Этика греха

– Вставай, не сдавайся! – кричали болельщики.

Крицкий поднялся, его лицо исказила гримаса ярости. Он ринулся в атаку, нанося тяжёлые удары. Бойцы сцепились в клинче [клинч – это специальная техника в единоборствах, при которой боец плотно прижимается к противнику и обхватывает его руками для сдерживания его действий], их тела сплелись в единый клубок.

– Так его! – ревела толпа. – Покажи, кто здесь главный!

Ева наблюдала за боем, чувствуя, как учащённо бьётся сердце. Она видела, как бойцы ломают друг другу технику, как читают движения противника, как работают на пределе возможностей.

В решающий момент Влад провёл сокрушительный удар правой, отправив соперника в нокаут. Зал взорвался аплодисментами, а Крицкий поднял руки в победном жесте.

Рефери объявил победителя и вздёрнул его за руку, болельщики взорвались овациями. Громче всех надрывались девушки, одна из них разорвала на себе майку и подскочила к канатам, тряся обнажёнными прелестями размера, наверное, третьего, которые украшала надпись чёрным маркером «Криз».

Крицкий по достоинству оценил выходку раскрепощённой девицы, ухмыльнулся и смял в ладонях упругие полушария. Девица закатила глаза от удовольствия, а Ева от нежелания понять, что она, преподаватель основ этико-эстетической культуры иркутского госуниверситета с десятилетним стажем, забыла в столь злачном месте.

И тут он поднял голову и как-то сразу выхватил её взглядом из толпы. Усмешка превратилась в оскал. Он поднырнул под канатами и, не обращая внимания на хлопки по спине и плечам, позабыв о своей подружке с разрисованной грудью, двинулся к Еве пружинистой походкой. Так, наверное, мог бы вышагивать лев по территории своего прайда. Грациозно и со знаем, что всё здесь принадлежит ему.

Она подавила желание скрестить руки на груди. От такого хотелось обороняться, но показывать этого не следовало.

– Привет, – он подошёл почти вплотную, в нос ударил крепкий запах пота и сигарет. Не самое приятное сочетание.

Ева отступила на шаг.

– Привет, – она мельком взглянула на его лицо и тут же отвела глаза. Ткнула себя пальцем в кончик брови. – У тебя кровь – вот здесь и здесь, – она показала на уголок губ.

– Значит, мне срочно нужна медицинская помощь, – он снова нарушил её личное пространство, – поиграем в больничку?

– Зачем я здесь? – она с трудом удержала себя на месте.

– Тебе не говорили, что отвечать вопросом на вопрос – невежливо?

– А шантажировать людей и пользоваться превосходством в физической силе – вежливо? Или у вас в мажорской школе так было принято?

Влад засмеялся, легко и непринуждённо. Резкие черты лица сгладились, обнажая всю прелесть юношеской природы. В который раз её посетила идея, не страдает ли он раздвоением личности. Слишком уж броскими казались контрасты его настроений.

– Туше, – он сверкнул зубами. – В моей мажорской школе, как ты выразилась, учили подчиняться приказам. Ать-два, левой-правой, сесть-встать-упор лёжа принять.

Мимо прошла небольшая группа зрителей, двое парней – по виду совершенные головорезы – обогнули Еву с обеих сторон и хлопнули победителя сегодняшнего боя по плечам.

– Красава, Владос!

– Держи мазу, Криз!

Влад не отреагировал. Ева спросила невозмутимо:

– Школа с военным уклоном?

– Суворовское военное училище. Так и будем стоять в коридоре или поднимемся ко мне в кабинет?

Он жестом поманил её за собой, пересёк широкий холл, поднялся по лестнице на второй этаж и свернул в тёмный коридор. Гомон толпы всё отдалялся, а вот сердце Евы, наоборот, набирало обороты. Тревожный внутренний голосок нашёптывал, что она делает большую глупость, раз молча следует за Крицким.

– Выдыхай уже, – попросил, придерживая для дамы дверь. – Есть я тебя не собираюсь, во всяком случае с порога.

– Звучит не очень обнадёживающе, – она держалась подчёркнуто холодно и замерла по центру комнаты.

– Располагайся, я пока приму душ, – он широким жестом обвёл комнату и оттянул на груди чёрную майку, будто намекая, что её следует сменить.

Ева попыталась возразить, но он и слушать не стал, развернулся на носках и скрылся за неприметной дверью. От нечего делать она принялась разглядывать интерьер.

