Наследники девяти миров

Роксана Попова

Наследники девяти миров

Глава 1

Лето в Стокгольме всегда имело свой ритм. Оно было не такое, как на юге, где жара давит и сушит воздух, и не такое, как в горах, где лето больше похоже на затянувшуюся весну. В столице Швеции лето напоминало мягкий плед, накинутый на плечи: не жарко, не холодно, просто комфортно. Солнце вставало рано и долго не уходило за горизонт, отчего вечера тянулись бесконечно, а ночи становились прозрачными и светлыми, будто время само сделало паузу.

Город жил своей жизнью. Туристы толпились у Королевского дворца и гуляли по узким улочкам старого города, по мостам передвигались велосипедисты и люди с рюкзаками, в уличных кафе пахло свежесваренным кофе и корицей. На Норрмальмсторг музыканты играли на гитарах и скрипках, а дети смеялись и гоняли мяч прямо на площади. Всё это казалось обычным, привычным, но для Астрид этот летний шум был словно за стеклом.

Она стояла у окна своей комнаты и смотрела на улицу. Комната находилась на втором этаже их большого дома. Дом возвышался среди зелени сада и выделялся своим строгим белым фасадом. Он был просторным, с высокими потолками и огромными окнами, через которые свет свободно разливался по комнатам. У входа – белые ступени, ведущие к широкой двери с кованой ручкой. Позади – сад, где мама выращивала травы и цветы. Розмарин, лаванда, чабрец – их запахи смешивались в единую мелодию, которую можно было почувствовать, едва открыв окно.

Внутри дома царил порядок. Отец любил точность во всём. Книги в его кабинете стояли по росту, медицинские журналы аккуратно сложены в стопки, на столе никогда не оставалось лишней бумаги. Он был известным хирургом, и даже дома сохранял ту же сосредоточенность, что и в операционной. В его присутствии всегда чувствовалась сила и уверенность. Он был человеком, к которому обращались, когда надежды оставалось мало, и он не привык проигрывать.

Мама, напротив, была мягкой. Она работала психологом, и её кабинет находился прямо в доме, на втором этаже. Светлые стены, серые занавеси, полки с книгами, на столе – аккуратно расставленные свечи и фотографии. Когда мама принимала пациентов, её голос был тихим, но в нём звучала твёрдость. Астрид не раз слышала, как он доносился через дверь: «Вы имеете право чувствовать…», «Страх не делает вас слабым…», «Попробуйте сказать это вслух». Она могла часами разговаривать с людьми и будто помогала им находить дорогу к самим себе.

Астрид любила наблюдать за обоими родителями. Она чувствовала, что её отец и мать – противоположности, но именно поэтому они идеально дополняли друг друга. От отца она унаследовала любовь к порядку и стремление доводить начатое до конца. От матери – умение слушать и замечать то, что другие упускали.

В своей комнате Астрид тоже держала всё в порядке. На столе лежали конспекты, анатомические атласы, карточки с латинскими терминами. Она часто садилась у окна и учила, делая аккуратные записи. Рядом стояла чашка с чаем, который почти всегда остывал, потому что она забывала его допить. На полке над столом висели фотографии: несколько школьных снимков, фото с родителями, старый кадр из Норвегии, где она маленькая сидит на качелях у бабушкиного дома.

Она знала, чего хочет. Её будущее было ясно. После школы – поступление в университет в Европе. Долгая учёба, ночные дежурства, медицинская практика. Она не боялась трудностей. Наоборот, представляла это как вызов, который должна пройти.

И всё же иногда память возвращала её в прошлое – в Норвегию, к ее любимой бабушке. Последний раз она гостила у нее, когда ей было одиннадцать. Там было другое время: качели на яблоне, запах сушёной травы, комната, где всегда горела свеча, и кошка с янтарными глазами и белым пятном на лапе. Кошку она звала Окошко. Та часто сидела у окна и смотрела в даль, будто знала то, чего Астрид не понимала.

Выпускной день был солнечным. В школьном дворе толпились ребята, фотографировались, смеялись, обнимались. Кто-то кричал, что летом поедет на юг, кто-то планировал путешествие по Европе автостопом. Все говорили о будущем.

Астрид стояла в стороне, держа аттестат. Она улыбалась, слушала, но внутри была тишина. У неё была своя дорога – медицинский университет. Всё было расписано по шагам, и она чувствовала в этом уверенность.

Телефон завибрировал в руке. На экране высветилось: «Мама».

