Сила прощения. Как оставить обиды в прошлом, исцелиться от гнева и жить в мире с собой и другими

Миша Черри

Сила прощения. Как оставить обиды в прошлом, исцелиться от гнева и жить в мире с собой и другими

Посвящается памяти Чарльза Миллза.

Блестящий разум, прекрасный наставник и самый веселый философ – я всегда буду скучать по тебе (и по твоим конспектам)!

Серия «Простая психология. Книги, которые помогут понять себя»

Myisha Cherry

Failures of Forgiveness: What We Get Wrong and How to Do Better

Copyright © 2023 by Myisha Cherry. All rights reserved.

Перевод с английского Т. О. Новиковой

© Новикова Т. О., перевод на русский язык, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Прощение и магическое мышление

17 июня 2015 года белый супрематист Дилан Руф совершил нечто такое, что многие назвали бы непростительным преступлением. Во время библейских чтений в африканской методистской епископальной церкви Эмануэль в Чарльстоне, Южная Каролина, он убил девять чернокожих прихожан. Преступление и последующее судебное разбирательство поразили нацию не только из-за ужасной природы преступления, но еще и из-за реакции некоторых родственников убитых на этого человека. Они простили его!

Когда Руф впервые появился в суде, дочь семидесятилетней жертвы Этель Ланс, Надин Коллиер, сказала: «Вы забрали у меня нечто драгоценное. Я никогда больше не смогу с ней поговорить, не смогу обнять ее. Но я прощаю вас. Да смилостивится Господь над вашей душой». Муж убитой Майры Томпсон, Энтони Томпсон, простил Руфа и призвал его покаяться и исповедоваться. Сестра преподобной ДеПейн Миддлтон-Доктор, Бетани Миддлтон-Браун, признала свои чувства в суде, но сказала, что сестра всегда ставила любовь выше ненависти: «Она учила меня, что все мы – члены одной семьи, основанной на любви. У нас нет места для ненависти, поэтому мы должны прощать». Бетани простила Руфа, и Фелиция Сандерс, мать Тайванзы Сандерс, тоже. В 2017 году на вынесении приговора Бетани сказала Руфу: «Я хотела вас ненавидеть, но вера мне не позволяет. Я хотела злиться и ненавидеть, но мое отношение к жизни делает это невозможным».

Несмотря на то что этот человек убил членов их семей, причем в священном и безопасном месте, где его доброжелательно приняли, осиротевшие нашли в себе силы для прощения. Многие из тех, кто присутствовал на процессе, и представить не могли, что такое возможно. Так же как и многие из нас никогда бы не подумали, что тоже способны на подобное. Мы часто не можем простить людей за гораздо менее серьезные проступки. Даже самые добрые и благочестивые слушатели поняли бы, если бы родственники не простили убийцу. Но им удалось преодолеть свою ненависть и публично простить этого человека.

В западной культуре давно господствуют обида и месть, и эти люди заслуживают искреннего восхищения за свое удивительное поведение. Возможно, им есть чему нас научить относительно прощения. Многие газеты по всей стране, публикуя материалы о судебном процессе, вышли под заголовками «Ненависть не пройдет», «Как «Эмануэль» раскрывает силу прощения».

После событий в церкви Эмануэль меня охватили горе, печаль и гнев. Прочитав о реакции родственников, я ощутила беспокойство. О прощении писали как о чем-то магическом – волшебные слова, которые, будучи произнесенными, мгновенно залечат раны и избавят наше общество от расизма. Но почти никто не писал о том, как родственники сумели простить и не сойти с этого пути. Кроме того, хотя в ходе процесса мы стали свидетелями потрясающих актов прощения, не все родственники и присутствовавшие в зале были готовы простить. Кто же эти люди? Почему они решили не прощать убийцу? Не стоит ли нам услышать и их истории тоже? Меня беспокоил простой факт: журналисты использовали термин «прощение», не думая о его смысле. О том, что это слово на самом деле означает. О том, что требуется для прощения и какова роль членов общества в воплощении прощения в реальность. А еще меня встревожило то, что совершенно посторонние люди использовали прощение Надин и Энтони, чтобы заставить прощать других людей. Если родственники убитых в Чарльстоне смогли простить Руфа, то ты уж точно должен простить меня!

