Назад в СССР: Классный руководитель

Ничего не оставалось, как послушаться. Оглядев всех строгим взором, я произнёс:

– Здравствуйте, товарищи! Дежурный, рапорт!

Из шеренги сделал шаг вперёд парень, плотный, широкоплечий, бицепсам позавидовал бы взрослый борец или боксёр, футболка обтягивала рельефный мощный торс.

– Девятый «А» класс на урок физкультуры построен, – пробасил он уже вполне взрослым голосом. – Присутствует девятнадцать человек, отсутствует один. Дежурный Самарин!

Я не очень хорошо знал учеников параллельного 9-го класса, но то, что передо мной выстроились ученики вовсе не из него, прекрасно видел. На ногах у пацанов – бело-сине-красные кроссовки, не «адидас» и не «пума», но явно импортные, видимо, производства Чехословакии. Сбоку надпись Botas с тремя золотистыми звёздочками. У девочек – белые чешки, завязанные лентами.

– Тема сегодняшнего урока, – прочитал я в записке. – Опорный прыжок через гимнастического «козла» для ребят. Упражнения на бревне для девочек. Вторая часть: баскетбол.

Краем глаза я заметил, как в зал вошла целая делегация: директор, оба завуча и ещё двое: невысокий мужчина в отлично сидевшем тёмно-сером костюме со значком из красной эмали на лацкане, который я не мог разглядеть. Второй выбивался из общей кампании – высокий парень с бородой, разлохмаченные слишком длинные волосы, светлый костюм в ёлочку. На груди висел фотоаппарат с длинным телевиком, отделанный светло-бежевым пластиком – топовая оптика фирмы «Canon» – недостижимая мечта советского человека.

Стараясь не обращать внимание на комиссию, я скомандовал:

– Пять кругов по залу! Дистанцию соблюдаем!

Ребята развернулись и побежали очень слаженно, стройно. Девочки не отставали, но их движения поражали грациозностью и отточенными движениями.

Парень с фотоаппаратом выдвинулся вперёд, присев на одно колено, начал щелкать без вспышки. Я заметил, что в зале включили все лампы, так что яркий свет болезненно резал глаза. Фотокор то подходил ближе к бегущим, то направлял широкий раструб телевика прямо на меня. Это нервировало и раздражало. Но я не подавал вида.

– Смена бега. Бежим приставным шагом! Левым боком! Теперь правым! Спиной! Шире шаг. Дыхание не сбиваем.

Ребята послушно выполняли все мои указания, это стало походить на хорошо отрепетированный спектакль. Для главного зрителя в сером костюме.

И тут я обнаружил, что Таисия обманула меня дважды. В проёме двери показался наш физрук – пухлый дядька лет пятидесяти с хвостиком. Абсолютно трезвый, но одетый в обычный костюм. Он понаблюдал пару минут за шоу, полные губы растянула улыбка. Но тут же развернулся и исчез.

Эта цепь обманов, вранья вывела меня из состояния равновесия. Захотелось все бросить к чёртовой матери, развернутся и уйти.

Глава 7. Испытание

После стандартного комплекса упражнений на разогрев суставов, растяжку: вращения руками, наклоны туловища, выпады, приседания, махи ногами, на укрепления пресса, началось основное представление. Но перед этим я показал дыхательные движения по системе йогов:

– Сделаем глубокий вдох, лёгкие наполняются воздухом. И резкий выдох. И так три раза.

Все беспрекословно выполняли мои указания, хотя в бумажке завуча этого не значилось.

Ребята начали выполнять упражнения на гимнастическом коне. Подтащили маты с двух сторон. Разбег с разметки, наскок на деревянный мостик. Друг за другом ребята перескакивали через коня, опираясь руками. И я делал лишь вид, что страхую.

– Толчок сильнее! Руки ставить чётче. Грудь вперёд! Приземляться, чуть согнув ноги.

И тут я потерял дар речи от неожиданности. Вместо того, чтобы просто перескочить через коня, один из парней сделал сальто в воздухе, как настоящий гимнаст, переворот, и приземлился аккуратно с другой стороны. Второй разбежался, не добежав до черты, подпрыгнул, оперся в центре на руки, поднял все тело над козлом, развёл ноги, перевернулся и соединив ноги вместе, спрыгнул, мягко присев.

– Всё отлично, – я с трудом совладал с собой, заглушив сердце, которое билось где-то в горле.

Пацаны демонстрировали настолько высокий уровень, что я стал сомневаться, что это вообще ученики нашей школы, а не приглашённые гимнасты. Камера фотокора трещала, не останавливаясь, скорее всего, он успел сменить несколько плёнок на тридцать шесть кадров.

А когда девочки начали выступать на бревне, фотокор как змей подкрался к самому снаряду и снимал снизу.

– Отработка баланса, – возвестил я, ощущая, как глупо звучат мои слова.

Девушки начали выполнять упражнения чётко и настолько совершенно, что я залюбовался их движениями. Одна за другой подходила к концу бревна, мягко запрыгивала, проходила, сделав пару прыжков вперёд, выгнув спину. Затем такой же прыжок назад.

Потом они вновь все выстроились передо мной, я и сделал вид, что делаю им замечания, как настоящий тренер. Хотя совершенно не видел ни одной ошибки.

– Отдыхаем и я покажу несколько приёмов для баскетбола.

С облегчением я заметил, что фотокор, наконец, перестал снимать. Повесив тяжёлый фотоаппарат на грудь, отошёл к общей группе. Директор что-то подобострастно наклонившись, вещал товарищу из горкома, тот одобрительно кивал, бросая взгляд в зал. Ратмира Витольдовна стояла чуть поодаль, с неизменным кислыми видом, и казалось, делала вид, что её все это шоу не касается. Таисия Геннадьевна улыбалась, и вставила пару слов в речь директора.

И тут товарищ в сером костюме направился ко мне. Протянул руку, представился:

– Косарев, Дмитрий Леонидович. Поздравляю вас, отличные спортсмены.

– Стараемся, – я с трудом выдавил из себя слова. – Выполняем наказ партии и правительства.

– Да-да, – как-то задумчиво пробормотал Косарев, обвёл взглядом стоявших на вытяжку ребят.

Развернувшись, чётким шагом направился к выходу. В полной тишине они звучали, как набат. А все остальные – директор, завучи и фотокор последовали за ним.

Когда они скрылись за дверью, я вздохнул с облегчением, расслабился.

– Ну что, будем баскетболом заниматься? – поинтересовался я уже без всяких театральных украшательств.

– Да фиг с ним, – выпалил парень, физорг, который докладывал мне об отсутствующих. – Олег Николаевич, покажите нам пару приёмов рукопашного боя десантника.

– Ребята, я десантником был тринадцать лет назад.

– Ну и что? Все равно ведь навыки остались.

– Нет. Не остались. Для десантника важна подготовка, постоянная поддержка физической формы.

– Все равно, покажите что-нибудь.

– Хорошо. Разойдитесь за пределы.

Когда ребята отошли, я скомандовал Самарину:

– Атакуй меня, бей сильно. Наноси удары всюду, куда достанешь.

Парень обрадовался, расплылся в довольной улыбке. Встал в боевую стойку, начал резко и стремительно атаковать, наносить беспорядочные удары, я лишь отклонялся, отступал. А когда парень допустил ошибку, схватил его за поднятую руку, прижал своей, взяв в клещи. И перевернув, опрокинул на маты. И выкручивая руку, сделал вид, что наношу удар в кадык. Пацан присел, помотал головой, взглянул на меня растерянно. Я подал ему руку, помог встать.

– Как вы это сделали? – пробормотал он.

– Сам не знаю, – усмехнулся я. – Автоматизм сработал. Как чувствуешь себя? Голова не кружится.

– Не-а, – он помотал головой. – Ну, круто.

И тут задребезжала резкая трель звонка.

– Всё ребята. Расходимся. Отработали все отлично. Товарищ из горкома остался доволен. Может фотокор и фотки сделает.

Но пацаны не хотели меня отпускать, окружили, стали наперебой спрашивать, я на мгновение ощутил себя героем, что вызвало у меня досаду.

Только, когда вышли из зала, увидев завуча Таисию Геннадьевну, они попрощаюсь и разбежались. Завуч, сложив руки в молитвенном жесте, радостно улыбалась.

– Вы были великолепны. Спасибо вам большое.

– Почему вы меня обманули? – спросил я с мягким укором. – Почему нельзя было сказать правду? Что вам нужен смазливый учитель, чтобы хорошо выглядел на фотках вместе со спортсменами.

– Нам был нужен мужчина спортивный, подтянутый.

– А если бы я опозорился бы перед вашим этим горкомовским гостем?

– Я была уверена, что вы справитесь. Всё получилось замечательно. Но я не могла вам сказать сразу, вы очень принципиальный человек. Вы бы отказались.

– Это плохо?

– Это прекрасно. Но иногда надо поступаться принципами.

Я вздрогнул от этих слов. Пройдёт десять лет и в газете «Советская Россия» я прочту статью коммунистки Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами», но тема там будет совсем другая. И принципы будут касаться совсем не нравственных категорий.

– А вот эти ребята, это профессиональные спортсмены?

– Ну что вы! Это ученики нашей школы.

– Тогда почему я не видел их на своих уроках физики?

– Потому что они сейчас больше заняты подготовкой к Олимпиаде. Вы должны это понимать, Олег. У них нагрузки дай боже. По пять-шесть часов каждый день тренировки. Иногда по восемь. Им некогда заниматься и делать уроки. Все перспективные спортсмены сейчас усиленно занимаются. Наша страна, наши спортсмены должны выступить лучше всех.

Я прекрасно знал, что из-за того, что нам устроят бойкот и западные ведущие спортсмены не приедут, мы завоюем восемьдесят золотых медалей.

– Олимпиада пройдёт, а ребята останутся неучами.

– Лучшие поедут на следующую, в Лос-Анджелес.

У меня крутились на языке слова, что не поедут, но сказать об этом я не мог. В Афганистане пока ещё правил Амин. И свергать его никто пока не собирался. И никто пока не хотел устраивать переворот и вводить войска в страну, которая раньше была дружелюбна к нам, а потом стала лютым врагом.

– Да и зачем им ваша физика с астрономией? – махнула рукой завуч.

– Чтобы быть образованным человеком. Чтобы развивать не только мускулы, но и мозги.

– Олег, не всем дано быть таким, как вы. Чаще всего человек развивает что-то одно. Вы должны понимать. Извините, у меня дела, – она коснулась моей руки и ушла.

А я вспомнил, что не успел переодеться. Вернулся в раздевалку, зашёл в душ. Маленькая кабинка, отделанная пожелтевшей кафельной плиткой, кое-где отбитой, из душа текла тонкая струйка еле тёплой воды, но все же это было лучше, чем ничего.

Когда вышел, вытирая волосы, обнаружил, что на скамейке развалился физрук. Оглядев мою наготу скучающим взглядом, с кислым видом буркнул:

– Бабы сохнут по тебе? А я вот рожей не вышел. Не дали мне пообщаться с красотками, что номера тут откалывали.

– Таисия сказала, что ты в запое.

– Ну да, она скажет. Я уже года два, как зашился. Теперь вместо водочки все неприятности конфетами заедаю.

– Откуда ж у тебя столько конфет? – поинтересовался я с улыбкой.

Надел белье, брюки, рубашку, водолазку, накинул пиджак. И начал складывать в сумку спортивный костюм и кроссовки.

– Супруга на кондитерской фабрике работает. Таскает эти конфеты килограммами. «Белочка», «Грильяж», «Мишка косолапый». Сбывает их где-то, а что остаётся мне отдаёт. Тебе не надо? По дешёвке отдам.

– Я конфет не ем. Для зубов вредно. Больше фрукты и овощи люблю. Они полезнее, чем конфеты.

– Ну, может, твоим подружкам надо? Моя Зинаида и в коробках таскает. Красивые такие коробки. Потом раздаривает нужным людям. Обменивается. То одеколон мне притащит хороший, а то кофе. Не нужно тебе кофе? Индийский. Я такое не пью. Но говорят, дефицит большой.

– Я из банок не пью. Только зерновой. Мне жена достаёт.

– А, ну ты крутой, да. Я вот вижу, что и обувь у тебя какая-то крутая. С каким-то зверем.

– Зверь этот – пума. Название фирмы, выпускает спортивные товары.

– Да-а-а. Завидую тебе. И бабам нравишься, и жена достать всё может, – он тяжело вздохнул. – И меня на кривой кобыле объехал. Рожей я не вышел.

– Да ты и формой не вышел, – когда направился к выходу, шлёпнул его по пузу, которое свисало с ремня. – Бывай, Тарас Григорьевич, смотри не жри конфет много, а то до диабета достукаешься.

Я вышел в коридор, в шум перемены, и вспомнил, что сейчас мне предстоит вновь встретиться с моим «любимым» классом. Классное собрание. Ух, как я сам ненавидел это, пока учился в школе. Люто ненавидел.

Проскочив коридор, я взлетел по лестнице на третий этаж, к кабинету физики. Моя вотчина. Со стенами, увешанными портретами знаменитых физиков – Ньютон, Максвелл, Фарадей, Ландау, Столетов и Попов с окладистыми бородами. Только не хватало портрета Никола Тесла, о чем я сожалел. Но где я в Союзе мог его достать?

На удивление класс собрался почти в полном составе. И что особенно меня порадовало, пришла и Ксения Добровольская, и Генка Бессонов.

Но радость быстро угасла, когда я заметил сидящего на последней парте Звонарёва. Правда, сейчас он не выглядел озлобленным, скорее каким-то сонным. Чуть покачиваясь на стуле, он меланхолично жевал жвачку. И крутил в руках перьевую ручку, судя по изящной гравировке на корпусе и отблеска золота на пере – Паркер.

– И что я могу вам сказать, – начал я свой невесёлый доклад. – Ни один пункт плана, который был составлен для вас, вы не выполнили. Ничего.

– Мы дискотеку провели в подшефном классе, – подал голос Бессонов.

– Да-а-а, двенадцатилетним ребятам прямо-таки была жизненно необходимо потанцевать под попсу.

– Подо что? – не понял вихрастый парень со второй парты в ряду у окна, и память сразу подсказала имя из личного дела: «Валерий Архипов». – А что такое «попса»?

Промелькнула молнией мыслей, что это слово не известно ещё сегодняшним молодым.

– Архипов, «попса» – это так называемая популярная музыка в самом примитивном виде. Танцы-шманцы. Понятно? А вы бы лучше провели бы у них викторину «Что? Где? Когда?», и вам полезно, и ребятам. И самое главное, успеваемость почти у всех упала и дно пробила. Вам не интересно учиться? Зачем тогда пошли в девятый класс? Пошли бы на завод, или техникум. Или в ПТУ. Нашей стране нужны рабочие руки. А не вот такие бездельники, которые сидят за партой и ничего не делают.

– Этот план составлял наш прежний класрук, Степнов, – подала голос девушка с третьего ряда, «Светлана Барашкова» – имя из личного дела, вскинула головку с черными, отливающими синевой кудрями, устремив на меня острый, как шпага, взгляд.

– Вам это не интересно, Света? А что интересно? Давайте идеи.

– Мы хотели в поход пойти, на лыжах, – как-то на удивление мягко прозвучал голос Ксении.

– Это прекрасно, Ксения. На лыжах можно пойти в поход, по Подмосковным тропам, с ночёвкой где-нибудь в деревни снять дом. Пожарить картошечки, песни. Я только за. Ну что? Все хотят?

Ребята оживились, зашумели, начали перекидываться словами, шутками, словно представили, как будет здорово на такой прогулке.

– Записываю в новый план. Поход на лыжах. Кто за?

Почти все подняли руки, кроме, конечно, Звонарёва, тот также бездумно качался на стуле.

– Хорошо. Что ещё?

– Мы б хотели журнал выпускать. Музыкальный, – выкрикнул Бессонов.

– Отличная идея!

Правда, в голове промелькнула тут же мысль, не попадёт ли мне по шее? В Союзе за такие фокусы с самиздатом можно было легко угодить на нары.

– Хорошо бы туда фотографии вставить. Портреты, обложки дисков, – предложил Бессонов, оживившись ещё сильнее.

– Можно переснять, – предложил я. – Тексты напечатать на машинке. Есть у вас кто умеет на машинке печатать?

– Переснять? Это как?

– Как? Очень просто. Взять фотоаппарат и сфотографировать готовую картинку. На плёнку. Правда, она черно-белой будет. Но это не так важно. У меня, кстати, и специальный кронштейн имеется и переходные кольца для «зенита».

– А где же это все печатать? – Бессонов безнадёжно махнул рукой.

– Как где? В школе же есть фотокружок, – удивился я.

– Так кружок-то есть, а никто там ничего не делает. Аппаратуры-то нет.

– У меня есть. Увеличитель, глянцеватель, кюветы, все есть. Организуем.

Ребята ещё больше оживились. И с азартом начали обсуждать, что ещё можно придумать.

– Если в поход пойдём, – я прошелся вдоль доски, присел на подоконник, и сложил руки на груди. – Можем фоторепортаж сделать. И в журнал включить. Можно общий журнал сделать.

– Олег Николаевич! А можно заметки писать о каких-то научных открытиях? – на задней парте в среднем ряду поднялся небольшого роста парень, близоруко щурился сквозь толстые линзы круглой оправы. Как он что-то видел с задней парты? Надо пересадить его поближе.

– Это будет здорово, Зимин. Откуда хочешь брать информацию?

– Из журналов. Мы дома несколько журналов выписываем. «Наука и жизнь», «Техника – молодёжи», «Квант», «Знание – сила», «Земля и вселенная».

Я впервые услышал название журнала «Земля и Вселенная». Хотя с детства интересовался астрономией, ракетной техникой. Сколько открытий для меня! Представить себе не мог, насколько есть увлечённые люди. Достать столько подписок в Союзе уже достижение.

– Юра, если будешь давать оттуда какие-то заметки о новых исследованиях, это просто замечательно будет. И знаете ещё что? – я на миг задумался, стоит ли об этом говорить. – Вдруг кто-то захочет написать рассказ, о школе, сатиру, юмор. Или, наоборот, что-то серьёзное.

– Научную фантастику! Можно? – руку подняла полненькая девочка, с длиной косой, с румянцем во всю щеку.

– Регина, а о чем ты хотела написать?

Мне в голову пришла интересная идея. А что, если попросить ребят описать будущее? Я ведь могу сверить с тем, что реально произошло.

– Ну, об инопланетянах, о полётах к звёздам, – она привстала, смущённо начала накручивать прядь на палец. – О контактах, о разных расах инопланетян.

– Замечательно. А у тебя есть что-то уже?

Девочка кивнула, вытащила из-под стопки тетрадку на сорок восемь листов, подала мне. Я полистал, прочитал названия. И не удержался от вздоха.

– Вам не нравится? – испуганно воскликнула девушка, попыталась торопливо вытащить тетрадку из моих рук.

– Да нет. Наоборот. Просто…

Разве мог я объяснить этой девочке, что спустя полвека, научная фантастика станет никому не интересна?

– Регина, разрешишь почитать? Мне действительно интересно.

Она кивнула, в глазах её заметил огонёк тревоги и любопытства.

– А ещё, – с задней парты поднялся долговязый, весь в прыщах парень. – Хорошо бы спектакль поставить. Мы хотели.

– И какой именно, Власов?

– «Трехгрошовую оперу».

– Брехт – это здорово. Прогрессивный писатель, коммунист, антифашист.

– Ага. Только директор хрен разрешит, – подал голос Бессонов. – Мы уже пытались.

– Я с этим разберусь, Костя, – сказал я. – Главное, что всё, что вы тут предлагали, можно сделать при одном условии. Если вы поднимите успеваемость. Будете пары и трояки хватать, Арсений Валерьянович скажет «нет». И я тут буду бессилен. Хотя бы пары исправьте, а лучше и тройки тоже.

– Олег Николаевич, а можно в журнал включить моду? – подала голос Ксения.

– Думаю, что можно. Можно картинки переснимать из модных журналов.

– Нет. Свои рисунки, – девушка смутилась. – Вот.

Подала мне небольшой пухлый альбом. Я пролистал. Ксения рисовала изящных барышень в роскошных нарядах, хотя я заметил более простые, но все равно элегантные вещи. У девушки был хороший вкус. Рисунки ласкали слух совершенством.

– Твои рисунки?

Она кивнула, прикусила губу и с каким-то странным напряжением бросала на меня взгляд. Я долистал до конца. На последней странице увидел нарисованный простым карандашом свой портрет в полупрофиль, и подпись: «Олег Николаевич, я вас люблю». Почувствовал себя неловко. Я и раньше знал о чувствах Ксении, но не представлял, как вести себя с ней, как не ранить.

– Ксения, ты прекрасно рисуешь, думаю, надо обязательно твои рисунки вставить в наш журнал. Может быть, ты сможешь разработать костюмы для спектакля?

– Конечно, Олег Николаевич, – она залилась краской, смутилась, сунула альбом между тетрадок, словно боялась, что я обнародую её признание.

Я подошёл к своему столу, опёрся на него, стараясь смотреть поверх всех голов.

– В общем, ребята, давайте так. Вы напишите все свои пожелания в планах. Что включить, что ты сам в этом будешь делать. С кем, и почему с этим человеком, а не с другим. Потом устроим общее собрание и создадим общий план.

Радость заливала меня с головой, поднимала над землёй, будто крылья выросли за спиной. Ребята на моих глазах ожили, они фонтанировали идеями, иногда совершенно безумными, но от того ещё более захватывающими. У каждого масса увлечений и интересов. Почему Степнов не смог увидеть это? Почему составил такой скучный, унылый план, в котором почти все время отдавалось изучению произведений Ленина и нынешнего генсека?

Звонарёв вдруг перестал меланхолично жевать и поднял руку, как примерный ученик.

– Можно выйти, Олег Николаевич? – спросил он так вежливо, что я не мог поверить в это.

– Конечно.

Звонарёв выскочил из-за парты и вихляющей походкой направился к двери. На миг остановился около меня. Краем глаза я уловил резкое движение. Свист, замах. Острое жало впилось в шею, над ключицей, выбив слезы. От невыносимой боли перехватило дыхание, в глазах свернули ослепительно-белые вспышки. Рефлекторно я отшвырнул локтем Звонарёва в сторону. Он свалился на пол, проехался на заднице до доски, ударившись спиной о стену. Но мгновенно вскочил и стремглав бросился из класса.

Создание заслонила чёрная пелена, превозмогая боль, рывком вытащил из раны на шее предмет. Перьевая ручка «Паркер» со стальным пером, покрытым золотом. Острое, невероятно опасное оружие в руках подонка.

– Олег Николаевич! Что с вами? – женский вскрик.

Все вскочили со своих мест, бросились ко мне. А я, прижимая ладонь к шее, ощущал, как из-под пальцев бьётся струйкой тёплая кровь.

– Света! Быстрее из аптечки вату и марлю! И перекись! Давай!

Ксения бросилась ко мне, дрожащими руками свернула тампон. Отняв мою руку, аккуратно промокнула, прижала новый. Я ощущал, как она ласково и бережно бинтует мне шею, так что мурашки бежали по коже.

– Костя! Ну что ты стоишь столбом! – вскрикнула Ксения. – Беги в учительскую, вызови скорую. Быстро!

– Не надо скорую, – откуда-то издалека я услышал свой тихий голос, будто не принадлежащий мне.

И в то же время в мозгу билась мысль, если я умру, куда попадёт моё сознание? Вернётся в старое немощное тело? Или исчезнет навсегда? Может быть, эти люди из конторы «Назад в СССР» поняли, что ошиблись и перенесут меня в 65-й?

Глава 8. Без страха

Вокруг прост