– Да, – ответила Астрид, улыбаясь по привычке.

– Мы летим в Норвегию, – сказала мама сразу, без лишних слов. Голос был спокойным, но слишком ровным. – Бабушки не стало.

Астрид замерла. Мир вокруг стал глухим. Солнце, смех друзей, крики – всё ушло на задний план. Осталась только эта фраза.

Утро было серым, с низкими облаками, когда они втроём собирались в аэропорт. В доме царила тишина: только звук чемоданных колёс по лестнице и шелест документов в руках отца. Никто не говорил лишнего. У мамы под глазами залегли мягкие тени – за ночь она так и не сомкнула глаз.

Аэропорт встретил их привычным шумом: запах кофе и свежей выпечки, люди с чемоданами, объявления в динамиках на нескольких языках. Всё это казалось слишком обычным для такого дня. Астрид смотрела на суету вокруг и чувствовала, что она будто идёт рядом с реальностью, но не в ней.

Самолёт поднялся в воздух. Под крылом потянулись зелёные поля, реки, леса. Красные крыши деревень выглядели маленькими, как игрушечные. Астрид открыла книгу, но не смогла прочитать и страницу. Буквы расплывались, не собирались в слова. Она закрыла её и снова уставилась в окно.

Отец сидел прямо, как всегда, его лицо было спокойным, но пальцы на подлокотнике выдавали напряжение. Он никогда не позволял себе показывать слабость, но Астрид знала: сейчас он держит себя за горло, чтобы не сорваться. Мама сидела рядом, сжимая сумку на коленях, будто это было единственное, за что можно зацепиться.

Полет был недолгим, но для Астрид время тянулось.

Машина, которую они арендовали в аэропорту, шуршала колёсами по мокрому асфальту. Дорога вела вдоль фьорда. С одной стороны поднимались серые скалы, покрытые мхом, с другой – уходила в глубину вода. Она была неподвижной и тёмной, и от неё тянуло сыростью. Иногда чайки пересекали дорогу, и их крик эхом отражался от камней.

Чем дальше они ехали, тем больше сердце Астрид сжималось. Она знала эту дорогу. Ездила по ней много раз в детстве, когда родители привозили её к бабушке. Тогда дорога казалась длиннее, а фьорд – бесконечным. Теперь он выглядел ещё более глубоким и мрачным.

Деревня встретила их тишиной. Дома стояли деревянные, с покосившимися крышами, которые покрывал мох. Воздух пах солью, дымом и свежескошенной травой. Всё было простым и тихим, будто время здесь текло медленнее, чем в городе.

У калитки их ждала соседка – Ингрид. Крепкая женщина с добрым лицом, с руками, которые помнили любую работу: рубку дров, замес теста, доение коров. Она крепко обняла маму, так что хрустнули кости, потом кивнула Астрид.

– Мы всё подготовили, – сказала она просто. – Дом проветрили. Я принесла трав.

Внутри дом бабушки почти не изменился. Те же деревянные стены, узкие окна, скрипучая лестница. В воздухе стоял запах смолы и сушёных трав. На кухне висели связки мяты и зверобоя. В углу стоял резной сундук, который бабушка никогда не открывала при ней. На подоконнике – старая глиняная миска, когда-то в неё наливали молоко кошке. Даже пустая, она выглядела так, будто хозяйка вот-вот вернётся и наполнит её.

Астрид прошла пальцами по спинке стула, по потрескавшейся поверхности стола. Всё было таким знакомым и чужим одновременно. Дом был полон её детства. Она вспомнила, как сидела здесь на коленях у бабушки и слушала истории о богах и мирах. Тогда они казались сказками. Теперь – звучали как память, которую нельзя стереть.

Похороны прошли тихо. Север не любит лишних слов.

Небо было серым, ветер холодным, но дождя не было. Пастор читал молитву, и ветер то уносил слова, то возвращал их обратно, словно проверял, правильно ли они сказаны. Земля приняла бабушку спокойно, без лишнего звука. Мама стояла неподвижно, держась за руку отца. Отец был собранным, но его глаза выдавали усталость.

Астрид смотрела на свежую землю и пыталась запомнить каждое мгновение. Её детство связывало её с этим местом – качели на яблоне, запах сушёной мяты. Всё это теперь было будто обрезано.

Она вспомнила, как бабушка сидела на крыльце и перебирала травы. Её пальцы всегда пахли мятой.

