Граница между мной

Голос принадлежит девочке в заднем ряду. Я её не знаю – новенькая, видимо, присоединилась к группе только сегодня.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я.

– Аня.

– Аня, а ты можешь описать, что именно чувствуешь?

– Иногда я будто наблюдаю за собой со стороны. Вижу, как говорю или делаю что-то, но не я это контролирую. Как будто кто-то другой управляет моим телом.

В зале становится тихо. Все внимательно слушают.

– И что делает этот «кто-то другой»?

– Разные вещи. Иногда отвечает на уроках, хотя я не знаю правильного ответа. Иногда заступается за других детей, хотя мне страшно. А однажды пришла домой и обнаружила, что весь день провела не в школе, а где-то ещё, но не помню где.

Мурашки бегут по спине. Ещё один ребёнок с провалами в памяти. Ещё одна история о «ком-то другом» внутри.

Занятие заканчивается в два часа. Подростки расходятся, а я остаюсь в зале одна. За день услышала три похожие истории: Саша «отключается» во время гнева, Вика помнит чужую жизнь, Аня наблюдает за собой со стороны.

И у меня самой пропадают куски времени.

Иду обратно в свой кабинет. На столе лежит папка с документами, которую я утром даже не открыла. Сажусь, начинаю разбирать бумаги.

Протокол встречи с Юлией Михайловой. Я его не писала. Но почерк мой.

«Клиентка демонстрирует высокий уровень осознанности и интуитивного понимания происходящих процессов. Проявляет знания, которые не соответствуют возрасту. Возможно, речь идёт о феномене, требующем дополнительного изучения».

Читаю дальше:

«Рекомендуется наблюдение за клиенткой в динамике. Особое внимание обратить на эпизоды, когда она демонстрирует знание фактов, которые не могла получить обычным путём».

Под протоколом стоит моя подпись и сегодняшняя дата. Но я этот текст не писала. Не помню, чтобы писала.

Листаю дальше. Протокол встречи с Сашей Волковым. Тоже моим почерком:

«Клиент сообщает о диссоциативных эпизодах. Необходимо выяснить, связаны ли они только с эмоциональными всплесками или имеют более широкий характер. Рекомендуется ведение дневника состояний».

И ещё один протокол – встречи с Викой и её матерью:

«Случай требует особого внимания. Клиентка демонстрирует доступ к информации, которую не могла получить. Говорит о "других жизнях" и "снах". Возможно, речь идёт о редком феномене множественного восприятия реальности».

Все документы заполнены моим почерком, подписаны моей подписью. Но я не помню, чтобы их писала.

Достаю телефон, проверяю время. Половина третьего. Рабочий день заканчивается в четыре. Остался час, но новых клиентов нет.

Открываю новый документ на компьютере, начинаю печатать:

«Личные наблюдения. 20 августа.

Утром потеря времени – около двадцати минут. Клиентка Юлия М. каким-то образом знала об этом. Клиентка Вика знает детали моей жизни. Протоколы встреч написаны моим почерком, но я их не помню.

Вопросы: что происходит с моей памятью? Откуда дети знают то, что знать не могут? Кто пишет протоколы?».

Останавливаюсь. Перечитываю написанное. Звучит как паранойя.

Но протоколы лежат передо мной. Моим почерком. И я их действительно не помню.

Закрываю документ, не сохраняя. Встаю из-за стола, подхожу к окну. Во дворе играют дети, их смех доносится сквозь стекло. Обычный день, обычная жизнь.

А у меня внутри всё переворачивается.

Глава 3. Брызги тишины.

В четыре часа я выхожу из центра с ощущением, что день длился неделю. На улице уже темнеет – октябрьские дни короткие, солнце садится рано. Иду к метро медленно, специально не спеша, считаю шаги, проверяю время каждые две минуты. Сегодня не будет пропавших минут. Сегодня я контролирую каждую секунду.

Шестьсот тридцать семь шагов до станции. Семь минут и двадцать три секунды. Всё сходится.

В вагоне достаю телефон, звоню Лене. Лена Кравцова – моя подруга с университета, единственный человек, с которым я могу говорить обо всём без профессиональных фильтров. Она работает редактором в издательстве, живёт с мужем и двухлетним сыном в соседнем районе. Мы встречаемся раз в неделю, обычно в кафе рядом с её домом.

– Настя! – голос Лены звучит радостно. – Как дела? Давно не созванивались.

