И шла война четыре года

Надежда Салихова

И шла война четыре года

Рыболовные крючки

Ленька проснулся от свиста и грохота. Опять обстрел! Зябко кутаясь в драную телогрейку, он нащупал на столе спички. Чиркнул, зажёг коптилку. Тусклый огонёк чуть осветил низкий подвальный свод. В этот подвал они с мамкой перебрались ещё летом, как фашисты начали бомбить город. И вовремя – через несколько дней в их дом попала бомба.

Мама ещё спала, слышалось её мерное посапывание. Она так устала, что даже и обстрел её не разбудил. А Леньке было холодно, и очень хотелось есть. Он протянул грязные, худые ладони к маленькому огоньку коптилки, но согреть их не получилось.

Мальчик откинулся на топчан, покрытый тряпьем, и закрыл глаза. Может, получиться сон досмотреть? Ему снилось, как он с батей ранним утром на Волге рыбу ловит. Поплавок дёрнулся и исчез под водой, удилище согнулось. И батин жаркий шёпот: «Подсекай, подсекай, сынок!» Но сон улетучился. Так и не удалось увидеть, что за рыбину он поймал. Большая… Налим, наверное. Сейчас бы ушицы похлебать, горяченькой. Ладно – налим, и от малюсенького ёршика, и то бы не отказался.

Рыбачить Ленька любил. До того, как началась война, дневал и ночевал на Волге. С отцом часто ходили, с приятелями. Как из дома вещи на скорую руку в подвал переносили, он коробку со снастями прихватил. Мать ворчала, всякое барахло, мол, собираешь, тут самое необходимое только берём, а он про свою рыбалку думает! Ленька тогда возразил, что снасти – и есть самая необходимая вещь. Лето настанет, да что лето, весна, как лёд сойдёт, он сразу на реку побежит. Рыбки половить, и наесться-а-а-а, до отвала. Если после всех бомбёжек ещё в реке рыба останется…

Грохот канонады утих. Ленька решил выглянуть на улицу, может, удастся едой кое-какой поживиться.

Едва он выполз из подвала, щурясь от яркого света и белого снега, наткнулся на своего дружка Саньку.

– Здорово! – сказал Санька, и с ходу, – У тебя крючки есть?

– Какие крючки? – с изумлением уставился на него Ленька.

– Как какие – рыболовные, конечно же. Ты ведь у нас знатный рыбак, поэтому я сразу к тебе побежал.

В блиндаже шёл военный совет. Света от масляной лампы, стоявшей на импровизированном столе, сделанном из ящика от снарядов, было недостаточно, лица выглядели размытыми, серыми. Да, впрочем, что там рассматривать – тут думать надо, и думать быстро.

Фашисты закрепились буквально в каждом доме и крепко держали оборону. Без тяжёлой техники выбить их ой, как сложно было, да где ж её, эту технику, взять. Ладно, хоть гранаты ещё пока остались. Вот и хотелось, чтобы каждая достигла цели, не разорвалась впустую.

Командир задумался. Отважны и смелы его бойцы, но их всё меньше и меньше остаётся. Как они, не боясь поймать пулю, подползали вплотную к дому и бросали в окно связку гранат. Туда, где притаился с пулемётом фашистский расчёт.

Много, очень много таким способом удалые бойцы уничтожили фрицев. Но и те, не дураки. Быстро смекнули, что к чему. И все окна металлической сеткой заделали. Вот как теперь прикажешь гранаты кидать?! Ты её в окно, а она отскочит от сетки, да и обратно. Так и Володька погиб, и старшина Родченко…

Вот и думал командир со своими солдатами, как бы так сделать, чтобы гранаты туда, за сетку попадали. И тут молоденький парнишка, рядовой Ложкин, возьми, да предложи:

– Товарищ капитан, а что если к этим гранатам крючки примотать?

– Какие крючки? – не понял капитан.

– Так рыболовные! – Ложкин чуть придвинулся и начал обстоятельно рассказывать, – Несколько крючков на гранату прикрутить, её потом кинешь, она обязательно каким-нибудь крючком, да зацепится за сетку. Ну, не совсем внутрь попадёт, но всё-таки…

Капитан задумчиво потёр подбородок.

– А что, пожалуй, это мысль. Можно попробовать. Только где же крючков столько набрать?

– До войны тут почти все рыбачили. Можно по развалинам домов поискать. Или у пацанов порасспрашивать. Они-то сами тоже рыбку ловили и знают, поди-ка, где крючками разжиться.

