На глубине

Семья мелькнула перед глазами – мать, отец, жена… лицо сына, еще смешное, детское. И вдруг мне стало холодно, будто ледяная рука сжала спину. Может, я не вернусь, и никто никогда не узнает, как погиб их отец, муж, сын. Боль полоснула ногу – резкая, фантомная, будто кость снова треснула, будто сухожилия не выдержали. Или это нервная реакция? Или всё-таки реальное повреждение?

И тут всё стихло. Будто чья-то невидимая рука приказала замолчать. Только гул вентиляторов пробивался в тишину – они гоняли влажный воздух по отсекам. Дальше слышалось ровное гудение моторов, держащих температуру, и низкое урчание трансформаторов, удерживающих электрическую сеть в напряжении. «Посейдон» жил своей жизнью. А заключенные, предоставленные сами себе, создали свой собственный мир – и мне предстояло его узнать. Первое, что я ощутил – влажность. Не просто сырость, а удушающую тропическую влагу, проникающую в легкие, забивающую их, будто ты дышишь водой. Боже, как они тут живут? Они не рыбы, не моллюски… и все же приспособились.

И снова – этот звук. Жуткий, липкий, пробирающий до костей: квакоу-у-у! Казалось, он исходил из самих стен, из воды за ними, из глубины. Мурашки прокатились по коже, волосы на затылке встали дыбом.

Три прожектора вспыхнули разом, полоснув тьму: два луча ударили нам в лица, а третий высветил помост напротив, высоко, метрах в семи. Там сидел он. Мужчина, если это можно так назвать. Огромная челюсть, выдающаяся вперед, как у акулы, зубы, острые и неровные, блестели во рту. Кожа на лице – не кожа, а обугленная, шероховатая поверхность, словно наждак, натянутая на кости. На висках и щеках она потрескалась, как кора старого дерева. Скулы выступали, глаза сидели глубоко, сверкали хищным холодом. От него исходила угроза – осязаемая, плотная. На нем была грубая туника, пародия на римское облачение, сшитая топорно, как будто ради издевки над самим понятием власти. По бокам – четверо бугаев, широкоплечих, с каменными лицами и руками, похожими на молоты.

"Акула", – мелькнуло в голове. Именно так. И в тот же миг он поднялся. В руке блеснул алюминиевый трезубец, жалкая подделка под оружие морских богов. Но трезубец был страшен – потому что на его зубьях покачивалась человеческая голова. Разложившаяся, обезображенная, едва сохранившая очертания лица. Глаза выедены, кожа съедена временем и влажностью. Картина – апокалипсис, конец мира, воплощенный в символе власти.

И всё же это было реально. Это – тот мир, куда нас сунули. Не сказка, не кино, а холодная, липкая, смердящая действительность, подаренная мне ФСИН… или МЧС? Я уже не знал.

Голос «Акулы» разнесся по залу, глухой, рокочущий, похожий на рык чудовища:

– Прибывшие! Только половина из вас выйдет к нам. Таковы правила на «Посейдоне»! Выбирайте сами, кому жить, кому умереть!

Я заметил, как на груди крикнувшего сверкнул серебряный амулет – ящерица, странный символ власти, придающий его словам мистическую окраску. Бандюганы растерянно переглянулись, будто осознавая, что судьба каждого сейчас решается здесь, на глазах у сотен разъярённых узников. Педофил мотал головой, словно прогонял наваждение, но страх в нём рос лавиной – он трясся, как осиновый лист, и губы его беззвучно шептали молитвы. Бородачи-кавказцы напряглись, в плечах и руках у них будто камни проступили, они ждали сигнала. Простая математика не оставляла иллюзий: шестеро вошли, трое должны остаться. Остальные – мясо для толпы, кровавое зрелище, которым она насытится. Здесь не было вариантов: или ты хищник, или тебя рвут в клочья. Суровый закон джунглей, перелицованный в тюремный уклад.