– Нормально. Слушай, ты сегодня свободна? Можем встретиться?

– Конечно. В обычном месте? В семь устроит?

– Да, отлично.

– Ты какая-то странная. Всё в порядке?

Я задумываюсь. Как объяснить то, что происходило сегодня? Потерянное время, детей, которые знают то, что знать не могут, протоколы, написанные моим почерком, которые я не помню?

– Просто устала. На работе сложный день был.

– Понятно. Тогда увидимся в семь. И Настя?

– Да?

– Возьми с собой хорошее настроение. У меня есть новости.

После разговора с Леной становится легче. Хорошо, что есть люди, которые знают тебя много лет и могут вернуть ощущение нормальности. Хорошо, что есть место, где можно просто быть собой, а не Анастасией Владимировной, психологом-консультантом.

Доезжаю до дома, поднимаюсь на седьмой этаж. В лифте всё нормально – едет ровно столько времени, сколько должен. Захожу в квартиру, включаю свет в прихожей.

И замираю.

На полу лежат мокрые следы от обуви. Небольшие, женские, идут от входной двери через прихожую в гостиную. Но я же снимала туфли на пороге, как всегда. И следы не мои – размер меньше.

Иду по следам. Они ведут к дивану в гостиной, там обрываются. На диване лежит плед, слегка помятый, как будто кто-то на нём сидел или лежал.

Проверяю замки на входной двери – заперто на два оборота, как я и оставляла утром. Окна закрыты. Других способов попасть в квартиру нет.

Может, следы остались с утра? Но утром я не ходила в мокрой обуви по квартире. И плед на диване был аккуратно сложен.

Иду в ванную, смотрю в зеркало над раковиной. Отражение как обычно – усталое лицо, растрёпанные волосы, синяки под глазами от недосыпа. Умываюсь холодной водой, расчёсываю волосы.

В зеркале что-то мелькает.

Поворачиваюсь – за спиной пустая ванная комната. Поворачиваюсь обратно к зеркалу – в отражении тоже пустая комната. Но на секунду мне показалось, что там кто-то стоял.

Вытираю лицо полотенцем, иду переодеваться. Снимаю рабочую блузку, надеваю свитер и джинсы. Обычная домашняя одежда, в которой можно расслабиться.

В шкафу что-то не так. Вещи висят в другом порядке. Блузки, которые обычно слева, висят справа. Джинсы, которые я всегда складываю на нижнюю полку, лежат на верхней.

Может, я забыла, как раскладывала? Утром спешила, могла повесить не туда. Хотя у меня очень устоявшиеся привычки – каждая вещь на своём месте.

Время половина седьмого. До встречи с Леной полчаса. Кафе находится в десяти минутах ходьбы от её дома, до неё ехать минут двадцать.

Собираю сумку, выхожу из квартиры. На этот раз внимательно смотрю на время, когда закрываю дверь. Шесть тридцать семь.

Спускаюсь на лифте, выхожу из дома. На улице уже совсем темно, включается уличное освещение. Иду к метро тем же маршрутом, что и утром, но в обратную сторону.

Доезжаю до нужной станции, поднимаюсь наверх. Проверяю время – семь минут седьмого. Всё правильно, никаких провалов.

Кафе «Встреча» – маленькое уютное место с деревянными столиками и мягким освещением. Мы с Леной ходим сюда уже два года, у нас есть любимый столик в углу, откуда видно всё кафе, но никто не мешает разговаривать.

Лена уже сидит за нашим столиком. Выглядит хорошо – светлые волосы собраны в небрежный пучок, лёгкий макияж, улыбка. Материнство ей идёт, несмотря на хроническую усталость.

– Привет, – говорю я, садясь напротив. – Как дела? Как Матвей?

– Привет! Матвей растёт не по дням, а по часам. Вчера первый раз сказал «мама» внятно. Я чуть не расплакалась от счастья.

– Это прекрасно.

– А как у тебя дела? Выглядишь уставшей.

Официантка подходит принять заказ. Лена берёт капучино и чизкейк, я – чёрный чай с лимоном. Аппетита нет, а чай поможет успокоиться.

– Лен, а ты никогда не чувствовала, что с тобой происходит что-то странное?

– В каком смысле?

– Ну, не знаю. Теряешь время, не помнишь, что делала. Или делаешь вещи, которые не собиралась делать.

