Назад в СССР: Классный руководитель

Я резко развернулся. Подонок стоял в проходе, прожигая меня злобным взглядом.

– Вон из класса, – скомандовал я. – Убирайся вон, Звонарёв!

– Да пошёл ты!

Это даже обрадовало. Теперь я мог сделать то, чего жаждал с самого начала. Почти в прыжке оказался рядом. Парень чуть наклонился вперёд, сжав кулаки, встал в боевую стойку. Но я быстро, чтобы подонок не опомнился, схватил его за руку, заломил, прижав рукой шею и выволок к двери. Открыв, выбросил парня наружу. Захлопнув дверь, повернул ручку.

Хлипкая дверь вздрогнула от жутких ударов. Звонарёв ломился, орал благим матом, бил ногами и руками, грозился меня убить. Но потом всё стихло. И я как ни в чем не бывало вернулся к доске. Обвёл взглядом притихших, напуганных учеников и спокойно сказал:

– Продолжим урок. Как нам известно, электромагнитные силы играют огромную роль, поскольку в состав всех тел входят электрически заряженные частицы…

Но не успел дойти до половины темы, показать самый известный опыт с электризацией тел от трения, как ручка двери дёрнулась. Потом кто-то постучал. Осторожно и негромко. Словно поскреблась собака, так что я понял, что это уже не Звонарёв.

На пороге стояла секретарь директора. Немолодая женщина, полноту, которую увеличивала расклешённая клетчатая юбка и блузка в горошек с воланами. Бледное круглое лицо с острым подбородком выражало плохо скрываемый ужас.

– Олег Николаевич, – зашептала она. – Арсений Валерьянович просил вас зайти.

– Я зайду после урока, – сказал я.

– Нет, пожалуйста, он просит зайти сейчас, – женщина уже почти умоляла. – Пожалуйста.

– Ладно. Сейчас приду.

Вернулся к столу и задумался.

– Ксения, пожалуйста, прочти следующую тему. Мне нужно отойти.

– Хорошо, Олег Николаевич, – её глаза вспыхнули такой радостью, что я вновь ощутил себя неловко.

Перед кабинетом директора находился предбанник со столом секретаря, на котором главным украшением служила массивная пишущая машинка «Ятрань», синяя эмаль уже кое-где облупилась. Напротив – почти всю стену занимала карта Советского Союза. У высокого окна – шкаф из тёмного полированного дерева с застеклёнными дверцами, отделанными золотистыми планками. На столике у окна – электрический самовар, но не такой простой как в учительской, а из золотистого сплава, на бордовой эмали прекрасно выполненная хохломская роспись из золотых и алых цветов, сверху фарфоровый заварной чайник, расписанный под гжель, рядом на деревянной подставке изящные фарфоровые чашечки, и несколько стаканов в потемневших от времени серебристых подстаканниках.

Рядом со столом у стены стеллаж с синими и бордовыми папками, аккуратные стопки журналов, брошюр, подшивки газет.

В сам кабинет вела высокая дверь из такого же резного тёмного дерева. Я рывком открыл её, стараясь унять разбушевавшееся сердце. Когда вошёл в нос ударил специфический запах старого дерева, бумаги, типографской краски, полиэтилена, и едва заметный аромат зелени и цветов.

Всю стену занимало огромное панорамное окно, которое выходило на двор, засаженный голыми деревьями, кустами. Непременный ковёр с коротким ворсом с геометрическом рисунком, нарушавший казённый вид.

Напротив входа – длинный массивный стол из тёмного резного дерева, покрытый зелёным сукном. Сбоку высилась архаичная настольная лампа с серым металлическим конусом. Обязательный символ – гипсовый бюст Ленина. Высокий хрустальный графин на подносе, обычный гранённый стакан рядом.

Над столом несколько портретов – два рядом – Брежнева и Ленина: генсек в парадном пиджаке с четырьмя звёздами и шестью орденами Ленина, будто снисходительно поглядывал на портрет рядом. Основатель советского государства без наград выглядел гораздо скромнее. Ниже портреты классиков литературы – Горького и Маяковского.

