Воды прошлого

Я ходил туда и сюда, глядя на образа. Святой Нюха занимал почётное место у входа. Я знал, что он когда-то жил недалеко от Всеслира. А потом стал бесом. Но он был хорошим, поэтому его выгнали из бесов, и он стал святым. Дьякон объяснял это сложнее, но мне больше всего нравились лубки, на которых Нюха был изображён среди страшилищ, и при этом он повергал их в прах своим сиянием. Я пригляделся к иконе: она несколько отличалась от той, что висела в деревенской церкви. Здесь вокруг Нюхи были нарисованы ещё четыре не то чёрта, не то человека: один побольше и трое маленьких. Я стал вспоминать, что рассказывал про них дьякон, но не смог, и позвал Свири.

–Ну, что, негодник? – казалось, Свири действительно рассердилась, что я отвлёк её от разговора.

– Я спросить хотел, а кто там, рядом с Нюхой? – я потащил её к иконе. Свири удивлённо рассматривала икону и наконец призналась, что никогда не замечала эти фигуры.

Пока мы так стояли, к нам подошёл священник и, не дожидаясь вопроса, знакомым голосом объяснил:

– Было видение, да рисовать настроение. Нюха от Молота нас избавил, да подрушных его исправил.

Это был Пыля. Теперь он казался каким-то родным, и я с гордостью коснулся его ладонью, чтобы видела бабка Свири. И Пыля не отстранился, а поднёс свою ладонь к моей!

Потом он взошёл на амвон и провозгласил, изо всех сил пытаясь не рифмовать:

– Слушайте! Беда спустилась на Всеслир, но милость Слыни и Нюхи с ним! Есть среди нас тот, кто прогонит страх, как сделал это Нюха в веках!

Он вдруг запнулся, поозирался по сторонам и продолжил:

– Дьяволы истинны, но не тронут нас, пока не настанет…

Раздался треск. Видно, все мы были сильно напуганы, потому что тут же, будто ожидая этого, прижались к стенам. Поначалу мне это показалось смешным, но тут внутренняя дверь упала, и на пороге появились два беса. Наступила полная тишина, я даже боялся дышать. Бабка Свири рядом закрыла глаза и молча шевелила губами: молилась.

Вошедшие бесшумно двигались прямо к Пыле. Он от испуга тоже не мог вымолвить ни слова. Бесы подошли к нему… И вдруг исчезли. Вместе с Пылей. Наступила странная тишина. Люди боялись пошевелиться, будто невидимые когти могли вцепиться в любого, кто дрогнет. Только свечница у алтаря запричитала: «Унесли… святотатцы унесли…»

Я едва успел подхватить бабку Свири, а то она так и упала бы на пол. Хорошо ещё, что она была из тех бабушек, которые маленькие и лёгкие!

Где-то треснула свечка. Будто проснувшись, всё загомонили, а трое дюжих мужиков выскочили на амвон и стали шарахаться по нему, будто играя в жмурки. Все смотрели на них, одновременно боясь за свою жизнь и надеясь на то, что авось пронесёт, и пришельцы будут довольствоваться одним только Пылей.

У меня во рту пересохло, будто я наглотался дыма от тех самых свечей. Пыля… исчез? Не могло же это быть правдой! Мы же только вчера… Нет, надо было что-то делать, но ноги будто вросли в пол, а в голове в полной пустоте звенела лишь одна мысль: «Этого не было. Этого не было. Этого…»

И тут я заметил, что двери, лежащие посреди зала, шевельнулись. Будто на них наступили. И, пока все пялились на амвон, я сунул руку в сумку. Верёвочник сразу обвил моё запястье, почуяв страх. «Лети, длинный», – прошептал я и швырнул его вперёд. Зверя не обманешь! Он, видимо, тут же почувствовал живое тепло и обвился… ну, не знаю. Наверное, вокруг невидимого Пыли. Мне очень хотелось так думать. Бабка Свири села на пол, схватившись за голову, а я провожал взглядом верёвочника, свившегося спиралью и медленно летящего по воздуху.