– А пацанов где найдёшь?

– Да тут несколько ребят постоянно ошиваются. Голодно, вот они и ищут пропитание. Мы немного подкармливаем.

– Решено, раздобудьте рыболовные крючки и попробуем новое приспособление в действии.

Ложкин, выйдя из блиндажа, почти сразу увидал околачивающегося неподалёку Саньку. Парнишка ковырялся в мусорной яме. Ложкин подозвал его, разъяснил задачу, и Санька тут же умчался.

Через полчаса они уже вдвоём с Ленькой предстали пред нашими солдатами. Ленька держал коробку, в которой гремели заветные крючки. Привязать их к гранатам дело нескольких минут. И вот, первые бойцы пошли испробовать «новейшее» оружие.

Загремели взрывы, попавшие в цель. Они слились с криками ужаса и боли со стороны немцев и с громким «Ура!» наших бойцов.

Такие гранаты, оснащённые «по последнему слову техники», пользовались большим спросом. Ленька, Санька и другие мальчишки сновали по развалинам и подвалам в поисках рыболовных крючков. Оказывается, на войне и маленький рыболовный крючок может сослужить отличную службу. Всё дело в военной смекалке.

Мыло вместо гранаты

– Миша. Мишка!

Ответом на эти призывы была тишина. Через полминуты прозвучало снова, уже громче:

– Мишка! Ну, ты где? Та-а-а-ак… Это как называется? Ты где на себя столько грязи насобирал? Посмотри, на кого ты похож!

Я, стараясь не показывать явного любопытства, повернула голову. Что там за Мишка такой интересный? На самом деле он такой уж грязный или его мама слегка преувеличивает. Из-за кустов сирени, что густо разрослись вокруг моего домика, молодая женщина тащила за руку упирающегося мальчишку лет шести. Я подавила улыбку. Мальчуган, и правда был хорош – коленки густо-зелёные от въевшегося сока травы, мятые шортики и футболка пыльно-серые. И мордашка вся в грязных разводах.

Что поделаешь, мальчишки, они всегда такие. Жизнь у них больно насыщенная, столько исследовательской работы надо провести, тем более на природе. Я поняла, что это были мои соседи по домику. Я заехала вчера с вечера, а они подъехали только сегодня. Так что ближайшие две недели меня ждёт незабываемый отдых. И дело не только в природных красотах, которые окружают нашу базу отдыха, и не в предстоящих мероприятиях. Соседство с этим непоседой предполагает много интересного.

Летние домики, расположенные на территории базы отдыха не были оснащены водопроводом. Умывальники разноцветными теремками располагались неподалёку. В ту сторону мама и тащила упирающегося сына.

– Пойдем, я тебя умою, горюшко моё!

– Не, не хочу…

– Чего ты не хочешь?

– Мыться-а-а-а.

Да, мальчонка явно не был знаком с героем Чуковского Мойдодыром. Вмешаться? Или не моё дело? Но тут я поймала его взгляд и подмигнула. За накатившими слёзками мелькнуло удивление. И я решилась на диалог.

– Почему же ты, дружок, мыться не любишь? Воды холодной боишься?

И хотела уже было направить разговор на тему, что «настоящие мужчины не боятся холодной воды». Но его ответ меня удивил.

– Я не люблю мыться, потому что мыло противное!

– Чем же оно противное?

– Скользкое и щиплется…

– Ага. Значит, ты мыло совсем не любишь?

– Не… – насупился тот. Мама его уже не тянула. Она стояла и поглядывала на нас, с укоризной на него, и с благодарностью в мою сторону. Увидела во мне союзницу.

– А ты знаешь, что мыло можно использовать, как оружие? – тем временем продолжала я.

У мальчишки округлились глаза.

– Вот пойдём, умоемся, я заодно тоже освежусь, а потом я тебе расскажу одну интересную историю. Про войну.

Мишка высвободил руку из маминой ладошки и решительно направился в сторону умывальников. Он шёл, как маршировал, размахивая руками в стороны. Под пыльной и с жёлтыми пятнами от одуванчиков футболкой ходуном ходили острые лопатки. Они мне напомнили крылышки молодого птенца, который только-только учится летать.

Мы с Мишкой умылись. Мне пришлось тоже пользоваться мылом, чтобы для ребёнка был наглядный пример. Я забраковала, его плохо промытые руки и сделала замечание, что он не помыл шею и за ушами.