За спиной директора во всю стену торчал высоченный, до потолка, шкаф из того же тёмного полированного дерева, сквозь стеклянные дверцы проглядывали папки, фолианты с тиснёнными золотом корешками.

В углу – красиво оформленный красный уголок. Красный флаг, на стене – текст гимна, Устав школы, плакат с текстом нескольких статей из Конституции, принятой в прошлом году. И мозаика из многочисленных почётных грамот в рамках. Остальную часть стены занимала карта Советского Союза.

Сам директор, высокий, чуть сутулый мужчина, с благообразной сединой, резко очерченным профилем с крючковатым носом, из-за которого он смахивал на ястреба, стоял, повернувшись к окну, прижимая к щеке руку. Когда я вошёл, он обернулся и на его лице я заметил невероятно печальную мину. И решил, что меня уже ждёт увольнение. Но ощутил скорее облегчение, чем страх.

– Садитесь, Олег Николаевич, – без приветствия, но довольно мягко сказал директор.

Со скрипом отодвинув одно из кресел, я присел, положив руки на стол, вопросительно взглянул на хозяина.

Вздохнув, тот тоже расположился в кресле, помолчал и, наконец, и быстро-быстро проговорил:

– Олег Николаевич, вы не должны были выгонять Звонарёва с урока. Вы же знаете, что он сын… нашего… покровителя. Мы многим обязаны Арнольду Тихоновичу. Я понимаю, что Михаил ведёт себя вызывающе, но надо относиться к этому с пониманием.

– Арсений Валерьянович, я выгнал Звонарёва из класса, потому что он швырнул в меня горшком с кактусом. Я могу после этого написать заявление в милицию о покушении на убийство. Если бы этот горшок попал бы мне в голову…

Глаза директора расширились, он заморгал, брови взлетели.

– Ну что вы, Олег Николаевич, – забормотал он испуганно. – Мы уладим это дело… – директор ослабил узел галстука, налил себе из графина воды в стакан. Залпом выпил.

– И, кроме того, он хамил, оскорблял меня, мусорил в классе, семечки грыз, – продолжил я спокойно.

О том, что под руководством Звонарёва мне стреляли в спину из рогаток, я рассказывать не стал. Обещал ребятам.

Директор бездумно взял одну из книг, лежащих на столе, полистал, отложил в сторону. Потом в каком-то раздражении вскочил с кресла и отошёл к окну. А я терпеливо ждал решения руководителя.

Вздохнув, директор вернулся в кресло и поджав губы, задумался.

– Я уволен? Мне вещи собирать? – не выдержал я.

– Нет-нет, Олег Николаевич, – директор махнул рукой. – Вы – хороший учитель-методист. Но, наверно, мы напрасно дали вам этот класс. У вас мало опыта.

– Я справлюсь. Ребята там хорошие, найду контакт. Звонарёва надо удалить из школы. Надо убедить его отца, что парень должен учиться в спецшколе. А не в нашей. Объяснить, что здесь нет нужной подготовки и так далее.

– Мы не можем этого сделать, – директор обречённо вздохнул, словно всхлипнул. – Это решение самого Михаила. Он хочет учиться здесь. И я ничего поделать не могу. Придётся терпеть.

Глава 6. Обман

Когда я вышел от директора, уже прозвенел звонок на вторую большую перемену. Вернувшись в класс, я нашёл его совершенно пустым. И такой же вакуум обнаружился на столе: ни учебника, ни моей записной книжки, ручки. И самое главное – классного журнала! Но, когда я, с колотящимся в горле сердцем вернулся в учительскую, обнаружил его стоящим на деревянной подставке. И вздохнул с облегчением. Как я, балда, мог оставить его в классе?! Но полистав, решил, что никто никаких исправлений не вносил. А все мои причиндалы я заметил аккуратно сложенными на моем столе.