Вечером бабушка рассказывала истории:

– Мир не один, – говорила она. – Есть девять миров, соединённых корнями древа. Наш мир зовётся Мидгард. Есть Асгард, где живут боги. Есть Ванахейм – земля тех, кто хранит магию природы. Есть миры огня, льда и теней. Когда-то они были ближе к людям, но дороги закрылись.

Астрид тогда смеялась и думала, что это сказки. Но слова бабушки сейчас отзывались эхом в памяти.

Вечером все разошлись. Ингрид оставила на столе миску рыбного супа и хлеб. Мама поднялась наверх, сказав, что хочет лечь пораньше. Отец вышел на крыльцо, сел в кресло и закурил – редко, но в такие дни он позволял себе сигарету.

Астрид осталась внизу. Она не притронулась к супу. Постояла на кухне, потом накинула бабушкину вязаную кофту и вышла в сад.

Сад встретил её сыростью и тишиной. Вечерний воздух был прохладным, пах мхом, влажной землёй и яблоневыми листьями. Где-то вдалеке кричала птица, а рядом слышалось только дыхание сада – тихое, равномерное.

Астрид шла по узкой тропинке, ступая медленно. Сад был знакомым до мелочей: кусты малины у забора, старый пень, на котором они с бабушкой когда-то сушили травы, низкая яблоня, где висели качели. Доска от качелей давно почернела, но верёвки ещё держались. Она вспомнила, как сидела на них маленькой, а бабушка стояла рядом и держала рукой за спину, чтобы она не упала.

В дальнем углу сада, как и прежде, стоял колодец. Обложенный камнем, с почерневшей крышкой и тяжёлым железным кольцом. Его вид всегда тревожил её. В детстве она часто пыталась заглянуть внутрь, но бабушка отгоняла её мягко, но строго:

– Не заглядывай туда одна. Вода любит вопросы. А у тебя их слишком много.

Астрид тогда не понимала. Теперь эти слова звучали иначе. Она остановилась и провела ладонью по шершавому камню. Камни были влажными, прохладными. Ей казалось, что от колодца тянет сыростью сильнее, чем от земли вокруг.

И тут она заметила движение.

На крышке сидела кошка. Чёрная, гладкая, с янтарными глазами. На правой передней лапе ярко выделялось белое пятно.

– Окошко… – прошептала она. Сердце Астрид подпрыгнуло.

Она помнила её. Та самая кошка из детства. Она всегда сидела у окна или в саду, рядом с колодцем. Бабушка улыбалась и говорила: «У неё глаза, как окна. Всё видит.».

Астрид сделала шаг ближе. Кошка не испугалась. Её глаза смотрели прямо в душу. Она моргнула медленно, будто узнала хозяйку.

– Но ты ведь пропала… – голос дрогнул. – Я думала, тебя больше нет.

Кошка поднялась и прошла по крышке, ступая легко и бесшумно. Она остановилась у самого края, опустила голову и посмотрела в щель колодца.

– Не надо… – сказала Астрид тихо, чувствуя, как внутри холодеет.

Окошко подняла белую лапку и дотронулась до железного кольца. Раздался высокий, чистый звон. Вечерний сад наполнился этим звуком, и у Астрид побежали мурашки по коже.

Звяк.Звяк. Пауза.

Кошка снова посмотрела на Астрид. В её взгляде не было страха. Там было что-то другое – будто приглашение.

И в следующее мгновение кошка прыгнула в колодец.

– Нет! – крикнула Астрид и бросилась вперёд.

Она упёрлась руками в каменный край, пытаясь заглянуть внутрь. Но старые камни были хрупкими. Кирпич под её ладонью хрустнул и обломился.

Опора ушла.

Тело сорвалось вниз.

Тьма накрыла её мгновенно.

Сначала был удар холода. Воздух стал вязким, как вода, и каждый вдох давался с трудом. Падение растянулось. Время будто замедлилось. Она не падала стремительно – она скользила, как по бесконечной трубе, и не могла ни закричать, ни ухватиться за стены.

В ушах гулко билось сердце. И этот стук будто совпадал с другим ритмом, исходящим из глубины. Низкий, ровный гул напоминал удары огромного сердца под землёй.

В темноте начали вспыхивать огненные линии. Сначала слабые, потом ярче. Это были знаки, руны. Серебристые, переливающиеся, они складывались в узоры и гасли, оставляя после себя шлейф.

Астрид не знала их значения, но чувствовала, что они древние. Эти символы жили здесь веками.