– Что же ты, дружок, дожил до такого возраста, а умываться не умеешь. Что воды холодной не боишься, хвалю. А вот мылом тоже надо уметь пользоваться. На войне мыло наравне с патронами ценится.

– А пачему? – он так и сказал – пачему, смешно растягивая гласные.

– Ну, пойдём, сядем на скамейку, и я тебе расскажу, как обещала.

Он оглянулся на маму.

– Да-да, маму тоже приглашай.

Вот мы уселись в тени сиреневых кустов, и я начала свой рассказ.

История эта произошла во время Великой Отечественной войны. Случилась вдруг небольшая передышка между боями. Только стихла канонада, и бойцы воспользовались затишьем. Кто прилёг отдохнуть, кто письмо решил написать. А боец Пахомов захотел умыться. Смыть пот, копоть, освежиться, одним словом. Вот ты сейчас умылся, легче стало?

Мишка кивнул.

– Вот. А на войне тем более, вода живительную силу даёт. А мыло – это антибактериальное средство. Знаешь, что такое антибактериальное?

Я думала, что Мишка скажет «нет». Но он солидно заявил:

– Это чтобы все микробы сдохли.

– Миша-а-а-а, – укоризненно протянула его мама.

Он засмущался и пробормотал, что бабушка так говорила. Я улыбнулась и продолжила рассказ.

– Ну, значит, взял Пахомов мыло, полотенце и направился к воронке, что осталась от разрыва снаряда. Он заприметил, что там скопилась дождевая вода. Воронка была старая, в стороне от их местоположения. Чуть пригнувшись, так, на всякий случай от пули шальной, вдруг прилетит нечаянно, Пахомов добежал до этой воронки, спустился. Положил мыло, чуть зашёл в воду, нагнулся и начал с удовольствием плескать на себя воду. И вдруг услышал: «Хенде хох!» Это по-немецки «руки вверх», – пояснила я.

– Услышал он и так и замер наклонившись. И снизу из-под руки разглядывал подошедших немцев. Их было двое. Они направили на него автоматы, стояли и ухмылялись. Столько мыслей пронеслось у Пахомова в голове. Эх, умыться-освежиться захотел. Сейчас возьмут его тёпленьким, эти охотники за «языками».

Мишка испуганно открыл рот.

– Они что, хотели у него язык отрезать?

– Нет, успокоила я малыша, – Это так называется – «взять языка». То есть в плен захватить.

Немцы стоят, даже улыбаются, уверены, что никуда он от них не денется. Пахомов всё так же из-под руки рассматривает их, а сам думает, как бы из этого положения выкрутиться. У него при себе и нет ничего – ни винтовки, ни ножа… И тут его взгляд упал на мыло. А что, если…

И вот он схватил мыло, да как развернётся, поднял руку и как закричит:

– Ложись, сейчас гранату брошу!

Не известно, знали немцы русский язык или нет, но поняли, что не шутит боец. Только они не сообразили, что схватил он всего лишь кусок мыла. Бросились на землю вниз лицом и замерли. И автоматы из рук выпустили. Не теряя ни секунды, подскочил к ним Пахомов, забрал автоматы, потом связал им руки и отвёл к своим. Вот как закончилось его умывание. Сначала он сам чуть в плен не угодил, а потом, можно сказать, голыми руками взял двух «языков». С помощью мыла.

Вот, так-то, Мишутка, на войне и мыло в качестве оружия может сгодиться. Но его, конечно, лучше применять по прямому назначению, то есть чаще руки мыть и умываться.

Мишка сидел серьёзный. Немного помолчал, и рассудительно (в своей манере растягивать слова) ответил:

– Ну, что, понятна, я теперь буду умываться с мылом. Только пусть мне мама вкусное покупает.

Я осторожно заметила:

– Мама тебе, конечно, вкусное мыло купит, но настоящие мужчины всяким мылом умываются, не только вкусным.

– А настоящие – это как тот боец Пахомов?

– Конечно.

– Мама! – повернулся он к матери, – Я теперь буду, как боец Пахомов. Ты слышишь, мама?

– Хорошо, боец Пахомов, – она улыбалась, – Ну, а теперь пойдёмте на обед.

Мишка взял одной рукой маму, а другую протянул мне. И мы втроём направились к столовой.

