И шла война четыре года

Я мочала. Надо же, вот знаю, что наши солдаты, да и простые жители, чудеса творили, защищая свою страну, а всё равно – прямо до мурашек. Чудо ведь, и правда, чудо. Один танк, а, пожалуй, благодаря ему, история пошла по другому пути. Вот и не верь потом в случайности. Ведь не захоти вдруг Лавриненко побриться, глядишь, и Серпухов немцы бы взяли. И кто его знает, как бы дальше развивались военные действия.

А Ванюшка тоже был потрясён рассказом.

– А тот дядя Лавриненко герой, да?

– Конечно, герой.

– А ему медаль дали?

– Орден, – ответила я мальчишке. Конечно, я и понятия не имела, как там наградили смелого и находчивого лейтенанта, но думаю, что медали для такого героического поступка явно маловато. А попутчик наш молча улыбался. Не возражает, значит, и правда, орденом наградили танкиста.

– Дедушка, а как тебя зовут? – спросил вдруг Ваня.

– Иван Дмитриевич…

– Ух ты! И меня Иван. Но пока просто Ваня. А отчество, мама сказала, у меня будет Вла-дис-ла-во-вич, – Ванька произнёс по слогам не совсем знакомое имя. А я поскорей спрятала улыбку – Владиславович… мама сказала… Хм, внучком, значит, Ванька-то мне теперь приходится. Что-то тёплое шевельнулось возле сердца. И я потрепала мальчонку по светло-русым, с рыжа (ну совсем как у Владьки в детстве) волосёнкам.

Как может повар воевать – не знаю

Ирина Семёновна отбирала книги для выставки. Дело это было нелёгкое, потому что, верная своей, ещё детской, привычке, она не могла просто так выпустить книгу из рук. Едва открыв книгу, цеплялась за какую-нибудь фразу, и, как говорила мама: «Пиши пропало». Мама часто жаловалась соседям, что у всех дети как дети, а её младшенькая, Ирочка, только возьмёт книгу в руки, и не оторвать. Не дозовешься. Хоть гром, хоть погром – не услышит!

Прошло много лет, Ирочка превратилась В Ирину Семёновну и поняла, что такое дисциплина и самодисциплина, но сбои у неё случались. В книжные магазины и библиотеки ей лучше было не заходить. А уж если зашла, до закрытия не выйдет. Работу она себе выбрала по душе. Кем может работать человек, не мысливший и дня без книги? Ну, конечно, же библиотекарем! На сорок восьмом году жизни судьба занесла Ирину Семёновну в школьную библиотеку Камышовской средней школы № 8. Работа ей нравилась. А что, не работа, а праздник – в окружении любимых книг, коллектив опять же душевный. Ребятишек своих, учеников, то есть, Ирина Семёновна любила. И отмечала про себя, что хоть век на дворе уже двадцать первый, и граница между городом и селом практически сравнялась, но сельские дети от городских всё же отличатся. Не сильно, нет, но… Добрее они, что ли, отзывчивее. В общем, живи, да радуйся, однако огорчения в её жизни всё-таки присутствовали. Вот, например, сейчас она огорчалась, и довольно сильно, по поводу очень старого библиотечного фонда. Возраст книжек был гораздо старше не только учеников, но даже, случалось, и их родителей.

Когда Ирина Семёновна впервые переступила порог школьной библиотеки, она испытала удивительное чувство – словно вернулась на тридцать с лишним лет назад и оказалась в любимой библиотеке своей родной школы – большинство книжек были точно такие же, как будто пришли из её детства. И она с головой окунулась в этот мир старых книг, читая потёртые томики, которые могла бы читать, когда ей было лет двенадцать-четырнадцать. Однако ностальгия хорошее чувство, но в работе иногда мешало. Современные дети не хотели читать старые книги, в большинстве своём без картинок или с бледными чёрно-белыми иллюстрациями и с довольно мелким шрифтом. И даже приключенческие книжки, такие, как про Незнайку или девочку Элли из книги «Волшебник Изумрудного города» вызывали очень слабый интерес. Ну а что поделаешь, если средств на финансирование библиотечного фонда не хватало. В первую очередь – учебники. А художественная литература… хм, да-а-а. Выручало то, что называлось модным словом бук кроссинг. Ученики вырастали и отдавали в библиотеку книги, которые им стали уже не нужны. Эти книжки, конечно, были не все в идеальном состоянии, но спросом у приходящих в библиотеку ребятишек пользовались. Оно и понятно, в этих книгах и буковки крупнее, и картинки яркие, да истории некоторые более привычные и понятные. Да вот только почти не было среди подаренных книг книжек о войне. И это сильно печалило Ирину Семёновну. Она очень хотела, чтобы ребята знали историю, не забывали о подвиге своего народа. Конечно, и фильмы современные о войне сняты, и по ТВ вовсю говорят, особенно в юбилейный год Победы. Но как хотелось Ирине Семёновне, чтобы ребятишки могли узнать о подвигах солдат, и, особенно о подвигах таких же, как они, ребятах, из книг. И даже если не читать книги, то хотя бы пролистать, картинки посмотреть. Она с щемящей грустью вспоминала, как сама с благоговением зачитывалась книгами о пионерах-героях. Как мечтала в душе совершить какой-нибудь подвиг…