И в памяти всплыл голос бабушки:

– Девять миров! Мидгард – мир людей. Асгард – мир богов. Ванахейм – земля магии природы. Есть и другие – миры…

Теперь эти слова оживали прямо перед глазами.

Впереди мелькнула тень. Кошка. Белое пятно на лапе сверкнуло в темноте. Её глаза горели янтарным светом, указывая путь.

Свет усиливался. Снизу разливалось мягкое сияние, золотое, как рассвет.

И падение закончилось.

Астрид ощутила под ногами землю. Она стояла в лесу, которого не знала. Деревья тянулись к небу, их кроны светились, словно в них зажглись звёзды. Воздух был густым, насыщенным ароматом хвои и трав. Но главное – он был наполнен силой, которую можно было почти потрогать.

За спиной не было колодца. Только лес, глубокий и тихий.

Окошко сидела впереди, на камне. Янтарные глаза светились, белое пятно на лапе было ясно видно. Она моргнула медленно, будто сказала: ты пришла туда, куда должна была прийти.

Астрид стояла, не в силах пошевелиться. Сердце билось часто, дыхание сбивалось. Она знала только одно: она больше не в своем мире.

И её новое лето начиналось здесь.

Глава 2

Сначала Астрид не могла двинуться. Она стояла, широко раскрыв глаза, и только слушала собственное сердце. Оно билось неровно, рывками, будто не знало, как работать в этом месте. Казалось, что каждый удар вторил чему-то в земле – глухому, низкому гулу, который не слышишь ушами, но ощущаешь костями.

Лес был вокруг неё – огромный, странный, живой. Деревья стояли высоко и поднимались в небо так далеко, что кроны терялись в тумане. В листве мерцали мягкие огоньки. Они не прыгали, как светлячки, а горели ровно, словно в крону вплели настоящие звёзды.

Астрид сделала осторожный шаг. Земля под ногами оказалась мягкой, пружинистой. Она взглянула вниз и замерла: мох светился. Там, где она ступала, оставался едва заметный след – будто сама земля хотела запомнить её шаги.

Воздух был густым. Он пах хвоей, влажной землёй, но в нём было ещё что-то новое – терпкая горечь, от которой во рту слегка щипало, а в груди появлялся странный холодок. И одновременно тепло. Как если бы само дыхание было напитано силой.

На огромном камне впереди сидела кошка. Окошко – та самая. Чёрная, с белым пятном на лапе, с янтарными глазами, которые сверкали в полумраке. Она сидела спокойно, как будто ничего необычного не происходило. Казалось, падение через тьму колодца – обычная прогулка.

– Ты знала, – выдохнула Астрид. Её голос прозвучал хрипло. – Ты знала, куда ведёшь меня.

Кошка поднялась, плавно спрыгнула с камня и пошла вперёд. В тот же миг между стволов обозначилась тропинка. Её точно не было раньше, но теперь она лежала прямо перед ними – сухая, ровная, идущая глубоко в лес.

Астрид не сразу решилась, но потом поправила одежду и пошла за кошкой.

Лес жил.

Ветки шевелились без ветра, и от этого создавалось ощущение шёпота. Не человеческого, но очень похожего. Иногда слышались отдалённые звуки, как будто кто-то пел протяжную песнь. Впрочем, стоило остановиться и прислушаться, звуки исчезали.

Астрид всё время оборачивалась. Ей казалось, что кто-то идёт следом. Но позади всегда был только мох и тьма между деревьями.

На стволах деревьев то и дело вспыхивали линии. Они были похожи на узоры инея, только светились серебром. Астрид замедлила шаг и дотронулась до одного. Пальцы ощутили тепло, и в голове будто прозвучал шёпот. Словно кто-то назвал её имя. Она отдёрнула руку, сердце подпрыгнуло к горлу.

«Руны», – вспомнила она бабушкины слова. – «Их читают не глазами, а сердцем. Они говорят только тем, кто готов слушать».

– Я не готова, – пробормотала Астрид и торопливо пошла дальше.

Кошка не оборачивалась. Она шла уверенно, как проводник, которому известно всё наперёд.

Вдруг кусты сбоку шевельнулись. Астрид застыла. Из тени вышло существо. Оно было похоже на оленя, но не совсем. Его рога светились мягким голубым светом, а глаза были слишком большие и светлые, почти человеческие.

