Счастье моё. Сборник рассказов

– Господи, дай мне ещё немного времени, чтобы увидеть их возвращение. Впрочем, не моя воля пусть будет, но Твоя.

Зима в ущелье была суровой, но красивой. Снег толстым слоем укрывал горы. Весной река, обычно кристально чистая, на короткое время становилась мутной от весеннего половодья. Наталья писала сыновьям письма, рассказывая о жизни в посёлке, о том, как Света с детьми приезжает на выходные, как Маша и Дима строят снеговиков во дворе. Иногда она отправляла посылки – тёплые носки, домашнее печенье, записки с простыми словами: «Держитесь, мальчики мои. Я жду вас». Она не знала, позволит ли Бог ей дождаться их возвращения, но каждый день, проведённый в молитве, приносил ей тот удивительный мир, который был превыше всех волнений и тревог. Этот покой, как свет в реке, стал её опорой.

Светловы оставались рядом. Анна заходила с набором трав, которые так любила теперь Наталья и они вместе пили чай. А дети Анны теперь уже взрослые, временами помогали Наталье по хозяйству. Посёлок изменился: встречи для изучения Библии стали привычной частью жизни, и даже те, кто раньше сторонился Светловых, теперь иногда приходили послушать. Завуч школы, Анна Ивановна, всё ещё злилась, но её голос становился тише – вера, начавшаяся с маленькой искры, теперь горела ярко, как костёр в ночи.

И вот, спустя два года, настал день, которого Наталья ждала с замиранием сердца. Андрей и Петя вернулись домой – возмужавшие, с короткими стрижками в парадных солдатских формах и новыми историями. Посёлок устроил праздник: столы накрыли прямо во дворе у Васильевых, река блестела под весенним солнцем, а смех детей и внуков Светловых и соседей наполнял воздух. Света с мужем и детьми тоже приехала, и Маша с Димой бросились обнимать дядей, требуя рассказать про армию. Наталья, глядя на эту картину, чувствовала, как её сердце переполняется благодарностью. Она дожила до этого дня, и это было её очередным чудом.

Когда гости разошлись, а дом затих, Наталья почувствовала знакомую боль в груди – лёгкую, но настойчивую. Она поняла: это было сообщением о том, что ремиссия закончилась, её время на исходе. Возможно ремиссия закончилась раньше, но ощутила она это только сейчас. Она не испугалась – годы молитвы научили её принимать жизнь такой, какая она есть. Но когда Петя, заметив её задумчивый взгляд, спросил, что случилось, она рассказала ему правду. Его лицо помрачнело, и он, нахмурившись, сказал:

– Мам, а как же благословить нас под венец?

Наталья посмотрела на сына и улыбнулась мягкой, спокойной улыбкой.

– Ну, ты уж совсем не наглей, пора и честь знать, – сказала она, стараясь говорить легко, чтобы скрыть ком в горле. – Если хочешь благословения от меня, тогда тебе нужно срочно жениться.

Петя засмеялся, но его глаза блестели от слёз. Андрей, стоявший рядом, молча обнял мать, а Света, услышав их разговор, подошла и взяла её за руку. В этот момент Наталья почувствовала, что её дети – её чудо, её свет, её река – будут вместе, даже если она уйдёт. Она посмотрела в окно, где река отражала первые звёзды, и тихо помолилась:

– Господи, если Твоя воля, дай мне ещё немного времени. Но если нет – позаботься о них.

На следующий день она снова писала отчёты, готовила ужин, смеялась с внуками. Боль напоминала о себе, но Наталья знала: пока в её душе есть этот покой, пока река течёт, а её дети рядом, она будет жить каждый день так, будто он – её последний чудесный подарок.

Река искрилась под солнцем, отражая свет, как зеркало. Наталья, несмотря на возвращение боли в груди, продолжала жить с той же спокойной уверенностью, которая стала её спутником с того дня, когда она впервые помолилась в доме Светловых. И все же она заметно слабела, теряя вес. Болезнь сообщала о том, что её время заканчивается. Она знала, что её время подходит к концу, но каждый день, проведённый с детьми, был для неё подарком – чудом, которое она научилась ценить.