Кабинет встретил тяжёлым запахом дорогого табака и кожи. Полумрак разгонял тусклый свет торшеров в углах.

В центре возвышался массивный стол из тёмного дерева, инкрустированный позолотой. На нём – ни пылинки, только ультрасовременный ноутбук да пара дорогих ручек, небрежно брошенных рядом. Была здесь и хрустальная пепельница, наполовину заполненная окурками от тонких сигарет.

Стены украшали картины в массивных рамах – копии известных шедевров. На одной из стен – огромный плазменный экран, на котором крутились кадры из какого-то блокбастера.

В углу примостился бар с бутылками элитных напитков. Каждая этикетка кричала о своей эксклюзивности.

Мягкий диванчик у окна завален брендовыми журналами и пустыми пачками от сигарет. На кофейном столике – россыпь дорогих безделушек и пара недопитых бокалов.

Всё в этом кабинете кричало о богатстве и вседозволенности, но внимательный взгляд замечал следы истинной натуры владельца – книги, аккуратно расставленные в глубине шкафа, несколько научных изданий, спрятанных за модными каталогами, и едва заметная полка с виниловыми пластинками классической музыки.

– Любопытство – не порок, а источник знаний, так вроде говорят?

Она вздрогнула от неожиданности и отошла от книжного шкафа, который разглядывала с почти неприличным вниманием. Обернулась на голос и ощутила неловкость. Крицкий не счёл нужным одеться полностью и стоял у стола с голым торсом. Небрежно промакивал волосы полотенцем и выглядел как-то нарочито сексуально, словно позировал для обложки таблоида.

– Давай я спрошу ещё раз, зачем я здесь?

– Составить мне компанию, – Влад вскинул бровь. – Выпьешь что-нибудь?

– Нет, я бы не хотела задерживаться.

– Муж ждёт? – Крицкий швырнул полотенце прямо на пол и подошёл к бару, налил что-то в стаканы, бросил несколько кубиков льда.

– Тебя это совершенно не касается, – Ева спешно вернулась на центр комнаты, обходя хозяина кабинета по широкой дуге.

Влад снова встал слишком близко, подал ей стакан с салфеткой у донышка.

– Ты права, не касается. Что с ответами на мои сообщения?

Она взяла стакан, на миг закрыла глаза, испытывая необъяснимое раздражение. Ей не нравился этот разговор, как и навязанная молодым оболтусом роль добычи, которую планомерно загоняют в угол.

– Какими сообщениями?

– Давно замужем?

– Может, ответишь взаимностью? – спросила, не подумав.

Влад усмехнулся, залпом опрокинул в себя алкоголь, покатал на языке кубик льда.

– Ты хочешь от меня взаимности? – спросил двусмысленно и до того красноречиво посмотрел на её губы, что Ева смутилась.

– Я имела в виду, это твоё замечание насчёт игры, в которой ты якобы ломать меня не хочешь… Объясни, во что конкретно мы играем, – она старалась говорить твёрдо. – Я хотела бы иметь чёткие представления.

– Тогда пропадёт интерес и само желание играть, – сказал насмешливо и плюхнулся на диван, широко расставив ноги.

Она так и осталась стоять со стаканом, к которому не притронулась.

– У меня оно и не возникало…

– Да ладно, – перебил Влад. – Думаешь, я слепой или туповат?

Он поискал на диване пачку, в которой ещё оставались сигареты, выдернул её зубами, потом оглядел кофейный столик в поисках зажигалки. – Будешь?

– Не курю, спасибо.

– Не пьёшь, не куришь, как же ты развлекаешься? – пробурчал и с наслаждением затянулся, выпустил струю дыма в потолок. – Так что с моими вопросами?

Ева перестала таращиться в окно и перевела взгляд на полуголого разгильдяя.

– Какой же ты надоедливый, – прикрыла веки для успокоения и монотонно принялась перечислять. – Между романтикой и экстримом предпочту второе. Самый большой страх? Попасться на удочку к малолетнему раздолбаю, который изнывает от скуки. А стоп-слово «Влад». Доволен?

Ей отчаянно захотелось присесть, ноги перестали удерживать вес тела.

Крицкий словно считал её желание, смахнул с дивана весь мусор вместе с подушками и указал рукой на кожаное сиденье.

Ева, находясь в какой-то прострации, села. Машинально сделала глоток из стакана, поморщилась от крепости.

