Женская доля

***

Увидел их у своего дома князь Гагарин и понял – беда пришла. Ответ держать заставят за все горе, что людям простым причинил. Пытался он скрыться через черный ход, да слуги собственные его выдали крестьянам. И им он тоже приелся своими зверствами.

Схватили изверга, притащили обратно на княжеский двор. Судили при всем народе за убийство, за богохульство, за издевательства над людьми.

Вся спесь из Гагарина вмиг вышла, как увидел, какое войско народное против него сестры подняли. Валялся в ногах он у Насти с Дуней, просил пощады:

– Деньги дам, землю отдам! Отпустите!

Но сестры были непреклонны. Не простить того, что с их семьей душегуб сделал. Лишил родителей, мужа, самих измучил издевательствами. Вместе совершили крестьяне праведный суд. Того, кто их за скотину считал, собственными руками покарали.

***

Воевода Грозин представил дело так, будто бунт против богохульника пресек. Никого не наказали за восстание и смерть Гагарина.

После и царская грамота в ответ на жалобу пришла, князя признать виновным, после смерти его имя предать анафеме, а пострадавшим крестьянам раздать наделы от княжеских земель, чтобы покрыть их страдания.

Настя и Дуняша прожили долгие жизни после тех страшных дней. Настя родила сына здорового, нарекла Макаром – в честь отца. Дуню, как подросла, замуж выдали за доброго парня.

Получили сестры тоже землю под хозяйство и посевы из княжеских владений. Настя сыну, когда те поля распахивали и сеяли, всегда наказывала:

– Эта земля кровью отца твоего полита. Береги ее, помни, за что она нам досталась.

А имя князя Гагарина стало в народе проклятым. За дьявола он прослыл в тех деревнях, который и после смерти мается, за слезы невинных людей свои муки вечные терпит.

Матушка Евдокия в монастыре молитвы за невинно пострадавших от злобного нрава Гагарина читала, а Настю благословляла:

– Показала ты себе и другим, что есть в людях правда. Любовь и надежда любого злодея одолеет.

На том и закончилась история сестер из Калинино. Но осталась она в народной молве. Вспоминали о них еще много лет и рассказывали друг другу, как не сломались они под ударами судьбы, а подняли целое войско против своего мучителя. Наказали изверга и остались в памяти людей героинями на долгие века.

Греховодница – 1

– Прошу тебя, отпусти! – голос Марьи едва было слышно.

Совсем ослабела за три месяца сидения в подполе. Одна тень от нее осталась. Только живот все рос и рос, несмотря на то, что Прасковья давала падчерице лишь кусок черствого хлеба.

Девушка, бледная, почти ослепшая в вечной темноте земляной ямы, заплакала тонко, беззащитно. Взмолилась перед мачехой:

– Отпусти. Все сделаю, что велишь. Скажи, что хочешь, почто мучаешь? Ведь заживо уморишь и меня, и ребеночка.

Прасковья лишь скривилась, брезгливо стряхнула с себя слабые пальцы.

– Завыла. О чем думала, когда блудила со своим Егоркой? С ним миловалась? С пузом ходила, от меня позор прятала. Думала, я не догадаюсь? Прикрыть грех хотела?

***

Марья сжалась в углу, стыдливо накрыла тугой живот руками. Лицо ее осунулось, глаза ввалились, но она не отвечала мачехе. А та в ярости стукнула кулаком по деревянной лестнице.

– Чего молчишь, как немая? Сразу язык проглотила!

Крепкие, крестьянские пальцы вцепились в растрепанную косу:

– А ну, кайся, проси прощения, греховодница.

Несчастная только закусила губу. Но молчала – упрямица! Прасковья со злостью выкрикнула:

– Что думаешь, Егорка твой придет? Все ждешь! Да забыл он о тебе уже, больно нужна ему такая уродина, как ты. Погулял да забыл!