Лена смеётся:

– С рождением ребёнка это нормально. Постоянно забываю, куда положила ключи, или начинаю готовить обед, а потом обнаруживаю, что стою у плиты с ложкой в руке и не помню, что собиралась варить. Материнский мозг, говорят.

– А до рождения Матвея такое было?

– Нет, до рождения я была более собранной. А что, у тебя проблемы с памятью?

Я колеблюсь. С одной стороны, хочется поделиться, рассказать о странных событиях дня. С другой – боюсь, что Лена подумает, будто я схожу с ума.

– Сегодня было несколько эпизодов, когда я не могла вспомнить, что делала. И дети на работе рассказывают похожие истории.

– Дети всегда фантазируют. А у взрослых такое может быть от стресса. Ты много работаешь, мало спишь. Может, стоит взять отпуск?

Приносят наш заказ. Лена откусывает кусочек чизкейка, я пью чай. Горячий, крепкий, с кислинкой лимона. Хорошо.

– Лен, а ты помнишь, как мы познакомились?

– Конечно. На первом курсе, в общежитии. Ты жила в соседней комнате, а я никак не могла понять расписание. Ты мне помогла разобраться, а потом мы всю ночь проговорили.

– А о чём говорили?

– О жизни, о планах, о мальчиках. Обычные студенческие разговоры. А что?

– Просто проверяю память.

Лена смотрит на меня внимательнее:

– Настя, ты точно в порядке? У тебя какое-то странное выражение лица.

– Какое?

– Как будто ты меня не узнаёшь. Или как будто я тебе снюсь.

Я вздрагиваю. «Как будто я тебе снюсь». Почему она сказала именно эти слова?

– Лен, а ты не чувствуешь, что наш разговор как-то неправильно идёт?

– Что значит неправильно?

– Как будто мы говорим о разных вещах. Или я слышу не то, что ты говоришь.

Лена откладывает вилку:

– Настя, мне кажется, тебе нужен отдых. Серьёзно. Когда последний раз была в отпуске?

– Летом. В июле.

– Где была?

Я открываю рот, чтобы ответить, и понимаю, что не помню. Помню, что брала отпуск. Помню, что две недели не ходила на работу. Но где провела это время – совершенно не помню.

– Не помню, – говорю честно.

– Как это не помнишь? Ты же рассказывала, что ездила к морю.

– Рассказывала?

– Ну да. Звонила мне, говорила, что загораешь на пляже, что море тёплое, что жалеешь, что не можешь показать фото, потому что телефон разрядился.

Я совершенно не помню этого разговора. Не помню моря, пляжа, загара. В июле я была белая, как всегда.

– Лен, а ты уверена, что это со мной говорила?

– Конечно, уверена. С кем же ещё?

– А голос был мой?

– Настя, ты меня пугаешь. Конечно, твой. Я же тебя десять лет знаю, не спутаю.

Но я знаю, что в июле никуда не ездила. Знаю точно. Две недели отпуска провела дома, читала книги, убиралась в квартире, спала до обеда. Не было никакого моря.

– Лен, у меня странная просьба. Можешь показать мне фото с того времени? С июля?

– Какие фото?

– Любые. Где ты была в июле.

Лена достаёт телефон, листает галерею.

– Вот, смотри. Мы с Андреем и Матвеем ездили на дачу к его родителям. Это десятое июля А это пятнадцатое, мы готовили шашлыки.

Показывает фотографии: дача, сад, семейные кадры. Обычные летние фото.

– А где фото, где мы встречались?

– А мы не встречались в июле. Ты же была в отпуске, на море.

– Но я не была на море.

Лена смотрит на меня с беспокойством:

– Настя, что с тобой происходит? Ты была на море. Звонила мне оттуда. Рассказывала, как хорошо отдыхаешь.

– Покажи историю звонков.

Лена листает телефон, находит журнал вызовов.

– Вот, смотри. Двенадцатое июля, разговор на двадцать три минуты. Четырнадцатое июля, семнадцать минут. Шестнадцатое июля.

Я смотрю на экран. Мой номер, даты в июле, продолжительность разговоров. Но я этих звонков не делала.

– Можешь набрать мой номер?

– Зачем?

– Пожалуйста.

Лена набирает мой номер. В кармане звонит мой телефон. Номер тот же.

– Видишь? Твой номер.

– Но я не звонила тебе из отпуска.

– Настя, – говорит Лена мягко, – может, тебе стоит обратиться к врачу? К неврологу или к коллегам?