Когда Свири пришла в себя, мы медленно побрели к ней домой. А я размышлял, много ли верёвочников вообще есть в городе и как найти побыстрее Нилопу, чтобы выпросить ещё одного.

По пути мы зашли в лавку, и я отдал Свири серебряные монетки, чтобы она купила мяса. Потом отвёл её до дома, а сам пошёл к вчерашнему пролому в стене. Там уже начиналась работа: стояли несколько телег с камнями, ходили люди. Раздался протяжный гудок: с боковой улицы на площадку выезжал автомобиль. Я раньше видел автомобили, но только маленькие, а этот был размером больше телеги и, хотя ехал очень медленно, зато вёз столько камней, сколько лошадь не смогла бы увезти. За машиной бежали дети, среди которых я без труда разглядел Ахеля, и Нилопу. Они тоже меня узнали.

Я подозвал их подальше от взрослых и рассказал, что произошло. Нилопа сразу всё поняла и шёпотом сказала, что у неё в подвале живут ещё три верёвочника. Встречу назначили на час вечера.

До заката я сидел дома у бабки Свири: приходилось успокаивать её, и в то же время я постоянно говорил, что мне нужно будет уйти после заката. Я даже съел двойную порцию супа (хотя, надо сказать, в этот раз он был действительно вкусным… Да я и не ел со вчерашнего дня ничего кроме леденцов).

Когда солнце зашло, а в конце улицы зажёгся фонарь, я взял с собой хлеба и остаток конфет и пошёл к церкви. Ахель уже был там. Мы ждали Нилопу. А если её родители не отпустят?.. Но спустя немного времени подошла и она. Мы знали, куда идти: к замку. Раньше он был княжеским, но в последние пару дней его никто не называл иначе как Чёртов замок.

Мы не знали, как попасть внутрь, к стене, и по пути гадали, переплыть ли ров или поискать брод. Но это как раз оказалось простым: ров был завален землёй – похоже, чужаки просто ленились ходить как все люди и засыпали его. Части стены тоже не было, но внутрь мы, конечно, заходить не рискнули: кто знает, вдруг бесы не спят и заметят нас? Поэтому Ахель к Нилопой взяли по длинной ветке и пошли вдоль стены. Мы надеялись, что бесы не знают ничего о верёвочниках.

Действительно, не прошли мы и полсотни шагов, и Ахель остановился как вкопанный: есть!

На высоте трёх человеческих ростов над нами виднелось окно. В темноте не было видно, что именно происходит, но ветка в руках Ахеля дёргалась так, что он с трудом удерживал её. Похоже, бедолага наверху настолько проголодался, что мог бы и разорваться пополам, не будь Ахель наготове; жестом подозвав меня, он передал мне ветку. Верхняя часть её была уже без коры. Я разбудил зверька, которого принёс Ахель и бросил его не глядя вверх; убедившись, что он прочно зацепился за стену, я обвил его вокруг ноги и стал направлять вверх; голова его была на полпути к нижнему окну, где, как мы думали, сидел Пыля.

Нилопа внизу была готова бросить мне второго верёвочника, но я покачал головой: что-что, а пользоваться ими я умел. Пусть у них останется запасной. Аккуратно прижав задние лапки своего животного к стене, я отлепил его голову и добросил до окна. Спустя полминуты я уже сидел на подоконнике и осторожно заглядывал внутрь.

Похоже, это была кладовая. Вдоль стен тянулись полки с какими-то ящиками и мешками; несколько мешков лежали на полу, на них спал Пыля.

Я спустил своего верёвочника вниз и махнул остальным рукой. Правда, пришлось ещё раз спускаться вниз за ветками, пока они ещё не совсем высохли, но уже через несколько минут мы все сидели в кладовой и жевали сыр, который нашли в одном из ящиков.

