Рассвет на Волге

В зале повисла звенящая тишина. Визирь Саджар побледнел. Жрец Кубар медленно выпрямился, и в его глазах блеснул мрачный огонь. Посол Зерак издал тихий, презрительный смешок.

– Вот видите, великий эмир, – произнес он с ядовитой любезностью. – Я же говорил о разбойниках. Видимо, этот сотник со своим отрядом пытался ограбить караван, что-то пошло не так, и теперь он пытается свалить вину на воинов моего повелителя, чтобы спасти свою шкуру. История, старая как мир.

– Это провокация! – испуганно прошептал визирь. – Эмир, не слушай его! Брось его в темницу, пока мы не разберемся, чтобы не дать послу повода для…

– Это гнев Тенгри! – перебил его жрец Кубар. – Я предупреждал! Духи предков отвернулись от нас! Кровь зовет к крови!

Алмуш поднял руку, и все смолкли. Он смотрел не на своих советников. Он смотрел прямо в холодные, насмешливые глаза хазарского посла Зерака. В них не было ни удивления, ни тревоги. В них было лишь ожидание. Он ждал, какое решение примет эмир. Поддастся ли он страху и уговорам визиря? Или вспылит и наделает глупостей, как того хотел бы жрец?

Но Алмуш сделал то, чего не ожидал никто. Он медленно поднялся со своего кресла, и его усталость как рукой сняло. Его фигура вдруг наполнилась силой и властью, и все присутствующие невольно опустили взгляды.

– Я выслушаю его, – сказал он тихо, но его голос разнесся по всему залу. – Правда солдата, пахнущая кровью и сталью, порой стоит дороже тысячи слов придворных. Ишбуга, введи сотника Айдара. Немедленно.

Глава 5. Сталь и шелк

Ворота Великого Биляра сомкнулись за спиной Айдара с глухим, тяжелым стуком, отрезая его от дикого, понятного мира лесов и степей. Здесь, внутри городских стен, начинался другой мир.

Мир кривых улочек, пахнущих дымом, навозом и печеным хлебом. Мир, наполненный гомоном тысяч голосов, скрипом телег, стуком молотов из сотен кузниц. Этот мир гудел, дышал, жил своей суетливой жизнью, не подозревая о холодном дыхании смерти, которое уже коснулось его границ.

Сотник городской стражи, тот самый седобородый недоверчивый вояка, уже готов был отдать приказ, чтобы Айдара и его людей разоружили и отвели в караульное помещение.

Но в этот момент от главной башни отделился отряд в блестящих доспехах, на которых красовалась тамга (родовой знак) самого эмира. Это были дворцовые гвардейцы, личная охрана Алмуша. Их командир, Ишбуга, тот самый, что ворвался в Палату Совета, спрыгнул с коня и подошел к Айдару.

– Сотник Айдар из рода Ерми? – его голос был лишен враждебности, в нем звучала лишь деловитая срочность.

– Я, – ответил Айдар, не отпуская руки Зейнаб, которая спряталась за его ногой.

– Эмир Алмуш ждет тебя. Немедленно. Твои люди останутся здесь, их накормят и разместят. Ты и девочка идете со мной.

Седобородый сотник у ворот от удивления даже бороду приоткрыл, но промолчал. Приказ из дворца не обсуждают. Айдар на мгновение замялся. Отдать своих воинов, с которыми он делил хлеб и смертельную опасность, в чужие руки было непросто.

Он встретился взглядом со стариком Ильмаром. Тот едва заметно кивнул: «Иди, сотник. Делай, что должен».

Путь до дворца оказался коротким, но для Айдара он растянулся в вечность. Он впервые за много лет оказался в столице. Его глаза, привыкшие к бескрайним просторам, с трудом воспринимали тесноту улиц.

Он видел богатых купцов в шелковых халатах, спешивших по своим делам, видел ремесленников, покрытых потом и сажей, видел женщин, несущих воду от колодцев.