Серпуховская история

В этот предпраздничный майский день мне посчастливилось выступить в роли бабушки. По возрасту-то мне давно пора, полтинник, как никак «стукнул». Да вот только сын не спешил меня радовать не то что внуками, он и даму сердца постоянную всё не заводил. Разъезды, работа, стройки…

Но, видать, что-то сдвинулось в его голове, или в сердце брешь была пробита, но с недавних пор в обстоятельных телефонных разговорах с сыном стало проскакивать имя Алина. Если он упомянул раза три имя девушки, это серьёзный знак, про мимолётных подружек он мне никогда не сообщал.

Итак, Алина. Ну, что, сынуля уже месяцев шесть жил в Серпухове, занимался строительством какого-то там объекта. И видимо строил он не только здания, но и семейные отношения (или какое-то их подобие). У девушки по имени Алина было два недостатка: она была москвичка и имела пятилетнего сына. Ну, эти недостатки были просто ерундовые, по сравнению с тем, что мой мальчик вроде бы (тьфу-тьфу-тьфу, как бы не сглазить) взялся за ум…

Эта Алина тоже работала в Серпухове, а сынишка жил под присмотром её строгой мамы в столице нашей Родины. Побег Алины в самостоятельную жизнь удался только при условии, что «её маленький сын будет жить в нормальной обстановке, в приличной (и столичной) квартире, а сама она пусть дует на все четыре стороны».

Алина «дунула». И обжившись в провинции, срочно потребовала ребёнка к себе, мотивируя тем, что её новоиспечённый жених желает воссоединения семьи. Видимо, битва была выдержана серьёзная, победа осталась за Алиной (и за моим Владькой, чувствую, приложил он руку). Алининого сына Ивана – Ванечку, Ванюшку – необходимо было быть доставить к постоянному месту проживания. И именно я должна была исполнить сию миссию.

Моё желание посетить на майские праздники столицу сын использовал в своих интересах: «Мам, ты пару дней погуляешь по Москве, а на 9 Мая давай к нам! И Ваньку заодно привезёшь. И остановиться в Москве тебе будет где». Тем самым, намекая на свою псевдотещу Ольгу Петровну. Это, значит, чтобы я прямиком, минуя гостиницу, двинулась на Новый Арбат. Именно там проживала потомственная москвичка, учительница русского языка и литературы, Ольга Петровна с такой распространённой у нас в стране фамилией Иванова. Н-да, отхватил сынок себе тёщу.

Но, на мое счастье, дом оказался не из элитных, простая, скромная квартирка. Из всей «элитности» – высокие потолки. Ну, и местоположение – уютный московский дворик, почти в самом центре. Время там словно остановилось в 70-х годах прошлого века. И Ольга Петровна оказалась чопорной, интеллигентной дамой, но без заносчивости. Общий язык я с ней нашла быстро, однако была рада, что уехать пришлось через день. И Ванечку она отдала без претензий и нравоучений, только тоска чуть мелькнула в её глазах. И я поняла, что парнишка очень много для неё значил, и без него Ольга Петровна будет очень скучать. Пожалев её, я неосмотрительно брякнула, что на обратном пути обязательно к ней заеду.

Ольга Петровна проводила нас до Курского вокзала, усадила в электричку и стояла на перроне до самого отправления. Это она настояла на том, чтобы ехать скоростной электричкой. Всего-то час с лишним, и мы в Серпухове.

Я запаслась в дорогу не только провиантом. Хотя и его надо предостаточно, если едешь с малышом – и вода, и сок, и печенье-пряники. Этого добра нам Ольга Петровна положила с запасом. А я позаботилась о нашем досуге. Накупила раскрасок с машинками, альбом для рисования, фломастеры, пару ярких книжек. Ну и несколько машинок, так, на всякий случай, если наскучат интеллектуальные занятия.

Если честно, я немного побаивалась ехать в компании с пятилетним мальчишкой. Опыта в общении с детьми дошкольного возраста у меня маловато, и тот многолетней давности. Ну, ладно, подключим воображение. Рисовать дети любят? Любят. А если что, можно по вагону прогуляться. В этом явное преимущество электрички перед автобусом.

Вопреки моим опасениям, Ванюшка оказался покладистым мальчонкой. И, главное, воспитанным. Сказывалось, влияние интеллигентной Ольги Петровны. Но всё равно непоседа, как все ребятишки. Мы с ним успешно чередовали художественные посиделки с путешествием по вагонам электрички. За вещами, а также за тем, чтобы кто не занял наши места, любезно согласился присмотреть наш попутчик, пожилой дядечка, тоже ехавший до самого Серпухова.

– Следующая станция «Рисовалкино»! – громко сказала я, с облегчением плюхнувшись на сиденье. Мы прошли состав, наверное, раз пять туда и обратно.