Глава 4. Неведомое

Поев, мы стали шёпотом держать совет: будить священника или нет? Ахелю хотелось как можно быстрее сбежать из замка. Нилопа опасалась, что если его разбудить, он может от неожиданности вскрикнуть и привлечь нынешних хозяев замка. У меня было ещё одно соображение, которое я старался не высказывать: а что, если черти что-то с ним сделали, он теперь на самом деле кто-то другой? В памяти всплывали разные страшные истории, которые дети рассказывают друг другу, глядя вечерами на звёзды Семихвостой Змеи.

Наконец, решили, что если бы это была ловушка, то нас бы уже поймали, а значит, нужно как можно скорее выбираться отсюда.

Мы с Нилопой свесились за окно, приготовив третьего верёвочника для Ахеля, а тот стал тихонько будить Пылю. Убедившись, что он потянулся и, вроде, понемногу просыпается, мы с Нилопой залезли обратно в комнату.

Несколько раз зевнув, Пыля шёпотом спросил:

– Благословляю. Одобряю. А что случилось?

Мы переглянулись: неужели у него отбило память? Видя наше недоумение, он уточнил:

– Вас что, тоже похитили?

Мы помотали головами, и я объяснил:

– Я заметил, как вас унесли невидимки, и мы вас нашли. А сейчас убегать нужно, пока не поздно…

Пыля покивал, но потом сказал:

– Ребята, вы бегите, себя берегите. Они не…

Его голос дрогнул, и он потянул рукав, показывая красные полосы на запястье.

– Я уже пытался. Они не убивают, но и не отпускают.

Мы не успели. Дверь в кладовую распахнулась, и на пороге мы увидели… Молота, как его рисовали в церкви. Ка я его видел в саду.

Я хотел рвануться к окну, но не мог: словно прирос к дощатому полу. Кое-как я сумел сделать шаг, но ноги подкосились, и я растянулся прямо у ног беса. Мелькали мысли о волшебстве, но внутри себя я понимал, что не мог пошевелиться от страха. Впрочем, и остальные выглядели не лучше: Нилопа сползла по стенке с закрытыми глазами, Ахель стоял, но в лице его не было ни кровинки. Только Пыля смотрел на гостя спокойно: видно привык к этому зрелищу. «Убивать будут», – подумал я и, наверное, заплакал бы, если бы рядом не было Нилопы и Ахеля.

Однако чёрт как-то по-человечески пожал плечами и что-то сказал. Голос его был каким-то… ржавым. Слов я не понял.

Пыля поднялся и принялся что-то втолковывать ему. Заставив себя слушать, я понял, что он пытается убедить не трогать нас. Краем глаза я наблюдал, как Нилопа движется к окну; и она уже выпрыгнула в него, как вдруг… чёрт не прыгнул к ней: всё произошло так быстро, что казалось, будто он исчез и появился у окна, уже держа в руках вырывающуюся Нилопу. Мы с Ахелем набросились на врага, пытаясь отбить девочку. От волнения у меня подкашивались ноги, поэтому я сразу попытался впиться зубами в его руку.

Пыля не пытался помочь нам, он только сжал кулаки и остался стоять как стоял: как выяснилось позже, он уже пытался бороться и слишком хорошо представлял, насколько чужаки сильнее людей.

В общем… бес просто положил дрожащую Нилопу на пол, а сам стал у окна, чтобы нам было ясно, что мы в ловушке. А потом сказал:

– Идите в коридор.

Пыля сморщился, будто ему это совсем не понравилось, подошёл к нам, помог Нилопе подняться и тихо позвал нас с собой:

– Ничего не попишешь. Идёмте, дети. Дай бог, это не конец.

И мы вышли в коридор, а там стоял ещё один чёрт, и он был такой же: только вблизи казалось, что это не кожа у него чёрная, а будто костюм. И странный, люди такого не носят: юбочка, как у маленьких девчонок, вместо головы – не то наковальня, не то утюг… И цвет. Вблизи он был не чёрным, а каким-то тёмно-переливистым, будто слюна собра в ночной реке, и так мелькало перед глазами, что долго смотреть было невозможно.

