Алиса. Шёпот Сердца

«Двигатель – дерьмо полное, – хрипло констатировал он, отрываясь от своих мыслей и кивая в сторону шлюза, за которым маячил израненный корпус «Странника». – Магистраль охлаждения после прыжка лопнула, как гнилая вена. Глитч латал, как умел, но это заплатка на рану. Давление в камере не держит. До ближайшего лома – три прыжка. Не дотянем.» Его взгляд, тяжёлый и оценивающий, уперся в Алису. Не просьба. Торг. Он видел её руки – удивительно изящные, но с мозолями на фалангах от недавней работы. Видел уверенность, с которой она двигалась среди ржавых труб «Искры», знала каждую заклёпку. Видел следы её ремонта – грубые, но эффективные. Откуда у неё такие руки? Откуда такие знания? – мысль буравила его. Знания не просто механика. Знания системного инженера. Человека, который видит корабль не как набор деталей, а как единый, сложный организм. Такие не болтаются в Пределе на свалках. Их берегут в флоте или корпорациях.

Алиса молчала, её неестественно яркие, зеленые глаза были прикованы к воображаемой схеме в уме. Она перебирала запасы запчастей «Искры» – жалкие остатки после ремонта «Забвения». Хватит ли? Риск. Пустить их глубже? Допустить к сердцу её корабля? Но иного выбора не было. «Предел… не предает своих». Его же слова. Была ли она своей? Для них? Для него?

«Покажу, – сказала она наконец, голос ровный, металлический, без тени тепла. – Может, что-то подойдет. Но…» Она подняла взгляд, встретив его ледяную синеву. «Цена. Информация. Карты сектора. Всё, что знаете о Пределе за этой точкой. Ловушки. Тихие места. Где можно дышать, где – только умирать.» Цена доверия. Не вода, не воздух – знания. Ключ к выживанию в этой безжалостной пустоте. Единственная валюта, имеющая вес.

Торн медленно кивнул. Ни тени удивления на изможденном лице. Только лёгкое, почти неуловимое движение брови. «Честно, – буркнул он. – Карты у нас – старье, с дырками. Но что есть – поделимся. Расскажем, где скалы невидимые торчат, где эфир воет, как проклятый, а где… где можно перевести дух.» Он вытащил из-за пазухи потрепанный, засаленный планшет с глубокой трещиной на экране. Не сияющий имперский голо проектор. Грубая ручная работа выживальщиков, набитая данными, добытыми кровью и страхом.

Работа в стыковочном тоннеле и на борту «Рассветного Странника» превратилась в напряженный балет. Алиса («Просто Али», как она отрезала, отсекая часть своей сущности) не возглавила – она воплотила ремонт. Глитч, с его тремя манипуляторами и искрящимся протезом, оказался не просто гением импровизации; он был её идеальным, почти телепатическим отражением. Его синтезатор тараторил без остановки, предвосхищая её команды: «О! Труба старая! Стык гнилой! Взять патрубок от… от того агрегата на стенке! Там сплав близкий!» Он тыкался в детали, которые Алиса узнавала мгновенно, благодаря феноменальной памяти, вшитой в её генетически модифицированный мозг ещё Создателями, и абсолютному знанию корабельных систем, ставшему её сутью – знанию, не нуждающимся в имплантах. Она руководила, но не мысленными командами через нейроинтерфейс, а голосом, резким и чётким, и выразительными жестами:

«Глитч, зажим! Подай! Торн, луч фонаря сюда! Кира, следи за манометром на третьей панели – кричи, если стрелка прыгнет за красную!»

