нас тоже есть основания не верить вам. Зовите законников, и будем решать это как люди, а не звери.

После этих слов, Нило решил, что именно нужно делать, и прошмыгнул к комнате Кимми. Она все это время подслушивала у двери, и не успев отскочить, получила оплеуху дверной ручкой, когда Нило заходил внутрь. Схватившись одной рукой за лицо, она опиралась второй о пол и испепеляла взглядом Нило.

– Ты что творишь!? Мне больно!

– А ты, что творишь!? Почему твой чемодан в комнате Рокайо и ее обвиняют в воровстве?

– Это задержит ее… И мы сбежим вдвоем, – ответила она стыдливо отводя глаза.

Нило, наконец, все понял. Его охватил гнев и отчаяние. Присев на колени, он схватил Кимми за плечи, сжал до боли, и прошипел: – Ты хоть понимаешь, что ее могут повесить без суда!? С такими как мы не считаются! Ты дрянная, избалованная, девчонка… Он отпихнул ее в сторону, схватился за голову, и как только мог сдерживал порыв злости. – Эгоистичная идиотка… Что мне делать? Как мне доказать… Точно! – Нило вскочил на ноги, он больше не видел Кимми, его волновал лишь дневник. Он быстро осмотрел комнату, нашел дневник, затолкал его под рубашку и бросился на балкон. Прыжок вниз отдавался гулкой болью в ногах, цветы немного смягчили приземление. Каробинеры лениво зевали сидя на ступенях лестницы, ожидая команды. Прыжок Нило остался незамеченным.

На заднем дворе еще не знали о произошедшем. Работники медленно стягивались из своих домиков и привычно приступали к работе. Никто не обращал внимания на Нило, а конюхи, и вовсе, были ему рады, даже когда он попросил быстро запрячь тяжеловозов. Объясняя спешку тем, что проспал и не успел подготовиться к отъезду.

С помощью троих мужчин, Нило быстро очутился на козлах и направил лошадей к воротам. Он боялся оглядываться, чтобы не привлекать внимания, и собрав все свое самообладание, не подавал виду, что безумно спешит. На воротах его встретил садовый работник, который тоже не был в курсе переполоха в доме, его заботили лишь саженцы гортензии, которые он подготовил с прошлого вечера для посадки. Нило вежливо попросил садовника передать хозяину, что приведет шерифа. На что тот, недоумевая, кивнул и пошел в сторону дома. Едва четверка оказалась за пределами поместья, Нило свистом и щелками вожжей поднял коней вгалоп – пришло время отплатить долг.

Весть о том, что Нило ускользнул и отправился за шерифом – охладила пыл Оливера. Он всерьез задумался, не блефуют ли гости. Ведь все говорит о виновности цыганки, – «Этот юнец наивен. Или все же…».

Оливер усадил Рокайо и Дункана в гостиной под присмотром скучающих карабинеров. После чего неспешно отправился поговорить с Кимми. Он застал ее на балконе в слезах. В глаза бросалась розовая ссадина на щеке. Оливера это вывело из себя.

– Что на этот раз??? – Кимми испугалась его крика и расплакалась еще сильнее. Оливер осознал свою ошибку, извинился, и присел в кресло. Когда прекратившие всхлипы позволили девушке говорить, он спросил снова, но уже мягче. – Что с тобой произошло, милая?

Плечи Кимми еще подрагивали, а дыхание прерывалось всхлипыванием, но она не хотела вновь сердить отца, и сдавленно отвечала. – Я подслушивала, и дверь толкнули… Это был Нило, он ругался, говорил, что цыганку повесят… Я не хотела этого… – она снова заплакала. – И он схватил дневник, где я все писала, потом поехал куда-то…

– К шерифу, – озадачено добавил Оливер. – Не переживай, она получит по заслугам, этому отребью прямая дорога на эшафот.

– Нет… Отец, она не… Она не крала у меня…

– Ох, бедное дитя, тебе не стоит винить себя за правосудие. Воров нужно наказывать, не стоит ее жалеть. Кто знает, у кого еще она украла. Ты правильно поступила.

– Нет, отец… Это я… Я подложила чемоданчик ночью.

Оливер поднял глаза на дочь. Он искренне недоумевал. – Что ты сделала?

