Рассвет на Волге

Алексей Чернов

Рассвет на Волге

История не терпит сослагательного наклонения, но она обожает, когда в ее запыленные страницы вдыхают жизнь. События, о которых расскажет эта книга, происходили более тысячи лет назад на землях, где сегодня живут наши народы – татары, чуваши, башкиры, русские.

Менялись правители, религии и границы, но не менялось главное – мужество воинов, мудрость правителей, боль матерей и отчаянная воля людей к жизни и свободе.

Эта книга – не просто пересказ летописей. Это попытка услышать голоса наших далеких предков, пройти с ними их путь, почувствовать их страх, разделить их надежду и отдать дань уважения их забытым подвигам.

Добро пожаловать в Волжскую Булгарию.

Глава 1. Волчий след на берегу Итиля

Утро пришло на берега великой реки Итиль (Волги) холодным и серым, как неточеный клинок. Пронизывающий ветер гнал по свинцовой воде мелкую рябь и тащил с востока, со стороны бескрайней Степи, горьковатый запах дыма.

Айдар, сотник ханских нукеров, поежился и плотнее закутался в видавший виды плащ из волчьего меха. Даже сквозь толстую кожу и подбитый войлоком стеганый халат чувствовалось стылое дыхание приближающейся зимы.

Его десяток – молчаливые, закаленные в стычках мужи – следовал за ним след в след. Их низкорослые, лохматые кони шли неспешно, сберегая силы. Третий день их дозорный разъезд прочесывал левый берег, следя за порубежной чертой.

Работа нудная, но необходимая. С юга, из хазарских степей, то и дело забредали лихие люди, охочие до чужого добра. Обычно хватало одного вида ханской тамги на их бунчуке, чтобы отбить у бродяг желание сунуться в булгарские земли.

Но сегодня все было иначе.

Тревога зародилась в душе Айдара еще на рассвете, когда он заметил, что в небе совсем нет птиц. Лес, обычно говорливый и живой, стоял тихий, будто затаившийся. А теперь этот запах… Слишком едкий для костра охотников. Слишком густой для дыма из трубы далекого селения.

– Сотник, чуешь? – прохрипел сзади Ташбулат, молодой воин с дерзкими глазами, его правая рука.

– Чую, – коротко бросил Айдар, не оборачиваясь. – Пахнет бедой.

Он подал знак, и отряд спешился, оставив лошадей под присмотром двух нукеров. Дальше двинулись пешком, бесшумно, как тени. Айдар шел первым, держа наготове лук из сложного композита – страшное оружие в умелых руках, способное пробить кожаный доспех за сотню шагов.

Запах становился невыносимым. Теперь в нем ясно различался тошнотворно-сладкий смрад мертвой плоти. Айдар поморщился. Он знал этот запах слишком хорошо.

Они вышли на торговую стоянку у переправы. И замерли. Сердце Айдара, привычное к виду смерти, пропустило удар.

Поляна была усеяна телами. Целый караван, шедший из богатого Хорезма, был вырезан до последнего человека. Опрокинутые арбы, раскиданные тюки драгоценных шелков и мешков с пряностями, которые стоили на севере целое состояние. И люди.

Охранники-булгары в пробитых доспехах, купцы в ярких халатах, погонщики верблюдов… Все мертвы. Картина жестокой, молниеносной бойни.

– Шайтаны… – выдохнул кто-то из воинов за спиной.

Айдар медленно двинулся вглубь этого поля смерти, и его острый взгляд подмечал детали, которые ускользнули бы от другого. Это не было похоже на обычный разбой.

Разбойники забрали бы товар, угнали бы уцелевших верблюдов. Здесь же почти все богатство было брошено, втоптано в грязь. Убийцам было нужно не золото. Им нужна была кровь.

Он опустился на колено возле тела предводителя охраны, седоусого багатура (героя-воина), которого знал лично. На груди воина, прямо на толстой коже, был грубо вырезан знак. Две вертикальные черты, перечеркнутые горизонтальной. Тамга Хазарского каганата.

Айдар стиснул зубы так, что заходили желваки. Значит, это не бродяги. Это воины Каганата. Перешли границу и устроили показательную казнь.

– Сотник, гляди! – крикнул Ташбулат от старого дуба на краю поляны.

Айдар подошел. К могучему стволу была прибита тяжелой черной стрелой свежеснятая волчья шкура. Знак древний, как сама Степь. Знак вызова. Послание, понятное любому воину без лишних слов. "Мы – волки. Мы пришли охотиться на вашей земле".