Её руки, скрытые в грубых, промасленных перчатках, двигались медленно, но со знанием и точностью. Они чистили обугленные стыки магистрали, словно снимая нагар с веков, подгоняли неидеальные запчасти, выуженные из глубин «Искры». Герметизировали швы термостойкой массой, пахнущей адской химической горечью. Знания имперских кораблей, отточенные на сияющих флагманах и орбитальных крепостях, спускались на уровень ржавых труб и треснувших клапанов «Странника». Она ловила себя на странном чувстве: она чувствовала металл под перчатками, понимала его сопротивление, предвидела слабое место в сварном шве до того, как оно проявится. Без имплантов. Через чистое осязание и интуицию, выкованную в боях, но теперь принадлежащую только ей.

Торн, подавая инструменты с молчаливой эффективностью ветерана и освещая фонарем узкие, опасные лазы, не сводил с неё своего единственного глаза. Его взгляд скользил по её уверенным движениям, по сосредоточенному, лишенному эмоций выражению её слишком красивого лица, сквозь слой сажи и пота. Любопытство в его глазу смешивалось с нарастающим уважением и… глубинным недоверием. Откуда, Али? – мысль билась, как птица о стекло. Кто тебя сделал? И что ты здесь делаешь одна? Однажды, когда Глитч полез в особо тесный лаз за оборванным кабелем, Торн не выдержал. Голос его был низким, почти неразличимым под шипением паяльника:

«Откуда руки знают такое, Али? – спросил он, глядя на её пальцы, перебирающие тонкие провода. – Не по годам… Не по лицу… И уж точно не по такому корыту.» Он кивнул в сторону стен «Искры». Вопрос висел в воздухе, острый как нож.

Алиса, не отрываясь от работы, лишь на долю секунды замерла. Напряжение сковало её плечи. «Работала на буксирах. В Поясе Астероидов возле Центавра-Беты, – ответила она ровно, голосом без вибраций. – Там быстро учишься. Или умираешь.» Ложь легла гладко, как хорошо смазанный подшипник. Но внутри что-то болезненно сжалось. Цена доверия – ложь. Груз лжи добавился к грузу ответственности.

Кира, выполняя роль «глаз» у приборов, то и дело заглядывала в свою потрепанную книгу мифов, потом оглядывалась на Алису с немым, широко раскрытым взглядом. Сравнивала ли она её с героинями саг, сошедшими со страниц? Чувствовала ли под маской механика тень чего-то большего, необъяснимого? Миф, оживший в отсеке.

Ремонт занял шесть изматывающих, наполненных адреналином и запахом паленой изоляции часов. Когда Торн, сжав челюсти, запустил двигатель «Странника», и тот ответил не предсмертным хрипом, а глухим, мощным, уверенным рычанием, в тесном машинном отделении повисло коллективное, почти осязаемое облегчение. Глитч защебетал что-то невообразимо радостное на своем языке, его манипуляторы взметнулись вверх в триумфальном жесте. Кира выдавила слабую, но искреннюю улыбку, впервые за всё время. Даже Торн позволил себе короткий, похожий на скрежет камней, звук – подобие смеха или выдоха.

Цена была выплачена. Торн протянул Алисе потрёпанный планшет. Экран мерцал, но на нём была видна самодельная карта Глубинного Предела. Звёзды, соединенные неровными, дрожащими линиями ручной прокладки. Сектора, помеченные угловатыми, пугающими значками: «Мёртвые Сады» (бесплодный пояс астероидов с остовами добывающих вышек, как могильные камни), «Призрачный Путь» (нестабильная туманность, где сенсоры слепнут, а навигация сходит с ума), «Глотка» (узкий, коварный гравитационный разлом, пожирающий неосторожных), и… «Лагуна Тихой Стоянки» – крошечная точка с условным знаком спокойной воды. Относительно безопасный сектор с парой станций, где можно было затаиться, перевести дух. Знания. Драгоценные крупицы опыта, добытые не сканерами, а кровью, страхом и потерями таких же, как она.

«Лагуна… – Алиса ткнула пальцем в значок, её голос звучал чуть хрипло от усталости и напряжения. – Там можно… пополнить запасы? Без лишних свидетелей?»