Сердито заскрипели ступеньки под крепкой крестьянской фигурой Прасковьи, грохнула крышка подполья. Мачеха поднялась наверх, а несчастная Марья снова осталась в сырости и темноте. Одна… Вот уже много дней одна, без надежды на спасение. Так много, что она сбилась со счета.

И что делать дальше, не знала… Как выбраться из жуткого плена, куда заперла ее мачеха?

***

Да и не знала уже, а надо ли требовать, кричать, просить о помощи? Может, приберет ее бог, так тому и быть… Справедливое наказание за сотворенный блуд и незаконное дитя, как говорит Прасковья.

Так бы легла, да и не шевелилась больше… Сил нет выносить муки голода, дрожать в стылом земляном мешке. Если бы не ребенок! Она его уже чувствовала, он крутился, толкал ее изнутри каждый день. Будто умолял: не надо, не губи меня, не сдавайся. Я так хочу жить, мама.

Вот и сейчас, как будто перышком изнутри провели, живой, протянул ручку или ножку.

Марья покрутила головой, стряхивая туман обморока. Поднялась на дрожащих от слабости ногах и принялась ощупывать ледяные стены подпола. Нет, надо найти отсюда выход. Хоть какую-то лазейку, через которую можно выбраться наружу.

А у самой текли ручьем слезы из глаз. Ведь всего несколько месяцев назад судьба у нее совсем другая была! И любовь в душе, и достаток в доме. Казалось тогда, что конца-краю не будет простому девичьему счастью!

***

Все началось летом, когда на деревенские гуляния приехали на трех телегах парни из соседнего села. И среди них был Егор… С первого взгляда на парня забилось у Марьи сердце, как птичка. Ах, какой красавец! Косая сажень в плечах, глаза голубые, будто васильки в поле. И он тоже на нее все смотрел и смотрел весь вечер.

Перед отъездом подошел, поклонился в пояс девушке:

– Скажи, как звать тебя, красавица? Кто твои родители?

Марья потупилась, оробела. Подруги вокруг принялись насмешничать на все лады.

– А тебе почто? Как приехал, так и уедешь.

– Ишь какой пострел! Самую завидную невесту на селе высмотрел.

Егор в ответ нахмурился:

– Перестаньте! Свататься я хочу, приглянулась она мне. Хоть есть приданое, хоть нет, мне все равно. Главное, я увидел, какая она внутри чистая и хорошая.

Зашептал ему на ухо побратим:

– Брось, Егора, не отдадут ее за тебя. Худо вы живете, небогато. А Марья хоть сирота, да тятя после себя хозяйство крепкое оставили и избу-пятистенку. Мачеха ее жениха ищет зажиточного, под стать.

Да только Егору все слова и насмешки были нипочем, так в душу запала девушка. Решил он все равно попытать своего счастья. Поклонился Марье, тихонько спросил:

– Посватаюсь, пойдешь за меня?

А она кивнула в ответ.

***

Самой же от радости плясать хотелось, петь! Невестой она станет этому красивому и хорошему парню, женой! Будут жить ладно! До чего же судьба у нее счастливая. Да только вперед радости горе прибежало в жизнь Марьи.

Уже на следующий день прибыли сваты на двор. Гостей встретила Прасковья, ее мачеха. И не пирогами, не хлебом-солью, как положено, а… бранью. И даже в дом не пустила.

Уперла руки в боки:

– Чего явились? Нечего здесь делать. Марью за босяка не отдам.

Напрасно уговаривал ее Егор, ломал перед упрямой крестьянкой шапку в руках:

– Я ведь умелый, всякое дело в руках ладится. Что вам еще нужно?

Но Прасковья только хмурилась:

– Бобыль ты безземельный, при дядьке живешь. Вот и живи дальше, а сюда носа не показывай. Усмотрел богатую невесту на свой пустой карман!