А сейчас, отбирая книги для выставки, посвящённой юбилею Победы, с сожалением откладывала одну за другой. Ну не будут дети их читать! Или всё-таки оставить… Вот эти две… Или даже три – тут стихи, и даже картинки есть. И не совсем мелко написано. А остальные так, для массовости поставит. Ирина Семёновна задумалась. А может, подготовить материал о пионерах-героях? Рассказать своими словами. Пригласить, например, какой-нибудь класс в библиотеку, или попроситься к ним на урок. Надо, пожалуй, обсудить эту тему с завучем. «А если и свои стихи, парочку хотя бы, или одно, в конце прочитать?» – смущённо полыхнув щеками, подумала она.

Дверь скрипнула, и за спиной Ирина Семёновна услышала пришепётывающую скороговорку:

– Ирина Семёновна, а к вам можно?

Она обернулась на знакомый голос. Так и есть, Стрельченко! Ваня…

– Ну, заходи, Ваня. Каким это ветром тебя занесло в книжное царство, коли в данный момент ты должен грызть гранит науки?

– А? – Ваня Стрельченко округлил рот и заморгал глазами, – Я ничего не грыз, я даже яблоко из портфеля не доставал, Марья Иванна меня ни за что выгнала. И ветра у нас в классе никакого нет, окна только на переменах открыты, а когда начинается урок, Марья Иванна их закрывает. Говорит, что ей наши сопливые носы не нужны.

Ирина Семёновна подавила улыбку – не понял Стрельченко её ироничные метафоры.

– Как это так ни за что тебя с урока выставили?

– А… Это… Ну, в общем…

– Мария Ивановна попросила тебя подумать над своим поведением за пределами класса? – пришла на помощь вконец запутавшемуся Ваньке Ирина Семёновна.

– Да! – с облегчением выдохнул тот.

– И почему же ты отправился гулять по школе, вместо того, чтобы находиться рядом со своим кабинетом? Мария Ивановна не потеряет тебя?

– Не-а, – беспечно отозвался Стрельченко.

Ирина Семёновна усадила нарушителя дисциплины за стол и вручила ему карандаши и листок бумаги. А сама отправилась выяснять обстоятельства дела. Она подошла к двери 4 «а» класса и тихонько приоткрыла её. В образовавшуюся щель увидела стоящую у доски Марию Ивановну с указкой в руках. Словно серебристая шпага, указка резво металась от одного написанного на доске слову к другому, упираясь в пустые промежутки вместо пропущенных букв. На скрип двери Мария Ивановна оглянулась. Ирина Семёновна поманила её. Мария Ивановна, скомандовав на ходу: «Пропущенные буквы вписываем зелёной ручкой», и вышла к Ирине Семёновне.

– Что, Стрельченко опять проштрафился?

– Проштрафился, – ответила Мария Ивановна, оглядывая школьный коридор, – Только ему велено стоять у дверей кабинета, да вот я его что-то не наблюдаю.

– Он ко мне в библиотеку пришёл, – успокоила учительницу Ирина Семёновна, – За какие прегрешения вы его выставили?

– Вёл он себя безобразно – плевался из ручки жёванной бумагой. Я ему велела идти проветриться.

– Я сначала подумала, может, он в туалет отпросился, а сам гулять отправился. А его, оказывается, и правда наказали. Понятно… – Ирина Семёновна улыбнулась, – Мне его вам доставить, или до звонка он может у меня оставаться?