Холодная ярость затопила душу Айдара. Это было неслыханной дерзостью. Унижением. Плевком в лицо самому хану Алмушу. Он знал, что отношения с южным соседом давно испортились, что каган требует дани и покорности, но такое… Такое означало только одно.

Война.

– Обыскать все! – приказал он жестко, и его голос прозвучал как скрежет стали. – Ищите следы. Куда они ушли? Сколько их было? Ищите выживших!

Нукеры рассыпались по поляне, переворачивая тела, заглядывая под арбы. Айдар же вновь обошел место бойни, пытаясь сложить картину произошедшего. Их было не меньше полусотни, напали с двух сторон, с реки и из леса. Работали быстро и слаженно. Профессионалы.

– Сотник! Сюда!

Он обернулся на зов. Один из его воинов стоял возле перевернутой арбы, груженой коврами. Он указывал на что-то под грудой цветастой шерсти.

Айдар подошел и сам отбросил в сторону тяжелый, пропитанный кровью ковер. Под ним, в небольшой нише между опрокинутой осью и днищем арбы, съежившись в комок, сидел ребенок.

Маленькая девочка лет пяти, в испачканном шелковом платьице. Она не плакала. Ее огромные, темные глаза смотрели на Айдара без страха, но с таким глубоким, недетским ужасом, что у бывалого воина перехватило дыхание.

Весь отряд замер, глядя на эту крошечную жизнь, уцелевшую посреди кровавого ада.

Девочка медленно подняла ручку и указала дрожащим пальчиком куда-то за спину Айдара, в сторону реки. И прошептала одно-единственное слово на ломаном тюркском наречии:

– Волки…

И в этот момент Айдар понял, что его собственный мир, мир Волжской Булгарии, уже никогда не будет прежним. Он поднял девочку на руки. Легкую, как перышко. И почувствовал, как ее судьба теперь неразрывно связана с его собственной. И с судьбой всего его народа.

Глава 2. Искра в пепле

Мир на мгновение сузился до двух вещей: ледяного холода металла, проникавшего сквозь перчатку в ладонь Айдара, и хрупкого тепла маленького тельца, которое он прижимал к своей груди.

Девочка не плакала и не дрожала. Она просто замерла, как пойманный птенец, и ее молчание было страшнее любого крика. Вокруг них суетились его нукеры – раздавали короткие, отрывистые приказы, осматривали тела, собирали в кучу брошенное оружие.

Но для Айдара их голоса звучали глухо, будто доносились со дна глубокого колодца.

Он, воин, привыкший отнимать жизнь, сейчас держал в руках ее самое хрупкое воплощение. И это сбивало с толку, заставляло сердце биться в незнакомом, тревожном ритме.

– Сотник, что с ней делать? – Голос Ташбулата, резкий и нетерпеливый, вернул его в реальность. Молодой воин стоял рядом, его лицо было мрачным, а рука не отпускала эфеса сабли. – Обуза. До Биляра три дня пути, если гнать коней. С ней мы и за неделю не управимся.

Айдар перевел на него тяжелый взгляд.

– Она – единственный свидетель, Ташбулат. Ее глаза видели то, чего не видели мы. Она – не обуза. Она – ключ.

– Ключ, который не издает ни звука, – проворчал Ташбулат, но под взглядом сотника отступил.

К ним подошел Ильмар, самый старший и опытный воин в десятке. Его лицо, похожее на старую, потрескавшуюся кожу, было непроницаемо, но в глубоко посаженных глазах плескалось что-то похожее на сочувствие.

– Щенок прав в одном, сотник, – сказал он тихо, и его голос был низким и скрипучим, как старое дерево. – Путь долог. И опасен. Те, кто это сделал, – он кивнул на поляну, – могут быть еще поблизости. Им не нужен живой свидетель.

Айдар молча кивнул, соглашаясь. Он опустил взгляд на девочку. Ее темные волосы были спутаны и запачканы пеплом. Он осторожно, кончиками пальцев, убрал с ее щеки прилипший осенний лист. Девочка вздрогнула, но не отстранилась.

– Мы не оставим ее здесь, – его голос прозвучал твердо, не допуская возражений. – И в ближайший аул не повезем. Если хазары ищут ее, они начнут с малых селений. Она поедет с нами.

Он расстегнул застежку своего тяжелого волчьего плаща, окутал им девочку поверх ее тонкого платьица и поднял на руки. Она не весила почти ничего. Он подошел к своему коню, который нервно перебирал копытами, все еще чувствуя запах крови.