И в каждом лице он искал понимание той беды, что он принес. Но лица были безмятежны. Эта безмятежность пугала его больше, чем вид хазарского разъезда.

Дворец эмира оказался не просто большим домом, а целой крепостью в сердце города. Могучие дубовые стены, высокие башни, бдительная стража у каждых ворот. Придворные, слуги, чиновники, скользившие по внутренним дворам, провожали его и его спутников удивленными взглядами.

Они смотрели на него, как на диковинного зверя: на его запыленную и потрепанную одежду, на запекшуюся на сапогах грязь, на трехдневную щетину и, главное, на суровое, обветренное лицо, которое разительно отличалось от холеных и сытых лиц столичных жителей.

Айдар чувствовал себя волком, попавшим на псарню. Он крепче сжал ладонь Зейнаб.

У входа в Палату Совета Ишбуга остановил его.

– Девочку придется оставить здесь. Эмир ждет только тебя.

Сердце Айдара сжалось. Расстаться с ней сейчас казалось ему предательством.

– Она боится. Она не останется одна.

Начальник стражи проявил неожиданное сочувствие. Он подозвал одну из служанок, пожилую женщину с добрыми глазами.

– Амина-апа, присмотри за дитятей. Отведи на женскую половину, умой, накорми. Это гостья самого эмира.

Женщина ласково улыбнулась Зейнаб и протянула ей руку. Девочка с мольбой посмотрела на Айдара.

– Я вернусь, – твердо пообещал он ей, глядя прямо в глаза. – Слышишь? Я скоро вернусь.

Только после того, как Зейнаб неуверенно пошла за служанкой, Айдар повернулся к дверям.

– Я готов.

Когда он вошел в Палату Совета, гомон голосов мгновенно стих. Наступила такая тишина, что было слышно, как потрескивают свечи. Все взгляды – удивленные, презрительные, любопытные, враждебные – были устремлены на него.

Он на мгновение ослеп от света и роскоши, но быстро взял себя в руки. Он был воином, а не придворным. Его спина выпрямилась, рука легла на эфес меча. Он прошел в центр зала и, как того требовал обычай, преклонил одно колено перед правителем.

– Эмир Алмуш, я Айдар, сотник твоего пограничного дозора.

– Встань, сотник, – голос эмира был спокоен, но в нем чувствовалась скрытая сила, как у натянутой тетивы лука. – Я слушаю тебя. Говори все, как было. Без утайки.

Айдар поднялся. Его взгляд прошелся по присутствующим. Он увидел визиря, лицо которого выражало вселенскую скорбь. Увидел жреца, смотревшего на него с мрачным триумфом.

И увидел его. Хазарского посла. Тот сидел с легкой, снисходительной улыбкой, разглядывая свои ухоженные ногти. Внутри Айдара закипела холодная ярость.

И он заговорил. Его голос, привыкший к командам, звучал в тишине палаты хрипло, но отчетливо. Он не пытался быть красноречивым. Он просто рубил факты, как рубил врагов в бою.

Рассказал о запахе крови, о растерзанном караване, о вспоротых тюках, о телах булгарских воинов. Он описал тамгу каганата, вырезанную на груди убитого багатура. Описал волчью шкуру, прибитую к дубу черной стрелой. Рассказал о сожженной заимке старика Алая.

– …это не грабеж, повелитель. Это казнь, – закончил он свой рассказ. – Показательная и жестокая. Это послание, написанное кровью наших людей.

Когда он замолчал, тишина стала еще более гнетущей. Первым ее нарушил хазарский посол Зерак. Он лениво поднялся и рассмеялся. Мягким, бархатным смехом.

– О, великий эмир! Какая захватывающая история! – промурлыкал он. – Храбрый сотник, не сумев защитить богатый караван от обычных лесных татей, придумал эту сказку про воинов каганата, чтобы оправдать свою трусость и некомпетентность.