Торн кивнул, его единственный глаз изучал её лицо, будто пытаясь прочесть скрытый код под маской усталости и сажи. «Можно. Если тихо. И если удача не отвернулась. – Он сделал паузу, его взгляд стал тяжелее. – Карты – твои. Долг оплачен. Но запомни, Али: в Пределе информация дороже воды. Делишься ею – делишься куском своей жизни. Не предавай своих.» Его слова звучали и как благодарность, и как предупреждение. И как немой вопрос: Кто ты на самом деле, девочка с руками гения и лицом, не принадлежащим этой пустоте?

Глава Тринадцатая

Воспоминания и клубника

Работа была закончена, и ровное урчание двигателя «Странника» напоминало скорее довольное мурлыканье, чем рёв ранено зверя. В тесном отсеке «Искры» повисла тишина, но не та, что была раньше – леденящая, звенящая одиночеством. Это было усталое, тёплое затишье после совместно перенесенной бури. Торн, прислонившись к стене, методично чистил ногти коротким, потрепанным ножом с рукоятью из жёлтого пластика. Глитч, свернувшись у тёплого корпуса энерго распределителя, тихо поскрипывал манипуляторами, напевая синтезатору монотонную, щёлкающую мелодию на своем языке. Кира листала «Звёздные Мифы», её пальцы осторожно переворачивали пожелтевшие страницы. Али сидела на ящике с инструментами, изучая планшет с картами Предела, пальцы скользили по трещинам экрана, но мысли были далеко.

Её взгляд, незаметно для других, то и дело возвращался к Кире. К этой худенькой, бледной девочке с огромными серыми глазами, которые казались слишком взрослыми для её лица. Как она здесь оказалась? – думала Алиса, наблюдая, как Кира водит пальцем по иллюстрации космического корабля. Что знает о войне эта девочка? Что видела? Она представляла Киру в каком-нибудь приюте на безопасной внутренней планете, а не в чреве корабля-беглеца на краю гибели. В её представлении дети войны были абстракцией – цифрами в отчетах о потерянном гражданском населении. Кира же была живой, дышащей загадкой, с книгой мифов как щитом от реальности. Алиса чувствовала странное тяготение к ней, смесь любопытства и необъяснимой потребности защитить. Было что-то хрупкое и невероятно стойкое одновременно в том, как девочка прижимала книгу к груди.

«Хватит ковыряться в звёздной пыли, девочка, – хрипло нарушил тишину Торн, убирая нож в ножны на поясе. Его единственный глаз, холодный и всевидящий, скользнул по Али, задержался на мгновение, заметив её взгляд на Кире, потом перевелся на саму девочку. – Подкрепиться надо. Долгий день. Да и силы ещё понадобятся.»

Он полез в потёртый, заляпанный мазутом рюкзак, висевший у шлюза. Али ожидала увидеть стандартные серые тюбики концентратов или сублимированные брикеты – топливо выживания в Пределе. Но Торн достал не это. Он достал маленькую, слегка помятую пластиковую коробочку, прозрачную сверху. И открыл её.

Запах.

Он ударил Али с невероятной силой, как физический толчок. Сладкий. Густой. Терпкий. Невероятно живой. Он не имел ничего общего с химической вонью концентратов, горелым маслом или пылью веков. Он пах… солнцем. Тёплой землей. Дождем. Жизнью, которой не касалась космическая стужа.

В коробочке, на мягкой подложке из какого-то мха, лежали ягоды. Небольшие, ярко-красные, глянцевые, каждая в крошечной капельке росы. Клубника.

«Гидропоника на «Страннике» еле дышит, – пояснил Торн небрежно, словно это не было чудом посреди пустоты. – Но пару ягодок вытягивает. Держи.» Он протянул коробочку сначала Кире. Та взяла одну ягоду почти благоговейно, с благодарной, робкой улыбкой. Потом – Али.