– Ресурсов в тюрьме немного, поэтому мы даём право выжить только сильнейшим! Вся сила – в справедливости! – прогремел Акула, и слова его, словно гвозди, вбились в стены.

– Вся сила в справедливости! – подхватила толпа, улюлюкая. И этот лозунг, выдранный из уст Тамерлана, словно эхо средневековых бойнь, ожил здесь, в ржавых кишках подводной баржи.

– Итак, время пошло! – Акула-предводитель махнул рукой.

Это было как выстрел – крик арбитра и приговор. Толпа взревела, оглашая пространство визгом и свистом. Я не шелохнулся: не так я представлял начало своего существования в этом аду, и, если честно, мозг мой цеплялся за мысль – «а может, это сон?». Но реальность не отпускала. Кавказцы метнулись, как тигры, навстречу бандюганам – и мгновенно схлестнулись.

Мне же достался педофил. Он рухнул на колени, обхватил себя руками, слёзы катились по лицу, сопли свисали с подбородка. Я не собирался убивать его: руки мои бессильно повисли, я просто смотрел по сторонам, пытаясь понять, как звериные лица вокруг вдруг выродились из человеческих черт. Толпа взбесилась.

– Ты, давай, выколи глаза и сожри его печень, слизняк! – хрипели заключённые, их слюна брызгала сквозь решётку, глаза горели голодом. Но педофил думал, что жалость – его щит. Он всхлипывал, пытался вызвать сострадание, а в ответ плевки летели прямо ему в лицо.

– Трус!.. Ничтожество!.. Сопляк!.. – гремело со всех сторон, и я понял: их ярость обращена уже и на меня, за то, что я не подыгрываю их кровавому спектаклю.

А на арене кровь уже текла ручьём. Кавказцы рубились с бандюганами, каждый удар звучал, как взрыв. Мясо рвалось, кости хрустели. «Бычара» сдавил шею бородатого, с наслаждением наблюдая, как глаза его вылезают из орбит. Жертва била его в живот, колотила по бёдрам, но хватка не разжималась, и с каждой секундой дыхание его превращалось в сиплый хрип. Чуть-чуть – и первый труп останется валяться на ринге, подарком толпе.

Второй же кавказец, с чёрной бородой, прижал к решётке того самого бандюгана со шрамом. Тот оказался крепким и умелым: бил ногами, пытался уйти в захват, но каждый удар правоверного был точным, безжалостным. Рёбра трещали, губы лопались от кулаков, и лицо со шрамом быстро превращалось в кровавую маску. Сопротивление слабело, силы покидали его, а глаза стекленели.

«Этому со шрамом не простоять долго», – пронеслось у меня в голове, но в груди холодком сидела мысль: кто будет следующим?

– Хрясь! – звук, от которого нутро сжалось. Шейные позвонки треснули, как сухие ветки, и кавказец с вывернутыми глазами рухнул к ногам «бычары». Толпа взорвалась восторженным рёвом. Один уже перешёл в царство мёртвых, его душа, если верить правоверным, улетела прямиком к Азраилу.

Я подумал, что бандюган ринется спасать своего напарника, что проигрывал схватку, но просчитался: вместо этого он метнулся к педофилу.

– Наконец-то удавлю тебя, гадёныш! – выкрикнул он, и в его голосе звучало отвращение, будто именно существование этого человека было для него хуже любого врага.

Педофил только всхлипнул и не успел понять, что происходит, как бандит врезал ему в челюсть так, что тот полетел на железный настил и отключился. Тело его скривилось, глаза закатились. Толпа захохотала, предвкушая продолжение.

«Бычара» не стал медлить. Склонясь над безвольным телом, он обхватил своими лапищами шею несчастного. Пальцы его сомкнулись, как тиски, и шея захрустела под напором мышц. Педофил дёрнулся, заскрёб ногтями по рукам душителя, выгибался, дрыгал ногами, по полу застучали каблуки. Изо рта вырвался сип, похожий на свистящий пар. Лицо налилось багровым, глаза чуть не вылезли из орбит. Конвульсии становились всё слабее, движения – короче. Потом судороги прекратились. На губах выступила пена, руки бессильно повисли. Педофил ушёл туда, где, возможно, черти делали с ним то же самое, что он творил когда-то с другими.