Андрей и Петя, вернувшись из армии, привезли с собой не только истории, но и любовь, проверенную двумя годами разлуки. Еще до армии они ознакомились в церкви с двумя девушками- подружками – Олей и Леной, добрыми и светлыми. Узнав о том, что болезнь Натальи вернулась, парни не стали медлить. Они хотели, чтобы мама была рядом в один из самых важных дней их жизни, и решили устроить двойную свадьбу.

– Ну да, Бог такое огромное чудо нам подарил – дал так много времени нам с мамой, – сказал Андрей, когда Петя предложил не откладывать венчание. – А теперь пришло время нам поспешить, чтобы получить благословение от мамы.

Наталья, услышав их план, только улыбнулась. Её сердце сжалось от любви и гордости за сыновей, которые, несмотря на свою молодость, понимали, как ценен каждый момент. Она не спорила, не отговаривала – просто кивнула и сказала:

– Я с радостью дам вам своё благословение, мальчики мои.

Свадьба прошла в церкви в городе, которую уже много лет посещала семья Васильевых. В той самой, которую посещали не только Светловы, но и многие соседи, нашедшие в вере утешение и надежду.

Наталья, одетая в простое платье, стояла рядом с сыновьями, время от времени встречаясь взглядами со Светой, которая приехала с мужем и детьми. Маша и Дима, нарядные и немного стеснительные, несли цветы.

После венчания все приглашенные приехали в горный поселок, чтобы на поляне у реки продолжить праздник. Гости пели, молились, оставляли поздравления и пожелания, а река блестела под солнцем, словно благословляя этот день. Когда пастор спросил у Натальи, благословляет ли она своих сыновей, она посмотрела на Андрея и Петю, на их невест, и её голос, хоть и ослабевший, был полон нежности.

– Конечно! От всей души!

Вернувшись домой, Наталья не пошла на поляну, где были накрыты столы. Она вошла в дом, чтобы прилечь. Она сильно устала. Но позже, немного отдохнув, все же пришла к детям и гостям. Когда сыновья попросили оставить им пожелание, она коротко сказала:

– Благословляю вас, дети мои. Живите в любви и держитесь друг за друга, как мы держались все эти годы.

Петя, стоявший рядом с Олей, украдкой смахнул слезу, а Андрей крепко сжал руку Лены. Света, обнимая мать, почувствовала, как её собственные глаза наполняются слезами. Это был момент, который они все запомнят навсегда – момент, когда их семья, несмотря на боль и потери, была вместе.

Через несколько недель после свадьбы Наталья ушла из жизни – тихо, как и жила. Она лежала в своей комнате, глядя в окно на реку, где свет играл на воде, как всегда. В последние дни она не жаловалась на боль, не боялась. Она благодарила Бога за покой, который Он подарил ей, за годы жизни, добавленные как чудо. Кто-то в посёлке, узнав о её уходе, называл её случай огромным чудом – ремиссия, длившаяся так долго, была большой редкостью. Но сама Наталья верила, что каждый восход и закат – это чудо. Её жизнь, её дети, её вера, солнечные зайчики, играющие в чистой воде их речки, – всё это было обыкновенным чудом, незаслуженным подарком, который она принимала с благодарностью.

Когда Света, Андрей и Петя стояли у реки, прощаясь с матерью, они не плакали. Они знали, что мама оставила им не только воспоминания, но и тот покой, который она нашла в молитве, тот свет, который они видели в её глазах. Посёлок, изменившийся под её влиянием, продолжал собираться у реки, читать Библию, молиться. И каждый раз, когда свет отражался в воде, они вспоминали Наталью – простую женщину, которая научила их видеть чудо в каждом дне.

Почему я родился таким?!

Глава 1.

В палате, где пахло стерильностью и лекарствами, где казалось, что от металлических столов с инструментами веет холодом, Марк появился на свет под озадаченный шепот врачей. За окном, осень щедро рассыпала золото листвы, и ветер пел свою тоскливую песню в голых ветвях тополей. Маленький комочек жизни дышал, плакал как все младенцы, но почти не шевелился. Его крошечные ручки и ножки, словно связанные невидимыми нитями, лежали неподвижно, лишь изредка странно подергиваясь. Лера, молодая мать с глазами, полными любви и страха, сжимала край больничной простыни, пока врачи шептались о судьбе её сына.

– Что с ним? – не могла она дождаться ответа.

– Я пока не могу ничего сообщить уверенно. Необходимо полное обследование, – ответила врач, вызванная акушеркой.