– Я подложила мамины ожерелья, чтобы она не уезжала, чтобы у нее были проблемы.

– Зачем? Она сделала тебе что-то дурное? – Оливер встревожился.

– Нет… Просто Нило… И она…

Оливер шумно втянул воздух. Он впадал в бешенство.

– Ты снова это делаешь со мной?? Ты снова влюбилась в сына конюха и притащила его в свою постель?? Ты хочешь чтобы все повторилось!? – он схватил чернильницу, что стояла на столике у кресла, и швырнул об стену. По габелену стекала огромная черная клякса, капая на блестящий паркет. Кимми вжалась головой в плечи. Ее лицо побелело и горло сжалось страхом. Девушка не могла издать ни звука, лишь мотала головой из стороны в сторону, отрицая его слова.

– Если я узнаю, что он прикасался к тебе – его похоронят за псарней вместе с цыганкой! – Оливер захлопнул за собой дверь.

Роккайо держала Дункана за руку, так было чуть спокойнее. – Сколько ехать до шерифа?

– Если торопиться – два часа туда, два обратно.

– Он же не загонит лошадей?

– Они в хорошей форме. Тебе бы о нас подумать, – Дункан улыбнулся. – Как нам выпутываться из этого? Что говорит твое предчувствие?

– Молчит. Кажется мы сами по себе. Хотя, было что-то о ревности, когда я засыпала.

– Ревности?

– Да, она что-то говорила о ревности влюбленных…

– Дункан задумался. – Нило был тревожным вчера, может он что-то задумал? Он же не мог нам отомстить?

– Нет! Не смей о нем так думать, – Роккайо расстроили эти слова. – Тут что-то другое. Надо подумать.

– Прости, я просто размышляю в слух, – он помолчал. – Может речь была о другом, о влюбленной, например?

Роккайо вспомнила императрицу, что выпадала в каждом раскладе на Кимми. Карты говорили о противоречии в ее прошлом, сильная любовь к мужчине обернулась проклятьем. Тогда родились ее кошмары. – Может ты прав. В ней столько боли. Как думаешь, что с ней произошло?

– Первая любовь, наверное. Разбитое сердце, все дела.

– Но причем тут мы? К кому ей ревновать…

– Если только – к Нило.

– Но…

– Он точно что-то задумал за нашими спинами и смылся, когда запахло жареным, – Дункана это веселило. Это было в духе Леона, он очень скучал по брату.

– Прекрати, он не трус, и тем более не глуп.

– Всего лишь молод и благороден.

Роккайо задумалась. Если карта императрицы, действительно, принадлежит Кимми, у них осталось мало времени.

Взмыленные кони дышали всей грудью и фыркали вытягивая шеи во время небольшой передышки на легкой рыси. Нило очень переживал за них, но еще больше боялся, что от тряски на большой скорости оторвет колеса.

– Что я наделал…

Был собой.

– И теперь мы все в беде.

Нет. Ты подарил принцессе шанс.

Стеклянный замок счастливой жизни после побега рухнул, и разбился в дребезги. Обессиленное плачем тело Кимми, растянулось на полу комнаты, едва заметно подрагивая на вдохе. Еле слышно доносилось шептание: – Мамочка, помоги мне… Помоги…