– Какое Рисовалкино? – спросил с любопытством Ванечка.

– А вот такое. Сейчас мы с тобой сядем, возьмём фломастеры, альбом, и начнём рисовать.

– А что мы будем рисовать?

Этим вопросом Ваня меня поставил в тупик. Я надеялась, что у ребёнка всегда найдется что нарисовать. Это у меня вот ступор и затык с фантазией. Из головы начисто выветрились все идеи. Первым делом я по очереди попробовала все фломастеры от ярко-розового до чёрного – провела волнистые линии сначала сама, а потом предложила сделать то же самое Ванюшке.

И тут меня осенило. Ведь завтра 9 мая, День Победы! Надо провести небольшую просветительскую работу, рассказать мальчику о том, как доблестно защищали родную землю войны Красной Армии. Здесь ведь тоже бои проходили. Вот и наглядный пример. Но к своему стыду, я ничего не могла вспомнить, ни одного военно-исторического эпизода.

Ладно, сначала предложу нарисовать мальчишке танки, а там по ходу разберёмся. Можно, конечно, в интернет заглянуть. Правда, мой трафик не располагал к щедрому блужданию по сети.

К моему удивлению, Ванька совсем не умел рисовать танки.

– Эх ты, а ещё мальчишка! – пристыдила его я. Уж что-что, а танки во времена моего детства умел рисовать любой уважающий себя мальчишка с трёхлетнего возраста. Да что там мальчишка. Я сама с удовольствием рисовала зелёными карандашами композицию из прямоугольника, четырёх кругов и полуокружности с торчащей в сторону толстой чуть кривоватой линией с оранжевой метёлкой на конце. Это, на первый взгляд, хаотичное соединение геометрических фигур подразумевало собой танк. Сейчас я бойко изобразила несколько таких фигур, освежив в памяти детские навыки.

– Вот, Ваня, это танки. Видишь, как они идут в наступление. Это наши гонят фашистов.

– Фашисты – это которые немцы, что ли?

Да, наше юное поколение не столь безнадёжно, если понимает некую связь между немцами и фашистами. Главное, поддержать его боевой дух.

– Видишь, сколько наших танков устремилось на врага. Чтобы прогнать этих немцев, которые фашисты, с родной земли. Тут раздалось робкое покашливание, и сосед, сидевший рядом, произнёс:

– Гм… Порой достаточно и одного танка…

– То есть? Как одного? – не поняла я.

– А вы знаете, что немцы так и не заняли Серпухов? – ответил он вопросом на вопрос.

– Ну-у-у-у… Кажется, да-а-а… – нерешительно протянула я. Я постеснялась признаться, что совершенно не знала об этом.

– Да-да, так и не заняли, – закивал дядечка, – Фронт встал за шесть километров от города. И всё благодаря одному-единственному танку. Он задержал и уничтожил немецкий батальон.

Я смотрела недоверчиво. Нет, я, конечно, знаю о мужестве и смекалке нашего народа в годы Великой Отечественной, но, чтобы один танк целый батальон смог уничтожить? А у Ванюшки глаза загорелись.

– Дедушка, а что, этот танк был волшебный, что ли?

– Ну… наверное, в какой-то мере да. Хочешь, я расскажу эту историю?

Ваня энергично закивал головой. Мне тоже стало интересно. Нам ещё ехать и ехать, и этот рассказ отлично скрасит наше путешествие. Дедушка помолчал, глядя в окошко, на пролетающие мимо распаханные поля и деревья с зеленоватой дымкой. Наверное, собирался с мыслями.

– Я почему так уверенно говорю… мой отец был коренной житель Серпухова, как война началась, ему только-только шестнадцать исполнилось. И пошёл он в народное ополчение вместе со стариками и женщинами. Мужчины-то в первые же дни на фронт ушли. Он потом тоже на фронт отправился. Но повезло, остался живым, хоть и получил два ранения. Но тот первый бой запомнил на всю жизнь, как он не раз мне говорил. Про тот бой отец рассказывал несчётное количество раз. Я, бывало, в детстве и не засыпал, пока батя «про танк» не расскажет.

Старичок снова помолчал. Видимо, разговор с незнакомыми людьми давался ему не совсем легко.