Влад смотрел на неё неотрывно, подмечал каждый вдох и с такой откровенностью раздевал глазами, что только за ширмой можно было бы укрыться от этих взглядов.

– Ответами не очень доволен. Ты поэтому так напряжена, тебя раздражает сама ситуация?

– Какой ты догадливый, – Ева отставила стакан на столик и презрительно прищурилась. – Тебе бы понравилось плясать под чужую дудку?

– Ты очень односторонне выворачиваешь факты. Я не заставлял тебя приезжать сюда, а пригласил…

– Вынудил.

– Нет, Ева Александровна, я всего лишь прислал приглашение. Принять его – твоё желание. Тебе хочется примерить на себя роль жертвы, потому что я предложил тебе её тогда в машине. И я вовсе не против, будь жертвой, убеждай себя, что всё делаешь под давлением, что тебя пугают мои угрозы, что ты в них веришь. Быть может, так тебе легче заглушить совесть. У меня только одна просьба: будь собой. Эта зашуганная овечка мне не слишком нравится.

В его словах был резон, но признаться – означало бы выдать себя с головой.

– То есть я могу сейчас встать и уйти?

– Я похож на рабовладельца? – Влад пошёл к бару за новой порцией алкоголя. – Только рассчитайся вначале.

– Рассчитаться? – она так и знала, что стоит ожидать подвоха.

– Один поцелуй по твоей инициативе, – он вытряхнул кубики льда прямо на стол с бутылками и налил в стакан минеральной воды. Оглянулся через плечо, считывая её реакцию.

– Тогда мне придётся задержаться, – Ева хмыкнула. – Целовать тебя у меня нет ни малейшего желания.

– Врушка, – Влад вернулся на диван и сел боком, к ней лицом. – Тогда давай сыграем в пять вопросов. Отвечать можно только честно. Я первым начну. Давно ты замужем?

Ей заочно не нравилась эта затея, однако замечание по поводу зашуганной овечки задело за живое. Неужели она и впрямь дрожит перед этим позёром? Не велика ли честь?

– Три года.

– Ты всем довольна в своей жизни?

– А разве можно быть довольным всем? Всегда есть какие-то минусы, чаще всего крошечные, но раздражающие.

– Перечисли три наиболее важных, – он будто невзначай положил руку на спинку дивана и кончиками пальцев провёл по рукаву блузки. Не прикосновение, но намёк на него.

– Рутина, однообразие, спад чувств – это первое, что пришло на ум.

– Любимая поза… для сна? – он нарочно сделал паузу, надеясь смутить. И снова на ум пришло упоминание овечки, потому в ней заговорил дух противоречия. Краснеть она не стала.

– Быстрее всего засыпаю на животе.

– Помнишь переписку, которую я тебе всучил в качестве теста? – Ева кивнула, посмотрела на его руку, которая вплотную приблизилась к плечу. – Там упоминались три категории порно-фильмов. Я хоть с одной угадал?

– С самой последней, которой не существует.

– Как там было? Красивые мужики, которые стонут, да?

– Вроде того, – она попыталась сосчитать количество вопросов, но Влад сбил с мысли.

– Ева, распусти волосы.

– Это не вопрос.

– Похуй, распусти.

Почему её так наэлектризовывали ругательства? В повседневной речи она никогда не пользовалась непечатными выражениями и не любила, когда кто-то прибегал к языку мата в общении с ней. Но из его уст эти слова приобретали некий будоражащий оттенок.

Она подняла руки к затылку, вынула из волос шпильки и позволила прядям рассыпаться по плечам. Влад придвинулся ближе.

– Тебе больше идёт с распущенными. Этот пучок сзади делает тебя строже. Задавай свои пять вопросов.

– Ты поспорил на меня?

– Нет, – Крицкий облизнул болячку в углу рта и добавил, – меня невозможно взять на слабо. Я делаю лишь то, чего хочу сам.

– Тогда откуда этот чрезмерный интерес ко мне?

– А ты в зеркало себя видела? Ты одеваешься, говоришь и ходишь как чертовски горячая фантазия. Я с первого дня в универе тебя заметил, но решился подступиться только сейчас.

Она обдумала его ответ и заготовила следующий вопрос. Влад поймал небольшой локон возле её щеки и накрутил на палец.

– Как ты сделал те видео?