Мне кажется, что, хотя этот пример многих вдохновил на прощение, немногие оказались готовы к отказу от ненависти и насилия. Мы восхваляем и «рекламируем» прощение, но воспринимаем его как должное. Проблема узости определения еще более усиливается в популярной культуре. Это сродни концовкам некоторых голливудских фильмов: желаемые результаты достигнуты, добро победило зло, все испытывают позитивные эмоции. Мы и прощение воспринимаем как приятный акт, сулящий счастливую развязку для всех участников. Прощение – это то, что помогает нам вместе уезжать в закат – навсегда!

Все мы когда-либо или прощали, или были прощены. И многие считают, что прощение имеет определенную моральную ценность, даже если представление об этой ценности у нас различно. Мы привыкли думать, что знаем (естественным образом), что такое прощение и как им пользоваться. Вот почему, когда я впервые с кем-то встречаюсь и говорю, что пишу о прощении, собеседники сразу же уверенно высказывают свое мнение. Прощение – это центральное и доминирующее действие в нашем социальном мире, разве можно его не понимать? В социальных сетях постоянно мелькают цитаты о психологических преимуществах прощения. Бизнес пропагандирует прощение как профессиональную ценность. Все журналисты в один голос восхваляли жертв и родственников за прощение самых, казалось бы, недостойных кандидатов. Мы часто просим и ждем прощения от родных и друзей – нам кажется, что прощение способно (ну, по крайней мере, в какой-то степени) решить межличностные проблемы.

После трагедии в Чарльстоне силу прощения сразу же стали преувеличивать. Да, прощение – акт сильный. Но не магический. Прощение не способно действовать самостоятельно или в мгновение ока изменить положение дел. И, как любую другую силу, прощение можно использовать неправильно, причиняя больше вреда, чем пользы. Наблюдая за средствами массовой информации, я поняла, что нужно демистифицировать прощение – разъяснить его сильные и слабые стороны, научить людей наилучшим образом дарить, отказывать и пропагандировать прощение. Чтобы найти ответы на эти вопросы, я решила написать эту книгу.

Мы считаем, что прощение – это «забвение» негативных чувств. Оно направлено на примирение и необходимо для построения лучшего будущего. Оно делает человека зрелым и избавляет от жестокости. Мы считаем прощение абсолютной добродетелью, а отказ в прощении – пороком. В этой книге я постараюсь убедить вас в ошибочности такого подхода.

Такой узкий взгляд на прощение хорошо мне знаком. Я росла, постоянно слыша «просто отпусти». Это было чем-то вроде религиозного приказа и мудрого совета от священников и старших. В детстве меня учили, что долго злиться «некрасиво». Но я начала замечать, что в том, как о прощении говорят священники, психологи, журналисты, старшие и ровесники, что-то не так. Трагедия в Чарльстоне случилась, когда я училась в выпускном классе. И это стало последней каплей, переполнившей чашу. Я решила целиком сосредоточиться на прощении. И я стала воспринимать прощение совсем не так, как меня учили в детстве и в средствах массовой информации. Из трудов британского философа XVIII века Джозефа Батлера я узнала, что мы можем прощать – и продолжать злиться. Современные философы-феминистки Кэтрин Норлок и Элис Маклахлан писали, что прощение не требует жестких условий. Другие же, как Чарльз Гризуолд, учили, что прощение не может быть хорошим или плохим. Я обнаружила единомышленников – тех, кто, как и я, не удовлетворялся доминирующим представлением о прощении. И теперь я провозглашаю себя философом, «общественным защитником» гнева, с гордостью не желающим прощать. Я считаю, что настало время поднять занавес, чтобы мы увидели прощение в новом свете. В широком смысле прощение не является чем-то строго конкретным, направленным на одну цель и не имеющим ограничений. Думается, что такой новый подход к прощению идет вразрез с тем, как мы часто представляем себе это, и еще с тем, как нужно справляться с обидами. Но, честно говоря, узкий подход никому ничего хорошего не принес. Я надеюсь показать, что подход широкий куда более полезен.