– Ваша Добровольская принесла, – ко мне подошёл Владлен Тимофеевич. – Пойдёмте пообедаем, – предложил он.

Мы спустились вместе, пошли по коридору, мимо раздевалок, и я заметил, как между пальто и куртками шныряют пацаны. А внизу на полу уже валяется одежда, сорванная с вешалки. Увидев нас, хулиганы спрятались, затаились, но я все равно подошёл ближе и шуганул их. Они прыснули в стороны, разбежались, как тараканы.

– Вот, шпана, – проворчал я. – Как с ними бороться? Тащат все из карманов, обрывают вешалки у пальто. Как им внушить хоть какие-то духовные ценности?

– Да никак, Олег, ну что ты прямо, как пламенный комсомолец 20-х годов рассуждаешь? Пусть делают, что хотят. Этим должны заниматься их классные руководители, не мы.

Меня покоробил этот переход на «ты», панибратское обращение, но я подумал, что скорее всего мы приятели.

– Я слышал, ты Звонарёва выгнал из класса? – продолжил Владлен. – Ну, ты, конечно, силен. Никто на такое не решался.

– Этот подонок кинул в меня кактусом. И очень жаждал подраться со мной. Я должен был это терпеть?

– Кактусом? – мой собеседник растянул губы в обидной ухмылке. – Чем же ты этого архаровца довёл?

– Я довёл? – я остановился, бросил раздражённый взгляд на собеседника. – Зачем мне его доводить? Он матом меня крыл, издевался, семечки грыз. А я терпел.

Мы уже дошли до лестницы, которая вела в столовую. И Владлен, похлопал меня ободряюще по плечу:

– Не заводись, это вредно для пищеварения.

Мы поднялись на второй этаж, из открытой двери несло запахами обычного советского общепита. Но мы не остановились, а прошли дальше. На третьем этаже обнаружилась дверь, и когда я толкнул её и сделал шаг внутрь, в ноздри буквально ворвалась смесь из запахов борща, котлет, свежесваренного кофе, но все перекрывал аромат свежей сдобы, булочек, так, что рот свело болью от набежавшей слюны, желудок подвело от голода. Я вспомнил, что не смог толком позавтракать, а бутерброды, которые сделала жена, так и остались лежать в портфеле. Я забыл о них.

После шума, топота ног, выкриков сотен учеников поразила тишина, прерываемая лишь звоном посуды с кухни, едва заметным шипеньем плиты, и стучащей в окно ветки слишком разросшегося дерева. Столовая для преподавателей оказалась значительно меньше, чем для школьников. Здесь стояло всего полдюжины квадратных столиков, застеленных клеёнкой в мелкий цветочек. У окна я заметил англичанку и немку, которые мило щебетали о чем-то своём. Вместо линии раздачи – деревянная рамка квадратного окошка, по бокам которого стояло две стойки с горой грязных подносов и стопкой чистых. На стене рядом с окошком раздачи я увидел напечатанное на машинке меню и поразился разнообразию и символическим ценам.

– Олег Николаевич, – мило улыбнулась раздатчица, круглолицая розовощёкая девушка в белой косынке, из которой выбивались пряди ярко-рыжих волос. – Что будете кушать?

– А что есть?

– Всё есть, – её улыбка стала ещё очаровательней. – Для вас всё, что пожелаете.

Как зовут девушку я не знал, или не помнил. Но меня спас Владлен.

– Лилечка, дорогая, пока Олег Николаевич выбирает, мне, пожалуйста, вермишелевый супчик, котлетки с гречкой, кофе и два пирожка с капустой.

Девушка быстро отошла и выставила всё, что просил Владлен на окошко, что тут же перекочевало на его поднос.

– Тридцать семь копеек, – озвучила Лиля сумму.

Владлен вытащил маленький кошелёк из кармана брюк, отсчитал мелочь и положил на металлическую тарелочку.

