Красный Нарцисс

Елена Леонова

Красный Нарцисс

Глава 1. Аравийский полуостров

Каждый вдох давался с трудом, сухой воздух драл горло, словно наждачная бумага. Молодой мужчина бежал.

Бежал отчаянно, бежал на пределе сил, бежал от самой смерти.

Солнце палило нещадно, превращая бескрайнюю Аравийскую пустыню в раскалённую сковородку. Он чувствовал, как плавится разум, как галлюцинации начинают проступать сквозь пелену усталости. Видел миражи – оазисы с прохладной водой, тенистые пальмы, обещающие отдых. Но знал, что это лишь обман, ловушка, расставленная самой пустыней.

Кровь. Она была на нём повсюду. На руках, липкая и запёкшаяся. На шее и лице, стекающая из рваной раны на голове.

Мужчина не осознавал, куда двигается и что ждёт впереди. Только песок, солнце и жажда. Жажда воды, покоя и жизни. Он просто бежал, надеясь, что где-то там, за горизонтом, его ждёт спасение. Бежал, потому что остановиться означало смерть.

За плечом болтался автомат. Тяжёлый, чужой, украденный у тех, кто теперь гнался за ним по пятам. Молодой человек оглянулся. На горизонте, будто зловещие чёрные точки, появились джипы.

Мужчина споткнулся, упав на колени. Автомат больно ударил по спине. Прокля́тая железка! Он ненавидел его, но понимал, что без него он – ничто, просто мишень. Поднявшись, опираясь на автомат, словно на трость, почувствовал, как ноги отказываются слушаться, а каждый шаг отдавался острой болью в ступнях.

Гул моторов становился громче. Силуэты джипов замаячили позади в мареве раскалённого воздуха. Они были пока ещё далеко, но это вопрос времени, как скоро его настигнут. И тогда у него не будет шансов.

Нужно что-то придумать. Сражаться! С автоматом против нескольких джипов? Самоубийство. Спрятаться! Он огляделся в поисках хоть какой-то возможности. И увидел его. Небольшое углубление в песке, образованное ветром. Неглубокое, но достаточное, чтобы укрыться от глаз. Это был его единственный шанс.

Он бросился к нему, падая на колени. Зарылся в песок, стараясь слиться с ним, стать его частью. Затаил дыхание, прижимая автомат к груди.

Джипы приближались. Мужчина слышал, как они ревут, как скрипит песок под их колёсами.

Закрыв глаза, парень замер. Либо сейчас автомобили его переедут и тогда уже не будет нужен никакой автомат, либо обнаружат его укрытие, что повлечёт не менее печальный финал. Он знал: если его поймают, живым не оставят. Страх, паника и отчаяние захлестнули его.

Рёв моторов нарастал. Джипы были совсем рядом. Он чувствовал вибрацию земли и даже слышал грубые крики преследователей. Сердце бешено колотилось.

Но внезапно звук мчащихся машин начал стихать.

Они проехали мимо. Сперва один джип, потом второй, третий.

Мужчина лежал неподвижно в песке, будто мёртвый. Казалось, прошла целая вечность, пока шум моторов не стих вдали.

Медленно и осторожно парень вылез из ямы. Огляделся. Пустыня молчала. И он был жив.

Солнце продолжало безжалостно палить, но теперь его лучи ощущались не такими враждебными. Мужчина выплюнул песок, забившийся в рот. Джипы исчезли за горизонтом, но это лишь временная передышка. Надо как можно скорее убраться отсюда и двигаться дальше. И он снова побежал.

Солнце выжигало остатки сил. Его одежда, когда-то светлая, теперь была покрыта толстым слоем пыли и запёкшейся крови. Он не понимал, сколько времени уже бежит, только одно желание пульсировало в голове: добраться до места!

Внезапно в пыльном знойном воздухе на горизонте замаячило размытое очертание. Что-то приближалось, постепенно обретая чёткие формы. Машина. Мужчина замер. Неужели они? Вернулись? Нашли его?

Нет. Это был старый, видавший виды автомобиль с открытым кузовом. Пикап. За рулём сидел немолодой араб с уставшим взглядом.

Собрав последние силы, мужчина бросился навстречу транспорту, размахивая руками.

Автомобиль затормозил.

– Помогите… пожалуйста… – прохрипел он на английском, хватаясь за борт машины. – Довезите меня до Каср аль-Фарид… Я заплачу…

Мужчина достал из внутреннего кармана грязной рубашки смятую стодолларовую купюру и протянул её водителю.