Захлопнула дверь перед самым носом жениха, отправила восвояси сватов с позором. Марья в своей светлице слышала все до единого слова. И сердце у нее ныло от жалости и любви к Егору. Хороший он парень. Ну и что, коли бедный? Так тятя добра нажил много – и дом, и хозяйство, и наделов. На десятерых хватит!

А самое главное – он любит ее. Это она видела по его глазам, чувствовала душой.

***

Ах, если бы родители были ее живы! Тятя бы любимую дочку послушал. Матушка бы благословение свое дала. Они жадными до добра не были, как Прасковья.

Вечером, когда мачеха ушла к соседке, Марья выскочила во двор. Как бы весточку передать Егору? Что не она это, а мачеха против их свадьбы! Вдруг придумает он, как уговорить упрямую Прасковью?!

Оказалось, что и Егор ее караулил у ворот. Кинулся со всех ног к своей зазнобе:

– Марьюшка! Я тебя жду. Ведь согласие ты дала, когда про сватов спрашивал. Почему отказала? Мачеха твоя нас со двора погнала. Неужто передумала из-за моей бедности, из-за того, что нет у меня ничего за душой? Так не беда, рукастый я! Работать буду ради тебя с утра до ночи. Со мной нужды не узнаешь, обещаю!

Марья схватила его за руку, повела к сараю, подальше от любопытных соседских глаз. А то мигом мачеха узнает, что она с Егором разговаривала у дома.

Там девушка призналась парню:

– Не я отказала, Егорушка. Прасковья, все она, сватов отправила прочь. Я же тебя… люблю, Егор. Как увидела, так и полюбила всем сердцем. А мачеха против всех женихов, не хочет в дом отцовский чужого пускать.

Они стояли так близко, что Егор не удержался, обнял любимую.

– Я не отступлюсь! Убежим куда-нибудь… в другое село, там и обвенчаемся. Что она нам сделает, когда дело уже будет сделано?

– Боюсь я, Егор… – голова у Марья закружилась, земля ушла из-под ног от шепота парня и его рук, что гладили ее волосы и плечи. – Свадьба-самокрутка не по-христиански. Что люди скажут…

Но страх перед всеми бедами отступил, когда Егор поцеловал ее! Вот оно счастье девичье!

***

Долго еще шептали они друг другу слова любви, мечтали о свадьбе. И до того сладко им было вдвоем, что случилось то, что и должно случиться между любящими людьми.

Согрешили…

Правда, тогда Марья и не поняла, что они наделали. Перед тем как отправиться домой, Егор пообещал:

– Моей будешь женой, никто меня не остановит! На заработки поеду, а осенью вернусь. Перед подарками Прасковья не устоит, согласится на наше венчание!

Вот только обещания своего исполнить не смог…

***

Через два месяца Марья поняла, что носит ребенка. Хотела рассказать Егору, послать весточку, но не придумала как. Мачеха же косилась на падчерицу, что по утрам воротила нос от еды и наливалась на глазах.

В конце лета случилась беда: Прасковья прокралась в баню, когда только стянула с себя сарафан Марья. Увидела ее округлую фигуру и схватилась за розги!

Греховодница – 2

– Ах ты, греховодница! – зло завывала мачеха и секла тяжелой рукой перепуганную девицу. – Нагуляла себе в подол!

Несчастная в ужасе металась по крошечному предбаннику, удары так и сыпались – по спине, по животу, по голове.

– Не надо! Пустите!

Ее мольбы Прасковья будто не слышала, в ярости визжала, словно ведьма:

– Пузо спрятать от меня удумала? Думала я и не замечу? Кто отец, говори сейчас же! С кем распутничала?

Рвала волосы, лупила всем, что под руку попадалось.

– На мою голову навязалась, блудница! Столько лет тебя терпела, как ты в три горла ешь и пьешь, добро тратишь! Если б не тятька твой, то в монастырь тебя отправила бы давно! Там тебе место, грешница! Там такие, как ты, кто юбки перед парнями задирает, всю жизнь свой грех отмаливают!