На «Посейдоне» слабакам места не было. Здесь не оставляли даже иллюзии, что кто-то может пожалеть тебя. Мир под толщей воды оказался жестоким и прямолинейным – ты или мясо, или мясник.

Бандюган перевёл на меня взгляд. Глаза его сузились, но в атаку он не пошёл. Будто размышлял, стоит ли тратить силы. Я тоже напрягся, собирая остатки спокойствия. Самбо я знал хорошо, и всё же это не было моим ремеслом – убивать. Я не спецназовец, не диверсант, не палач. Здесь же требовался именно тот, кто способен без колебаний ломать чужие жизни, а я ощущал, как внутренне отталкиваюсь от этого.

К счастью, выбор за нас сделали обстоятельства. Второй бандюган, тот, что со шрамом, вдруг осел. Он хватался за грудь, глаза закатились, губы раскрылись для последнего вздоха. Сердце его не выдержало – и он рухнул на железный пол, как кукла с перерезанными нитями.

– Азраил прибрал его душу, – прохрипел кавказец, подняв глаза к потолку.

Толпа заревела так, что металл задрожал, приветствуя новый труп. На меня же сыпались оскорбления:

– Трус! Слабак! Сопляк!

«Бычара» и оставшийся в живых кавказец уставились друг на друга. В их глазах плескалась одинаковая жажда крови. Они оба хотели продолжать, потому что адреналин гнал их вперёд, и смерть товарища лишь распалила жажду реванша. Им плевать было на меня – пока.

И тут Акула поднялся, вскинул руку, будто отрезал воздух.

– Всё! Бой окончен! Можете входить! – его голос прозвучал, как приговор и как милость одновременно.

Условие, поставленное сообществом «Посейдона», было выполнено: из шестерых в живых осталось трое. Три фигуры, три выживших, три будущих пленника сурового подводного мира. Я был среди них – не сделав ни единого удара, не запачкав руки кровью. Но вряд ли мне это простят.

Решётка с грохотом поползла в сторону, и семеро заключённых ворвались на ринг, словно стая гиен, почуявшая свежую падаль. В руках у каждого поблёскивали самодельные мачете, выструганные из железных обломков и заточенные до безумия. Нет, они не к нам – победителей здесь не трогали, победители были священными, неприкасаемыми. Их целью были трупы.

С восторженным воем, матерясь и перекрикивая друг друга, мясники навалились на мёртвые тела. Кровь брызнула фонтанами, капли летели во все стороны, оставляя на лицах, бородах и рваной робе красные пятна. Железо входило в плоть легко, будто в мягкий песок, и заключённые, обладавшие звериным опытом, работали слаженно, умело: один держал, другой рубил, третий вырывал внутренности. С особым почтением, почти благоговейно, они вырезали печень и сердце – и аккуратно, словно святыни, укладывали их на подносы.

Звуки – влажные, чавкающие, ритмичные – перемешивались с ревом толпы. Запах свежего мяса мгновенно заполнил воздух, сладковатый, тошнотворный, густой. От него у многих по залу начинало сводить челюсти: губы шевелились, языки облизывали пересохшие рты. Этот запах делал людей безумными, превращал в зверей, выбивал остатки человеческого спокойствия. Даже те, кто сидел молча, невольно втягивали носом воздух, глаза их стекленели – предвкушение пиршества висело в каждой капле крови, падающей на пол.

Я быстро сообразил: каннибализм здесь – не случайность, не безумие, а установленный ритуал. Возможно, самые «лакомые куски» доставались Акуле, который с высоты своего помоста наблюдал за работой мясников с выражением холодного удовлетворения. Так кормят не только желудок, но и власть. Стало очевидно, что в этой тюрьме стоит жесточайший дефицит протеина. Откуда ему взяться? Здесь нет ферм, нет пастбищ, нет птицы, нет рыбы. В изоляции под водой единственный источник белковой материи – сами заключённые. И система приспособилась: тело мёртвого превращалось в пищу живого. Замкнутый круг ада.