Я расскажу, как такое широкое понимание прощения поможет лучше просить и принимать прощение, а также прощать и отказывать в прощении. Я покажу, как такие улучшения помогают восстанавливать отношения, укреплять общество и менять жизнь к лучшему. Я научу вас стремиться к радикальному восстановлению. Радикальное восстановление разбирается в корнях проблемы, подталкивает к переменам и требует, чтобы все – не только жертва – исправляли ситуацию. Участники радикального восстановления понимают, что некоторые вещи не всегда удается восстановить, но пробовать все равно стоит. Я также покажу, как узкий взгляд на прощение может оказать негативное влияние на все социальные роли и серьезно осложнить радикальное восстановление. Но даже когда мы начинаем воспринимать прощение в более широком смысле, возможность злоупотребления этой «силой» все еще сохраняется. Узкий взгляд и склонность к такому злоупотреблению показывают, почему нам так важно учиться. Учиться воспринимать прощение иначе.

В этой книге я научу вас не только лучше понимать прощение, но еще и покажу, как можно пользоваться этим инструментом наилучшим образом. Я научу вас замечать собственные негативные действия и понимать все ограничения прощения. А еще я объясню, как и почему мы должны изменить свою реакцию на обиду.

Все мы идем сложными путями отношений, эмоций, конфликтов, трудных разговоров и солидарности. Многие из нас стали жертвами тех, кто клялся никогда не причинять нам боли. Мы становились свидетелями обид со стороны других людей и сами их обижали. Эта книга обращена ко всем, кто готов признать последствия неправильного поступка и готов восстанавливать наш мир. Эта книга о жертвах. Но она же и об обидчиках, родных, друзьях, священниках, психологах и журналистах.

Я приглашу вас в залы судебных заседаний и комиссий, чтобы вы поняли, почему нельзя понимать прощение узко. Я погружусь в нашу личную жизнь, чтобы проанализировать философские и социальные факторы, влияющие на неразумные ожидания от прощения, в том числе и на представление о том, кто, когда и почему должен прощать.

Я покажу вам барьеры, которые возводит в семейной жизни отказ в прощении. Мы поговорим, должны ли мы всегда прощать членов семьи. Совместим ли отказ в прощении с любовью? И почему мрачная тень обиды делает личные попытки восстановления отношений трудными, а то и невозможными?

Я приглашу вас на работу, чтобы обсудить адекватность прощения в профессиональном контексте. Я приглашу вас на пресс-конференции по проблеме полицейского насилия, чтобы поговорить о том, что публичное требование прощения ведет к обесцениванию жертв, которых буквально вынуждают немедленно прощать обидчиков. Мы обсудим нашу привычку критиковать и тех, кто прощает, и тех, кто отказывается прощать.

В этой книге я буду на личном и интеллектуальном уровне бороться с прощением. Признаюсь, я все еще борюсь. Я знаю, что я не одинока. Надеюсь, мои открытия будут полезны и вам, на вашем собственном пути. Я верю, что моя книга поможет вам лучше понять собственные отношения с прощением: когда вы готовы прощать или просить прощения и почему. И вы сможете пользоваться этим инструментом более мудро – для радикального восстановления.

1. Чего ждать, ожидая прощения

Это было в январе 2006 года. А мне кажется, что только вчера. Мой отчим вернулся домой и нашел мою маму, которой было 54 года, без сознания. Он сразу же повез ее в больницу. Они жили в Делавэре, я в Мэриленде, а моя старшая сестра в Миссисипи. Мы, ее единственные дети, немедленно поспешили к ней. Поначалу нам казалось, что мама идет на поправку. Мама пережила несколько операций, находилась на диализе и могла лишь тихо беседовать с нами. Я как сейчас вижу, как она смеется над шуткой старшей дочери, а мы сидим рядом с ее больничной кроватью.