В общем, было ясно: мы – пленники. Нас захватили, только неясно, почему и зачем. Пока мы шли по коридору, в голову лезли всякие страшные мысли о том, что эти едят людей, но потом я немного успокоился: если бы они кого-то ели, то проголодались бы уже давно. Или… Ещё более страшная мысль пронзила меня с головы до пят, и я чуть не упал: а что, если они использовали Пылю как приманку, чтобы поймать нас, как крупную рыбу на живца.

Я покосился на спутников: Пыля явно был крупнее всех нас, да и живца никто не прячет… Нет, пожалуй, наше появление здесь стало случайностью, а не их планом. Тогда, может, нас всё же отпустят? Я уже начал успокаиваться, когда мы пришли. По одному нас впустили в какую-то дверь. Я шёл за Пылей, и натолкнулся на его спину, когда он вдруг остановился, как вкопанный. Когда он наконец отошёл, я шагнул вперёд… и застыл. Сзади чертыхнулся Ахель, и я отошёл, пропуская его.

Будто комнату убрали, а на её место поставили другую. Здесь всё было гладким, белым. Первое, что приходило в голову – игрушечный домик, только увеличенный в сто раз. Окон не было. Белые стены, которые, если приглядеться, изредка переливались лёгкими оттенками. Свет шёл со всех сторон, то ли от самих стен, то ли откуда-то ещё. Затолкав нас в комнату, бесы вышли, а мы стали осваиваться.

Здесь стоял столик, четыре табурета, и всё. Ахель громко сказал, будто проверяя, как в этой странной комнате слышатся звуки:

– Поесть бы.

Если мы попали в страшную сказку, то она была и очень странной: будто в ответ на эти слова столешница раскрасилась разными цветами, цветные пятна стали вытягиваться, будто щупальца или стебли неведомых растений. Мы не сговариваясь отпрыгнули к двери, вцепившись друг в друга. Разноцветные щупальца тем временем вытянулись на локоть и остановились, покачиваясь. Через секунду они изменились. Зелёное стало бутылью, белое с коричневым – странной формы тарелкой, на которой лежал кусок мяса. Серые щупальца обратились столовыми приборами, на одной стороне которых была ложка, а на другой – странная вилка, будто бы с одним зубцом, но довольно широким. Мы с Ахелем переглянулись: пусть это колдовство, но если вилки удастся использовать как оружие…

Пыля пришёл в себя первым:

– Полагаю, ничего другого нам здесь не остаётся, нужно поесть, пока дают, не бьют, это нам зачтётся.

Он осторожно сел на табурет, будто ожидая, что он вот-вот во что-то превратится, аккуратно взял тарелку и «вилку» и откусил кусочек мяса. Глаза его округлились. Мы, всё ещё стоя у стены, с тревогой смотрели на него, а он, проглотив кусок, лишь просипел:

– Вкусно же!

Мы переглянулись. Получается, нас хотели накормить. Правда, происходившее не походило на скатерть-самобранку… Но, если подумать, настоящих скатертей-самобранок мы тоже никогда не видели. Кто их знает, вдруг они такие и должны быть? Да и в животах у нас уже урчало.