– Спокойно, Буран, – проговорил Айдар, погладив коня по мощной шее. – Теперь нас двое.

Он легко вскочил в седло, усадив девочку перед собой. Она вцепилась крошечными ручонками в луку его седла, и он накрыл ее своей ладонью. Ладонь воина, покрытая шрамами и мозолями, полностью скрыла ее маленькую руку.

– Ильмар, возьми двоих, похороните наших, как подобает. Остальных – по-быстрому, в общую яму. Мы не можем оставить их на растерзание зверью. Ташбулат, собери все стрелы с черным оперением и ту волчью шкуру. Это – улики. Двигаемся через час.

Приказы были отданы. Десяток заработал слаженно, как единый механизм. Пока воины занимались скорбным делом, Айдар достал из седельной сумки флягу с водой.

– Попей, – предложил он девочке.

Она не реагировала, ее взгляд был устремлен в пустоту. Айдар смочил палец водой и осторожно провел по ее сухим, потрескавшимся губам. Она вздрогнула и инстинктивно облизнулась. Тогда он поднес флягу к ее рту, и она сделала несколько жадных, судорожных глотков.

Когда отряд тронулся в путь, осенние сумерки уже начали сгущаться над лесом. Они ехали не по дороге, а лесными тропами, известными лишь ханским дозорным.

Айдар правил могучим аргамаком одной рукой, второй придерживая свою драгоценную ношу. Девочка, измученная пережитым, наконец задремала, прислонившись к его груди. Он чувствовал ее ровное, теплое дыхание и биение ее крошечного сердца. И это чувство было странным.

Он, сотник Айдар, багатур из рода Ерми, не знал страха в бою, его рука не дрогнула, отправляя на тот свет десятки врагов. Но сейчас он испытывал почти суеверный страх – страх за эту маленькую жизнь, доверенную ему судьбой.

Ночью они сделали короткий привал в глухой лощине. Развели небольшой костер, скрытый от чужих глаз густым ельником. Пока остальные жевали вяленое мясо и следили за лошадьми, Айдар сидел у огня, держа спящую девочку на коленях. Она ворочалась во сне, что-то неразборчиво бормотала, ее личико искажала гримаса страха. Видимо, даже во сне перед ее глазами стояла картина резни.

Ильмар подсел к нему, протягивая кусок пресной лепешки.

– Поешь, сотник. Силы понадобятся.

– Не хочется, – мотнул головой Айдар.

– Надо, – настаивал старый воин. Он помолчал, глядя, как пляшут языки пламени. – У меня у самого внучка почти такая же. В ауле осталась… Когда смотришь на них, понимаешь, за что на самом деле меч в руках держишь. Не за хана, не за славу… А чтобы вот такие глаза не плакали.

Айдар ничего не ответил, но слова старого воина запали ему в душу. Он вдруг понял, что Ильмар прав. Вся его жизнь – походы, битвы, кровь и сталь – обрела какой-то новый, пронзительный смысл.

Внезапно девочка во сне вскрикнула, громко и отчаянно. Она резко села, ее глаза были широко открыты, но она не видела ни Айдара, ни огня.

– Мама! – позвала она, и в этом крике было столько боли, что у воинов, сидевших поодаль, замерли на губах грубые шутки.

Айдар осторожно обнял ее за плечи.

– Тихо, тихо, маленькая… Ты в безопасности. Я с тобой.

Он начал говорить первое, что пришло в голову – старую колыбельную, которую пела ему в детстве мать. Он не помнил всех слов, просто повторял незамысловатый мотив, покачивая девочку. Постепенно ее дрожь унялась. Она подняла на него осмысленный взгляд. Впервые за все это время.

– Как тебя зовут? – мягко спросил он.

Она молчала с минуту, потом ее губы дрогнули, и она прошептала:

– Зейнаб.

Это было первое слово, которое она сказала ему. Айдар почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. Лед тронулся.

– Красивое имя, Зейнаб, – сказал он так же тихо. – Меня зовут Айдар.

Она кивнула, показывая, что поняла. Потом снова посмотрела на огонь и добавила едва слышно:

– У них глаза были… холодные. Как лед на реке зимой. И не говорили… Только шипели. Как змеи.

Холодные глаза. Шипели, как змеи. Эта деталь была важнее любого оружия, оставленного на поляне. Это не были обычные воины. Айдар почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом.