Араб молча и оценивающе посмотрел на путника, а потом на банкноту. В глазах его читалась смесь недоверия и любопытства. Он окинул взглядом израненного беглеца, его окровавленную одежду, автомат за плечом и снова посмотрел на деньги. Долгая пауза повисла в раскалённом воздухе.

Наконец араб кивнул.

– И воды! У вас есть вода?

Водитель протянул пластиковую бутылку.

В глазах молодого мужчины вспыхнула надежда. Он забрался в кузов и рухнул в изнеможении на грязную циновку, чувствуя, как дрожат его руки. Старый автомобиль двинулся в путь, прокладывая себе дорогу сквозь бескрайнюю пустыню.

Мужчина открыл бутыль с водой и жадно сделал несколько глотков. Ветер приятно обдал лицо. Пыль, поднятая колёсами пикапа, густым облаком висела в воздухе. Он прищурился, пытаясь разглядеть хоть что-то, кроме однообразного пейзажа. Песок, камни, редкие кустики колючек – вот и всё, что предлагала эта суровая земля. Но он знал: где-то там, среди безжизненной красоты, его ждёт цель. Цель, ради которой он проделал такой долгий и трудный путь.

Наконец вдали показался силуэт. Сначала едва различимый, словно мираж, но постепенно он становился чётче и реальнее – нечто, возвышающееся над горизонтом, выросшее из самой пустыни. Сердце мужчины забилось чаще.

По мере приближения силуэт обретал форму. Это был Каср аль-Фарид, высеченный прямо в исполинской скале. Монументальное строение – застывшая мечта древних мастеров – возвышалось над окружающим ландшафтом, поражая своей красотой и величием.

Пикап остановился. Мужчина вылез из кузова, чувствуя, как ноют все мышцы. Он стоял, заворожённо глядя на древнее сооружение. Усталость на мгновение отступила, давая место благоговению и предвкушению.

Он добрался. Нашёл!

Теперь оставалось только понять, что его ждёт внутри.

Глава 2. Месяцем ранее. Московская область. Среда. 16.40

Конец ноября обрушился на дачный посёлок первыми заморозками.

Тонкий слой инея, словно сахарная пудра, присыпал пожухлую траву и крыши соседних построек. Деревья, ещё недавно пылавшие багрянцем и золотом, теперь стояли голые, смиренно ожидая первого снега. В осеннем воздухе, насыщенном ароматом сырой увядшей листвы и дымом из печной трубы, ощущалась лёгкая морозная свежесть. Солнце, уже не такое щедрое на тепло, пробивалось сквозь ветви яблонь, отбрасывая на холодную землю чёрные тени.

Филипп Смирнов, накинув на плечи старый шерстяной плед, сидел на крыльце, рассматривая посеребрённые дорожки перед домом. Он любил это время года. Время тишины и покоя, когда природа замирает в ожидании зимы. Время, когда можно остаться наедине со своими мыслями и чувствами, не отвлекаясь на шум и городскую суету.

Заморозки, будто хрустальные нити, оплетали завядшие цветы в небольшом палисаднике. Филипп взглянул на них, думая о том, как быстро увядает красота. Но в этом было и что-то особенное, грустное, завораживающее, говорящее о неизбежности прихода нового на смену ушедшего.

Мужчина встал и зашёл в дом. Внутри было тепло, и Филипп скинул плед. В камине тихо потрескивали дрова. На столе, заваленном рукописями и книгами, стоял включённый ноутбук, рядом дымилась чашка горячего чая с лимоном. Писатель сделал глоток, ощущая, как напиток приятно согревает. Сев на деревянный стул, он уставился в монитор компьютера, пытаясь сосредоточиться. Заморозки, тишина, уединение – всё это, казалось, должно способствовать работе, но мысли, как последние осенние листья, кружились в голове, не желая складываться в текст. Вдохновение, словно перелётная птица, улетело в тёплые края, оставив Смирнова наедине с мучительным чувством творческой беспомощности. Перед ним на экране были обрывки фраз, незаконченные предложения, наброски абзацев. Уже несколько дней он сидел на даче, тщетно пытаясь писать. Новая книга не хотела складываться в стройные ряды слов, а диссертация, заброшенная на полпути, казалось, мстила за то, что Филипп переключился на художественную литературу. На улицу он выходил отвлечься, ощутить очищающую свежесть надвигающейся зимы и, возможно, поймать творческий подъём, но вернулся с той же гнетущей пустотой в мыслях.