Олень смотрел на неё, спокойно и внимательно. Потом медленно наклонил голову – словно приветствовал её. В следующее мгновение он сделал шаг назад и растворился в воздухе, оставив за собой тонкий светящийся след.

Астрид открыла рот, но слова не нашлись. Её руки дрожали, но она не чувствовала страха. Только изумление.

– Это невозможно… – прошептала она.

Окошко остановилась и посмотрела на неё. В янтарных глазах читалось немое: «Не бойся, я рядом.»

Астрид стиснула зубы и пошла дальше.

Лес не отпускал. Каждый новый шаг открывал что-то, чего не могло быть. Корни, на которых она оступилась, были гладкими и будто полированными. В листве мелькали вспышки – и ей казалось, что через нее кто-то смотрит. Птица, которую она услышала, пела не трелями, а чем-то похожим на человеческую речь, только слишком быстрой, невнятной.

Чем дольше она шла за кошкой, тем сильнее чувствовала, что лес будто живёт рядом с ней, подстраиваясь под каждый шаг. Стоило замедлиться – тропа становилась шире, мягче, будто подталкивала. Стоило ускориться – ветви впереди раздвигались сами собой. Астрид поймала себя на мысли, что не она выбирает путь. Её как будто ведут.

Рука нащупала в кармане телефон. Экран не загорелся. Ни света, ни привычного значка батареи, ни времени. Только холодное стекло. Она провела пальцем ещё раз, сильнее, но экран оставался мёртвым. Как будто телефон превратился в камень. Это ощущение пробрало её куда глубже, чем странные деревья и сияющий мох. Телефон был последней ниточкой в ее мир. Теперь и она оборвалась.

Астрид стиснула его в ладони так крепко, что побелели пальцы. И всё же убрала обратно в карман. Слишком бесполезная вещь, чтобы держать её на виду.

Дорога вывела её к ручью. Вода в нём текла тихо, словно лениво. На дне переливался песок, каждый камешек светился изнутри.

Астрид наклонилась, провела пальцами по поверхности. Вода обожгла прохладой. Она вздрогнула и отняла руку, но на коже остались крошечные огоньки, словно звёзды прилипли к пальцам. Через секунду они погасли.

Она смотрела на свои ладони, дыхание сбилось. «Нет, этого не может быть…» – прошептала. Но рука помнила прикосновение – и оно было реальным.

Она зачерпнула ладонью и поднесла воду к губам. На вкус она была сладковатой, чистой, как снег. В горле стало тепло, и на мгновение ей показалось, что сама река откликнулась на её жажду.

На поверхности мелькнуло её отражение. Но не то, к которому она привыкла. Лицо казалось чуть светлее, глаза – глубже, волосы переливались медным огнём. Она моргнула – и отражение исчезло, оставив только усталую девушку с влажными руками и испуганным взглядом.

Она двинулась дальше, хотя сердце всё время хотело заставить её бежать назад.

Шаг, другой, третий – и лес стал слишком тихим. Ни птиц, ни шороха. Только её собственное дыхание.

И тогда она услышала.

– Пробуждённая…

Слово не прозвучало вслух. Оно возникло прямо в голове, как чужая мысль.

Астрид резко остановилась.

– Кто здесь?! – крикнула она.

Но ответа не последовало.

– Я не боюсь! – выкрикнула она громче, хотя внутри всё сжималось от ужаса.

Окошко обернулась. Её глаза светились спокойно, уверенно. Короткое, почти ленивое «мяу» прозвучало так, словно кошка сказала: «Идем дальше».

Астрид с трудом сглотнула и пошла дальше.

Тропа вывела её на пригорок. Снизу раскинулась небольшая поляна.

В её центре стояло дерево. Невысокое, с раскидистой кроной. На ветвях висели подвески: камешки, перья, ракушки, костяные фигурки. Они покачивались и звенели от лёгкого ветра.

У корней лежали камни, сложенные в три круга: большой, средний и маленький.

Астрид вспомнила, как бабушка ставила на стол три чашки. «Есть внешнее, есть внутреннее, есть сердце. Смотри, где ты».

Она шагнула на внешний круг. Подвески звякнули громче. На коже побежали мурашки, воздух стал плотным, тяжёлым.

В центр идти она не решилась. Инстинкт удержал её.

Она присела на край камня и замерла.

И услышала. Не ушами – внутри.

« Идём же. Мы ждём. Вперёд – к реке. Там – люди».

Астрид подняла голову. Сквозь деревья серебрилась полоска воды.