4. Император

Беатрис Сомерсет носила ребенка под сердцем. Перед сном ощутив приступ тошноты, женщина решила прогуляться в саду. Время было позднее, сверчки играли свои трели, блики света фонарей мерцали на глади пруда. Воздух был свеж и прохладен, ей стало легче, тошнота отступила. Огибая сад, она направлялась к дому, как вдруг услышала странный стон, доносящийся из небольшой хозяйственной пристройки. Любопытство охватило ее. Тихонько подкравшись, она заметила полосу света и пристроилась к стенке, чтобы разглядеть, что же происходит внутри. С этой секунды ее жизнь обернулась адом. На глиняном полу лежало измученное тело темнокожего юноши. Над ним возвышалась фигура мужчины, его плечи вздымались быстрым дыханием, руки по локоть оголенные, подрагивали от напряжения. Мужчина занес ногу над шеей юноши и мощным ударом направил вниз. Треск костей и непроизвольный крик жертвы впились в память Беатрис словно свет в непроявленную пленку. Отшатнувшись назад, она зацепилась каблуком за подол платья и рухнула на землю. Ее парализовало ужасом. Из пристройки вышел настороженный шумом мужчина. Она четко различила в нем своего мужа – Оливера Сомерсета. – Ты не видела, с какой ненавистью он смотрел на меня, на всю нашу семью!! Если бы я оставил все как есть, он бы напал на нас, на наших детей! – Оливер стоял на коленях в спальне и потянулся руками к животу Беатрис. Та не реагировала, ее взгляд блуждал, сознание находилось где-то далеко. Ей хотелось забыть этот день, забыть лицо ее мужа, забыть себя. Из любящей и жизнерадостной жены и матери, она превратилась в ходячий труп. Ей было безразлично все – маленькая дочь, будущий ребенок, сады, музыка, гости, еда, и, особенно – муж. Она запиралась в комнате, оставляя дочь на нянек и служанок. Ей было невыносимо узнавать в крохотном личике черты лица мужа. Чудовище – так она звала его, если ему удавалось привлечь ее внимание и вырвать из плена забвения. Чаще, она безразлично лежала в комнате, не узнавая ни прислуги, ни семьи. Апатия и отказ от еды на десяток дней плачевно сказались на развитии плода – он замер. Не ощущая больше его сердцебиения и движений, Беатрис улыбалась, и приговаривала: – «Лучше не приходи в этот мир. Он ужасен… …». Оливер тщетно созывал врачей, умолял ее, рыдал и бросался в ноги. Спустя две недели он лишился жены. Кимми была его единственным утешением. Ее благополучие стало смыслом его жизни. Он ревностно охранял ее от жестокости мира. Но сам стал причиной ее угасания. В очередной раз, поддавшись своей животной ярости, он разрушил то, что любил больше всего на свете. Он лишь хотел защитить любимых. Так он оправдывал себя. … Роккайо много думала о значении слов Тьмы. Что ждет девушку, на чью судьбу выпала Императрица – следующая карта договора со Смертью после Жрицы? Карты не лгали, Императрицу уничтожила любовь к мужчине, только цыганка не знала самого важного – эта карта принадлежала не Кимми. Не упокоенный дух матери был тесно связан с Кимми. Прежде оберегающий, он изменился, в ту кошмарную ночь. Напитался болью, обратился гневом и желанием мести. И вот, настал момент, когда дочь окончательно поддалась этой силе. Ее душа пылала болью предательства. Кимми перестала плакать, черты лица исказились насмешливым безумием. Работники плантаций обеспокоено оборачивались в след бредущей девушке в легкой сорочке. Никто не осмелился ее остановить. Она уверенно шла вглубь рядов хлопка и тростника. Оливер освободился от хозяйственных дел и готов был продолжить разбирательство с гостями. Ожидание шерифа усложнило ситуацию. Тот давно присматривается к поместью Сомерсетов. Оливеру было приятно думать, что он безупречно ведет дела, не давая поводов усомниться в репутации дома, но шериф знал о пропажах работников плантаций. Шериф с радостью прижал бы скользких англичан, не приглашая те, всех чиновников на пышные приемы и сезонные охоты. Только имея прямые доказательства или отрытое сопротивление, шериф мог вынести приговор на месте. Сейчас же, придерживая шляпу и подгоняя жеребца шпорами, Шериф спешил попасть на свежий след и завершить начатое расследование. Нило пересел на верховую лошадь с участка и едва успевал следом. Словно приведение, фигура в белой сорочке плавно расхаживала между рядами кустов хлопка, тонкой струйкой разливая керосин. Когда занялось пламя, и работники всего поместья бросились его тушить, Кимми швыряла им под ноги колье с бриллиантами и кольца с изумрудами из того самого мешочка, что достался ей в наследство от матери. – Берите! Берите все и бегите! Будте свободными! Тогда я тоже буду свободна, – кричала она и подбрасывала вверх очередную фамильную ценность. Один из чернокожих парней наклонился к браслету, что упал к его ногам и зарылся в пыли. Стоило ему обрадоваться, как по уху прилетела крепкая затрещина. Зрелый мужчина в растрепанной плетенной шляпе, познавший не одного хозяина, строго приказал бросить браслет обратно. Парень расстроился, но не смел ослушаться. Кимми осталась одна. Ее хрупкий ум ломался на кусочки.