Филипп устремил взгляд в окно. Бело-серые зарисовки невидимого художника просматривались сквозь запотевшее стекло. Писатель вдруг почувствовал себя частью уличного пейзажа – таким же замёрзшим, опустошённым, ожидающим чего-то, что должно было произойти, но никак не происходило. Он полагал, ему нужно сменить обстановку, найти новый источник вдохновения, за этим и приехал на дачу. Но царившая вокруг тишина, покой и парализующая красота уходящей осени погружали мужчину лишь в глубокое умиротворение и сонную расслабленность.

Смирнов вздохнул, собираясь захлопнуть ноутбук, как вдруг заметил мигающий значок, уведомляющий о полученном сообщении.

Он открыл электронную почту, обнаружив письмо с неизвестного адреса. К большому удивлению писателя, текст был на итальянском.

Быстро его скопировав, Филипп поместил послание в сервис для переводов в интернете.

«Приветствую вас, Филипп! Не удивляйтесь, но я проделал большую работу, чтобы найти вас. Мне очень надо с вами переговорить. Прошу, свяжитесь со мной по номеру ниже. Буду рад! Джулио Феранси».

Филипп замер, уставившись на имя отправителя.

Джулио Феранси. Не может быть! Итальянский профессор истории, с которым он познакомился летом в Греции1. Воспоминания молнией пронеслись в голове писателя: колода Таро, математический код, скрытый в ней и ведущий к тайне на Крите, пещера Зевса, невероятные и загадочные артефакты древней неизвестной цивилизации, группа головорезов, возглавляемая итальянским исследователем Риццоли, пытавшимся убить Филиппа и профессора. Смирнов нахмурился. Обстоятельства встречи с Феранси были, мягко говоря, неприятными. Они оба оказались заложниками Риццоли и боролись за свои жизни, к счастью, успешно.

И вот, спустя почти полгода, в промозглом ноябре, письмо от профессора!

Писатель сидел, ошеломлённый, глядя в монитор ноутбука. Откуда у Феранси адрес почты? И что заставило его написать столь странное сообщение?

Сердце ощутимо заколотилось в груди. Ноябрьская дача, казавшаяся таким тихим и спокойным убежищем, вдруг превратилась в интригующий очаг загадки.

Филипп сидел, раздумывая, стоит ли звонить? Затем встал, прошёлся по комнате, подбросил дров в камин. Огонь жадно лизнул поленья, и в помещении стало теплее.

С одной стороны, его уже начало раздирать любопытство, но с другой, писатель чувствовал скользящее внутри него нежелание погружаться в события прошлого и уж тем более вовлекаться в новую авантюру.

Но любознательность пересилила.

Глава 3. Московская область. Среда. 17.30

Смирнов взял мобильный, набрал номер, указанный в сообщении, и включил видеозвонок.

Через пару гудков на экране телефона появилось лицо пожилого мужчины. Глубокие морщины виднелись на бледном напряжённом лбе, копна седых волос непокорно торчала во все стороны, на переносице сидели очки, слегка сползая вниз, за стёклами которых мелькал умный, проницательный взгляд.

– Buon giorno, Filippo2, – прозвучал хрипловатый голос профессора, а затем, очевидно, вспомнив, что писатель не говорит по-итальянски, он добавил на английском. – Как у вас дела?

Смирнов кивнул.

– Добрый день. Всё хорошо. Я получил ваше письмо и, признаться, заинтригован.

Профессор Феранси улыбнулся, и его лицо стало более приветливым.

– Я рад, что вы откликнулись. После нашего с вами приключения жизнь кажется спокойной и прекрасной! – он рассмеялся.

– Да уж. Крит забыть сложно.

– Точно, точно! Но у меня есть к вам… хм, необычная просьба.

Филипп внимательно смотрел на Феранси, гадая, что же может понадобиться итальянскому профессору от скромного писателя из России? Хотя, насколько помнил Смирнов, о своём творческом поприще он не упоминал при знакомстве с Феранси.

– Какая просьба?

– Несмотря на тот кошмар, в котором мы с вами побывали, будучи в Греции, я запомнил, что вы неплохо разбираетесь в древней истории Ближнего Востока. Я прав? – профессор хитро прищурился.

Сказанное Феранси было неудивительным. Филипп действительно говорил о своей профессии, когда пытался отвлечь Риццоли, оттягивая его намерения лишить жизни писателя и профессора на Крите.

– Да. Так и есть. Я, как и вы, историк по образованию. Вот сейчас даже пытаюсь писать докторскую диссертацию.

– Неужели? Прекрасно! Тогда моя просьба будет очень кстати. Но, скажите, какая тема вашей научной работы? – лицо Феранси засветилось интересом.

– Ну… – Смирнов замялся на мгновение. Говорить о своей диссертации с итальянским профессором показалось вдруг волнительным. – Культурные связи государств Древнего Востока в период с каменного по железный век.

– О! Да, да! Хорошая, интересная тема! Желаю вам удачи! Но, полагаю, вам нужен материал для работы? Слышали о Biblioteca Nazionale Centrale di Roma3?

– Конечно, – кивнул Филипп. И без знания итальянского он понял, о чём речь. – Это одна из крупнейших научных библиотек в Италии.

– Верно! Её фонд насчитывает около восьми миллионов единиц хранения, среди которых почти десять тысяч манускриптов, три тысячи инкунабул4 и двадцать тысяч географических карт, и я ещё молчу о книгах, свитках и рукописях.

– Да, количество материала там впечатляет.

– Я готов сделать туда пропуск. Вам это интересно?

Филипп опешил.

– Пропуск?

– Да, да! Приезжайте в любое время. Он будет вас ждать у администрации.

– Вы живёте в Риме?

– Сейчас да, но я часто бываю и в других городах по работе. Вы же понимаете: лекции, семинары. Так пропуск нужен? – Феранси улыбнулся.

– Я буду вам очень благодарен! – внутри писателя вспыхнуло радостное возбуждение. Может быть, это то, что ему сейчас нужно?! Та самая смена обстановки, которая наполнит свежими эмоциями и вдохновением! Он не только получит доступ к уникальным историческим материалам для диссертации, но и окунётся в новую атмосферу, дающую почву для творчества, написания книги.

– Отлично! Считайте, он у вас уже есть!

– Простите, но почему вы мне это предлагаете? – эйфорию, накрывшую Филиппа, прорезало сомнение в неожиданно свалившейся на него удаче.

– А, не волнуйтесь, – махнул рукой Феранси, словно прочитав мысли писателя, – никакого подвоха. Я до сих пор поражён, как вам удалось разгадать код на картах Таро. Таким людям, как вы, внимательным, умным и смекалистым, надо помогать. У меня есть возможность! Почему бы нет?!

– Но вы, кажется, говорили о какой-то просьбе? – заметил Филипп, вспоминая начало беседы.

– Верно. Но, даже если откажетесь, пропуск в библиотеку Рима это не отменяет.

– Так и что за просьба?

– Дело в том… м-м-м… ко мне попали старинные свитки, и я хотел, чтобы вы с ними поработали, ну или хотя бы взглянули на них.

– Какие свитки?

– Происхождение их установить пока не удалось. Они были найдены в Африке, но текст на них, похоже, на набатейском.

– Набатейском?

– Именно так. Вам знакомо такое письмо?

– Конечно, – медленно ответил Филипп. Смутное подозрение, о каких свитках идёт речь, закралось в мысли, но писатель отмёл его.

– Отлично! Сможете взглянуть? Буду рад, если попробуете прочесть. Вы же, скорее всего, знаете, что, к сожалению, набатеи не оставили после себя почти никаких текстов. Потому их царство считается сейчас одной из самых загадочных и интригующих цивилизаций, а те немногие записи, которые находят, сложно поддаются расшифровке.

– Да, да… я посмотрю, – навязчивые мысли о происхождении рукописей вернулись, но допустить столь дикое совпадение получалось с трудом. – Где именно найдены свитки? – быстро спросил Филипп.

– В Марокко. Не поверите, но их обнаружили под одной из мечетей в Танжере. Удивительная находка! Арабская страна, а тут – набатейские тексты! Поразительно!

Глаза Филиппа непроизвольно расширились от охватившего его удивления.

Услышанное было не удивительным, а буквально невероятным!

Глава 4. Московская область. Среда. 17.45

За окном начинало темнеть, и теперь лицо писателя освещала большая кованая люстра под потолком. Он сглотнул, пытаясь скрыть волнение.

– Филипп, – продолжил профессор, – я получил копии и, раз вы согласны, вышлю вам отсканированный текст по электронной почте. На свитках он местами повреждён, но, думаю, получится прочесть, хотя бы часть.

Смирнов кивнул, стараясь выглядеть заинтересованным, но сейчас его внимание было приковано не к лингвистическим тонкостям. В голове пульсировала одна-единственная мысль: «Не может быть…»

– Фотографии текста достаточно чёткие, так что у вас не будет проблем.

Писатель вновь кивнул. Фотографии… Ха! Да он видел сами рукописи, когда осенью в Марокко они обнаружились под полом мечети5! Он знает, как трагически погибла археолог, изучавшая свитки, и об их исчезновении! И, наконец, держал реликвии в руках, когда они нашлись в Москве! Только вот Филипп никак не предполагал, что рукописи заинтересуют того самого профессора, с которым повстречался на Крите! Дичайшее совпадение! Свитки действительно были любопытными, и то, что на них оказался текст на набатейском, сразу привлекло его внимание, однако погружаться в исследование тогда не нашлось ни времени, ни желания.

В горле пересохло. Как же Феранси узнал о них? И почему обратился именно к нему? Просто невероятно!

– Конечно, профессор, – выдавил Смирнов, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Я с удовольствием посмотрю фотографии.

– Можно просто Джулио, – обрадованно произнёс Феранси. – Уверен, реликвии вас заинтересуют!

Филипп в этом не сомневался, но не мог сказать правду о том, что знает о свитках. Не сейчас. Не ему. Из опыта он понимал: поделиться информацией о реликвиях значило бы подвергнуть опасности и себя, и, наверное, профессора. Конечно, в самих рукописях нет ничего таинственного, просто старинный артефакт, и история со смертью археолога напрямую не связана с содержанием текста на реликвиях. Как теперь уже знал Филипп, свитки были похищены лишь из интереса к факту находки, но… Он должен сначала сам выяснить о них больше.

– Ну прекрасно! Я вышлю фото сегодня же. Жду с нетерпением результатов, – сообщил профессор.

После того как видеосвязь завершилась, писатель откинулся на спинку стула, переводя дыхание. Он чувствовал мандраж и неприятное, колкое волнение. Расслабленное, умиротворённое состояние, в котором Филипп пребывал ещё несколько минут назад, сменилось напряжением. Марокко… Свитки… И теперь профессор Феранси. Он был уверен, что эпизод с его поездкой в Танжер давно позади, но, похоже, ошибся.

Смирнов включил ноутбук и открыл поисковик. Набрал: «Джулио Феранси. Италия». Результаты выдали десятки статей, книг, лекций. Профессор являлся одним из известных европейских специалистов в области общей древней и античной истории. Книги его оказались переведены на многие языки, у Феранси было несколько научных премий, он состоял в учёном совете Итальянского института исторических исследований в Неаполе, где также преподавал. Уважаемый человек.

Филипп встал и подошёл к окну, прислонившись лбом к холодному стеклу. Ноябрьский вечер накрыл дачный посёлок сумерками. На улице всё так же чернели голые ветви деревьев, тянувшиеся, словно костлявыми пальцами, к свинцовому небу. Слышалось карканье ворон.

Писатель вздохнул. Изучение древних текстов – задача не из лёгких. Расшифровка, анализ, сопоставление… Это требовало не только знаний, терпения и усидчивости, но и, конечно же, времени. Похоже, написание книги и диссертации придётся отложить.

Он оторвался от окна, чувствуя, как холод стекла начал обжигать лоб. Захотелось крепкого чая с бутербродами. Смирнов направился в кухню, начиная размышлять, с чего он приступит в работе над свитками, когда их пришлёт профессор.

Глава 5. Несколько дней спустя. Московская область. Суббота. 09.20

Ночь принесла первый снег. Утром дачный посёлок укрылся под тонким, хрустящим белоснежным одеялом. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь шорохом колёс автомобиля. Бледное солнце тускло светило сквозь тяжёлые облака, когда писатель подъехал к своей даче. Он припарковал машину и вышел из неё. Воздух обжёг лёгким морозцем щёки Филиппа. Вдохнув прохладную свежесть, он направился к калитке. Вчера ему нужно было съездить в Москву, чтобы забрать дома несколько книг, необходимых для перевода набатейского текста на свитках, и сегодня, встав пораньше, он вернулся за город.

Толкнув проржавевшую калитку, Смирнов замер. На девственной белизне снега, лежавшего на дорожке, ведущей к дому, отчётливо виднелись следы. Свежие и чёткие. Кто-то был здесь рано утром, после снегопада.