Мы сели. Табуреты были не мягкие и не жёсткие. Вилкой было не очень удобно справляться, но вполне терпимо. Мясо же было и вправду очень вкусным, хотя и необычным: вроде, на вкус как просто мясо собра, но совсем не жилистое, а будто бы колбаса. Мне понравилось. В бутылке же оказалась вода. Немного противная, будто бы дождевая, да ещё и стояла неделю в медном тазу. Но всё же вода. Краем глаза я заметил удивлённое лицо Ахеля. Он перехватил мой взгляд и показал: «вилкой» можно было оставить заметную царапину на столе. Правда, она через секунду заросла, что меня хотя и удивило, но чего-то такого можно было ждать в этом месте, где всё было не мёртвое и не живое. А вот дальше Ахель взял и спокойно, но сильно воткнул ложку острым концом себе в ладонь… Нет, попытался воткнуть: судя по всему, он это уже проделывал и сейчас лишь показывал мне. Остриё как-то обмякло и легло на ладонь Ахеля, не причинив ей вреда. Но как только он её поднял – оно тут же стало острым столовым прибором. В общем, оружием нам здесь не раздобыться… Я пошарил в кармане – на ощупь сквозь ткань проступали два складных ножика. Простые, без украшений, с деревянными рукоятками – такими в городе торговали на каждом углу. Почему-то их не забрали. Может, не заметили? Или сочли безобидной безделушкой? На всякий случай я прикрыл ладонью движение и незаметно сунул один Ахелю. Тот кивнул, быстро спрятал его в рукав, а потом бросил на меня странный взгляд – будто хотел спросить: «И что нам с этим делать?». Я пожал плечами. Кто его знает. Но в кармане нож был твёрдым и знакомым, как последняя ниточка, связывающая с тем миром, где столы не отращивают кору, а вилки остаются вилками.

Поев, мы посмотрели на Пылю. Его спокойствие внушало уверенность, что он знает, что делать. Он покачал головой:

– Мне тут видение было, пока спал. Снилось, что наш черёд ещё не настал. Что будем в море-океане, на острове Буяне… Ну, в общем, помотает нас. Про Аленький цветочек читали? И чудища будут, да. Но живы будем, не помрём.

Теперь стало ясно, почему он не боится. Вещий сон – уже хорошо. Да и если мы попали в сказку про чудо-юдо, это всё лучше, чем про худого собрёнка или…

А Нилопа аж раскрыла рот:

– А вам вещие сны снятся?

Пыля покивал:

– А то. Без этого сана не дают. Правда, у меня сны такие… Больше на рифмы и слова. Но если угадать, до обычно очень даже точно получается.

Он покосился на меня.

– Эх, Йоха, дай ответ, где вкуснее всего обед? У бесов в их столовой или в тюрьме подковой?

Я задумался. Если так спрашивать, то у бесов-то вкуснее. Но… зачем так спрашивать? Я недоуменно посмотрел на него, и Пыля пояснил, на этот раз прозой:

– Молодой человек, у вас всегда будет шанс из тысячи дорог выбрать верную.

Признаться, понятнее не стало. Особенно – как это связано с обедом. Я хотел было переспросить, но Пыля твёрдо заявил, как отрезал:

– Хотя, конечно, есть и точки невозврата.

Послышалось шипение. Из стен стали вырастать какие-то ветки, которые, переплетаясь, скоро стали обычными лежанками. Пыля хмыкнул:

– Говорят, на боковую пора. Но я вообще-то выспался…

Нилопа вдруг встала и, подойдя к к нему, что-то прошептала на ухо.

Он задумчиво посмотрел на неё и проговорил:

– Да. Задачка…

И, обращаясь в потолок, спросил у невидимых хозяев:

– Господа, а уборная у вас есть тут?

Признаться, я надеялся, что кто-то из чёрных войдёт, и тут-то мы его схватим… Но всё оказалось проще: часть стены сначала стала синей, а потом – дверью. И даже под потолком у этой двери появился вырез в виде сердечка, как у наших соседей в будочке. Мы опять переглянулись. Тут есть всё. Только спрашивать надо.

Ну, пока остальные интересовались той дверкой, я и попросил:

– А дверь на улицу сделайте… пожалуйста.

Но ничего не появилось. Я сел на лавку. Послышался шум, будто шёл дождь. Нами всеми овладела какая-то тяжесть: не в смысле сон, а будто я ослабел, и голова стала будто падать, мне даже пришлось подпереть её руками, а потом и лечь. Остальным было не лучше. Я только успел испугаться, что умираю, как всё закончилось.

А Пыля сказал:

– Вот сейчас всё и начнётся.

И заснул.