– Я займу столик, приходи, – и, подхватив поднос, ушёл.

– Лиля, а мне хочется борщ, гуляш с пюре и горошком, два стакана компота, и пару булочек. Они так пахнут потрясающе.

Девушка смутилась, на щёчках возникли милые ямочки.

– Мы только что испекли, – очаровательно улыбнулась она. – Вам половинку борща или полную порцию?

– Полную. И хлеба. Пару кусочков.

Когда девушка все это выставила на подоконник окошка, я переставил все на поднос и поднял вопросительно взгляд на девушку.

– Вам сметанки добавить в борщ, Олег Николаевич?

– Да, конечно.

Лиля щедро зачерпнула сметану и горкой выложила в борщ рубинового цвета, в котором плавал большущий кусок мяса. И долила подливы на кусочки гуляша, которые сногсшибательно пахли.

– Пятьдесят шесть копеек.

Я вытащил портмоне, начал раскрывать отделения и тут же поймал себя на мысли, если бы окружающие поняли, что ищу, то решили, что я – полный кретин. Хотел расплатиться карточкой.

– Олег Николаевич, не мучайтесь. Потом занесёте, – улыбнулась девушка.

– Да нет, Лиля, – я опустил голову, чтобы она не видела, как запылали у меня щеки. – Вот возьмите, сдачи не надо, – положил на металлическую тарелку рубль, собравшись уходить.

– Вы что? – тонкие ниточки выщипанных бровей у раздатчицы взлетели вверх в сильном удивлении. – Возьмите сдачу, – она выложила на тарелочку мелочь, которую я сгрёб, не пересчитывая.

– Спасибо, Лилечка, – я постарался унять дрожь в пальцах, сгорая от стыда.

Подхватив поднос с тарелками и стаканами, направился к уплетающему еду Владлену.

– Ну чего ты так долго? – пробурчал он с набитым ртом. – Я уже заканчиваю. Мне бежать надо.

– Куда бежать? – не понял я, составляя тарелки с подноса. – Звонок ещё не скоро.

– А, у меня сейчас важная встреча, – он хитро прищурился. – Ты не представляешь, Олег, какую я даму подцепил. Фея, мечта, королева Шантеклера.

– А что ты с ней сейчас что ли будешь встречаться, а не вечером?

– Вечером меня ждёт супружница. А я специально попросил сделать мне два «окна» подряд, чтобы наслаждаться встречами с прелестницами.

Я положил ложку борща в рот, закусил булочкой и ощутил себя впервые невероятно счастливым. Такого борща я давно уже не ел. А пышные булочки с корицей просто таяли в рту.

– И сколько прелестнице лет? – поинтересовался я.

– Двадцать пять. Ну это она так сказала. Хотя, думаю, что меньше.

Владлену на вид я бы дал лет сорок с хвостиком, в принципе, ещё совсем не старый мужчина. Но крутить любовь с девушкой на двадцать лет моложе мог позволить себе только богатый человек. И Владлен, похоже, заметил моё сомнение.

– Да, непросто было мне её обворожить. Это тебе, Олег, легко с твоей-то внешностью, бархатным баритоном. Бабы так просто вешаются. А мне вот нужно бааальшие усилия приложить. Духи от Диора, ювелирка, ажурные колготки. У-у-у, когда я достал ей тушь «Луи-Филипп» она сдалась.

Я вспомнил оскорбления жены в адрес моей «смазливой рожи» и непроизвольно скривился.

– А чего ты такой кислый? Что, разве я не прав? Сколько на твоей счету побед, а, коллега? А какие очаровашки вокруг тебя крутятся. Одна Добровольская чего стоит. И это при том, что рядом с ней вьётся такой завидный жених. Сынок партийной шишки.

Я в изумлении уставился на него, на миг потеряв дар речи.

– Я не понял, при чем Добровольская? И что за партийная шишка?

Владлен похотливо ухмыльнулся:

– Ну, ёлки, ты что не знаешь, что она влюблена в тебя?