– А он вам нужен, что ли?

– Да возникла у меня только что одна идея…

– Вообще-то, мы работу над ошибками проводим. Самостоятельную написали они просто из рук вон плохо. Хотела уже отменять его ссылку и звать обратно в класс. Но сомневаюсь, что Стрельченко будет внимательно разбирать свои ошибки и вести себя должным образом… Сегодня на него явно магнитные бури действуют – сидеть спокойно ну совершенно не может.

– Пусть он тогда у меня до конца урока посидит, хорошо? А со звонком я приведу его обратно.

– Хорошо, – удивлённо протянула Мария Ивановна, – А зачем он вам? Мешаться только… он ведь такой… Кого угодно достанет и уморит.

– Ну, меня, надеюсь, не уморит, – усмехнулась Ирина Семеновна, – А я попробую порепетировать с ним одну вещь. Так-то он парень неглупый. В общем, попробую, посмотрю, что у нас с ним получится.

Вернувшись в библиотеку, Ирина Семёновна застала Стрельченко увлечённо водящим карандашом по альбомному листу. Зря Мария Ивановна утверждала, что он не может сидеть спокойно. Вон, сидит себе вполне смирно. Но, честно говоря, она думала, что Ваня начнёт совать нос в компьютер или прилипнет к тем стеллажам, содержимое которых ученику начальной школы ещё изучать рановато. Ирина Семёновна заглянула в его листок. На нём красовалась синяя гоночная машина, по всей видимости, летящая с бешеной скоростью по трассе – из труб (Ирина Семёновна понятия не имела, как они правильно называются), выглядывающих из-под заднего бампера гоночного болида вырывались жёлто-оранжевые языки пламени.

– Это у тебя Формула 1?

– Ну, типа того, – уклончиво ответил Ваня.

Выяснять, почему «типа того» Ирина Семёновна не стала, чтобы зря не тратить время и не отвлекаться на ненужную информацию. Она поспешила перевести разговор на нужную ей тему.

– А когда я была такая же, как ты, мальчишки нашего класса рисовали танки и самолёты. И некоторые девочки, кстати, тоже. Я, например, – Ирина Семеновна слегка порозовела, – Просто эта тема была нам интересна – мы много смотрели кино про войну и книжки читали… Самый знаменитый и известный был танк Т-34 – мы его и рисовали. А вы сейчас, наверное, не знаете, какие танки бывают…

– Почему не знаю? – пожал плечами Генка, – Знаю: Т-72, Т-80, Т-90, Т-14 Армата, – он бойко перечислил модели танков. Но мне их не нравится рисовать. И самолёты тоже. И дроны. Я не люблю войну, и которая была давно, и которая идёт сейчас.

Мальчик закусил губу и свёл брови. Ирина Семёновна напряглась. А что, если Ванины родители… Как бы помягче выразиться… ну, не одобряют военные действия, которые проходят нынче на западных границах. Люди сейчас по-разному к этому относятся.

– Но любишь, не любишь, а война идёт, – со вздохом, по-взрослому продолжил мальчик, – Мне жалко тех, кто воюет. А мама иногда даже плачет, когда новости смотрит. Папа её утешает и говорит, что так надо, но всё равно, скоро это всё должно закончиться, а мы должны помогать каждый, как может. Я знаю, мама с папой денежки перечисляют… Мама ещё носки вязала для солдат. А мы в классе рисовали солдатам рисунки! – оживился он, – И письма писали. А рисовали мы не танки и дроны, а кому что нравится. Марья Иванна сказала, что не надо солдатам войну рисовать, они её каждый день видят. Надо нарисовать то, что нас окружает, что мы любим, и тогда они посмотрят на рисунки и как будто побывают дома.

Ирина Семёновна была несколько обескуражена такой патриотичной речью четвероклассника. Мария Ивановна, конечно, молодец, всё тактично и грамотно рассказала ребятам, но от разгильдяя Ваньки она никак не ожидала такого серьёзного размышления. И с радостью подумала, что Ваня точно поймёт, что она хочет ему предложить, и поддержит её. Всё-таки не зря ей пришла идея оставить на этот урок у себя Ваню Стрельченко.

– Вань, раз ты такой патриот, есть у меня к тебе одно дело. Думаю, не ошиблась в тебе, и ты мне поможешь.