– Это случилось 19 октября 1941 года. Наши все отступали и отступали. Немец шёл на Москву. Недалеко от Серпухова, у села с таким боевым названием Первый Воин произошло сражение. Отбив атаку немцев, 4-я танковая бригада полковника Катукова перебрасывалась на защиту Москвы на Волоколамское направление. Но так получилось, что один танк отстал…

Вся бригада уже добралась до станции Чисмена, что в 105 км от Москвы. Но один танк, которым командовал лейтенант Дмитрий Лавриненко, задержался в Серпухове. Лейтенанту почему-то в парикмахерской побриться приспичило. Смешно, тут война, а ему парикмахерская. Батя говорил, что у него вроде девушка там была, и парикмахерская – это только предлог. Так или иначе, не знаю, но направился Лавриненко именно к парикмахерской. И только расположился в кресле, как за окном завизжали тормоза. Из подкатившей эмки выскочил комендант Серпухова комбриг Фирсов. Уж как он узнал, что к ним танк завернул, неизвестно. Но лейтенанту он разве что в ноги не кинулся. «Выручай, говорит, родной. Ты – наша единственная защита».

Выяснилось, что недавно сформированная 17-я Московская стрелковая дивизия народного ополчения Москворецкого района, которой было поручено оборонять Угодский завод, отступила. Причем отступила самовольно. И путь на Серпухов для немцев был открыт. Полковнику Петру Козлову, командиру той дивизии, грозил трибунал и расстрел. Но он уже – тю-тю – к немцам перебежал.

Тем временем по шоссе из Малоярославца на Серпухов двигалась колонна немцев. Численностью до батальона. Об этом Фирсову сообщила дежурная телефонистка из посёлка Высокиничи, расположенного неподалёку, как раз между Серпуховым и Обнинском. Вот беда! У Фирсова в распоряжении только лишь истребительный батальон… Смех, да и только этот истребительный батальон. За таким громким названием стояла горстка людей из мирного населения – серпуховские старики, женщины, подростки.

Для обороны города обещали Фирсову перебросить военные части, но, когда это ещё будет. А на данный момент – впереди на грузовиках Опель Блиц наступает батальон немецкой мотопехоты, а в городе из всех воинских частей один-единственный танк под командованием Лавриненко. Вся надежда была на лейтенанта и его соратников-танкистов.

Так и не успев побриться, Лавриненко метнулся к танку, на ходу крича механику: «Заводи!» И вот, танк уже несётся по улицам Серпухова в сторону совхоза «Большевик», в сторону Высокиничей. Вперёд, вперёд, быстрее!

У Высокиничей, в рощице, Лавриненко спрятал свой Т-34 в засаде. Дорога в обе стороны хорошо просматривалась. И не прошло и десяти минут, как на шоссе показалась немецкая колонна. Первыми ехали немцы на мотоциклах. За ними, подскакивая на ухабах, следовала штабная машина. А дальше – несколько грузовиков с пехотой и противотанковыми орудиями. Ох, как самоуверенны были немцы. Они даже не выслали разведку впереди себя. Может, поверили сведениям предателя Козлова – вверенная ему дивизия ведь отступила…

Лавриненко подпустил колонну на 150 метров, и открыл огонь. Он расстрелял, не ожидавших нападения немцев в упор. Два орудия были разбиты сразу же. Но третье отошедшие от шока немецкие артиллеристы пытались развернуть. Да вот только Лавриненко не позволил им это сделать. Его танк выскочил на шоссе и протаранил грузовики с пехотой, а затем раздавил орудие.

А тем временем к месту боя подоспел серпуховский истребительный батальон, в котором и был мой батя. Они живо взяли уцелевших немцев в плен. Помимо этого, было захвачено 13 автоматов, 6 миномётов, 10 мотоциклов с колясками и противотанковое орудие с полным боекомплектом. Всё это экипаж Т-34 торжественно сдал коменданту Фирсову.

А саму машину, в которой ехали штабные, Фирсов решил себе не брать. «Пусть, говорит, это вашим трофеем будет». А ведь в ней были ценные документы и карты. Механик-водитель со смешной фамилией Бедный, пересел на трофейный автомобиль, и экипаж Лавриненко двинулся к своим. Папка рассказывал, как подшучивали над Бедным: ну какой ты бедный, когда такую машину отхватил!

Карты и документы передали полковнику Катукову, а он незамедлительно переправил их в Москву.

Немцам так и не удалось взять Серпухов. Фронт не дошёл до города каких-то шесть километров. А в скором времени началось контрнаступление наших войск под Москвой. Были освобождены Таруса и Алексин. И в самом начале 1942 года, в январе, линия фронта отодвинулась от нашего города на 150 километров… Вот такая история, – закончил наш попутчик.