Хранительница расколотого мира

Она подняла голову. Они стояли на широкой платформе, вырубленной прямо в скале у подножия одного из гигантских деревьев. Отсюда вверх вела спиральная лестница, вырезанная прямо в стволе. Мертвый лес остался по ту сторону пропасти. Здесь воздух был другим – чистым, прохладным, с нотками смолы и чего-то пряного, похожего на запах сандала. Деревья были живыми, их могучие ветви, покрытые темно-зеленой листвой, создавали над головой плотный купол.

– Добро пожаловать в Тихую Гавань, – сказал Дамиан, наблюдая за ней сверху вниз. В его голосе не было и тени сочувствия. – Вставай. Мы почти пришли.

Они поднялись по лестнице, и Кира оказалась в совершенно ином мире. Тихая Гавань была построена на нескольких ярусах массивных деревянных платформ, соединенных между собой десятками подвесных мостиков, которые выглядели куда надежнее того, по которому она только что прошла. Дома, вырезанные из цельных кусков дерева или построенные прямо в дуплах исполинских деревьев, были украшены искусной резьбой. В окнах горел теплый свет фонарей. В воздухе витал запах древесного дыма, жареного мяса и сушеных трав. Слышались приглушенные голоса, тихий смех, перезвон ветряных колокольчиков.

Люди, встречавшиеся им на пути, были одеты в простую, функциональную одежду из кожи и грубой ткани. Они двигались уверенно и тихо. При виде Дамиана они почтительно кивали, но в их взглядах, обращенных на Киру, читались настороженность и нескрываемое любопытство. Никто не улыбался. Атмосфера была не враждебной, но напряженной. Это было место, где люди привыкли выживать, а не жить.

Дамиан привел ее к одному из самых высоких домов, прилепившемуся к главному стволу, и открыл тяжелую, окованную железом дверь.

Его жилище было отражением его самого. Просторное, но аскетичное. Никаких украшений, никакой лишней мебели. Огромный камин, сейчас холодный. Стол, заваленный книгами в старинных переплетах и свитками. Несколько стеллажей, уставленных странными артефактами: кристаллами, пульсирующими тусклым светом, засушенными растениями причудливой формы, колбами с разноцветными жидкостями. В воздухе пахло пылью, озоном и травами.

– Садись, – он указал на грубое деревянное кресло у камина. Сам же прошел к столу и налил в две глиняные кружки темную жидкость из кувшина. Одну он протянул ей.

– Что это? – подозрительно спросила Кира.

– Вода. С отваром горных трав. Успокаивает нервы. Хотя в твоем случае, боюсь, это безнадежно.

Она осторожно отпила. Напиток был горьковатым, но согревающим. Дрожь в руках начала понемногу утихать.

– Итак, – Дамиан сел напротив, откинувшись на спинку стула. Свет от магического кристалла на его столе бросал на его лицо резкие тени. – Давай проясним несколько моментов, пока ты не натворила еще больших глупостей.

Он сделал паузу, собираясь с мыслями.

– Этот мир, Этерия, умирает. То, что ты видела на небе – Великий Раскол. Дыра в ткани реальности, которая медленно пожирает все вокруг. Она источает дикую, необузданную магию, которая искажает все, к чему прикасается. Растения, животные… люди. Она превращает их в чудовищ, вроде того, которого ты видела под мостом.

Кира слушала, вцепившись в кружку. Это звучало как бред сумасшедшего, но она только что видела это небо и эту тварь своими глазами.

– Почему… как это произошло? – спросила она.

– Предательство, – коротко бросил он. – Давным-давно существовал орден Хранителей Узора. Могущественные маги, чьей задачей было поддерживать целостность мира. Но один из них, или несколько, решили, что мир несовершенен, и попытались его «перекроить». В итоге они его просто порвали. С тех пор Раскол только растет.

– А вы… вы тоже один из этих… хранителей?

На его губах появилась кривая усмешка, лишенная веселья.

– Я – то, что от них осталось. Осколок прошлого, который почему-то до сих пор не выкинули на свалку.

Он замолчал, и его взгляд стал отстраненным. Кира чувствовала, что за этими словами скрывается целая история, полная боли и потерь.

– Но при чем здесь я? – она вернула его к главному вопросу. – Почему я здесь? И что вы имели в виду, когда назвали меня «еще одной»?