Ваня отложил рисунок и с интересом посмотрел на Ирину Семёновну. А та неторопливо, подбирая слова, продолжала:

– Ваня, а ты знаешь, что была такая война – Великая Отечественная?

– Конечно, знаю! Нынче же будет 80 лет, как она закончилась. Мы уже готовимся к празднику. Песню учим. И запел: «От героев былых времён, не осталось порой имён, те, кто приняли смертный бой, стали просто землёй и травой». Ирина Семёновна, а что это значит – стали землёй и травой? Солдаты, что ли, превратились в траву и землю? Такое ведь только в сказках бывает. Но это же ведь не сказка?

– Не сказка… – тихонько покачала головой Ирина Семёновна, – Понимаешь, Ваня, это образно сказано. Солдаты погибли, их закопали в землю… А потом на этом месте трава выросла…

Ирина Семёновна растерялась: стоит ли с десятилетним ребенком вести разговоры про смерть и похороны?

– Ну, когда солдат хоронят, кладут бетонную плиту и памятник ставят. Я видел такие могилы большие по телевизору – там все плиты, плиты и на них имена написаны, много имён. А травы нет. А вот бабушка с дедушкой похоронены на кладбище, у них один памятник, а сама могила с каменными бортиками, а в середине земля и цветы растут. Их каждую весну бабушка сажает. Моя бабушка, мама моего папы. А в могиле лежат бабушка и дедушка моего папы.

Мальчик несколько секунд размышлял, наморщив лоб, а потом выдал следующее:

– Так это, что получается – эти цветочки и трава и есть бабушка с дедушкой?

– Это не совсем так, – осторожно ответила Ирина Семёновна, – Но что-то в этом роде.

– А дальше в песне было вот что: «Только грозная доблесть их поселилась в сердцах живых». А грозная, это что, злая, что ли? Это получается, внутри злость появилась у тех, кто живой остался?

Ирина Семёновна совсем растерялась. Как ответить на такие вопросы? Вот тебе, и Ваня Стрельченко!

– Ваня, понимаешь, это просто нам надо помнить, что была война, и как это было тяжело, сколько людей погибло… И надо сделать так, чтобы больше ничего такого не повторилось.

– А как это сделать? Сейчас ведь снова война. Значит, никто ничего сделать не может? И наши рисунки мы зря отправляли?

– Нет, Вань, ни в коем случае не зря! – Ирина Семёновна раскраснелась. Как же рассказать этому мальчишке так, чтобы он всё понял?

– Понимаешь, Ванечка, наша история не должна искажаться. Очень многие за границей пытаются её рассказывать по-другому, как удобно им. Наверное, это одна из причин, почему сейчас снова война идёт. И вот вы нарисовали рисунки, солдаты их получили, им приятно сделалось, у них сил больше появилось – знаешь, есть такие внутренние силы – и они ещё лучше будут защищать мирных людей. А песню вы поёте – вы же вспоминаете, что ваши деды, нет, уже прадеды, воевали, кто-то погиб. Но в этой песне – память о них. Для этого сочиняют песни и стихи. И знаешь, что? – Ирина Семёновна заговорщицки прищурилась, – И вот о чём я и хочу тебе рассказать, то есть попросить. Об одном важном деле. Поможешь?

– Конечно! – солидно ответил Ваня, – Раз важное, то куда же я денусь.

– Я подумала, что на празднике, который будет проходить в нашей школе ко Дню Победы, можно рассказать стихотворение. Про войну. Есть у меня одно стихотворение – там мама рассказывает сыну о своём дедушке, который воевал, ну а для сына он уже прадедушка. Давай представим, что я мама, а ты мой сын – тем более, в стихотворении мальчика, как и тебя зовут Ваня – и расскажем стихотворение по ролям. Знаешь, что такое по ролям?

– Естественно, – снисходительно ответил Ваня, – Мы на литературном чтении читаем некоторые рассказы по ролям.

– Тогда слушай стихотворение. Оно про повара…

– Про повара? – глаза у Вани округлились, а кончики губ поползли вниз, – Я думал, про героя.

– А ты думаешь, что повар не может быть героем?

– Не знаю… Я думал герой, это тот, кто в танке. Или на самолёте. Или кто один против многих чужих солдат воюет. А повар же только еду варит…

– Еду варит… – задумчиво проговорила Ирина Семёновна. – Знаешь, Вань, в стихотворении как раз и говориться, что мальчик не верит, что повар может быть героем. А давай-ка я тебе сначала расскажу одну историю.