***

Марья, ослепшая от боли и слез, наткнулась на горячую печь. Закричала во все горло и кинулась, не разбирая дороги прочь. Лишь бы подальше от лютой мачехи. А та вцепилась в волосы, потащила несчастную в избу. Там раскрыла подпол и толчком отправила ее в вниз.

Каждую ступеньку Марья пересчитала, в кровь расшиблась. От боли и страха в темноте во весь голос рыдала, молила о пощаде всю ночь. Но мачеха будто оглохла, затихла наверху.

Утром приоткрылась узкая щель, туда полетела старая заплесневелая корка. Показалось злое лицо Прасковьи:

– Сиди тихо! Будешь выть, так враз кочергой отхожу.

Падчерица бросилась перед ней на колени.

– Простите, что согрешила! Да не виноватая я, полюбила всем сердцем! Передайте Егору весточку, он тотчас вернется! Он меня не бросит. Ведь сватался он, а вы отказали. Разве же виновата я, что душа моя потянулась к нему. Приедет Егор с заработков, повенчаемся мы, прикроем грех. Еще успеем!

От такой новости чуть не упала Прасковья. Давно она свою падчерицу невзлюбила, еще когда за вдовца замуж пошла. Так и жгло ее от жадности, что часть добра достанется девке. Как же радовалась, когда преставился муж, наконец будет она хозяйкой над всем добром нажитым.

А тут свадьба! И жених, и ребеночек на подходе! Объедят ее, ограбят три нахлебника! Нет, такого она не допустит!

***

Прасковья рявкнула в ответ на мольбу беременной девицы:

– Ишь, удумала она свой грех прикрыть! Заговорила, заплакала. Когда подол задирала, надо было о кресте вспоминать! Какая тебе свадьба! Позор перед всеми! Думаешь, люди дураки, не приметят, что ты гулящая?! Я не позволю, чтоб говорили – смотрите, в доме Прасковьи блудница живет!

И злобно расхохоталась.

– Про Егора своего забудь! Зачем ему жениться на блуднице с брюхом? Да он первый от тебя отвернется, как узнает. Мужики они такие, пока девка юная и чистая, так и ластятся. Как свое получат, так и след простыл. Сиди тут, сколько велю. И о свадьбе не мечтай, грех свой замаливай.

А сама уже задумала, как от надоевшей падчерицы избавиться. Никакой ей свадьбы, никакого семейного счастья!

***

С того дня жизнь Марьи превратилась в сущий ад. Целыми днями она плакала от голода и холода, тряслась в узкой, сырой яме, чтобы была похожа на могилу. И казалось ей, что похоронила ее мачеха заживо.

Только ребеночек, что рос и жил внутри нее, напоминал ей о жизни. Заставлял двигаться, жевать плесневелый хлеб, которым кормила ее мачеха, собирать по капельке воду, что сочилась по мерзлым, земляным стенам.

Прасковья решила неугодную Марью заморить до смерти. Не от голода помрет, так от лихорадки замерзнет в стылом погребе или в родах преставится. Самой убивать девку – грех, господь накажет. А так сама грешница пузатая преставится, так оно вроде и не лиходейство, никакого греха за Прасковьей не будет.

Соседям же рассказывала, что падчерица заболела чахоткой и лежит при смерти.

– Зараза страшная! – пугала она односельчан. – От этой лихоманки даже самые здоровые на тот свет отправляются. Я сама боюсь. А что делать… Родная ведь мне Марьюшка. Я ее с ложки кормлю, отварами пою, ухаживаю как могу, молитвы читаю… а толку мало. Видно, господь ее к себе зовет за грехи какие-то тайные.

***

И вся деревня сочувствовала Прасковье. Вот же горе. То муж прибрался, теперь вот и падчерица.