Али замерла. Она видела клубнику. В стерильных голо изображениях, в сухих описаниях планетарных экосистем, на банкетах после побед, куда её привозили как боевой трофей. Но никогда не держала. Никогда не чувствовала. Её пальцы, привыкшие к холодной стали и шершавости схем, неуклюже, с опаской взяли одну ягоду. Она была прохладной, гладкой, с мелкими шершавыми семечками. Совершенно непохожей на всё, что она знала.

Она поднесла ягоду ко рту, всё ещё не веря реальности происходящего. Откусила маленький кусочек.

Взрыв.

Не вкус. Катаклизм ощущений. Сладость, яркая, ослепительная, но не приторная. Кислинка, свежая, как удар ветра после долгого заточения. Сочность, хлынувшая по языку, наполнившая рот невесомой, прохладной плотью. Аромат, усилившийся в тысячу раз, ударивший в ноздри, заполнивший сознание облаком чистого, нефильтрованного блаженства.

«Ах!..» – вырвалось у Али непроизвольно, короткий, детский звук удивления. Глаза её расширились до предела, отражая тусклый свет ламп, но видя в этот момент не ржавые стены, а вспышки зелёных полей, синего неба, незнакомого тепла. Она замерла с половинкой ягоды у губ, совершенно потерянная, потрясенная до глубины души. Слёзы навернулись на глаза – не от горя, а от переполняющего, незнакомого восторга. Это был вкус детства, которого у неё никогда не было. Вкус планеты. Вкус жизни, не искаженный имплантами и не сведенный к нутриентам в тюбике.

«Глитч! Глитч! Смотри! – защебетал инопланетянин, тыча искрящимся манипулятором в Али. Его чёрные глаза сияли научным любопытством. – Реакция сильная-сильная! Вкусовые рецепторы активированы на максимум! Эндорфины! Серотонин! Очень интересные химические процессы!»

Но больше всех смотрела Кира. Она наблюдала за Али, за её абсолютно незащищенным, детским удивлением, за тем, как сильная, замкнутая женщина с руками, знающими смерть машин, в секунду превратилась в растерянного ребёнка, познающего чудо. На лице Киры не было улыбки. Было глубокое, тихое умиление. И что-то ещё… понимание. Словно она видела сквозь слои сажи и усталости ту девчонку, которой Али никогда не позволяла быть.

Торн наблюдал молча. Уголок его рта дрогнул в подобии скрытой, грубоватой улыбки. «Нравится, Али? – спросил он, и его скрипучий голос звучал чуть мягче, теплее. – Настоящая штука, да? Не то дерьмо, что Империя в тюбики засовывает.»

Али наконец проглотила кусочек. Она посмотрела на оставшуюся половину ягоды в руке, потом на Торна, на Глитча, на Киру. Стыдливость смешалась с неугасающим восторгом. «Я … я никогда… – она запнулась, голос сорвался на хрип. – Это… невероятно.»

Кира вдруг осторожно протянула Али свою ягоду, которую ещё не съела. «Возьми, – прошептала она. Голос её был тихим, но твёрдым. – Тебе… тебе больше нужно. Ты не пробовала.»

Али покачала головой, заставляя себя собраться, снова натянуть маску взрослой. «Нет, Кира, спасибо. Твоя. Это… это был подарок.» Она доела свою половину, смакуя каждый микроскопический кусочек, пытаясь запечатлеть это ощущение в чистой, неискаженной памяти. Сладость смешалась с лёгкой кислинкой на языке, аромат витал в воздухе, казалось, отгоняя запах масла и страха.

Когда коробочка опустела (Торн съел свою ягоду быстро, с практичным видом человека, знающего цену каждому калорию), в отсеке повисла новая тишина. Но она была тёплой, насыщенной эхом маленького чуда. Али вытерла сок с губ тыльной стороной руки – жест неожиданно простой, человечный, от которого внутри что-то сладко сжалось.