– Купил у одного хакера, специализирующегося на нейросетях. С твоих фоток в ВК сняли все параметры, создали трёхмерную модель, то же проделали и со мной, потом пошептали всякие контрол-шифт словечки, добавили сценарий и вуаля. Тебе понравилось видео?

– Я слишком ненатурально охаю там и чересчур часто… Как это в литературе называется? Срываюсь в пучину блаженства.

– Да, тут я переборщил, – Влад натянуто улыбнулся и снова придвинулся. Теперь уже его рука спокойно могла обхватить её плечи. – А на самом деле каков твой предел?

– Второй раз для меня почти недостижим.

Ева не смогла бы назвать момент, когда окончательно расслабилась и поддалась магии его голоса и волнительной близости, но это случилось. Его запах – никакого парфюма, только естественный аромат кожи, тонкий шлейф сигаретного дыма и лёгкая нотка геля для душа – полностью окутывал её.

– А смогла бы сделать это у меня на глазах? – спросил едва слышно и в интонациях угадывалась провокация.

– Сделать что? – она нарочно тянула время, чтобы взвесить все за и против положительного ответа.

– Получить удовольствие от своих ласк. Без моего участия, но у меня на глазах.

– Я должна буду полностью раздеться?

– Как хочешь, я буду только наблюдать. По крайней мере сегодня.

Она встретила его взгляд, болезненно жгучий, исполненный какого-то лютого голода и поняла, что ей нравится. Нравится его жажда, его стремление вытеснить её из зоны комфорта.

– А ты будешь?.. – она выразительно посмотрела на его пресс.

– А ты хочешь?

– Нет.

– Жестокая, – он усмехнулся и облизнул губы. – Наш девиз непобедим, возбудим и не дадим, да?

– Мы же играем. Сегодня по моим правилам.

– Хорошо, – Влад решил пойти на уступки, – я не прикасаюсь ни к тебе, ни к себе, лишь смотрю. И вот ещё что: твоё стоп-слово «Ева», моё «Влад», так будет лучше. Я всё-таки хочу услышать своё имя, срывающееся с твоих губ во время…

Она накрыла его рот пальчиком, заглушая окончание фразы.

– Тш-ш, не порти мне настроение.

Влад затих. Она прикрыла глаза, настраиваясь на нужную волну, но никак не могла отделаться от мысли, что преступает черту дозволенного. Это ведь совершенно неправильно, постыдно, порочно…

– Ева, просто начни раздеваться, – подсказал шёпот Крицкого. – Растворись в моменте, не думай.

Она медленно расстегнула верхнюю пуговицу на блузке. Глаза предпочла держать закрытыми. Затем ещё несколько застёжек покинули петли. Распахнула края, давая обзор на сочную грудь в прозрачном чёрном бюстье. Влад резко втянул ртом воздух. Она улыбнулась, запрокинула голову – под затылком оказалась его рука – и повела ладонью от шеи к груди, покружила вокруг мягких холмиков, чуть придавила правый, затем левый, прогнулась в пояснице и неспешно спустила чёрную сеточку, обнажая съёжившийся сосок.

Влад наклонился и подул на него. Ева вздрогнула от неожиданности, запустила свободную руку в свои волосы на макушке и робко простонала.

– Я не прикасался, – словно оправдался он и срывающимся голосом попросил, – продолжай, красивая, продолжай.

Она потёрла тугой комочек между пальцами, немного оттянула и переключилась на другую грудь. Влад повторил свой трюк с холодным воздухом изо рта. Ева простонала уже глубже.

– Блядь, с ума сводишь.

Она открыла глаза, увидела его лицо прямо перед собой и коварно улыбнулась. Одновременно двумя руками сжала грудь и выгнулась ещё сильнее. Правую ладонь опустила к рёбрам и впалому животу. Пальчиком покружила вокруг пупка и резко нырнула под пояс костюмных брюк.

– Ев, сними хотя бы брюки, – единым духом выпалил Влад.

– Добавь волшебное слово, – она игриво закусила нижнюю губу и вздрогнула, когда подушечка её пальца коснулась клитора.

– А ну живо блядь, – со смешком выговорил он, и оба расхохотались. Затем склонился и прошептал на ушко, – пожалуйста, сними их.

Впору праздновать ещё одну маленькую победу. Ева изогнулась, расстёгивая пуговицу и молнию и полностью сняла брюки. Залезла с ногами на диван, широко развела в стороны и вернула руку под полупрозрачную ткань трусиков.