Но прогресс оказался лишь кажущимся. К сентябрю мама оказалась в хосписе. Я не представляла, что это такое, поэтому продолжала питать надежды, хотя сестра велела мне захватить с собой в эту поездку костюм. Ту ночь я провела вместе с ней: заснула, глядя церемонию вручения премий MTV, а проснулась рядом с ее холодным телом. Мама ушла. Я была потрясена, но все же как-то сумела дрожащими руками набрать номер сестры и сообщить ей печальное известие. Хотя за долгие месяцы и годы я научилась скрывать и подавлять горе, но в этот момент мне было очень тяжело. Ощущение утраты еще более усилилось тем, что мы с сестрой вскоре узнали об отчиме.

В последние месяцы жизни мамы отчим совершил немыслимый поступок. Пока мама лежала на больничной кровати, борясь за жизнь, он привел в их дом другую женщину. И это был не случайный секс. Она поселилась вместе с ним. Мы с сестрой были в ярости. Как он мог проявить такое неуважение к нашей матери и нашей семье?! Как он мог предать ее в тот момент, когда она нуждалась в нем сильнее всего? Как он мог любить другую женщину, когда маме была нужна каждая крупица его любви?

В день маминых похорон отчим тихо подошел ко мне и попросил прощения. Я отказала. Я сказала, что эти проблемы ему придется решать с моей умершей мамой и со своим Богом. Больше я с ним не разговаривала. А вот сестра долгие годы с ним общалась.

Недавно я получила несколько сообщений от родственников. Они писали, что отчим просит мой телефон, и спрашивали, можно ли дать ему номер. От этих сообщений кровь во мне вскипела. Я думала, что мой гнев прошел давным-давно, но оказалось, что это не так. Я отказалась давать свой телефон, и сестра осудила меня за нежелание поговорить с ним – ведь прошло уже более десяти лет.

– Ты знаешь, что должна простить, – сказала она.

Мне кажется, что многие родственники согласились бы с ней. Она сумела избавиться от гнева и наладить отношения с отчимом. Я же продолжала на него злиться и не желала общаться.

Как ни странно, но я считаю, что я простила его. Конечно, не так, как моя сестра. Именно поэтому ей так трудно понять мое прощение – ведь ее представление о прощении весьма традиционно, хотя и очень ограниченно. Для многих простить значит примириться и избавиться от гнева. Все, выходящее за рамки этой парадигмы, прощением не считается. И так думает не только моя сестра. Такое представление о прощении доминирует в нашем обществе. Если вы спросите, что значит «простить», многие скажут: «Избавиться от гнева и негативного отношения». Для того чтобы понимать прощение глубже, необходимо знать, как широко распространен ограниченный подход к нему в нашем обществе. Я твердо уверена, что вы сможете избавиться от этого ограниченного взгляда и заменить его новым, который поможет расширить и улучшить ожидания от прощения и друг от друга.

Узкое представление

Чтобы понять то, что я называю «узким представлением» о прощении, вспомните, как Девон Франклин, голливудский продюсер таких фильмов, как «Стремление к счастью», рассказывает, как он простил своего отца1. Отец Франклина умер рано: он вел нездоровый образ жизни и был настоящим алкоголиком. Смерть отца опустошила Франклина и наполнила его душу гневом. Вскоре он стал направлять свой гнев на других людей. Он вспоминает: чтобы простить отца, ему пришлось избавиться от гнева. Франклин признается:

– Это было нелегко, потому что порой гнев успокаивает, избавляет от подавленности и горечи, порожденных непрощением.

Поняв, что может произойти, если он не простит, Франклин вспоминает:

– Когда я коплю обиду, то именно мне приходится нести на своих плечах ее груз2.

Мы видим тесную связь прощения и сочувствия в действиях папы римского Иоанна Павла II. В 1981 году в него стреляли на площади Святого Петра, и он простил своего неудавшегося убийцу, не пожелав относиться к нему с презрением. Того человека осудили на пожизненное заключение. Впоследствии папа Иоанн Павел II посетил заключенного, утешил и сказал, что «искренне простил» его3. В 2000 году террориста помиловали – по просьбе папы.