«Спасибо, Торн, – сказала она тихо, глядя ему прямо в его единственный, пронзительно-голубой глаз. – Это… это больше, чем вода. Больше, чем воздух.»

Ветеран хмыкнул, махнув рукой. «Плёвое дело. Зелень требует ухода, зато душу греет.» Но в его взгляде читалось понимание глубины её реакции. Он дал ей не просто ягоду. Он дал ей глоток потерянного рая, напоминание о том, за что вообще стоит цепляться в этой безжалостной пустоте.

Кира подошла к Али, робко тронула её рукав запачканного комбинезона. «Али?» – позвала она тихо.

«Да?» – Али повернулась к ней, и в её глазах ещё светились отблески недавнего восторга.

«Ты сейчас… – Кира задумалась, подбирая слова, глядя на Али с той же серьезностью, с какой та изучала карты или чинила двигатель. – Ты сейчас была настоящая. Не как… как обычно. Просто… настоящая.»

Али замерла. Слова юной навигатора прозвучали тише щелчка переключателя, но громче грома орбитальных пушек. Они попали в самую сердцевину. «Настоящая». Не Орудие. Не Легенда. Не символ. Не просто Али-механик. Настоящая. Девушка, способная изумиться вкусу клубники. Девушка, которую видят другие и принимают такой, какая она есть в этот миг – уязвимой, потрясенной, просто живой. Она не нашла, что ответить. Просто положила свою руку – сильную, запачканную машинным маслом, но всё ещё дрожащую от недавнего шока – поверх маленькой, тёплой руки Киры. Молчаливый ответ. Признание. Благодарность за этот странный, бесценный дар.

Торн подошел ближе, его тяжёлые сапоги глухо стучали по металлическому полу. Он видел этот немой обмен. Видел руку Али на руке Киры. Его единственный глаз стал мягче, но в нем появилась тень давней боли.

«Она права, девочка, – сказал он хрипло, глядя на Киру, но слова были обращены к Али. – Видеть настоящее… это редкость здесь. Цени это.» Он помолчал, взгляд его стал отрешенным, ушедшим в прошлое. «Знаешь, как я Киру нашел?»

Али насторожилась, но кивнула, не отводя взгляда от ветерана. Её пальцы непроизвольно сжали руку девочки чуть сильнее.

«Колония Серенитис-7. Инсектоиды рвались к столичному сектору. На орбите…» Торн сделал паузу, его голос стал жестче. «На орбите уже горели наши корабли. Весь флот, что был в системе, вступил в бой. Чтобы дать нам, последним транспортам, хоть какой-то шанс вырваться из ада на поверхности. Они горели. Горели десятками. Разрывались в тишине. Каждый взрыв – это тысячи…» Он махнул рукой, словно отгоняя видение. «Я был тогда не на «Страннике». На старом эсминце «Луна». Мы высаживали десант, потом поступил приказ – эвакуировать кого можем. Город горел. Небо горело. И в этом аду… на разбитой площади, у развороченного фонтана…» Торн посмотрел на Киру, и в его взгляде была нежность, которую Али не ожидала увидеть. «…стояла она. Совсем кроха. В каком-то рваном платьице. Стояла и смотрела на небо, где горели наши корабли. Совершенно одна. Не плакала. Просто стояла. Как будто ждала, когда её заберут. Или, когда всё закончится.»

Он замолчал, глотнув воздух, словно ему не хватало дыхания. «Я взял её. Просто взял её на руки и потащил к «Луне». Она даже не сопротивлялась. Как будто знала. Мы вырвались. Чудом. А планета… планета пала через три часа. А флот на орбите… – Торн сжал кулак, костяшки побелели. – Флота не стало. Выжили единицы. Тогда были тяжёлые времена. Очень тяжёлые. Казалось, всё рушится. Пока…» Он посмотрел куда-то поверх головы Али, в прошлое. «…пока не пришла Она. «Непобедимая». Она собрала флот заново. Выковала из обломков новую сталь. Переломила ход войны. Спасла нас всех. Спасла от гибели.»