После появления ребенка на свет, вместо радости возвращения домой, Леру с Марком ожидало обследование, после которого матери сообщили неутешительную новость:

– Ваш ребенок… У него врождённый дефект позвоночника, – голос заведующей отделением был холоден, как осенний дождь, что барабанил в этот момент по стёклам. – Он никогда не будет таким, как другие. Может, со временем он сможет чуть двигать руками, но ходить… Нет, ходить он не сможет никогда.

Лера задохнулась от ужаса, её сердце сжалось, словно лист, упавший в ледяную лужу, мысли путались и в сознании вспыхивали картины одна хуже другой. Вот её ребенок семи лет, лежит прикованный к постели, вместо того, чтобы идти в первый класс с другими детьми, затем он же, лежит у окна их квартиры и смотрит как другие мальчики играют во дворе в футбол. Перед глазами больницы, больницы, больницы с их холодными стенами, вместо всех детских забав и радостей.

– Неужели нет никакой надежды? – её голос дрожал и в нём были слышны слезы, которые она не в силах была сдержать.

– Тело новорождённых – загадка, сотканная из тайн, – ответила заведующая, и в её глазах мелькнула тень сочувствия. – Иногда они удивляют нас, восстанавливаясь там, где мы не ждали. Но я не могу обещать вам чуда. Скорее всего ребенок не проживёт долго. Вы можете оставить мальчика у больнице, никто вас не осудит. Родите себе другого, вы же молоды.

– Нет! Никогда! Это мой сын и всегда им останется, сколько бы Творец ни дал ему жизни! – без сомнений ответила она.

Влад приехал за женой в больницу с цветами. Он осторожно взял сына на руки и произнёс:

– Мы с мамой сделаем всё, что в наших силах, а может и больше, чтобы ты всё же смог ходить!

Но мать не была так уверена, что Марк когда-то сможет пройтись босиком по траве и ощутить радость передвижения, стоя на своих ногах.

– Только бы жив был наш мальчик, – тихо произнесла она, в ответ на слова мужа. Но Влад не услышал её слов.

Лера вышла из больницы, и мир вокруг неё, казалось, плакал вместе с ней. Облака, тяжёлые и серые, низко нависли над городом, а холодный ветер теребил её шарф, будто пытаясь утешить. Она звонила родным, её голос срывался, когда она просила молиться за Марка. В следующее же воскресение они с мужем поехали на служение в их общину и просили всех молиться, чтобы их мальчик, их маленький свет, обрёл силу.

Дома Лера неустанно следовала всем предписаниям врачей: массажи, ультрафиолетовые ванны, гимнастика. Её руки, нежные, но упрямые, двигались по телу сына, словно пытаясь разбудить его, вдохнуть в него жизнь. Она молилась почти непрестанно, будто стараясь своими молитвами вдохнуть силу в это слабое тельце. Но шло время и ей казалось, что все её молитвы и усилия напрасны. Мышцы Марка почти не развивались, хотя участковая педиатр и говорила, что динамика болезни положительная, что сухожилия не сжимаются, как бывает в тех случаях, когда мышцы не работают.

– Продолжайте делать то, что вы делаете, – поддерживала она при каждом появлении. – Это единственное, что вы можете сделать для своего ребёнка, и, поверьте мне, далеко не каждая семья поступала бы так. Марку повезло с родителями.

Муж Леры, Влад, был опорой в первый год. Его заработок покрывал все расходы на процедуры, не входившие в страховку. Но со временем его терпение стало таять, как снег под мартовским солнцем, которое растапливало толщи снега за окном. Он злился, видя, как Лера жалеет сына, как её руки дрожат, боясь причинить ему боль.

– Разве организм будет бороться, если всё делать вполсилы? – резко говорил он, и его слова, ранили её сердце.

– Как ты можешь! – со слезами отвечала Лера. – Неужели не видишь, что Марку больно?

– Именно тогда, когда ему больно, мышцы преодолевают свой барьер и развиваются. Если ты не заставишь его заниматься самостоятельно, он действительно не встанет с кровати! – повышал голос Влад.

Ссоры, словно тучи, сгущались над их домом. Они спорили о воспитании Марка, о том, что лучше для него, а иногда ссорились просто потому, что боль разрывала их. Когда Марку исполнилось три года, мир вокруг изменился: границы СССР распахнулись, как двери старого дома, и Лера, обрадовалась, что сможет покинуть страну, которую всегда не очень любила. Она с детства мечтала об Израиле, где жил её двоюродный дядя. Родителей Лера лишилась в юности, виня в этом коммунистический строй.