Точно так же Мартин Лютер Кинг простил Изолу Карри. Эта 42-летняя женщина в 1958 году ударила его ножом. Лезвие почти пересекло аорту. Врачи полагали, что, если Кинг хоть раз чихнет, смерть неминуема. Кинг не отнесся к той женщине с презрением и злобой. Он ответил добротой и щедростью:

– Я не испытываю дурных чувств к миссис Изоле Карри и знаю, что люди сделают все, что в их силах, чтобы она получила помощь, необходимую ей, чтобы стать свободным и конструктивным членом общества4.

Сходное отношение к прощению и ненависти мы часто видим в реакции родственников жертв насильственных преступлений. Когда в 80-е годы серийного убийцу из Грин-Ривер наконец-то поймали и осудили за убийство 49 женщин, родственники жертв получили возможность выступить в суде. Отец 16-летней жертвы Линды Рул зачитал заявление, в котором изложил свое представление о прощении как об отказе от ненависти.

– Мистер Риджуэй, – сказал Роберт Рул, – здесь собрались люди, которые вас ненавидят. Я не являюсь одним из них. Я прощаю вас за то, что вы сделали. Вы прощены, сэр.

Как и для Бетани Миддлтон-Браун, сестры одной из жертв Дилана Руфа, прощение для него означало отказ от ненависти к преступнику.

Хотя эти истории во многом отличаются, они указывают на сходное и распространенное представление о прощении. Эти примеры вдохновляют, потому что жертвы ответили на зло любовью. В таком представлении прощение – это вопрос эмоций и отношений. Простить – значит избавиться от негативных эмоций, таких как гнев и ненависть, и заменить их более позитивными, сочувствием и любовью. Прощение драгоценно, потому что эмоции влияют на наше поведение. Позитивный настрой заставляет отказаться от требования возмещения и перейти к сочувственным и примирительным действиям.

В результате многие считают, что прощение всегда связано с такими эмоциями, отношениями и действиями. Мы рассчитываем, что тот, кто прощает, избавляется от гнева. А если этого не происходит, значит, он не простил. Мы ожидаем, что простивший будет испытывать сочувствие к своему обидчику. А если нет, значит, он простил неискренне. (И мы ожидаем, что простившая падчерица примирится с отчимом. А если этого не произошло, значит, она не «отпустила» свой гнев.)

Такое представление о прощении весьма популярно у философов, которые часто утверждают, что прощение требует отказа от негативного отношения, хотя и расходятся во мнении, от какого именно отношения нужно отказаться. Чаще всего требуется отказ от гнева, презрения и ненависти. Уверена, многие из вас испытывали хотя бы одно из таких чувств.

Прощение Бетани Миддлтон-Браун и Девона Франклина совпадает с самым распространенным вариантом узкого представления о прощении: отказ от гнева. Философы, придерживающиеся такого мнения (назовем их искоренителями гнева), считают, что прощение – это отказ от мстительных чувств, гнева и обиды. Прощение – это то, какие чувства я испытываю к тебе, а не то, как я обращаюсь с тобой. Когда человек обижает нас, он показывает, что мы не важны. Обида – это реакция, которая обозначает, что мы не готовы мириться с таким отношением5. Чтобы простить, в понимании искоренителей гнева, нужно преодолеть обиду и более не испытывать подобных чувств по отношению к обидчику.

Когда жертва преодолевает обиду, это не означает, что она признает, что она не важна. Не означает это и то, что подобный сигнал ее более не огорчает. Это всего лишь означает, что жертва не испытывает гнева по отношению к обидчику, не живет прошлым и не считает необходимым причинять ему боль. Некоторые искоренители гнева считают (хотя не требуют и не считают возможным абсолютно всегда), что жертва может преодолеть обиду, когда обидчик даст ей моральный повод сделать это. Таким поводом может стать признание обиды и отказ от сигнала, посланного негативным поступком.

Другие философы (назовем их модераторами гнева) считают, что гневом нужно управлять, а не отказываться от него через прощение. Для модераторов гнева прощение – это отказ от подчинения гневу. Можно представить, каково это – полностью подчиниться гневу. Это значит испытывать гнев так часто, что он начинает мешать важным действиям, постоянно думать о своей обиде, проецировать негативные чувства на других людей или совершать мстительные и саморазрушительные поступки. Почему же не избавиться от гнева полностью? Модераторы гнева считают, что определенный гнев (тот, что выражает ненависть к пороку и любовь к добродетели) играет важную, позитивную роль в жизни человека. Это способ выражения уважения к себе и противодействия обиде и подавлению. Гнев мотивирует нас на социальные перемены. Порочный, несдерживаемый гнев порождает жажду мести, но гнев добродетельный не таков. Если мы и должны что-то отпустить через прощение, так это несдерживаемый гнев.