– Вставь в себя пальчики, я хочу послушать, какая ты мокрая.

Она тяжело задышала через приоткрытый рот, вновь запрокинула голову, устроив затылок на его руке, и томительно нежно погрузила в себя два пальца.

– Можно я сдвину бельё? – Влад говорил очень отрывисто, словно вот-вот был готов сорваться и наплевать на все правила игры.

– Да-а, – выдала со стоном и начала двигать кистью.

Он прижался рукой к её телу. Предплечье накрыло сосок, запястье легло в опасной близости с центром удовольствия, а пальцы будто нечаянно коснулись кожи на бедре. Сдвинул в сторону мешающую обзору ткань и несколько раз провёл запястьем круговую линию.

Ева начала задыхаться и ускорила движения пальцев.

– Не убирай руку, – попросила в отчаянии и приподняла бёдра, чтобы самой прижаться к его запястью. – Продолжай. Я скоро кончу.

– Открой рот шире, – он уже почти рычал и неотрывно следил за её резкими движениями. Провёл двумя пальцами по влажным складочкам, собирая соки. Она вздрогнула от ощущений.

Влад положил пальцы ей на язык и коротко велел:

– Соси.

Она жадно обхватила его губами и стала слизывать свой вкус с его пальцев. Глаза в глаза. Сумасшествие, пряное и такое острое, что хотелось кричать.

– Ты всё ещё против, чтобы я дрочил? Потому что я блядь сейчас взорвусь и отымею тебя.

– Ай, – её лицо исказила мука нестерпимого удовольствия, – Вла-а-ад, я…

Не дожидаясь разрешения, он спустил резинку спортивных штанов, вынул перевозбуждённый член и резко задвигал рукой, той самой, которую она облизывала.

Ева забилась в конвульсиях. Влад, не прекращая своего занятия, припал губами к её соску и целиком вобрал в рот, мычал и постанывал, продлевая её сладкую агонию, а когда она пришла в себя, то встала на четвереньки и потянулась губами к головке.

Влад зашипел, едва кончик языка коснулся нежной плоти. Ускорил движения рукой. Ева сомкнула губы и попыталась подстроиться под его ритм. На вкус он был чуть солоноватый и невероятно приятный, как бархат с лёгким оттенком горького шоколада.

Он убрал ладонь, сместил на затылок и начал двигать бёдрами.

– Убери зубки, – попросил на выдохе. – Да, вот так. У тебя охеренный ротик. Гладь язычком, я близко. Проглотишь?

Она подняла взгляд и качнула головой.

– А надо, Ева. Я пиздец как хочу кончить тебе в рот.

Она промычала в знак протеста, и эта вибрация голосовых связок начисто сорвала все планки. Влад выскользнул, поднял к себе строптивую девицу, впился жгучим поцелуем ей в губы, а член просунул между ладными бёдрами и, скользя вдоль влажной ткани трусиков, в несколько ритмичных движений достиг разрядки.

Ева едва ли оставалась в здравом уме. Влад так гортанно рычал ей в рот, наглаживая её язык своим, что теперь этот чисто животный звук будет преследовать её во всех эротических снах и фантазиях. Она буквально повисла на его плечах и почувствовала, как медленно стекает его сперма по внутренней стороне бёдер.

Как выяснилось, играть по правилам они оба не умеют. Что ж, так даже интереснее.

Глава 4

Влад проснулся до звонка будильника, глянул на часы: 6:25. И мысли сами собой перекинулись на преподавателя этики и эстетики, как случалось теперь в каждую свободную минуту.

О чем свидетельствовала та скорость, с которой она вчера от него сбежала? Сорвалась с дивана, как ошпаренная, за три минуты приняла душ и, потупив взгляд в пол, мышью скользнула за дверь. Ни тебе «до свидания», ни позволения подвезти – вообще ничего, что говорило об одном. Он облажался, форсировал события, накинулся на неё там, где следовало аккуратно кружить и выжидать. Снова косяк. И всему виной неуёмный темперамент. Рядом с ней мозги вырубало, все стратегии рушились, продуманность на десять шагов вперёд летела к чертям.

Совсем как в тот раз с её разбитой машиной. Ведь просто хотел поговорить, воспользоваться эмоциональным раздраем, сыграть на удивлении, а всё пошло через жопу. Зачем-то стал запугивать, изнасилованием стращать – олух, что тут ещё скажешь. И тогда вроде выгорело, она поддалась, приняла на себя роль жертвы, которую домогается психически неуравновешенный маньяк. Красава, Влад, добился успеха у женщины.