Он даже не поленился вырезать знак моего повелителя, чтобы придать вес своим словам. Я аплодирую его воображению!

– Это не воображение! Это правда! – выкрикнул Айдар, делая шаг вперед. Стража за его спиной напряглась.

– Правда? – бровь посла изогнулась. – Правда в том, сотник, что на границе полно таких, как ты. Диких, необузданных вояк, которые живут набегами. Возможно, ты сам и вырезал этот караван, а теперь пытаешься разжечь войну между нашими великими народами!

– Довольно, посол! – вмешался эмир Алмуш, и его голос заставил Зерака замолчать. Он повернулся к Айдару. – У тебя есть доказательства? Кроме твоих слов.

Айдар молча развязал небольшой кожаный мешочек, который висел у него на поясе. Он высыпал на ближайший стол несколько черных стрел.

– Эти стрелы не делают в наших землях, повелитель. Тисовое древко, оперение из крыла черного грифа, кованый наконечник, способный пробить кольчугу. Это оружие личной гвардии кагана.

Визирь Саджар склонился над столом, брезгливо подцепил одну стрелу двумя пальцами.

– Такие стрелы можно купить… или украсть. Это еще не доказывает…

– У меня есть другое доказательство, – перебил его Айдар. – Живое. Девочка, которую я нашел на той поляне. Дочь одного из хорезмских купцов. Ее зовут Зейнаб. Она видела убийц своего отца.

Взгляд Зерака на мгновение утратил свою насмешливость. В нем промелькнуло что-то острое, хищное.

– Ребенок? Напуганный ребенок, который наговорит все, что ему вложит в уста этот… воин? Эмир, это фарс!

– Она сказала мне лишь одно, – голос Айдара стал тихим, но от этого еще более весомым. – Она сказала, что у убийц были холодные глаза. И они не говорили, а шипели. Как змеи.

При этих словах жрец Кубар резко выпрямился, а визирь отшатнулся от стола. Даже на лице эмира Алмуша промелькнула тень. Легенды о хазарских "змеелюдах", элитных воинах кагана, которых с детства поили змеиным ядом для выносливости и жестокости, были известны всем. Но до сих пор считались просто страшными сказками.

Алмуш долго молчал, глядя на Айдара. Он видел перед собой не лжеца и не труса. Он видел воина, прошедшего через ад и принесшего в его шелковую палату запах этого ада. Он видел в его глазах ярость, боль и непоколебимую уверенность в своей правоте.

Наконец, он вынес решение.

– Сотник Айдар, – произнес он властно. – С этой минуты ты и спасенная тобой девочка являетесь гостями эмира. Вы будете находиться во дворце под моей личной защитой. Ишбуга, размести сотника в оружейной палате. Девочку окружить заботой. Никто, слышишь, никто не должен их беспокоить без моего прямого приказа.

Затем он повернулся к побледневшему послу.

– Посол Зерак. Я ценю нашу дружбу. Расследование будет проведено самым тщательным образом. А до тех пор, ради твоей же безопасности, я бы посоветовал тебе не покидать пределов твоего подворья. Моя столица может быть… беспокойной, когда в ней пахнет кровью.

Это была вежливость, тонкая, как лезвие бритвы. Это была угроза.

Айдара уводили из зала. Он не чувствовал ни победы, ни облегчения. Он лишь понимал, что битва в лесу закончилась. И началась новая битва – здесь, в этом дворце. И враги в этой битве были куда страшнее, потому что носили маски друзей.

©Язар Бай.

Глава 6. Золотая клетка и шепот в ночи

Для Зейнаб мир превратился в калейдоскоп из запахов, звуков и ощущений, которые ее разум, все еще оглушенный ужасом, не мог собрать в единую картину.

После того, как рука Айдара отпустила ее ладонь, ее повели по бесконечным коридорам, где пахло медом, сушеными травами и незнакомыми духами. Женщина с добрыми глазами, которую звали Амина-апа, вела ее нежно, но настойчиво, и ее тихий, воркующий голос был единственным маяком в этом пугающем новом мире.