«К коллегам» – она имеет в виду к психиатру. Думает, что у меня проблемы с психикой.

– Я в порядке, Лен. Просто пытаюсь разобраться в некоторых вещах.

– В каких?

Как объяснить? Что кто-то звонил с моего телефона моим голосом, рассказывал о поездке, которой не было? Что дети знают то, что знать не могут? Что в моей квартире появляются мокрые следы неизвестно откуда?

– Забей. Наверное, просто устала.

Остаток встречи проходит напряжённо. Лена рассказывает новости – об издательстве, о планах семьи, о том, что думает завести второго ребёнка. Я слушаю, киваю, задаю вопросы. Но мысли постоянно возвращаются к июльским звонкам.

Кто-то звонил Лене с моего телефона. Моим голосом. Рассказывал о поездке на море. А я ничего об этом не помню.

В девять мы расстаёмся. Лена обнимает меня на прощание:

– Настя, обещай, что если будут ещё проблемы с памятью, обратишься к врачу. Ладно?

– Обещаю.

– И позвони завтра, скажи, как дела.

– Позвоню.

Еду домой в полном смятении. В голове крутятся вопросы, на которые нет ответов. Кто звонил Лене? Кто оставил следы в квартире? Кто писал протоколы на работе?

И главное – если это всё делаю я, то почему не помню?

Захожу в квартиру, включаю свет. Следы на полу исчезли. Плед на диване лежит аккуратно сложенный. Всё как обычно.

Иду в ванную, чищу зубы, умываюсь. Смотрю в зеркало – обычное отражение. Никого за спиной, никаких странностей.

Но когда поворачиваюсь, чтобы выйти, краем глаза замечаю: в зеркале я ещё стою у раковины. Поворачиваюсь обратно – отражение нормальное, повторяет мои движения.

Наверное, показалось. Усталость, нервы.

Ложусь спать в половине одиннадцатого. Лежу в темноте, слушаю звуки дома – гудение холодильника, тиканье часов на кухне, шум машин за окном. Обычные звуки обычной ночи.

Но заснуть не могу. В голове крутятся события дня: потерянное утром время, Юлия, которая знала об этом, Вика с её «другими снами», протоколы, написанные моим почерком, звонки Лене, которых я не делала.

Кто-то живёт моей жизнью, когда меня нет. Делает то, что я должна делать, говорит то, что я должна говорить. И я об этом не знаю.

Глава 4. Пространство между снами.

Засыпаю около часа ночи. Сон приходит медленно, словно боится меня потревожить. Сначала дрёма – полусознательное состояние, когда мысли текут сами собой, перетекая одна в другую без логики. Потом погружение глубже, туда, где кончается контроль и начинается что-то другое.

Я иду по длинному коридору. Стены белые, гладкие, без окон и дверей. Пол покрыт линолеумом, который скрипит под ногами. Где-то далеко впереди мерцает флуоресцентная лампа – то ярче, то тускнее, как будто вот-вот перегорит.

Коридор знакомый. Это коридор нашего центра, но он длиннее обычного. Намного длиннее. Я иду уже несколько минут, а конец всё не виден. За спиной остаётся только темнота – лампы гаснут, как только я их прохожу.

Останавливаюсь, оборачиваюсь. Темнота плотная, непроницаемая. Впереди тот же бесконечный коридор. Поворот назад невозможен – там больше нет пути.

Продолжаю идти вперёд. Шаги звучат громко в тишине. Эхо отражается от стен и возвращается с искажением – будто кто-то другой идёт рядом со мной, немного не в такт.

Справа появляется дверь. Обычная деревянная дверь с табличкой «Кабинет психолога». Моя табличка, мой кабинет. Поворачиваю ручку – дверь открывается.

Но за ней не мой кабинет. За ней комната, которую я никогда не видела, но почему-то помню. Большое пространство с высокими потолками, окна от пола до потолка, за которыми видна не городская улица, а море. Тихое, неподвижное море под серым небом.

В комнате стоят два кресла – точно такие же, как в моём кабинете, но расставлены по-другому. Не друг напротив друга, а рядом, лицом к окну. В одном из кресел сидит женщина.

Подхожу ближе. Женщина смотрит в окно, на море. Тёмные волосы до плеч, знакомый профиль. Она поворачивается ко мне, и я вижу своё лицо. Но не совсем своё – немного другое. Черты те же, но выражение иное. Более жёсткое, уверенное.