Объявился в деревне Егор. Приехал с подарками и деньгами к дому Марьи. Но Прасковья его в дом не пустила.

– Нечего тебе здесь делать. Девка при смерти лежит, последние молитвы читает. Не до твоего сватовства ей.

Тот почернел лицом от страшной новости. Взмолился:

– Тетка Прасковья, пустите увидеться с ней! Хоть на минутку… – Егор не мог поверить, что страшная болезнь забирает у него невесту. – Может, увидит меня, так и поправится?

Прасковья приобняла его, прижалась к парню. До чего ж хорош! И далась ему эта Марья! Уж она-то, вдовица, ублажила бы его как следует. Так что вмиг забыл бы про свадьбу и про Марьку глупую.

– До чего же ты, Егор, молод еще. Зачем тебе хворая сдалась, коли здоровая есть? Прогулялись бы с тобой лучше до лесу, полянки бы проверили, где трава мягче. Ты молодой и крепкой… Чего время терять на эту немощь?

Парень лишь помрачнел еще сильнее, но отдал все-таки подарки Прасковье.

– Марью я люблю! И смерти ее не отдам, так и знайте. Вот, платок и бусы для нее передайте. Скажите, что Егор привез. Обрадуется, и лихоманка отступит, – он вытащил тяжелый кошель, тоже отдал мачехе. – Лекарей зовите со всей волости, пускай лечат любыми микстурами. Я еще заработаю! Сколько скажут, столько и дам.

***

Все подарки сгребла Прасковья! Кинулась в избу и перед зеркальцем обрядилась в невестин платок, развесила по груди бусы. От радости так и светилась, ничего, помается парень, да и сломается! Потом, как помрет Марька, так настанет ее время. Приголубит красавца, пожалеет, а там, глядишь, женится он на ней. Парень рукастый, щедрый, работящий, ух, хороший женишок!

Красовалась Прасковья перед зеркалом и мечтала о сладких ночах с молодым мужем.

А у нее под ногами едва живая от голода падчерица сжимала руками живот, где шевелился ребенок. Ее последняя ценность, которую не забрала мачеха. Эти слабые движения не давали Марье сойти с ума. Они напоминали ей: она все еще жива, а значит, сможет выбраться из этой могилы.

***

– Смотреть страшно на эту Марьку, одни глаза, сама как скелет, кожа да кости. Сидит в лохмотьях, кожа в язвах, грязная, волосья дыбом. А пузо на лбу! Вот упрямец, только о ней и думает! Сдалась ему эта девка! – плевалась Прасковья.

Все потому, что смотрела через щель, как снова Егор стоит у ворот. Каждый день он приходил к дому невесты. Стоял и с неугасающей надеждой ждал, не покажется ли вдруг Марья, не передаст ли ему весточку.

Прочь мачеха не гнала парня. Наоборот, наряжалась и выходила к нему, будто со двора за водой пошла.

– Все, Егор, маешься? Не жилец Марья. Ох, совсем иссохла девка, зеленая да худая. Зачем тебе такая невеста немощная? Такому парню, как ты, нужна баба-огонь. Вот как я. Заглянул бы, уж я тебя бы утешила, позабыл бы сразу эту нежилицу.

***

Становился Егор черный лицом и уходил. А утром снова стоял у ворот и ждал вестей о любимой.

Его верность к несватанной невесте выводила из себя Прасковью. Она кидалась к погребу злая, как бешеная волчица. Набрасывалась с кулаками на несчастную падчерицу и орала проклятия:

– Что, блудница поганая, еще живая? Никак не издохнешь! Сразу бы околела, так тогда бы мне проще было. В скотную яму скинула бы тебя вместе с твоим отродьем, да и дело с концом! Соседям я сказала, что ты сбежала с полюбовником. Пусть знают, какая ты гулящая, без венца ноги раздвигаешь! Вся деревня знает про то, что ты потаскуха. От твоего имени люди плюются!