Они погибли в аварии, но многие были убеждены, что та самая авария была подстроена. Ведь её родители принадлежали к группе сионистов и давно пытались уехать из страны. Как только появилась возможность, Лера подала документы на выезд. Влад был категорически против.

– Я никуда не поеду и Марка не отдам. Он останется дома, – категорически заявил муж. – Ты не увезёшь моего сына.

– Я должна дать ему шанс. В Израиле лучшая медицина! – кричала Лера, её глаза горели отчаянием и решимостью.

– Сейчас ему нужны не врачи, а тренировки, – холодно и спокойно ответил Влад. – И я буду его тренировать. Но я не позволю тебе искалечить ему жизнь твоей жалостью. Он мужик и будет мужиком!

– Так верующие не поступают! – решила использовать Лера последний довод. – Ты не можешь лишить ребенка матери.

– Правильные жены повинуются мужьям, – словно выпад шпаги отразил Влад.

– Но повиноваться жены могут, если мужья повинуются Богу, – их разговор скорее напоминал фехтование острыми словами, словно шпагами, чем беседу супругов.

– Значит я – плохой верующий, – холодно закончил муж. – А ты – самая добрая мать и самая праведная жена и христианка, – Стало ясно, что ему безразлично, что скажет о его поступках и вере она или другие люди. Он принял решение и не был намерен отступать.

Влад пошёл дальше слов. Он подал на развод и заявил, что Марк останется с ним. Лера, чьё сердце буквально разрывалось, не могла поверить, что у мужа получится отсудить Марка.

– Трёхлетнего, а тем более лежачего ребёнка всегда оставляют с матерью! – бросила она, сжимая кулаки.

– Это мы ещё посмотрим, – холодно ответил Влад, его лицо казалось тёмным и непроницаемым.

Суд вынес приговор:

– Ребенок останется с тем, кто способен заботиться о нем, – сухо произнес судья. – С отцом, который не бежит за границу в поисках красивой жизни.

– Но я не ищу красивой жизни, – со слезами воскликнула Лера, – я хотела помочь сыну, отвезти его к лучшим врачам!

– Вы считаете советских врачей плохими?! – взгляд судьи вдруг стал колючим и злым. И Лера поняла, что приобрела в его лице личного врага. – Вы можете обжаловать приговор, подав апелляцию, – сухо закончил он. Затем, уже неофициально, но очень язвительно добавил. – Если у вас получится.

Даже вернувшись домой, Лера всё ещё не могла прийти в себя. Она стояла у окна, глядя как за стеклом собирается гроза. Тучи сливались в сплошной покров, а её слёзы текли по щекам, как первые капли дождя по стеклу.

– Зачем тебе больной ребёнок? – шептала она, пытаясь достучаться до сердца мужа.

– А тебе он нужен в чужой стране, где ты будешь бороться за выживание? – отрезал Влад.

Лера не смогла отказаться от мечты об Израиле. Она уехала, рыдая, словно похоронила сына. В её сердце бушевал пожар боли, который она ничем не могла заглушить. Но тем сильнее она ненавидела страну, которая отняла не только её родителей, но и ребенка. Мужа она также возненавидела с той же страстью, как когда-то любила. Теперь она уже не старалась оставаться хорошей христианкой и женой. Ей вдруг стало также безразлично, поддержат ли её в церкви. Ведь во время первой их беседы пастор оказался на стороне Влада, сказав, что Лера должна остаться с мужем, если он не желает покидать страну. А Лера даже представить себе не могла, что согласится на подобное. Тем более, что теперь она была уверена, что муж заберет её сына всё равно, даже если она останется в СССР.

– Убийца, – шептала она, вспоминая Влада, и в её голосе дрожала ненависть, смешанная с отчаянием. Она была уверена: без её заботы, без её молитв и нежных рук Марк не доживёт и до десяти лет.

Оставшись с сыном, Влад изменился. Его любовь к Марку стала суровой, как зимний ветер. Он заставлял мальчика тянуться к игрушкам, оставляя их на самом краю досягаемости. Яркие машинки и плюшевые мишки манили Марка, но дотянуться до них было мучительно трудно и даже больно.