– Люди… – прошептала она.

Окошко уже ждала её у тропы, ведущей к реке.

И Астрид поднялась.

Тропа вела вниз, к серебристой полоске между деревьями. Чем ближе Астрид подходила, тем яснее становилось: это не просто вода. Воздух у реки звенел. Тонко, тихо, почти неслышно, как натянутая струна.

Берег был песчаным, но песок здесь был не золотым и не белым. Он светился изнутри, мягкими искрами. Казалось, будто кто-то рассыпал по земле пыль звёзд. Когда Астрид присела и провела пальцами, искры на секунду загорелись ярче, а потом погасли.

Река текла медленно, слишком медленно. Вода была стальной, плотной, как жидкое зеркало. Ни ветра, ни волн, ни привычного плеска. Только редкие круги на поверхности, будто капли капали сверху – но небо было чистым.

Астрид наклонилась ближе. Вода отражала её лицо, но, как и в ручье, что-то в отражении было иным.

Окошко в этот момент шагнула прямо в реку.

Астрид ахнула. Но кошка не провалилась. Вода под лапами дрожала, но держала её, словно была плотнее обычного. Лёгкие волны расходились в стороны, и каждая вспыхивала серебристым светом. Белое пятно на лапе кошки светилось особенно ярко.

– Ты издеваешься, – прошептала Астрид. – Я так не умею.

Кошка остановилась посередине, обернулась и посмотрела на неё. Янтарные глаза были ясными, как знак: «Ты должна».

Астрид замерла у самого края. Сердце билось в висках. Она закатала джинсы и осторожно поставила ногу в воду.

И вздрогнула. Вода не была ни холодной, ни тёплой. Она была живой. Каждый шаг отзывался в ней, будто река знала её и впускала. Песок под ногами был плотным, надёжным. Она сделала второй шаг, третий. С каждой секундой дыхание становилось всё тяжелее – не от усилия, а от ощущения, что что-то невидимое касается её души.

На середине реки раздался низкий гул. Не звук – ритм. Тук… тук… пауза… тук. Он повторялся, будто кто-то огромный бил в барабан под водой. Сердце Астрид тут же подстроилось под этот ритм. Она пошатнулась, с трудом сохранила равновесие.

– Нет… – выдохнула она. – Я не должна поддаваться.

Но тело всё равно двигалось вперёд.

Окошко стояла у другого берега и ждала. Когда Астрид добралась до неё и ступила на песок, сердце отпустило, ритм стих. Она тяжело выдохнула и чуть не упала на колени.

На песке были следы. Небольшие, лёгкие, уходящие в лес.

Астрид присела, провела пальцами по следу. Песок тут же вспыхнул и погас, будто не хотел, чтобы она оставляла свои метки поверх чужих.

Она подняла голову. Впереди был лес, меньше и светлее чем предыдущий. Сквозь стволы пробивался мягкий сияющий свет. И там, среди деревьев, ей показалось, будто мелькнули тени.

Астрид затаила дыхание.

– Люди… – прошептала она.

Кошка в этот момент устроилась у её ног и спокойно легла, будто говорила: «Теперь твоя очередь».

Астрид встала, сжала кулаки и сделала первый шаг к свету.

Там, где кончались тяжёлые кроны, начиналась поляна. Воздух здесь был прозрачным, и теперь пах сухими травами и дымом, будто где-то рядом недавно горел костёр.

Астрид ступила вперёд. Песок сменился землёй, утоптанной и твёрдой. Под ногами больше не светился мох, но всё равно чувствовалось, что это место – чужое.

Слева послышался шорох. Она резко обернулась. Между деревьев мелькнула фигура. Астрид задержала дыхание, сердце ухнуло вниз. Она шагнула назад, но ветка хрустнула под ногой. Звук отозвался эхом по поляне.

Фигура вышла из тени. Это был юноша. На нём была светлая туника, подпоясанная ремнём, а за плечами – что-то вроде копья. Волосы светились мягким золотом, а глаза будто подсвечивались голубым цветом. Он выглядел слишком нереально, слишком идеально для обычного человека.

Окошко поднялась и спокойно пошла к нему, как будто знала его.

Астрид замерла.

Юноша остановился в нескольких шагах от неё. Его взгляд задержался на ней дольше, чем она ожидала. Сначала – удивление, потом что-то похожее на недоверие.

– Ты… не отсюда, – произнёс он. Голос был низким, певучим, будто в нём звучали отголоски старинных песен.