– Пусть так. Я не кручу романы с ученицами. А кто это рядом вьётся?

– Олег, ты что вообще? – Владлен, бросив уминать котлету, изумлённо уставился на меня. – Ты что не знаешь, что Звонарёв втюрился в Ксению ещё в седьмом классе?

Вот она разгадка странного поведения этого отморозка. Он ревнует ко мне. Это объясняло всё. Именно поэтому он остался в нашей провинциальной школе, а не перешёл в спецшколу.

– Все-таки вы учёные, астрономы, физики, – продолжил Владлен снисходительно, – Можете быть гениями в науке, но в бытовом плане – полные профаны. Ты подумай, что ты сделал такое, что Звонарёв в такую ярость пришёл? Небось флиртовал с Ксенией. Он и взбесился.

– Она вызвалась отвечать у доски, я ей поставил пять. Всё! Всё, Владлен, больше ничего.

– Этого достаточно, – он вновь увлёкся едой, кусочком пирожка собирая подливу на тарелке.

– Слушай, я почти на двадцать лет старше Ксении. Зачем ей такой старик, как я?!

– Старик? Юной деве нужен взрослый опытный мужчина, чтобы научил её многому.

Циничные высказывания женатого учителя покоробили меня. Я понимал, что все разговоры о целомудренности и чистоте советского человека – блеф и вранье, но слова этого интеллигента резали слух.

– Да, понимаю, понимаю, тебе нужны такие, как Марина.

Я вздрогнул и отвёл взгляд: мимо прошла француженка, в полном одиночестве, грациозно, чуть покачивая бёдрами, она несла поднос с парой тарелок. И поймал себя на мысли, что любуюсь стройными ножками девушки, с рельефной линией икр.

– У меня с Мариной ничего не было, – отчеканил я.

– Ну, не было – значит, не было, – он хмыкнул, явно не поверив в мои слова, положил себе в рот кусочек котлеты, щедро смоченный бордовой подливой. – Да, кстати! – он будто что-то вспомнил. – Не нужно тебе это?

Он вытащил из кармана и незаметно положил передо мной сложенные полупрозрачные квадратики, в которых я узнал презервативы.

– Зачем они мне? Я женат.

– Мы все женаты, но каждый, кто женат, всегда мечтает хотя бы пару часов побыть холостяком, – назидательно поднял палец, произнося эту банальную сентенцию. – Вот для этого нужные такие штучки. Мне Пашка из Финляндии привозит партии. Они там стоят копейки. А у нас разлетаются вмиг. По рублю за штуку. Но тебе могу дешевле уступить.

Я почему-то вспомнил Синицыну, до которой достижения в области средств предохранения от нежелательной беременности так и не дошли. И тут же эту мысль заслонила другая – эти «штучки» свободно лежали в любом современном магазине.

– Не надо. Спасибо.

– А, ну да, тебе же Люда может достать.

– Люда? Ты смеёшься, Владлен? Она бы мне всю физиономию расцарапала, если бы я такое попросил.

– Вы же уже сколько вместе, а детей-то у вас нет?

– Нет. Людка говорит, что это я виноват.

– Да? А ты сам-то хочешь детей?

– Владлен, хочу, чёрт подери. Хочу! Но не получается.

– Понятно. А у меня вот получилось. Двое обормотов. Ладно, я побежал.

Владлен сгрёб грязную посуду на поднос, отнёс к стойке у окошка раздачи и вышел. А я, проводив его спину, даже вздохнул с облегчением. Больше всего мне хотелось теперь найти повод, чтобы подойти к Марине, которая смаковала чашечку кофе, элегантно отставив мизинец, и писала что-то в ежедневник.

– Олег Николаевич! – я вздрогнул от возгласа, который так внезапно прервал мои мечтательные раздумья. – У нас ЧП.