Он должен как можно скорее доставить девочку в Биляр. Ее слова должен услышать сам хан Алмуш. Потому что на их землю пришли не просто враги. На их землю пришли чудовища в человеческом обличье.

Глава 3. Дорога теней

Рассвет следующего дня был обманчиво мирным. Первые лучи солнца, пробившись сквозь колючие лапы елей, окрасили поляну в мягкие, золотистые тона.

Но эта красота не могла смыть следы вчерашнего ужаса и не могла согреть холод, поселившийся в душах воинов. Айдар почти не спал, чутко прислушиваясь к каждому шороху в ночном лесу и к дыханию маленькой Зейнаб, спавшей у него под боком, укрытой его плащом.

Ее слово, ее имя, сказанное в тишине у костра, изменило все. Она перестала быть безымянной ношей, безмолвным свидетелем. Она стала искрой жизни, которую он выхватил из пепелища, и теперь нес в своих ладонях, боясь, что случайный порыв ветра может ее загасить.

Они собрались быстро и молча. Вяленое мясо казалось безвкусным, вода из фляги отдавала металлом. Каждый из воинов понимал – с этого момента они не просто дозорный отряд, возвращающийся домой. Они – гонцы с вестью о войне, а за их спинами по пятам следует тень врага.

– Мы не пойдем большаком, – объявил Айдар, когда отряд уже сидел в седлах. Его голос был ровным, но в нем слышались новые, стальные нотки. – Пойдем козьими тропами, через Черный Яр. Это дольше на полдня, но безопаснее. Хазары будут ждать нас на торных путях.

Ташбулат недовольно дернул плечом.

– Козьими тропами с девчонкой на руках, сотник? Мы и так ползем, как черепахи. Враг уже может пировать в наших аулах! Мы должны мчаться в Биляр, а не прятаться по оврагам!

– Мертвые гонцы вестей не приносят, Ташбулат, – отрезал Айдар, не повышая голоса, но каждое его слово било, как камень. – Твоя горячность хороша в бою, когда враг перед тобой. А сейчас наш главный враг – время и расстояние. И еще тот, кто может ждать за каждым деревом. Мы идем моим путем. Это приказ.

Он тронул поводья, и его могучий Буран шагнул в утренний туман. Зейнаб, сидевшая перед ним, крепко держалась за седло. Она больше не смотрела в пустоту.

Теперь она с любопытством и опаской разглядывала мир вокруг: вековые сосны, похожие на молчаливых великанов, покрытые мхом валуны, мелькающих в кустах белок.

Айдар чувствовал, как ее детское любопытство борется с пережитым ужасом. Жизнь, упрямая и сильная, пробивалась сквозь толщу кошмара.

К полудню они выехали к месту, где еще три дня назад стоял пограничный хутор – заимка старого охотника Алая. Сейчас на его месте чернело дымящееся пепелище. Сложенный из бревен дом был сожжен дотла, от загона для скота остались лишь обугленные столбы. Воздух все еще пах гарью и смертью.

Отряд замер. Даже горячий Ташбулат молчал, сжимая кулаки. Это было уже не безликое нападение на чужой караван. Это был удар по своим.

– Алай был лучшим следопытом на всей границе, – глухо проговорил Ильмар, снимая шапку. – Его голыми руками было не взять.

Айдар спешился, передав Зейнаб старому воину. Он подошел к пепелищу. Следы вокруг были затоптаны десятками ног. Он увидел отпечатки подков – не булгарских, чужих, с характерной хазарской ковкой. И снова те же стрелы с черным оперением, торчащие из уцелевшей стены сруба.

Они не просто убили старика. Они устроили здесь бой. Значит, это была не одна банда. Вдоль всей границы шли отряды убийц, сея смерть и ужас. Их цель – ослепить и оглушить булгар, отрезать дозорных от столицы, прежде чем ударит главная сила.

Он вернулся к отряду. Лицо его было похоже на маску, высеченную из камня.

– Теперь вы понимаете? – спросил он тихо, обводя воинов взглядом. – Мы не от погони бежим. Мы идем сквозь вражескую землю. Наша собственная земля стала вражеской.

На следующем привале, в глубоком лесном овраге, пока остальные дозором осматривали окрестности, Айдар сел рядом с Зейнаб.

Она смотрела, как он точит свой длинный нож о речной голыш.

– Ты боишься? – вдруг спросил он ее.

Девочка вздрогнула и кивнула.

– Я тоже, – неожиданно для самого себя признался он. – Бояться – это не стыдно. Стыдно – позволить страху управлять тобой.