Они вошли в место, не похожее ни на что, что Зейнаб видела раньше. Женская половина дворца. Здесь не было лязга оружия и грубых мужских голосов. Воздух был теплым и влажным от пара, шедшего из бани, слышался тихий смех, гудение ткацких станков и мелодичный перезвон каких-то украшений.

Десятки женщин в ярких одеждах скользили мимо, бросая на нее любопытные, сочувствующие или безразличные взгляды. Для них она была диковинкой, еще одной потерянной душой, которую прибило к берегу этого острова, управляемого своими, неписаными законами.

Ее привели в небольшую, но уютную комнату. Первым делом Амина-апа отвела ее в баню. Теплая вода, пахнущая ромашкой и мятой, смывала с ее тела грязь и кровь последних дней, но не могла смыть память.

Каждое прикосновение заставляло ее вздрагивать. Но старая служанка была терпелива. Она не задавала вопросов, не пыталась ее разговорить. Она просто делала свое дело – мыла ее волосы, растирала ее маленькое тело мягкой шерстяной тканью, бормоча под нос старинные колыбельные песни.

Потом ее одели в чистую рубаху из тонкого льна, которая была ей велика и смешно топорщилась. Ее усадили за низкий столик и поставили перед ней миску с горячей похлебкой из чечевицы и кусок теплого хлеба.

Зейнаб смотрела на еду, но не чувствовала голода. Образ отца, делящего с ней лепешку у костра каравана, встал перед глазами так ярко, что в горле застрял ком.

– Кушай, дитя, кушай, – ласково уговаривала Амина-апа. – Силы нужны. Даже маленькой птичке нужны силы, чтобы пережить бурю.

Старуха отломила кусочек хлеба, макнула в похлебку и поднесла к губам Зейнаб. И тогда плотина прорвалась. Девочка заплакала. Впервые за все это время. Она плакала не громко, не навзрыд, а тихо и горько, сотрясаясь всем телом. Это были слезы не только страха, но и осознания. Осознания того, что ее прежний мир, теплый и безопасный, где были мама и папа, исчез навсегда.

Амина-апа не стала ее утешать громкими словами. Она просто села рядом, обняла ее и позволила выплакаться на своем плече, гладя ее по спутанным, еще влажным волосам. И в этих простых, бессловесных объятиях было больше исцеления, чем в тысяче слов.

Когда слезы иссякли, Зейнаб, обессиленная, съела несколько ложек. Потом старуха отвела ее в маленькую комнатку, где стояла кровать с пуховой периной. Зейнаб никогда в жизни не спала на такой мягкой постели. Она забралась под тяжелое стеганое одеяло и свернулась калачиком. Амина-апа села на краешек кровати.

– Хочешь, я расскажу тебе сказку? – тихо спросила она.

Зейнаб отрицательно мотнула головой.

– Хорошо, – не стала настаивать старуха. – Тогда просто знай, что ты не одна. Спи, дитя. Утро вечера мудренее.

Она ушла, оставив гореть маленькую масляную лампу. В ее тусклом свете тени на стене казались причудливыми зверями. Но Зейнаб уже не боялась. Она чувствовала себя в безопасности. Впервые за эти страшные дни. Перед тем как провалиться в сон, она вдруг вспомнила… не крики и кровь, а смех отца, когда он подбрасывал ее в воздух. Вспомнила тепло маминой руки. И с этой мыслью она уснула, убаюканная тишиной золотой клетки, в которую ее поместила судьба.

***

Эмир Алмуш ненавидел свой тронный зал. Он был создан для церемоний, для того, чтобы пускать пыль в глаза послам и просителям. Настоящие же дела вершились в другом месте.

Поздно ночью, когда дворец затихал, он собрал свой тайный совет в кабинете – небольшой комнате, где стены были заставлены свитками, а на огромном столе из цельного дуба была раскинута карта его земель.