Али вздрогнула так сильно, что рука Киры выскользнула из её пальцев. Кровь отхлынула от лица. Он знает? Он раскусил? Паническая мысль пронеслась, как молния. Она встретила его взгляд – но в его единственном голубом глазу не было ни узнавания, ни подозрения. Была лишь горечь воспоминаний и странное, отстраненное уважение к далекой фигуре спасительницы.

«Представить не могу, как такое возможно, – Торн покачал головой, его голос стал грубым, обыденным, разрушая момент. – как ей удалось, откуда она вообще взялась. Загадка, да и только. Не наше это дело, гадать.» Он хлопнул себя по бедру, словно стряхивая тяжёлые мысли. «Ладно, хватит воспоминаний. Глитч, проверь давление в стыковочных муфтах. Кира, готовь данные для прыжка к Лагуне. Али, – он кивнул ей, – спасибо ещё раз. За двигатель. И за… за то, что не оставила в беде.»

Али смогла лишь кивнуть, слова застряли в горле. Облегчение, смешанное с горечью и абсурдностью ситуации, накатило волной. Он не узнал. Для него – капитана Торна, выживальщика Предела – сама мысль, что Живая Легенда Империи может сидеть на ящике с инструментами в ржавой «Искре», потрясенно жуя клубнику, была немыслима. Абсурдна. Как миф из книги Киры.

На столике рядом с потрепанным планшетом карт Предела лежала пустая пластиковая коробочка из-под клубники. Хрупкий артефакт чуда. Напоминание о том, что даже среди старых корпусов и ледяной пустоты может вырасти нечто хрупкое, сладкое и невероятно настоящее. И что это «настоящее» – будь то вкус ягоды, доверие ребенка или собственная, обретенная хрупкость – стоило дороже всех триумфов и всех звёздных карт на свете. Кира снова осторожно взяла Али за руку, и на этот раз Али не отняла её. Она смотрела на девочку, спасенную Торном с гибнущей планеты, и думала о цене спасения, о цене легенд, и о той невероятной цене, которую она сама только начала платить за право быть просто «Али». Настоящей.

Глава Четырнадцатая

Карта теней

Пустая клубничная коробочка лежала на столике рядом с потрепанным планшетом Торна – хрупкий памятник недавнему чуду. Воздух ещё хранил сладковатый призрак ягоды, смешиваясь с привычными запахами машинного масла, озона и вековой пыли, осевшей в укромных уголках «Искры». Но на смену той тёплой, сытой тишине, наполненной отголосками удивления, пришло другое напряжение – острое, деловое, натянутое как струна перед прыжком в неизвестность.

Торн, его массивная фигура казалась ещё больше в тесноте отсека, склонился над терминалом «Искры». Его единственный глаз, голубой и неумолимый, скользил по показаниям сенсоров «Странника», сверяя их с данными, которые предоставила Али (внутри неё всё ещё отзывался лёгкий трепет от этого простого имени, этого тонкого щита). Его пальцы, грубые и исцарапанные, водили по экрану с привычной точностью механика, знающего каждый пиксель своего инструмента выживания. Кира, убаюканная сытостью, дремала в углу, свернувшись калачиком на груде старых брезентов. Её худенькие пальцы сжимали потрепанный корешок «Звёздных Мифов», словно он был якорем в бушующем море реальности. Лицо её, обычно бледное, сейчас казалось безмятежным, отгороженным от действительности страницами легенд.

Али же погрузилась в хаос самодельных карт на планшете Торна. Это была не навигация Империи с её холодной точностью. Это была хроника боли, выживания и страха, выцарапанная неровной рукой в вакууме или под свист шальных обломков. Каждая линия курса была нервом, каждое предупреждение – шрамом: