Король и Шут

Король кивнул, и в его глазах мелькнуло понимание: сила веселья способна противостоять любому кошмару, любому крику и любому ужасу. Даже тот кровавый человек на моей кровати, казавшийся призраком, теперь выглядел как часть великой игры судьбы.

А в деревне праздник продолжался. Песни до утра, танцы, бокалы вина – всё это стало символом того, что жизнь продолжается, несмотря на ужас, который таится в ночи. Каждый, кто пил, смеялся и пел, понимал: радость – это оружие сильнее любого страха.

И я понял, что мой путь, мои ночи, крики и страхи – лишь часть этой великой, перепутанной сказки. Шут и Король рядом, гоблин в глуши леса спит, народ веселится, и мир продолжает жить, несмотря на кошмары и странные ночи.

Лодка скрипела возле причала.

Ночь была слишком тиха для того, чтобы казаться обычной. Луна висела над водой, как безжалостный свидетель, и каждый её луч будто пытался пробраться в глубину, где в чёрной тени прятались секреты. Король стоял у кромки, держа руку на рукояти меча. Он смотрел в воду, и то, что видел там, приводило его в бешенство.

Не было отражения.

Только зыбь и пустота. Луна отражалась, рваные облака отражались, даже старые сваи причала давали в воде свой кривой силуэт. Но не он.

– Нет… – прошептал Король. – Ты снова пришёл.

Сквозь тёмные волны, как из-за мутного стекла, поднялось лицо. Его собственное, но искажённое, злое, обескровленное. Зеркальный двойник. Тот, кто явился однажды и не оставил ему покоя.

С того вечера Король жил, как изгнанник в собственной жизни. Все несчастья, все предательства, все поражения – он видел в этом отражении, в том, кто украл у него судьбу.

За спиной раздался знакомый смешок.

– Гляжу, ты опять споришь с лунной гладью, – сказал Шут, подходя ближе. Его колокольчики тихо позвякивали, но в голосе не было веселья. – Ну что, кто кого? Ты или твой двойник?

– Он лишил меня всего, – отрезал Король. – Разорил, опозорил, оставил в нищете. Он – моя тень, и пока она жива, я не стану собой.

– Тень не убивают мечом, – заметил Шут. – Но ты же попробуешь, я знаю.

Король ничего не ответил. Лодка качнулась, и из темноты послышались тихие стоны. В сером мешке на дне что-то шевелилось.

– Вот он, – сказал Король, и его глаза горели лихорадкой. – Я поймал его. Сегодня кончится эта игра.

Шут приподнял бровь, разглядывая мешок. Внутри дёрнулся человек – или не совсем человек.

– Ты уверен? – спросил он, осторожно. – Потому что, если ошибся… если это не он…

– Это он, – перебил Король. – Его голос, его запах. Моя сущность восстала против меня, но я заставлю её сгинуть.

Он наклонился к мешку, разрезал верёвки. Изнутри вывалилось тело – живое, но бледное. Лицо действительно было его лицом. Только глаза светились нечеловеческой злостью.

– Ты ошибся, – сказал двойник, кашляя, – я не вор. Я – ты. Ты сам отдал мне всё, шаг за шагом. Каждое предательство, каждую слабость ты совершал сам, а теперь ищешь виноватого.

Шут отступил на шаг. Ему было не по себе – словно ночь наполнилась двумя королями, и оба они были настоящими.

– Заткнись! – рявкнул Король и ударил его ногой в грудь. Двойник захохотал.

– Ты думаешь, убьёшь меня – и вернёшь себе трон? Нет. Я уже в тебе. В каждом глотке вина, в каждом проклятом сне. Я твой крах.

Лицо Короля перекосила ярость. Он выхватил меч.

– Сегодня я разрушу твой план. Ты не знаешь меня. Ты всего лишь отражение. А средство одно – сгинь на дно!

Меч опустился. Лезвие вошло в грудь двойника, но тот лишь улыбнулся. Вместо крови из раны потекла тёмная вода. Она разлилась по доскам причала, заливая ноги.

Шут отшатнулся:

– Король… он не умирает…

– Он умрёт! – прорычал Король и снова и снова вонзал клинок. Но вода только прибывала, а отражение крепло, будто сама река поднималась против него.

И тогда… всё изменилось.

Гулкий зал, дым костров, звон кружек. В деревне праздновали, хоть никто не ждал праздника. Люди пели, плясали, наливали вино. Даже гоблин-борода явился с холмов и, кряхтя, уселся среди гостей.

– Пей, Король! – кричали ему. – Пей, Шут! Сегодня можно всё!

Вино текло рекой, и у него был странный вкус. Люди смеялись, никому не было дела. Хоббиты привезли бочонки, и никто не спросил, что они там намешали.

Шут пил и пил, но краем глаза следил за другом. Король сидел, нахмуренный, сжимая кубок так, что белели пальцы.

– Ты не пьёшь, – сказал Шут. – Что с тобой?

Король поднял глаза. В глубине кубка отражался не он – отражался тот самый двойник.

– Он и здесь, – прошептал он. – Даже в вине.

Но люди не слушали. Они смеялись, плескали, обнимали друг друга. А потом вдруг гоблин вскрикнул, упал лицом на стол. Все заметили: изо рта у него течёт чёрная пена.

– Яд! – заорал кто-то. – В вине яд!

Паника разлилась по залу. Люди валились, хватаясь за горло. Кто-то ещё пел, кто-то бился в конвульсиях. Шут вскочил.

– Гарри! – прокричал он, указывая на высокого бандита у стены. – Это он! Он всегда был мерзавцем!

Гарри попытался убежать, но пули настигли его. Последний выстрел – прямо в лоб. Он упал, но смеялся до последнего, заливая пол кровью.

Король смотрел на всё это, как на кошмар.

– Видишь? – прошипело отражение у него за спиной. – Даже праздник – и тот в твоих руках превращается в бойню. Ты – источник зла.

Король выронил кубок. Вино на полу смешалось с кровью, и в каждой капле он видел собственное лицо, кривящееся в издевательской ухмылке.

Ночь снова вернула их к причалу. Лодка качалась на волнах, а мешок, казалось, пуст. Но отражение никуда не исчезло. Оно теперь было везде.

Король стоял на коленях, тяжело дыша. Шут опустился рядом.

– Послушай, друг, – сказал он тихо. – Может, дело не в нём. Может, он и правда часть тебя. Может, нужно принять?

– Принять? – Король вскинул глаза, полные безумия. – Принять, что я – ничтожество? Что я – убийца? Что я сам себя проклял?

– Может, это и есть сила, – сказал Шут. – Если ты признаешь свою тень, она перестанет владеть тобой.