Он заметил, как она смотрит на веточку ивы, плавающую в ручье. Отложив нож, он взял ветку, повертел в руках и за несколько ловких движений вырезал из нее грубую, но узнаваемую фигурку птички. Он протянул ее девочке.

– Это ураш, – сказал он. – Птица, которая, по рассказам стариков, приносит добрые вести.

Зейнаб с опаской взяла игрушку, прижала к груди. И тогда на ее лице, впервые за все это время, появилось подобие улыбки. Легкое, едва заметное движение губ, но для Айдара оно было ярче солнца.

В этот момент он дал себе клятву: он довезет эту девочку до Биляра, чего бы ему это ни стоило. Даже если для этого придется пройти через саму преисподнюю.

Преисподняя оказалась ближе, чем он думал. На следующий день, когда они пробирались по заросшему лесом хребту, Ильмар, ехавший впереди, резко вскинул руку, останавливая отряд. Все замерли.

– Слышите? – прошептал старый воин.

Айдар напряг слух. И услышал. Впереди, за гребнем, слышался лязг металла и чужая, гортанная речь. Он оставил отряд в укрытии, а сам, вместе с Илмаром, по-пластунски пополз на вершину.

Затаившись в густом папоротнике, они посмотрели вниз. У ручья расположился на привал хазарский разъезд. Десятка полтора воинов. Они были не похожи на степняков, которых Айдар видел раньше.

Высокие, одетые в черную чешуйчатую броню, на их остроконечных шлемах не было ни единого украшения. Их лица были безжалостны, а глаза – те самые, холодные, о которых говорила Зейнаб. Они не шумели, не смеялись, как обычные воины на привале. Они двигались и говорили тихо, как стая волков, остановившаяся на короткий отдых во время охоты.

Айдар почувствовал, как по спине пробежал холодок. Это была элита. Профессиональные убийцы. И они шли в том же направлении, что и он. В сердце Булгарии.

Они лежали не шевелясь, пока хазары не собрались и не скрылись за поворотом. Лишь тогда Айдар позволил себе выдохнуть. Он понял, насколько тонка нить, на которой висела их жизнь, и жизнь Зейнаб.

***

Еще через день пути, измученные и грязные, они наконец увидели его. Великий Биляр. Столица Волжской Булгарии. Город раскинулся в широкой долине, окруженный могучими дубовыми стенами и рвами. Над тысячами домов и мастерских к небу тянулись сотни дымков. Символ силы, богатства и мира. Но сейчас этот мир казался Айдару хрупким, как тонкий лед на реке перед оттепелью.

Чем ближе они подъезжали к городу, тем тревожнее становилась обстановка. Им навстречу то и дело попадались вооруженные отряды, а дороги были забиты беженцами из приграничных аулов. На стенах городских ворот стояла усиленная стража.

Их остановил крупный отряд городской дружины. Командир, суровый сотник с седой бородой, смерил Айдара и его потрепанных воинов подозрительным взглядом.

– Стоять! Кто такие? Откуда? – прорычал он.

– Я Айдар, сотник ханского дозора из рода Ерми, – ответил Айдар, стараясь говорить спокойно. – Я должен немедленно видеть эмира Алмуша. У меня вести крайней важности.

Взгляд седобородого сотника скользнул по отряду, остановился на маленькой девочке, испуганно жавшейся к Айдару. Подозрение в его глазах сменилось откровенным недоверием.

– Вести? – усмехнулся он. – Сейчас у каждого второго вести. В городе паника, говорят о шпионах и предателях в каждом ауле. Границы закрыты по приказу совета эмиров. А ты являешься из леса с неизвестной девчонкой и требуешь провести тебя к самому хану.

Он шагнул ближе, его рука легла на рукоять тяжелого меча.

– Сотник, тебе придется многое объяснить. И поверь мне, не только хану.

Глава 4. Игры в Доме Эмира

Палата Совета в Великом Дворце Биляра не знала суеты. Здесь даже солнечный свет, проникавший сквозь узкие, затянутые бычьим пузырем окна, казался густым и тяжелым, как старый мед.

Воздух пах сандалом, дорогим воском от свечей и едва уловимым ароматом пергамента из ханской канцелярии. Стены, обшитые резным дубом, и пол, устланный толстыми хорезмскими коврами, глушили любые резкие звуки. Здесь говорили вполголоса, а самые важные решения принимали в полной тишине, одними взглядами.