Глава 5. Голос в пустоте

Я проснулся первым. Синяя дверка была на месте, чем я не преминул воспользоваться. Стол пустой. Интересно, завтрак они по часам дают или надо просить? Подумав про завтрак, я ахнул: мы-то ещё потерпим, но…

– Э… дяденьки бесы, а можно дерево какое-нибудь? Ну, грушу? Чтобы… э…

Я не успел договорить, как посреди комнаты вырос ящик. Прямо с небольшой грушей, почти до потолка. Плодов не было, но это и понятно: всё-таки весна. Я попытался оторвать листик, но он был прочным, как ткань. Ясно, они только примерно могут понять, чего я хочу…

– А настоящие груши у вас есть?

Дерево мгновенно сморщилось и усохло, превратившись в коричневое щупальце. Щупальце пошевелилось, будто нехотя, и опять превратилось в ящик. Из ящика опять стало вырастать дерево, но на этот раз помедленнее. Едва на нём стали появляться листья, как я сорвал один и пожевал: это действительно были настоящие живые листья. Выждав пару минут, я отломил ветку и засунул в мешок. Оттуда донеслось довольное шуршание, аж ветка треснула. Надеюсь, наши хозяева не услышали.

Я отломил ещё пару веток и тихо разбудил Нилопу и Ахеля. Они тоже незаметно покормили своих верёвочников, и мы попросили завтрак. На этот раз было что-то вроде яичницы и опять та же вода. Нилопа спросила в воздух:

– Сват Наум… – мы с Ахелем прыснули, Нилопа тоже. – Сват Наум, а подай, пожалуйста, подорожниковый сок и пирожное… Такое, жёлтое, с орешками.

Она посмотрела на нас и пояснила:

– В Верне видела, только не пробовала, они такие красивые, но дорогие.

Из стола тут же выросла бутылка с зелёным соком и тарелочка с серебряной ложечкой. На тарелочке лежало пирожное, точь-в-точь такое, как его описала Нилопа. Очень красивым, ярко-жёлтым и с орешками, у Нилопы, сразу было видно, потекли слюнки. Я сначала даже позавидовал тому, как легко она освоилась, но тут же вспомнил свой утренний опыт с деревом и сказал:

– Ты пирожное аккуратнее пробуй.

Она слегка испуганно посмотрела на меня:

– Ну, они же хорошие… Вроде?

Я взял ложечку и попробовал небольшой кусочек, приговаривая:

– Ну, не плохие, не плохие…

Как я и ожидал, пирожное было со вкусом яичницы.

Тем временем проснулся Пыля. Он посмотрел на нас и сказал:

– Мне многое снилось. Не забыть бы. В общем, сейчас сюда вой…

Дверь – не синяя, а белая, в цвет стены – открылась. Мне даже показалось,что это была не дверь, а будто в стене появилось отверстие, чтобы тут же зарасти. Вошёл бес, Хотя язык уже не поворачивался его так называть. Чёрт, видимо, дёрнул меня за язык, и я спросил:

– Вы – Сват Наум?

Тот ответил, и впервые мы услышали их голос, не искажённый нашим страхом. Обычный такой голос. Ну, почти.

– Нет, я Ленслав.

Пыля довольно кивнул головой:

– Да-да, Ленслав, именно так.

Мы с удовольствием посмотрели на него: судя по всему, это совпадало с его сном, а значит, теперь у нас преимущество. Знать бы, как его использовать.

Пыля, казалось, тут же потерял интерес к происходящему и лёг обратно на лавку. Ахель же спросил:

– А вы не черти?

Ленслав задумался, словно действительно на этот вопрос было нелегко ответить. Странно – но уже не так страшно – было смотреть на его чёрную броню, будто слившуюся с телом. Наконец он ответил:

– Будем считать, что нет. Мы исследователи. Мы исследуем – он показал на Пылю – его.