– Ты сможешь, если не будешь лентяем, – говорил Влад, и его голос, резкий, как треск льда, заставлял Марка плакать.

Иногда мальчику казалось, что было бы легче жить, если он рассердится на отца и не будет делать то, что тот от него ждёт. Но всё же он не мог, не хотел сдаваться. В этом хрупком теле, жила душа, яркая, как летнее солнышко и она хотела радоваться, любить и хранить нежность даже теперь, когда боль стала ежедневной спутницей.

Когда отца не было рядом, Марк убегал в свои мечты. Он вспоминал мамины колыбельные, её тёплый голос, что пел о Божьей любви, о том, как звёзды хранят мир под Его крылом. Эти воспоминания согревали его сердце, помогали улыбаться даже через боль. Но с возрастом в сердце мальчика росли вопросы, тяжёлые, как камни.

«Если Бог так любит меня, почему Он позволил папе забрать меня у мамы? Почему я родился таким?» – думал Марк, глядя в окно, где звёзды мерцали, словно дразня его своей недосягаемостью. А за окном природа, равнодушная к его боли, продолжала жить: ветер шептал в ветвях, а далёкие звёзды молчали, храня свои вечные тайны.

Это были очень болезненные и трудные вопросы и Марку некому их было задать. Потому что в моменты, когда отец был на работе, с Марком оставалась няня, которая строго выполняла все предписания Влада и совсем не жалела малыша. Поэтому постепенно Марк постарался их забыть. Ведь он так хотел любить и радоваться!

И все же со временем мышцы стали все больше слушаться и Марк теперь мог быстрее получать то, что ему хотелось. Но, стоило отцу заметить прогресс, он сразу усложнял сыну задачу.

Глава 2

Первая няня Марка была верующей сестрой из их общины. Она старалась быть доброй к малышу, и не требовала строго выполнять указания отца, считая их слишком тяжелыми для ребенка. Но как только Влад заметил это – попросил её покинуть их дом. Женщина осуждала жестокость Влада, нажаловалась пастору и тот вызвал Влада на беседу. Когда отец выяснил, что пастор также пытается настаивать на более гуманном отношении к сыну, он просто перестал появляться на собрании.

– Считайте меня неверующим, – резко сказал он, когда у него спросили, почему Влад перестал посещать собрания.

Он не хотел чтобы кто-то вмешивался в его методы воспитания и тренировки сына, но не желал также при каждом посещении служения отстаивать свои личностные границы, поэтому решил вопрос также резко и категорично, как и отношения с женой. Он нанял сиделкой женщину, которая неукоснительно исполняла все его пожелания и для Марка снова наступило трудное время.

Чем меньше нежности ощущал Марк в своей жизни, тем сильнее тянулся он к Богу о котором слышал от матери. Отец не запрещал сыну держать фотографию Леры в тумбочке, но со стола попросил убрать. Он не мог простить жене за то, что та решила уехать, даже после того, как он не согласился покинуть страну. Он подал на развод для того, чтобы не позволить ей увезти сына, но горечь в душе осталась словно это она развелась с ним. И по сути действительно выбор сделала Лера.

У Влада также осталась обида на старших братьев из церкви, поставивших его на замечание, ведь инициатива развода исходила от Влада, и они не стали разбираться в подробностях, а он не привык жаловаться или перекладывать вину на других. Он стойко принял удар на себя, но горечь в душе осталась.

Прошло два года. Осень сменялась зимой, на смену снегу и морозам приходили тёплые солнечные лучи, весенняя капель и запах молодой листвы. Марк, как и многие дети, имеющие физические недостатки, умственно был развит не по годам. В свои пять лет он начал учиться читать, и отец с радостью занимался с ним вечерами по букварю. Марк очень любил книги и мог часами листать их, будто пытаясь разгадать тайну, скрытую на их страницах. Рассматривая знакомые картинки, он вспоминал истории, которые вечерами читал ему отец, мечтая когда-то сам прочитать их.

Из-за своей горечи на других людей, на взрослых братьев и сестер из церкви, Влад не замечал, что скуп на нежность и проявление любви к своему сыну, хотя от всей души любил его. И все же, Марк не сомневался в том, что отец любит его, хотя совсем иначе, чем мама. И мальчик очень скучал по маме, хотя и не решался говорить об этом отцу.

Однажды, осенним вечером, случайно встретившись с одним из своих бывших друзей из церкви в супермаркете, Влад не успел повернуть на соседний ряд с продуктами, как обычно делал.