– Ты наконец пришла, – говорит она. Голос мой, но интонация чужая.

– Кто ты?

– Ты же знаешь.

Я сажусь во второе кресло. За окном море слегка колышется – единственное движение в этом застывшем мире.

– Откуда эта комната?

– Из того места, где ты должна была работать. Если бы сделала другой выбор.

– Какой выбор?

Женщина с моим лицом поворачивается ко мне:

– Десять лет назад, когда выбирала между двумя предложениями работы. Одно – в центре психологической поддержки, с детьми и подростками. Другое – в частной клинике, с взрослыми пациентами, более сложными случаями. Ты выбрала детей.

– Потому что хотела помогать тем, кому ещё можно помочь.

– А я выбрала взрослых. Потому что хотела понимать, как устроена человеческая психика по-настоящему. Без иллюзий.

– Ты – это я?

– Я – это ты, которая могла бы быть. Если бы не боялась сложностей.

За окном море темнеет. Серое небо становится чёрным, но воды не видно – только бесконечная темнота.

– Почему ты появилась сейчас?

– Потому что ты начинаешь понимать. Границы размываются. То, что казалось невозможным, становится реальным.

– Что ты имеешь в виду?

Женщина встаёт из кресла, подходит к окну. Прикасается ладонью к стеклу.

– Юлия знала о твоём утре, потому что она не Юлия. Вика помнит твою жизнь, потому что живёт в ней. Саша, Аня, все остальные – они чувствуют то же, что и ты. Расщепление реальности.

– Это болезнь?

– Это пробуждение.

Поворачиваюсь к ней, но кресла пустые. Я одна в комнате с морем за окном. Встаю, подхожу к стеклу. Прикасаюсь ладонью к тому же месту, где только что была её рука. Стекло тёплое.

За окном больше нет моря. Там городской двор, знакомые дома, детская площадка. Мой обычный вид из кабинета.

Оборачиваюсь – комната изменилась. Теперь это действительно мой кабинет. Два кресла стоят друг напротив друга, на столе лежат мои документы, на подоконнике – кактус в терракотовом горшке.

Но что-то не так. Документы на столе не те, что были вчера. Это какие-то другие бумаги. Подхожу ближе, читаю.

«Дневник наблюдений. Случай А.В.».

Мои инициалы. Я – случай А.В.?

«Пациентка, 30 лет, психолог по образованию. Обратилась с жалобами на потерю памяти, эпизоды дереализации, ощущение присутствия "другой личности". Отмечает, что окружающие люди говорят о событиях, которых она не помнит (звонки подруге, написание документов). Возможен диссоциативный расстройство личности».

Читаю дальше:

«Первичное интервью показало, что пациентка не осознаёт переключения между состояниями. В альтернативном состоянии демонстрирует более высокий уровень профессиональных компетенций, иную манеру речи, другие поведенческие паттерны».

Листаю страницы. Весь документ – наблюдения за мной. Моим почерком. Как будто я изучаю сама себя как клиентку.

«Рекомендации: продолжить наблюдение, ведение дневника состояний, постепенное знакомство пациентки с альтернативной личностью».

Внизу страницы подпись: «А. Владимировна, психолог-консультант».

Но это не моя подпись. Похожа, но немного другая. Буквы более чёткие, размашистые.

Слышу шаги в коридоре. Кто-то идёт к кабинету. Быстро закрываю папку, сажусь в своё кресло.

Дверь открывается. Заходит Юлия – та самая девочка, которая вчера спрашивала про дорогу на работу. Но выглядит она по-другому. Старше, увереннее.

– Здравствуйте, Анастасия Владимировна, – говорит она, садясь в кресло напротив. – Как прошла ночь?

– Нормально. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что я ваш лечащий врач.

– Что?

Юлия – подросток, которой шестнадцать лет. Как она может быть врачом?

– Вы не помните нашу предыдущую встречу, – говорит она спокойно. – Это нормально. В вашем состоянии переключения происходят без осознавания.

– Какое состояние?

– Диссоциативное расстройство. У вас есть вторая личность, более интегрированная, которая периодически выходит на первый план. Она работает, общается с людьми, ведёт документацию. А вы об этом не помните.

– Это невозможно.

– Анастасия Владимировна, посмотрите на часы. Который час?

Смотрю на настенные часы в кабинете. Половина девятого утра.