Кроме него, здесь было всего двое. Начальник его гвардии Ишбуга – человек-скала, чья преданность была тверже булатной стали. И Асфан – невзрачный, сутулый мужчина средних лет, чья официальная должность называлась «хранитель ханской библиотеки», но чьи глаза видели насквозь не только пергамент, но и человеческие души. Асфан был ушами и разумом эмира, его тайной канцелярией, его шпионской сетью.

– Итак, – начал Алмуш без предисловий, наливая в глиняные чаши густой, терпкий кумыс. – Говорите свободно. Что вы думаете?

– Воин настоящий, – первым заговорил Ишбуга. Его голос был низок и громок даже шепотом. – Я говорил с его людьми у ворот. Они готовы за своего сотника умереть. И они подтверждают каждое его слово. Айдар не лжет, повелитель.

– Я это знаю, – кивнул Алмуш. Он посмотрел на Асфана. – Что говорят твои люди?

Асфан сделал маленький глоток, помолчал, собираясь с мыслями.

– Мои «книгочеи» в столице Каганата, Итиле, уже три месяца сообщают о странном. Каган Бек собирает под свои знамена воинов, но не для парадов. Лучшие оружейники работают днем и ночью. А главное, из своих горных крепостей на Кавказе был вызван элитный полк «Йылан» – «Змеи».

Это те самые воины, о которых шепчут легенды. Безжалостные, не знающие боли фанатики. Они не участвуют в мелких стычках. Их используют только для одного – для большой войны.

Алмуш медленно сжал кулак. Значит, Айдар и Зейнаб не солгали. Все сходилось. Хазары готовились к удару. И резня на границе была лишь пробой сил, попыткой спровоцировать его на необдуманные действия.

– Они хотят, чтобы я казнил их посла и дал им повод для вторжения, – произнес он вслух свои мысли. – Или чтобы я испугался и принял их условия, став данником кагана.

– Мы готовы драться, повелитель! – рыкнул Ишбуга. – Городская дружина, твои нукеры, мы…

– …и мы продержимся месяц, – тихо закончил за него Асфан. – Против всей мощи Каганата у нас пока нет шансов в открытом бою. Нам нужно время. И союзники.

Алмуш подошел к карте. Его палец очертил границы Булгарии. Такая большая, и такая уязвимая страна.

– Времени у нас нет, – сказал он. – Значит, мы должны его создать. Асфан, немедленно отправляй самых верных гонцов. Одного – на север, к лесным народам, мордве и мари. Пусть несут дары и просят поднять ополчение в обмен на прощение всех податей на три года вперед.

Второго – на восток, к башкирским ханам. Напомни им о нашем родстве и о том, что после нас хазары придут за ними. Третьего, самого быстрого, – на юг, окольными путями, в Багдад. Пусть передаст мои слова халифу: «Северный щит ислама трещит. Если он падет, холодный ветер Хазарии долетит до ворот самого Багдада».

Он говорил тихо, но каждое слово было приказом.

– Ишбуга, с завтрашнего дня под видом починки стен начни скрытно укреплять оборону Биляра. Удвой стражу у всех ворот и начни муштровать ополченцев. Но все – тихо! Без паники. Для всех это просто ежегодные учения.

– Будет исполнено, повелитель.

– И еще одно, – добавил Алмуш, и его взгляд стал жестким. – Сотник Айдар. Он принес нам правду, и теперь он – символ. Но держать его во дворце – все равно что держать беркута в клетке. Он нужен мне на воле. Он станет моими глазами и мечом на границе. Завтра ты приведешь его ко мне. У меня будет для него особое поручение.

Когда его люди уже направились к выходу, Алмуш остановил их.

– Подождите.

Он посмотрел на Асфана.

– Что ты знаешь о жреце Кубаре?