Мысли о возможном незнакомце, оставившем свои следы, вызвали у Филиппа тревогу. Он быстро огляделся. Вокруг ни души.

Писатель медленно, обходя чужие отпечатки, продолжил путь к дому, стараясь не обращать внимания на нарастающее волнение. Тишину внезапно нарушил резкий звук мобильного. Писатель вздрогнул и вздохнул, доставая телефон.

– Филипп, привет!

– Привет, Лёш.

– Как дела? Сегодня всё в силе? Я собираюсь выезжать к тебе после обеда.

– Да, да, в силе, – слушая друга, писатель немного успокоился, однако не мог отвлечься от разглядывания чужих следов на своём дачном участке.

– Что-то купить? Мясо? Вино?

– Можно, – на автомате ответил Смирнов. Он нахмурился. Отпечатки подошвы вели к крыльцу.

– Хорошо, тогда я заеду в магазин. Позвоню тебе в дороге.

– Ага.

Чуть подтаявший снег лежал и на крыльце.

– Купить заодно рассаду для клубники? Или арбуз?

– Ага, – вновь произнёс Смирнов, переводя взгляд на дверь. Она была закрыта, и следов взлома он не видел.

– Филипп?

– Да, да.

– Ты слышал, что я спросил?

– Конечно. Рассаду или арбуз… – он резко сосредоточился на звонке. – Подожди, зачем?

– Ты меня не слушаешь. Что случилось? – голос собеседника стал серьёзным.

– Всё нормально.

– Филипп!

– Ну, я сам пока не пойму. Приехал на дачу, а тут чьи-то следы у меня на участке.

– Дверь взломана?

– Нет. Вроде бы.

– Я сейчас пришлю к тебе Максимову, она проверит.

– Не надо. Говорю же, взлома нет.

– Жди. Она скоро будет, – собеседник отключился.

Писатель чертыхнулся и убрал мобильный. Другого исхода разговора и быть не могло, ведь звонивший, его друг, майор криминальной полиции Саблин, никогда не оставлял без внимания подобные инциденты. Это и понятно. Работая в органах, следователь сталкивался с разными странными вещами и отлично знал, как незначительные детали и события зачастую приводят к самым неожиданным последствиям. Смирнов тоже это прекрасно осознавал. Но очень не хотелось верить, что следы на снегу – тот самый случай.

Войдя в дом, писатель закрыл за собой дверь и осмотрелся. Всё выглядело так, как он оставил вчера: на столе лежали бумаги с его записями о древних свитках, которые изучал последние несколько дней, пустая чашка рядом, плед на диване. Никаких признаков ограбления или взлома, никакого беспорядка. Всё вроде бы на местах. Облегчение медленно просачивалось сквозь тревогу. Но в этот момент он заметил следы на полу – мокрый, растаявший снег. Чёрт! Проклятие! В доме точно кто-то побывал!

Ощущение тревоги вернулось. И самое страшное, пришедшее моментально в голову, – Филипп не видел следов, ведущих обратно к калитке. Холодок колко пронёсся по затылку.

Тот, кто залез к нему в дом, ещё внутри?!

Смирнов быстро подбежал к ящику на кухне и достал старый охотничий нож отца. Лезвие блеснуло в тусклом утреннем свете. Не то чтобы он собирался нападать на незваного гостя, если тот в доме, но быть совсем беззащитным не хотелось.

Сердце писателя заколотилось в груди. Он не считал себя параноиком, но и наивным простаком тоже. Уединённое место, древние рукописи… В голове роились самые разные предположения, от банальной кражи до чего-то гораздо более зловещего, связанного с его нынешней работой. Что ни говори, а свитки уже отняли жизнь археолога в Марокко.

Филипп медленно, стараясь не шуметь, обошёл комнату за комнатой, прислушиваясь. Благо на первом этаже было всего два жилых помещения и три на втором. Никого.

Он подошёл к окну, выходящему на задний двор. Там, под чёрными ветвями яблони, следы повторялись и вели к ещё одной калитке, за которой сразу начинался лес. Значит, не просто заблудившийся путник. Кто-то целенаправленно пришёл к дому, побывал в нём, а затем скрылся в лесу.

Писатель опустил нож, чувствуя, как расслабляются все мышцы и затихает волнение, но противный осадок от пугающего и странного засел в голове.