– Но я же спала дома Это сон?

– Нет, это не сон. Вы сейчас на работе. Пришли час назад, как обычно. Но пришли не вы, а ваша альтернативная личность. А сейчас произошло переключение.

– Я не помню, как добралась сюда.

– Конечно, не помните. Когда активна вторая личность, вы как будто спите. Но не дома, а здесь, в своём сознании.

Встаю из кресла, подхожу к окну. За стеклом обычный рабочий день – люди спешат по делам, машины едут по дорогам. Всё выглядит реальным.

– Если это не сон, то как объяснить, что ты выглядишь как моя вчерашняя клиентка?

– Я и есть ваша клиентка. Но в альтернативной реальности, где вы – пациентка, а я – врач. Границы размываются, роли меняются местами.

Поворачиваюсь к ней:

– Что значит «альтернативная реальность»?

– Представьте, что реальность – это не одна прямая линия, а множество параллельных линий. Обычно люди живут только на одной линии. Но иногда случаются сбои, и сознание начинает перескакивать между линиями. Вы видите разные версии одних и тех же событий, встречаете одних и тех же людей в разных ролях.

– И что с этим делать?

– Научиться контролировать переходы. Понять, какая реальность базовая, а какие – альтернативные. И главное – познакомиться с другой своей личностью.

Юлия встаёт, подходит ко мне:

– Она уже пытается с вами связаться. Через детей, которые рассказывают о «других людях внутри». Через документы, которые пишет вашим почерком. Через звонки подруге, которых вы не помните.

– Она хочет меня заменить?

– Нет. Она хочет объединиться с вами. Стать цельной личностью.

– А что будет со мной?

– Вы останетесь собой. Просто станете более полной версией себя.

За окном начинает темнеть, хотя минуту назад было утро. Время в этом месте течёт по-другому.

– Как мне её встретить?

– Перестаньте сопротивляться. В следующий раз, когда почувствуете, что теряете время, не пугайтесь. Попытайтесь наблюдать, что происходит. Ведите дневник – записывайте всё, что помните и что не помните.

– А если я схожу с ума?

Юлия улыбается – странной, взрослой улыбкой:

– Анастасия Владимировна, вы психолог. Вы лучше многих знаете разницу между болезнью и развитием. Это не безумие. Это расширение сознания.

Стены кабинета начинают расплываться. Контуры мебели размываются, звуки приглушаются. Юлия становится прозрачной.

– Время возвращаться, – говорит она. – Но теперь вы знаете, что происходит.

– Подождите.

Но её уже нет. Кабинет исчезает, коридор исчезает. Остаётся только тёмная пустота и ощущение падения.

* * *.

Просыпаюсь в своей кровати. За окном рассвет – серое небо постепенно светлеет. Смотрю на часы: шесть утра. Спала всего пять часов, но чувствую себя так, будто не спала совсем.

Сон был настолько ярким, настолько детальным, что кажется более реальным, чем эта комната. Помню каждое слово разговора с Юлией, каждую деталь кабинета, даже запах – смесь кофе и дождя, который шёл за окном.

Встаю, иду в ванную. В зеркале – обычное отражение, но я смотрю внимательнее. Пытаюсь поймать момент, когда отражение может повести себя по-своему. Ничего не происходит.

Завтракаю, как всегда – овсянка, кофе из турки. Но теперь каждое движение осознанно. Я помню, что во сне Юлия говорила об этих деталях как о признаках «первой личности». Значит, сейчас я – это я. Настоящая.

Собираюсь на работу. В сумку кладу блокнот – буду записывать всё, что происходит. Каждую минуту, каждый разговор, каждое ощущение.

Выхожу из дома ровно в восемь тридцать. Засекаю время на телефоне. Иду к метро привычным маршрутом, считая шаги. Четыреста двадцать семь шагов до станции. Шесть минут и сорок две секунды.

В метро достаю блокнот, записываю: «8:37 – сел в поезд. Вагон почти пустой, сижу у окна. Помню дорогу, помню время. Сознание ясное».

Доезжаю до работы без происшествий. Поднимаюсь в центр, прохожу к своему кабинету. Открываю дверь – всё как обычно. Никаких посторонних документов на столе, никаких следов «альтернативной личности».

Но на подоконнике рядом с кактусом лежит записка. Моим почерком:

«Настя, не бойся. Я не хочу тебе навредить. Просто хочу, чтобы мы были целыми. – А.».