– Он искренне верит в то, что говорит, – ответил шпион. – И у него много сторонников среди старой знати, недовольной твоими… реформами.

– А визирь Саджар?

– Визирь, – Асфан усмехнулся, – верит только в золото. И боится всего, что может помешать его караванам ходить спокойно. Он – не предатель, повелитель. Он просто трус. А трус порой опаснее предателя.

Алмуш кивнул.

– Проследи за обоими. Я хочу знать о каждом их шаге, о каждом слове, сказанном шепотом. Враг у ворот – это полбеды. Хуже, если враг сидит с тобой за одним столом.

Глава 7. Глаза и меч эмира

Сутки. Целые сутки Айдар провел в стенах дворца. И за эти сутки он состарился больше, чем за неделю бешеной погони по лесам. Ему выделили каморку при оружейной палате – место почетное.

Стены были увешаны оружием, от которого у любого воина захватило бы дух: начищенные до зеркального блеска хазарские сабли, снятые в бою, северные мечи русичей, тяжелые, как правосудие, персидские секиры и легкие, как перышко, арабские кинжалы. Воздух пах металлом, оружейной смазкой и кожей. Это был мужской мир, но для Айдара он был тюрьмой.

Эмир Волжской Булгарии в ходе тайной ночной встречи поручает сотнику Айдару смертельно опасную миссию – стать шпионом и проникнуть в сердце вражеской Хазарии, чтобы разузнать о планах готовящегося вторжения. ©Язар Бай

Ему приносили еду, какой он не ел никогда в жизни – молодого барашка с травами, рассыпчатый рис с изюмом, сладкие лепешки. Но каждый кусок застревал в горле.

Он ходил из угла в угол, как запертый в клетке барс, касался рукоятей чужих мечей и чувствовал, как его собственная сила, его ярость, его воля – все то, что помогало ему выжить там, в лесу, – здесь истончается, вязнет в дворцовой тишине и сытости.

Он не видел Зейнаб. Ему лишь передали, что о девочке заботятся и она в безопасности. Но это слабо утешало. Он чувствовал себя ответственным за нее, а его от нее отгородили шелковыми занавесями и дворцовыми евнухами.

Он не видел и своих воинов. Его отряд, его маленькая семья, был где-то там, за стенами дворца, а он сидел здесь, почетный пленник, пока его земля стонала под сапогом врага. Несколько раз он подходил к стражникам-гвардейцам у дверей, но те были непроницаемы, как каменные истуканы: «Приказ эмира. Ждите».

К исходу второго дня, когда Айдар уже был готов выбить дверь и с боем прорываться из этой роскошной темницы, дверь отворилась сама. На пороге стоял начальник гвардии Ишбуга.

– Эмир ждет тебя, сотник. Идем.

Они шли по ночному, притихшему дворцу. Их шаги гулко отдавались в пустых коридорах. Но вели Айдара не в тронный зал. Они спустились по узкой лестнице, прошли через библиотеку, пахнущую пылью и мудростью, и остановились перед неприметной дубовой дверью. Ишбуга постучал условным стуком и отворил ее.

Айдар оказался в личном кабинете эмира. Комната была небольшой, без всякой роскоши. Главное место в ней занимал огромный стол, на котором была расстелена карта Волжской Булгарии, испещренная пометками и значками. У стола, одетый не в парадные одежды, а в простую стеганую куртку, стоял эмир Алмуш. Он был один.

– Оставь нас, Ишбуга, – сказал эмир, не поворачиваясь. – Стереги дверь. Никто не должен нас беспокоить. Никто.

Дверь закрылась. Несколько мгновений Алмуш молча смотрел на карту.

– Подойди, сотник, – наконец произнес он.

Айдар подошел к столу. Он смотрел на карту и видел не просто кусок выделанной телячьей кожи, а свою родину. Вот Великая река Итиль, вот Биляр, вот леса, где он охотился, вот степи, где он бился.