Священник лежал, будто сказанное его вовсе не касалось. Мне же стало не по себе: «исследуем» – это как? Ну, я знал, как исследуют далёкие земли. Знал, что исследуют неизвестных животных, и даже известных – например, собров. Но как они собрались исследовать Пылю? Он же не животное, да и мы не в… Ахель опередил мою мысль:

– Так мы что, в зверинце? Вы что? Отпустите нас!

Он набросился на Ленслава, но тот, стоял как вкопанный и продолжал очень ровным голосом, только некоторые слова говорил с паузами и будто не своим голосом, и от этого всего становилось не по себе:

– Вы не в зверинце. Вы в корабле. Мы сейчас летим в… клетку, это скоро, а потом в мир. Там вы будете жить, но там неплохо. Но никто вас, кстати, насильно сюда не приводил. А теперь главное: если хотите есть или пить, попросите.

Он бросил взгляд на стол, где стояло недоеденное пирожное, и в его голосе промелькнула человеческая интонация:

– Н-да. В общем, хорошо. Живите.

Последнее слово он сказал так, будто освободил нас от немедленной смерти, и от этого стало снова страшно, и его шлем – морда – опять показался головой беса. Ленслав вышел. Ахель схватил стул и с размаху ударил им в то место, где только что исчез чужак. Удар пришёлся в пустоту – стул пронёсся сквозь стену, как сквозь дым, не оставив ни царапины. Ахель ахнул, потрогал ладонью поверхность, опёрся на стену. Потом внезапно изо всей силы ударил по ней кулаком – стена вдруг стала податливой, как студень. Его руки вязли в стене, как в незрелом жидкоплоде: наша тюрьма не причиняла вреда, но и не пропускала. Наконец он, обессилев, сел вновь на стул, который успел вырасти на месте прежнего, а Пыля, потрогав стену пальцем, заметил:

– Вот, видите, что сказал этот Ленслав. А не сказал он самое главное, что мне во сне было: то, что он назвал клеткой – это не клетка, а целый город. Но если туда попадёшь, то обратно уже никогда не вернёшься.

Я хмыкнул:

– И что делать? Не приснилось?

Пыля задумался, вспоминая:

– Приснилось. В общем, что-то про Ирий… Что нам туда надо. Хотя и странно, конечно. А к старцу не надо.

– Ирий?

– Ну, я не очень помню. То ли ирий, то ли ирис, то ли ириска…

Он просиял:

– Точно, ириски снились. И ещё Ленслав этот. Он тут не главный, но его все слушают. Но ириски нас спасут, это точно.

Нилопа, не откладывая, тут же попросила ирисок, и спустя минуту на столе стояла вазочка с конфетами. Они были слипшиеся и какого-то неприятного, хотя и знакомого, вкуса. Потом Нилопа стала водить рукой по стене, будто пытаясь дотянуться до потолка. Ахель спросил:

– Перелезть через стену хочешь?

Нилопа пояснила:

– Смотри… Дядя Пыля, подойдите, тут не дотянуться…

Пыля подошёл, и Нилопа показала: над тем местом, куда исчез Ленслав, был какой-то еле заметный выступ. Пыля ощупал её и заключил:

– Похоже, они так себе выход обозначили. Но нам сюда не пройти…

День тянулся скучно и долго, пока я не догадался попросить у хозяев – в целом мы их так и называли Сватом Наумом – книжку. Поначалу они никак не могли угадать и присылали книги на незнакомых языках, но наконец попался сборник сказок, которые Пыля нам мог почитать.

На обед был борщ. Нилопа ела его, глубоко задумавшись, а потом рассмеялась и стала есть утренние ириски: действительно, они были со вкусом того самого борща.

А потом вообще ничего не хотелось. Мы все лежали на лавках, отвернувшись к стене, и думали о том, что оказались в прекрасной и доброй – но тюрьме, а потом нас ждёт клетка размером с город, попав куда, уже никогда не попадёшь домой. Захотелось пить. Я налил из кувшина сок. И Ленслав этот говорил, что мы там будем уже скоро…