Рядом я обнаружил второго завуча Таисию Геннадьевну (насколько я запомнил её имя на доске почёта), худенькую женщину неопределённого возраста в старомодном платье мышиного цвета. Вытянутое лицо с выступающим узким подбородком, выражало смятение, переходящее в ужас.

– Школа горит? – поинтересовался я, привстав, отодвинул стул, чтобы женщина села.

Она присела на краешек и слабо улыбнулась.

– Если бы. Хуже. Наш физрук заболел.

– Ага. И насколько сильно? – я понял, что физрук опять в запое.

– До урока вряд ли выздоровеет. Олег Николаевич, помогите.

– Что вместо урока физкультуры провести урок физики? И какой класс? Они физику-то учат уже?

– Нет, – она замахала головой. – Провести надо урок именно физкультуры. Класс шестой.

– Таисия Геннадьевна, я вообще-то физике учу. Она, конечно, звучит похоже, но все-таки это разные дисциплины.

– Но вы же спортсмен, десантник, вы сможете, мы уверены.

– Десантником я был тринадцать лет назад. И у меня нет никаких навыков проводить подобный урок. И формы нет, и обуви.

– Мы вам всё обеспечим. И форму, и обувь.

Я брезгливо поморщился, терпеть не могу одевать кем-то ношеную одежду, а тем более обувь.

– Хорошо, съезжу домой, захвачу форму и проведу урок.

– Что вы, Олег Николаевич, – она замахала в отчаянье руками. – Это же два часа. Вы не успеете.

– Успею. Я на мотоцикле подскочу минут за пятнадцать туда и обратно. А чего такая необходимость-то? Ну отмените урок, пусть ребята отдохнут.

– Никак нельзя, – она перешла на шёпот: – В школе комиссия из горкома, могут нагрянуть на любой урок. А тем более физкультуры. Сейчас идёт отбор для Олимпиады, ну вы понимаете.

Каким образом, дети из шестого класса могли участвовать в Олимпиаде, которая должна состояться через два года, я не понял, но переспрашивать не стал.

– Хорошо. Я поехал.

Собрав недоеденный обед, я оставил поднос с посудой на стойке, и быстро сбежал по лестнице вниз. Схватив с вешалки куртку, на ходу надевая и застёгивая её, выскочил во двор. Запрыгнул в седло. На холодную мотоцикл заводиться отказался. Пришлось подождать, когда топливная смесь нагреется, и раз пять нажал стартер. Наконец, мотор ожил, я выжал сцепление, добавил газа, ожила панель, обороты взлетели. Под оглушительный рёв движка я выскочил на улицу и помчался домой.

Напротив нашего подъезда обнаружил «волгу» элегантного серо-голубого цвета с московскими номерами. Странно, какой-то важный чин приехал к кому-то в гости? – обдумывал я эту мысль на ходу, взбегая на шестой этаж. Отдышавшись, вытащил ключ, сунул в замок, но повернуть не смог. В душу хлынула тревога, сжалось что-то внутри. Первая мысль – любимая жёнушка сменила замки. Вторая – кто-то есть дома и повернул собачку английского замка, чтобы нельзя было открыть снаружи. Я решил попытать счастья – пару раз нажал на кнопку звонка. Тишина. С силой нажал кнопку вновь и держал долго.

И тут послышался звук открываемой замка. На пороге стояла жена, запахнувшись в длинный халат, больше смахивающий на пеньюар.

– Ты же говорил, что вернёшься в девять? – с досадой выпалила она.

– Мне нужна спортивная форма, – я отстранил её и хотел пройти в большую комнату, к шкафу.

Но она перекрыла мне дорогу:

– Я сама принесу, – глаза у неё бегали.

– Ты не одна? – скривился я.

Резко отодвинув её, я распахнул настежь дверь в большую комнату. Вначале взгляд упёрся в наспех застеленную кровать, а затем в мужика перед включённым телевизором, над спинкой кресла виднелась его абсолютно лысая голова. На экране парни в расшитых в русском стиле рубахах что-то наяривали на балалайках, но всё шло без звука. Наш телевизор часто барахлил, чтобы появился звук, по ящику надо было пару раз ударить, но гость об этом не знал.