– Привет! – услышал он радостный голос.

– Привет! – растеряно ответил он.

– Давно тебя не видел, – радостно сказал Виктор. – Сто лет прошло, а тебя все нет.

– Так долго не живут, – смущенно произнёс Влад.

– Думаю, что кто-то из наших сильно тебя обидел, если ты совсем не появляешься, – предположил Виктор. – Надеюсь это не я? А то мне показалось, что ты и от меня хотел сбежать, – он доброжелательно улыбался, распахнул руки и будто всю свою душу как объятья и Влад не смог противостоять, он шагнул вперёд и обнял брата, вспомнив, что Виктор действительно никогда не делал ничего плохого по отношению к Владу, и на него не за что было обижаться. – Соскучился я по тебе, брат, – добавил Виктор, заключив Влада в объятья.

– Я тоже, если честно, – невольно кашлянул Влад.

Он действительно скучал по их спокойным вечерам общения. Но это было тогда, когда Лера еще была рядом. И Влад понял, что попытался убрать из своей жизни все, что напоминало ему о бывшей жене. И вдруг до него дошло, словно озарило, что Лера забрала чувство семьи и дома, и он не смог этому противостоять. Но друзей и остальную часть своей жизни он добровольно отдал ей «впридачу», а мог бы и оставить свою часть радости и счастья.

«Да что я, совсем дебил что-ли?! – вдруг подумал Влад, – зачем я выбросил свою жизнь только потому, что жене что-то взбрело в голову? Я могу вернуть свою жизнь, по крайней мере ту часть, которая не связана с ней!»

И в этот миг решения, его объятия стали на мгновение крепче. Он понял, что напрасно выбросил из своей жизни тех, кто был ему дорог. Он вспомнил, что его друзья, и в их числе был Виктор, голосовали в церкви против того, чтобы ставить Влада на замечание, ведь они знали правду о его семье. Несмотря на то, что большинство все же осталось на стороне взыскания, друзья остались с ним, а Влад исчез.

– Так ты можешь сказать, что случилось или я лучше сделаю вид, что не спрашивал об этом? – продолжал улыбаться Виктор.

– Почему для людей так привлекательно место Бога? Почему им обязательно нужно указывать окружающим, что есть добро, а что зло?! – вопросом на вопрос ответил Влад. – Просто почему-то всем так хочется влезть в чужую жизнь и навести в ней свои порядки, не соображая, что их никто не просил этого делать. Даже Бог без нашей просьбы не вмешивается, а эти «товарищи» считают себя умнее Творца, – с горечью добавил он.

У Влада почему-то язык не поворачивался называть тех о ком он говорил «братьями и сестрами», хотя он понимал, что в тот момент в нём говорит не разум, а обида. А чувства всегда выказывают не много разума и не могу быть объективными.

– Понимаешь, брат, всем нам нравится ощущение собственной правоты, но мы всегда принимаем любые решения, имея не полную информацию, а только ту часть, что была нам доступна на тот момент. Вот от этого и рождаются «кривые» решения. – Виктор вдруг улыбнулся более задумчиво, кивнул и продолжил. – А ты ведь точно определил, что нам очень нравится место Бога. Ведь только Он имеет право точно утверждать, что есть добро и что зло. А для нас все относительно. Что сегодня может быть добром, завтра, в свете изменившихся обстоятельств вдруг будет злом и наоборот. Я же помню, как ты заставлял своего Марка тренироваться и он плакал от боли и обиды, уверенный в том, что ты причиняешь ему зло, но становился сильнее и более здоровым. Кстати, как он сейчас?

Влад вдруг вспомнил их общение, обмен мыслями, открытиями в духовном мире и в житейских вопросах, и ему стало тоскливо. Раньше эти беседы нередко помогали ему принимать верные решения в жизни. Но самое главное, приносили много радости.

– Слушай, я даже не подозревал до этого момента, как сильно же я скучаю по нашим общениям! – воскликнул он удивлённо.

– И мы тоже скучаем по тебе. Может, всё же придёшь? Моя Маша тоже вспоминала о вас. Мы также собираемся по субботам у нас или у МурОвских.

– Да, наверное приду. Я скучаю, – кивнул Влад. – Ладно, меня уже Марк заждался. Он не любит оставаться с няней, хоть я и строг с ним.