– Красивая земля, – тихо сказал Алмуш. – И богатая. Слишком богатая, чтобы ее оставили в покое. Как ты думаешь, чего хочет каган?

Айдар не ожидал вопроса. Он не был политиком. Но он был воином и говорил как воин.

– Он хочет не дани, повелитель. Дань – это для торгашей. Он хочет нашу землю, наши города, наших женщин. Он хочет, чтобы мы перестали быть булгарами и стали его рабами. Он хочет стереть нас с этой карты.

Алмуш медленно кивнул.

– Я тоже так думаю. – Он поднял глаза на Айдара, и в его взгляде больше не было усталости правителя. В нем была холодная ярость полководца. – Твоя правда всполошила мой улей. Визирь боится за свои караваны, жрецы кричат о гневе богов. Посол Хазарии заперт в своем подворье и шлет мне гневные письма, в которых называет тебя лжецом и убийцей. А я… я верю тебе, сотник.

Айдар молчал, но почувствовал, как с плеч упала гора.

– Я верю каждому твоему слову, – продолжал эмир. – И я знаю, что война уже началась. Но это тайная война. И вести ее я должен тайно. Если я сейчас открыто соберу войско, я дам кагану повод, которого он ждет. Я окажусь агрессором в глазах всех соседей. Мы должны бить вторыми. Но чтобы ударить точно, мне нужно знать, куда бить.

Он постучал костяшками пальцев по карте, по землям, что лежали к югу от булгарских границ. По территории Хазарского каганата.

– Мне нужны глаза. Там, – он указал на юг. – Мне нужно знать, где они собирают войско. Сколько их. Кто ими командует. Где их склады с провизией и оружием. Мне нужно знать все. Мои шпионы-купцы могут разузнать цены на рынках, но они не отличат обозный отряд от ударной конницы. Мне нужен воин. Опытный. Смелый. Который знает границу, как свои пять пальцев. Который может пройти незамеченным там, где не проскользнет и змея.

Алмуш замолчал и посмотрел прямо в глаза Айдару.

– Я хочу, чтобы ты стал моими глазами, Айдар из рода Ерми. Я хочу отправить тебя туда. За реку. В самое сердце вражеской земли. Это не приказ. Приказ я могу отдать любому. Это просьба. Потому что шансов вернуться из этого рейда почти нет.

Айдар смотрел на эмира, на карту, на тени, пляшущие в углах комнаты от пламени свечи. Он думал не об опасности. Он думал о вырезанном караване, о сожженном хуторе, о холодных глазах убийц. Он думал о Зейнаб.

– Я согласен, повелитель.

На лице Алмуша не дрогнул ни один мускул, но в глазах появилось теплое свечение.

– Я знал, что ты согласишься. Ты не будешь один. Твой десяток ждет тебя. Ильмар и Ташбулат пойдут с тобой. Остальных ты выберешь сам. Но не больше пяти человек. Маленький отряд легче скрыть. Твоя цель – крепость Саркел (Белая Вежа). По слухам, именно там каган собирает ударный кулак. Ты должен подобраться как можно ближе, все выяснить и вернуться. Не ввязываться в бой. Твоя жизнь дороже сотни вражеских голов. Твои сведения – дороже тысячи.

– А девочка? – спросил Айдар. Это был единственный вопрос, который его волновал.

– Зейнаб останется здесь, во дворце, – твердо сказал Алмуш. – Я даю тебе слово эмира, что ни один волос не упадет с ее головы. Она – моя гостья. И моя надежда. Сражайся, зная, что невинная душа, которую ты спас, будет в безопасности. Сражайся за то, чтобы в нашей земле больше не было таких сирот.

Айдар кивнул. Этого было достаточно.

– Когда выступать?

– Этой же ночью. Через потайной ход в западной стене. Ишбуга даст тебе все необходимое: оружие, коней, золото. Ты теперь не просто сотник пограничного дозора. Ты – мой личный посланник. Мой меч, который я отправляю в тень.