Она села за стол, подпёрла голову рукой и начала рассказ.

– Это было в самом начале войны, в августе 1941 года. Повар Иван Середа готовил обед на полевой кухне. Ты знаешь, что такое полевая кухня? – спросила Ирина Семёновна.

Ваня нерешительно пожал плечами:

– Такое помещение типа столовой?

– Нет, – Ирина Семёновна улыбнулась, – Полевая кухня, это такой прицеп, состоящий из двух котлов, а под котлами располагается печка, которая топится дровами. Этот прицеп на колёсах, и перевозили его иногда с помощью машины, но чаще, особенно в начале войны – на лошади. Вместо телеги в лошадь впрягали прицеп с котлами и печкой. На привале повар затапливал печку, вода в котлах закипала, и дальше он варил суп и кашу. Можно было накормить даже 200 солдат. Может, и больше, я точно не могу сказать. И если я не ошибаюсь, были кухни и с тремя котлами. Но это не важно, – торопливо проговорила Ирина Семёновна, – Так вот, пока солдаты ведут бой, повар должен успеть сварить поесть и привезти к тому месту, где солдаты устроятся на привал. А давай-ка я тебе сейчас в интернете картинку найду с полевой кухней, чтобы ты имел представление.

Ирина Семёновна пощёлкала мышкой и поманила к себе Ваню. Он приткнулся к её плечу и тихонько посапывал, глядя в монитор.

– Вот, смотри, какая была полевая кухня. А я тебе дальше про Ивана Середу буду рассказывать. Его призвали в Красную Армию за два года до начала Великой Отечественной войны, в 1939 году. В историях о нём написано, что ему с детства нравилось готовить, он даже поступил в пищевой техникум. Когда же началась война, Иван служил поваром в танковом полку.

– А почему армия красная? – перебил Ирину Семёновну Ваня.

– Ну, так раньше называлась. Сейчас у нас Российская армия. До этого армия была Советской. Это когда наша страна называлась Советский Союз. А до войны и в годы войны армия называлась Красная. Если не ошибаюсь, в Советскую её переименовали уже, когда война закончилась. Ладно, давай дальше про повара. Про его подвиг. Пока солдаты вели бой, Иван Середа нашел укромную поляну и приступил к приготовлению обеда. И вдруг он услышал шум. Спрятавшись за кустами, Иван стал наблюдать за местностью и увидел, что прямо на его поляну движется вражеский танк. Что же делать? Он один и все его оружие – винтовка да топор. Иван затаился и решил, что будет действовать по обстоятельствам. Танк тем временем остановился на поляне, и из него вышли немцы. Они подумали, что все русские солдаты, увидев их, испугались и сбежали, бросили полевую кухню. И немцы решили поживиться продуктами. А тут Иван, как выскочит на них из укрытия, как закричит. А надо сказать, что он был высокий, крепкий. И в одной руке у него была винтовка, а в другой топор. Кричит и бежит навстречу немцам. Те растерялись. Им это было в новинку – ведь, когда они захватывали европейские страны, не встречали особого сопротивления. Очень часто солдаты сдавались им без боя. И эти немцы даже не поняли, что Иван бежит на них один. К тому же оружие своё они оставили в танке – не думали, что здесь кто-то есть. Испугались такого напора и залезли поскорее в танк. Закрыли люк, выставили пулемёт и начали стрелять. Но Иван ухитрился вскочить на танк и как давай колотить топором по дулу пулемёта. И вывел его из строя – просто взял и согнул, он же сильный был. Потом Иван накинул на танк кусок брезента, и немцы ничего не могли видеть в смотровые щели. А Иван тем временем начал колотить обухом топора по люку танка. А знаешь каково это сидеть в небольшом замкнутом пространстве, к тому же с железными стенками, а сверху обрушиваются такие удары? Шум такой, что голова кругом. В общем, совсем Иван оглушил немцев. Колотит, а сам команды отдаёт и изменённым голосом себе же и отвечает. Немцы и подумали, что не один он, а к нему на выручку прибежали солдаты. И тогда скомандовал Иван немцам выходить по одному из танка с поднятыми руками. Немцы вышли, а он, наставив на них винтовку, приказал связать друг друга. Вот так в одиночку он захватил целый танк и его экипаж.