Есть и такие философы, которые считают, что мы должны избавиться не только от гнева, но и от презрения, как это сделали Мартин Лютер Кинг и папа Иоанн Павел II. Назовем их искоренителями презрения. Они считают, что, если жертва отказалась от обиды, но все еще испытывает презрение к обидчику, прощение нельзя считать полным. Обида – это всего лишь отношение к обидчику. Презрение же, по словам одного современного философа, это «пренебрежительное и оскорбительное отношение, выражающее неуважение к объекту»6. Презирая человека, мы считаем его хуже себя и не признаем его человеческой ценности. Обида – это не единственная эмоция, которую нужно преодолеть через прощение. Напротив, презрение и обида отдаляют нас друг от друга. Вот почему, как считают искоренители презрения, чтобы простить, нужно преодолеть и презрение, и обиду.

Последняя группа искоренителей следует примеру Бетани Миддлтон-Браун и Роберта Рула. Они считают, что прощение требует полного отказа от ненависти. Для искоренителей ненависти прощение – это отказ от обиды и ненависти7. Они считают, что жертва, прощая, не отказывается от своего мнения. Она просто его пересматривает. Прощение происходит, когда жертва решает увидеть обидчика в новом свете. Джин Хэмптон в книге «Прощение и милосердие» пишет, что прощение происходит, когда жертва решает «смыть… аморальные… черты характера при оценке обидчика… и начинает видеть [обидчика] все еще достойным, а не абсолютно испорченным человеком»8. Отказ от ненависти прокладывает путь к трансформации отношений.

Согласно манифесту Руфа, он испытывал презрение к чернокожим и рассчитывал, что его поступок вызовет расовую войну. Хотя он считал чернокожих неполноценными, родственники жертв не испытывали к нему аналогичных чувств. В суде звучали слова «покаяние», «я молюсь за вашу душу», «пусть Господь смилостивится над вами». Так, некоторые жертвы были готовы отказаться от ненависти и считали подобное отношение необходимым условием прощения.

Пока что мы видим, что философские определения прощения включают в себя избавление от негативных эмоций, таких как гнев, ненависть и презрение. Но есть и те, кто утверждает, что прощение – это не только преодоление определенного отношения, но еще и полный отказ от мстительных действий и переход к доброжелательности и приязни. Британский философ XVIII века Джозеф Батлер не так известен, как Сократ или Аристотель, но его мысли о прощении и гневе оказали сильное влияние на общество. В 1726 году он прочел ряд проповедей в лондонской часовне Роллс. И в них он высказал провокационное мнение о прощении. Он заявил, что истинное прощение – это готовность испытывать сострадание, жалость и доброту по отношению к обидчику. Давайте назовем тех, кто разделяет такую точку зрения, распространителями доброжелательства. От чего же человеку можно не отказываться во время прощения? От умеренной формы обиды. (Модераторы гнева позаимствовали свои идеи у Батлера.) То есть человек имеет право на определенную степень обиды, но обиду эту он должен использовать не для мести и злонамеренных действий, но для справедливости. Необходимо поддерживать правильный баланс сочувствия и обиды по отношению к обидчику. Таким образом, через прощение степень обиды ослабевает, и это, по мнению Батлера, не противоречит любви и доброжелательности. Мы можем возлюбить врагов своих, но сохранить обиду на них за негативные действия. А отказывается жертва лишь от права на месть.

Как вы думаете, правы ли эти мыслители? Полагаю, что да. Не будем называть действия Кинга «прощением», если мы так не считаем. И не будем противопоставлять гнев и ненависть прощению, если не разделяем распространенную точку зрения. Но в целом можно согласиться с тем, что прощение связано с преодолением определенных негативных отношений или эмоций.