Эмир Волжской Булгарии Алмуш, сын Шилки, сидел в своем кресле из мореного дуба во главе длинного стола. Он не был ни стар, ни молод; в его темной бороде уже серебрились первые нити, но глаза, внимательные и цепкие, сохраняли юношескую остроту.

Сейчас эти глаза устало следили за участниками утреннего совета. Слева от него сидел Саджар, его первый визирь, – гладкий, полный мужчина, похожий на обкатанный водой камень. Каждое его слово было выверено, каждая мысль подчинена логике выгоды и безопасности.

Справа – Кубар, верховный жрец Небесного Бога Тенгри. Сухой, жилистый старик с лицом, иссеченным морщинами, и глазами, горевшими фанатичным огнем. Он был живым воплощением старой Булгарии – дикой, свободной и непокорной.

Особое место за столом занимал гость – посол Хазарского каганата Зерак бен Ицхак. Худощавый, бледный, с тонкими, аристократическими чертами лица и змеиной грацией в каждом движении. Он сидел молча, но его присутствие ощущалось как сквозняк в теплой комнате.

– …таким образом, повышение пошлин на соль ударит по нашим же купцам, – монотонно бубнил визирь Саджар, раскладывая на столе какие-то таблицы. – Каганат немедленно ответит тем же, и наш меховой торг понесет убытки. Я предлагаю оставить все как есть. Стабильность дороже сиюминутной прибыли, великий эмир.

– Стабильность? – подал голос жрец Кубар, и его тихий скрипучий голос заставил всех вздрогнуть. – Ты говоришь о стабильности, визирь, когда наши традиции трещат по швам? По городу бродят чужаки в белых одеждах, говорят о каком-то едином боге и смущают умы. Они называют себя посланниками Багдада. А я говорю, что это посланники хаоса! Небесный Отец Тенгри гневается, глядя на это. Засуха в Закамье – вот его первый знак!

Алмуш устало потер переносицу. Каждый день одно и то же. Визирь говорит о деньгах, жрец – о богах. Один тянет государство вперед, к новым союзам и торговле, другой – тащит назад, к заветам предков и славной изоляции. И оба по-своему правы. И оба не видят всей картины. А он, эмир, сидит между ними, как между молотом и наковальней, и пытается выковать из этого единое, крепкое государство.

– Я слышу тебя, Кубар. Я слышу и тебя, Саджар, – ровно произнес Алмуш. – Решение по этому поводу я приму позже. Есть ли еще что-то срочное?

Тут, словно только и ждав этого момента, подал голос хазарский посол. Его тюркская речь была безупречной, но в ней слышался легкий, шипящий акцент, от которого у Алмуша всегда неприятно холодело под ложечкой.

– Если позволишь, великий эмир, есть одна деликатная тема, – промурлыкал Зерак, склоняя голову. – Мой повелитель, великий каган, обеспокоен… э-э-э… участившимися случаями разбоя на границе. Ваши подданные, вольные охотники, как они себя называют, нападают на мирных хазарских пастухов, угоняют скот. Мы бы не хотели, чтобы эти досадные инциденты омрачили нашу дружбу. Возможно, тебе, о мудрейший, стоит пристальнее следить за своими рубежами.

Алмуш почувствовал, как внутри у него все напряглось. Он знал цену этим «мирным пастухам», которые часто оказывались вооруженными до зубов лазутчиками. И он знал, что слова Зерака – не просьба, а завуалированная угроза. Он уже открыл рот, чтобы дать резкий, но дипломатичный ответ, когда тяжелые двери палаты распахнулись.

В зал, нарушая все мыслимые правила этикета, быстрой и тяжелой походкой вошел Ишбуга, начальник дворцовой стражи. Броня на нем была запылена, а на лице застыло тревожное выражение. Он прошел прямо к трону, опустился на одно колено и произнес, не обращая внимания на возмущенный шепот визиря и ледяной взгляд посла:

– Прости мою дерзость, повелитель. Дело не терпит отлагательств. У Южных ворот задержан сотник пограничного дозора, Айдар из рода Ерми.

Алмуш нахмурился. Род Ерми он знал – верные и храбрые воины.

– Что ему нужно?

– Он… – Ишбуга запнулся, подбирая слова. – Он утверждает, что его десяток попал в засаду и полностью уничтожен. Говорит, что на караван хорезмийцев напали воины каганата и всех вырезали. Он рвется к тебе, говорит, что это война. С ним маленькая девочка, единственная выжившая, по его словам.