Меня и двоих выживших подтолкнули к выходу – всё, мы приняты, теперь тоже «посейдонцы». От этого слова у меня внутри всё перевернулось: не гордость, не радость – отвращение. Я едва удерживался, чтобы не вырвать от вони крови и от осознания, что отныне стал частью этого мира.

Кавказец, проходя мимо, тихо бросил «бычаре»:

– Я с тобой разберусь, свинья.

– Всегда рад тебя видеть, черножопый, – прохрипел тот в ответ и показал неприличный жест.

Я не знал, какая национальная «иерархия» установилась среди узников, но ясно было одно: эти двое ненавидели друг друга с силой, способной питать целый нефтяной танкер. Их ярость была осязаемой, как электрический разряд в воздухе.

А я всё смотрел и никак не мог понять – кто они? Люди или мутанты? Перед самой операцией мне дали досье на некоторых из тех, кто здесь сидит. Там были страшные истории – убийства, пытки, мерзости, от которых стынет кровь. И всё же я не узнал ни одного лица. Фотографии из дел и то, что я видел своими глазами, не совпадали. Что-то изменило их, сделало другими. Загадка, которую я обязан был разгадать.

И ещё одно: они легко переносили влажность, духоту, липкий воздух этого подводного ада. Ни кашля, ни жалоб. И словно не замечали постоянного низкого звука, тянущегося из глубины: квакоо-у-у…

5.

«Посейдон» был не баржой, а бывшим нефтеналивным танкером, и запах нефти до сих пор въедался в каждую заклёпку, в каждый лист железа. Он не относился к самым гигантским судам, но всё же входил в число крупнотоннажных – тип LR2, Aframax, с дедвейтом до ста двадцати тысяч тонн. Двести пятьдесят три метра длины, сорок четыре ширины, осадка одиннадцать – сухие цифры из досье о тюрьме ожили только теперь, когда я ступил внутрь её нутра.

Металл на танкерах закалён, прочен, рассчитан на удары волн и давление океана, и говорят, выдерживает глубину в пятьсот метров. Но это ведь не подводная лодка, вовсе не судно для жизни под водой. Корпус медленно, верно подтачивает коррозия, а давление неумолимо делает своё дело. Такую тюрьму нельзя считать вечной: десять лет, двадцать, полвека – и всё, в какой-то момент она просто треснет, как прогнившая жестянка. Но запах углеводородов останется здесь навечно. Тысячи тонн сырья некогда качали в эти трюмы, и теперь в каждом отсеке, в каждой каюте, в каждой переборке стоял этот тяжёлый, сладковато-жгучий дух. Заключённые, похоже, давно свыклись.

О масштабах танкера я по-настоящему задумался, лишь когда меня повели к месту моего нового «жительства» и работы. Едва мы вышли за пределы ринга, навстречу подошла группа обитателей. То, что я увидел, потрясло меня. У них были человеческие лица и тела – но не до конца человеческие. Словно что-то изнутри перекроило их, изменило пропорции, нарушило гармонию движений. Наросты на коже, бугры на черепах, слишком длинные руки, сплющенные скулы. Я слышал о том, как замкнутая жизнь без света, воздуха, нормальной пищи ломает человека, но чтобы это выражалось в таких метаморфозах – никогда.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Салак – стратовулкан, высота 2211 м, расположен на территории Индонезии. Последний раз извергалося в 1938 году.

2

В частности, в мае 2012 года здесь разбился российский лайнер «Сухой Суперджет-100».

3

МЧС – министерство по чрезвычайным ситуациям – государственный орган, осуществляющий операции по спасению людей, имущества, ресурсов в результате техногенныхз аварий и природных катастроф. Полувоенизированная структура, созданная в начале 1990-х годов из органов гражданской обороны.