– Почему они не хотят быть свободными? Все, чего я хочу – это быть свободной! Почему… вы не берете эту свободу? Как вы посмели…? – ее ноги заплетались в пыли подсушенных солнцем полей. – Все, о чем я мечтала… – Ей стало дурно, дым окатил волной и забил легкие. В голове вспыхивали галлюцинации, похожие на ночные кошмары, и голос, такой далекий. Требовал свободы. Требовал мести.

Забравшись на голую спину рабочего мерена, она галопом помчалась обратно к поместью. Никто не смел ее останавливать, особенно, когда она нашла в охотничьем домике ружье. Она обогнула сад по идеально белым каменным плиткам. Мерен прихрамывал на переднюю правую ногу, нарушая идеальный ритм цокота копыт. Это словно транс заворожило Кимми, она свесилась вниз, поближе к шее коня и слушала. Под этот неровный цокот, она решила наведаться в конюшни.

– Мистер Сомерсет! Поля горят! – ворвался в дом взволнованный садовник.

– Так бегите тушить !! – взревел Оливер. Он едва не впал в очередное бешенство, но поймал себя на мысли, что до осени еще много времени и вполне можно возместить потери. Стоило ему вернуться я в кабинет, как его вновь потревожили. – Простите, Мистер. Мне очень жаль об этом говорить…

– Что опять?

– Ваша дочь… Она выпустила всех лошадей в этот хаос. Она выглядит нездоровой…

Оливер подавил желание отчитать дворецкого, за такую наглость. – Где она?

– Движется сюда по садовым дорожкам.

– Хорошо, я спущусь.

Кимми болтала босыми ногами подъезжая к парадному входу поместья. Мерен неравномерно цокал по мощеной камнем дороге.

– Что за капризы Кимберли? Ты меня очень горько разочаровываешь! – понизил тон Оливер.

– Я хочу быть свободной, отец! Я хочу быть как они все! – Кимми раскинула руками и обернулась в сторону пожара. Горизонт алел, а небо заволокло дымом. Все работники в суматохе стягивались к пожару. Хватали тяпки и лопаты, чтобы засыпать огонь землей.

Роккайо и Дункан спустились вниз, разузнать, что случилось. Выглядывая в окно, они заметила Кимми, в пыльной сорочке, босую, на голой лошади.

– Ты бредишь, милая!? – терпение Оливера иссякло. – Я позову врача. Снимите ее лошади!! – рявкнул он на дворецкого так, что тот вжал голову в плечи.

– Кажется, мы снова попали в переплет, – тихо сказал Дункан. – Что будем делать?

– Мы должны ей как-то помочь. Но, как?

Когда дворецкий поймал рабочего мерена под уздцы, Кимми пинала его ногой в лицо, не желая спускаться. Схватив ее за ногу, дворецкий запустил роковую цепочку. Роккайо и Дункан наблюдали в окно, как Кимми направила ружье к ногам дворецкого и нажала на курок.

Грохот выстрела раскатился эхом по округе. Мерен, оглушенный, присел на зад, и со стеклянными глазами бросился прочь. За доли секунды Кимми оказалась на мощенной камнем дороге. Бедро и локоть с левой стороны горели, перед глазами все плыло и искрилось. Дворецкий, до смерти напуганный, сидел на земле немного дальше, мерен протащил его за собой как пушинку, даже не заметив. Кимми снова охватили приступы галлюцинаций и кошмаров, что требовали идти дальше – в дом. Голос властный и громкий гудел в голове: «Освободи нас!! Освободи нас…». Требовал сделать то, что не смогла сделать ее мать.

Белая пена выступала на груди жеребца Шерифа. Подъезжая к поместью они замедлились и обсудили обстановку, Нило уточнил, что утром пожара не было.

– Может сам Господь решил покарать их в этот день? Скоро узнаем, – Шериф поудобнее сел в седло и поправил кобуру. – Еще немного, Крепыш, – похлопал он жеребца по шее. Со стороны поместья раздался выстрел. Снова звенькнули шпоры и кони поднялись в галоп.