Он встал, умылся, приготовил простецкий завтрак из яичницы с сосисками и попутно гадал, какой она будет сегодня. Вряд ли опять напялит шкуру невинной овечки, скорее врубит непреклонную стерву, которая искренне сожалеет о минутной слабости. А значит, ему вновь предстоит ломать глухую стену непорочности. Эта песня хороша, начинай сначала!

Ради эксперимента он отправил Еве сообщение:

«Поужинаешь сегодня со мной?»

В правом нижнем углу возникла одна серая галочка, что означало, что послание отправлено. Однако вторая рядом с ней не возникла, не говоря уже о смене окраски на синий цвет. Моралистка либо отключила на ночь телефон, либо добавила Влада в чёрный список, и он склонялся, как это не печально, ко второму варианту.

Утро потекло своим чередом. Сборы в универ, встреча с друзьями, первые лекции – он почти не отвлекался на банальные вещи и с нетерпением ждал пару, которую будет вести Ева Александровна.

В числе первых Влад вошёл в аудиторию, увидел её за столом и разулыбался как ребёнок в первый день нового года.

Она была воплощением той самой утончённой красоты, от которой захватывает дух.

Высокая, стройная, она держалась с такой грацией, что каждый её жест казался частью изысканного танца. Светлые, чуть вьющиеся волосы были собраны в безупречный пучок, открывая изящную линию шеи. Деловой костюм сидел на ней как вторая кожа, подчёркивая стройную фигуру, но не крича о достоинствах, а лишь намекая на них.

Её лицо было словно создано кистью мастера: тонкие черты, высокие скулы, губы, будто тронутые летним рассветом. Макияж был настолько искусен, что казался естественным продолжением её природной красоты. Приглушённые тона подчёркивали сияние кожи, а лёгкий румянец придавал облику толику очарования.

В её глазах читалась мудрость, приобретённая годами, и всё ещё не потухшая юношеская искра. Движения были плавными, уверенными, в них чувствовалась животная грация, от которой перехватывало дыхание. Она не старалась привлечь внимание – оно само притягивалось к ней, как железо к магниту.

В ней не было ни капли искусственности, ни намёка на вычурность. Лишь природная сексуальность, та, что рождается изнутри, когда душа и тело находятся в совершенной гармонии.

Эта женщина была воплощением красоты, которая не нуждается в громких словах и кричащих нарядах. Она была как драгоценный камень в простой оправе – безупречная, завораживающая, неповторимая.

Влад встал у неё за спиной, наклонился и положил перед ней распечатку листов с тем самым тестом, который должен был сдать несколько недель назад. Ева вся сжалась в тугую пружину, коснись и не поздоровится.

– Не избегай меня, – сказал едва слышно и вальяжной походкой направился к своему месту, бросил на стол сумку, развалился на стуле. Роль балованного богатенького бонвивана он усвоил назубок и давно сжился с ней. Люди всё равно не воспринимали его иначе. Когда твой отец – мэр города, ярлык мажора клеится по умолчанию. Никому ведь не объяснишь, что в той частной гимназии, где он учился до 14 лет, порядки были строже, чем на зоне. Подростковую блажь из него выбивали в суворовском училище, а после отец, жёсткий и беспринципный человек, прямо заявил: «Дальше ты, сынок, сам крутись. Вот тебе машина, квартира и деньги на первое время». Влад и устроился, как сумел.

Ева Александровна обвела студентов взглядом, при этом как-то умудрилась пропустить Крицкого, и завела:

– Сегодня мы поговорим о свободе – той самой, о которой многие горазды рассуждать, но мало кто по-настоящему понимает.

– Да чего тут понимать?! – Влад раздражённо закатил глаза. – Всё ясно как день – свобода закончилась, когда появились первые налоги!

– О, как красиво сказано! – заметила Ева как ни в чём не бывало. Лёгкая улыбка на губах, тех самых, которыми ласкала вчера его. Блядство, и зачем вспомнил? – Но позвольте не согласиться… Что для вас значит свобода, Влад? Только честно!

– Для меня свобода – это когда никто не указывает, что делать, – он пожал плечами. – Когда я волен сам выбирать, с кем быть, когда и где. Хочу – лежу на диване, хочу – летаю на частном самолёте! Хочу – гоню под двести кэмэ по городу!