Услышав шум, мужчина медленно, степенно привстал, взглянул на меня так, словно это я был гостем, а он – хозяином. Он успел одеться, стоял в серой футболке и потёртых джинсах, явно дорогих и фирменных. Высокий, широкоплечий, абсолютно лысый, с уже обозначившимся животом. Около пятидесяти или чуть меньше. И все лицо в складках, как у шарпея. Взгляд снисходительный, сверху вниз. Хитрый прищур.

– Познакомьтесь, – Людка тоже вошла следом. – Это мой муж Олег Николаевич, а это – Борис Семёнович Костров.

– Очень приятно, – мужик протянул мне руку. – Борис Семёнович, товаровед ГУМа.

Последнюю фразу он подчеркнул, сделал акцент, чтобы, видимо, меня проняло, что это не обычная измена. А измена для создания полезных связей.

– Мне тоже должно быть приятно? Или только моей жене?

Мужчина криво усмехнулся, но никакого испуга или растерянности на его роже я не заметил. Разумеется, бить его я бы не стал. И вовсе не потому, что он крупнее и выше меня. Времени не хватало.

– Вот, – жена сунула мне сложенный югославский спортивный костюм, и меня кольнула досада, что купить такой в магазине я бы не смог.

Я выхватил у неё пакет, вернувшись в прихожую, пошуровал во встроенном шкафу и вытащил кроссовки со значком пумы в прыжке. Сунул в сумку вместе с костюмом, и, не прощаясь, выскочил за дверь, захлопнул.

Закинув сумку на заднее сиденье, я вскочил в седло и тут же захотелось развернуться, разогнаться и вмазаться в эту элегантную машину. Но я пожалел свой мотоцикл. Вместо этого, я понёсся назад в школу. Стараясь выбросить из головы мысли о том, чем моя жена занималась с лысым товароведом.

В раздевалку я буквально ворвался, сбросил сумку и начал переодеваться, забыв закрыть дверь.

– О, Олег Николаевич! Вы просто метеор, – голос Таисии Геннадьевны заставил меня вздрогнуть, и покраснеть.

Её совершенно не смутило, что я полуголый, успел надеть лишь спортивные бриджи. Мысли завуча витали где-то совсем далеко. Так что я не стал её упрекать, что она ворвалась без разрешения в мужскую раздевалку. Видимо, для неё я не олицетворял мужчину, а лишь преподавателя, который не имел пола.

Когда оделся, завуч подала мне классный журнал в темно-бордовой пухлой обложке, от которой пахло настоящей кожей, что удивило меня, почему у какого-то класса такая роскошь?

Внутри спортивный зал выглядел точно также, как я помнил. Просторное помещение с высоким потолком, деревянный, выкрашенный ярко-жёлтой краской пол. Прямоугольные окна у самого потолка. Шведская стенка, канаты, свисающие с потолка, баскетбольные кольца. И ядрёный запах древесины, мастики для пола, пыли и пота тысяч учеников.

Сами ребята уже ждали меня, выстроившись в шеренгу по росту и тут я понял, что Таисия обманула меня. Передо мной стояли не тринадцатилетние пацаны, а взрослые парни с идеальной осанкой, хорошо развитыми мускулами, в одинаковых белых футболках и спортивных бриджах. Девушек оказалось меньше, хотя я знал, что во всех классах их должно быть больше, чем ребят. Но девушки, все как на подбор длинноногие, закрытые купальники обтягивали хорошо натренированные сильные тела с минимум груди. Скорее всего, собрали со всей школы спортсменов, которые занимались в секциях.

Я открыл журнал на закладке и тут же обнаружил там записку, написанную чётким, каллиграфическим почерком: «Олег Николаевич! Проведите урок по этому плану» и дальше шло по пунктам, что нужно сделать.