Дамиан снова посмотрел на нее, и его взгляд стал жестким.

– Время от времени Раскол выплевывает в наш мир… аномалии. Людей из других реальностей. Таких, как ты. Обычно они появляются в самом сердце искаженных земель и долго не живут. Но ты другая. Ты появилась здесь, в относительно спокойном месте. И на тебе вот это.

Он кивнул на ее шею. Медальон. Кира вытащила его из-под свитера. Он снова был холодным и тусклым.

– Это Ключ Хранителя. Знак древнего рода, который, как считалось, прервался много лет назад. И у этого рода, – он сделал паузу, произнося слова медленно и отчетливо, – была легенда. О том, что когда мир окажется на грани гибели, вернется последняя из их крови, чтобы спасти его. Ее называли Носительница Эха.

Кира уставилась на него. Легенда. Спасительница мира. Это было слишком. Она – спасительница? Девушка, которая прячется от собственных воспоминаний в пыльном архиве? Это была самая нелепая шутка, которую она когда-либо слышала.

– Вы смеетесь, – выдохнула она. – Это какой-то розыгрыш. Очень жестокий и продуманный, но розыгрыш.

– Я не смеюсь, – его голос был холоден как лед. – У меня нет на это времени. Появление человека с Ключом Хранителя – это не шутка. Это проблема. Огромная проблема. Потому что теперь за тобой будут охотиться все. Конклав, который правит в Нексусе, захочет использовать тебя как символ и оружие. Ткачи Забвения, которые поклоняются Расколу, захотят тебя убить, чтобы ты им не мешала. И еще десятки мелких фракций, которые захотят получить твою силу.

Он подался вперед, и его серые глаза впились в нее.

– А силы у тебя нет. Ты даже не знаешь, что с этим медальоном делать. Ты просто приманка, Кира. Приманка в мире, полном хищников. И ты привела их прямо ко мне.

В этот момент кристалл на столе, освещавший комнату, мигнул. Свет стал тусклым, почти исчез, а потом вспыхнул снова, но уже не ровным, а дрожащим, больным светом. Снаружи донесся встревоженный гул голосов и резкий, диссонирующий звон колокольчиков.

– Что это? – испуганно спросила Кира.

– Это? – Дамиан откинулся на спинку стула, и на его лице появилось выражение мрачного удовлетворения. – Это и есть умирающая магия. Защитные чары Гавани слабеют. Раскол подбирается все ближе. Добро пожаловать в Этерию, Носительница Эха. Надеюсь, тебе здесь понравится. Недолго.

Осознание обрушилось на Киру всей своей чудовищной тяжестью. Это была не галлюцинация. Не сон. Это была реальность. Безумная, жестокая, умирающая реальность, в которую ее зашвырнуло из ее тихого, упорядоченного мира. И этот человек, Дамиан, был не просто ее проводником. Он был ее тюремщиком, ее пророком и, возможно, ее единственным шансом на выживание.

Эта мысль была невыносимой.

Она должна была выбраться. Немедленно. Вернуться назад, к своим книгам, к своему столу, к своей понятной и безопасной жизни.

Она дождалась момента, когда Дамиан отвернулся, чтобы положить еще поленьев в камин, который он все-таки разжег. Его внимание было отвлечено. Она знала, что это, возможно, ее единственный шанс.

Бесшумно, как мышь, она поднялась с кресла. Ее сердце колотилось так громко, что казалось, он должен был его услышать. Она сделала один шаг назад, потом еще один, пятясь к двери. Дамиан не оборачивался.

Она нащупала ручку двери. Холодное железо. Она осторожно нажала. Дверь поддалась без скрипа. Еще мгновение – и она будет снаружи. Она сможет затеряться в этом городе на деревьях, найти другой путь, сбежать от него, от этого мира, от этой безумной роли, которую ей навязывали.

Она выскользнула за дверь и плотно прикрыла ее за собой. Ночь окутала ее. Она бросилась бежать, не разбирая дороги, по первому попавшемуся подвесному мосту. Ветер свистел в ушах, доски скрипели под ногами. Она бежала, подгоняемая отчаянием и адреналином.

Она пробежала один мост, второй, свернула на узкую тропинку, огибающую ствол дерева, и выскочила на небольшую пустую платформу. Тупик. Впереди была лишь темнота. Она обернулась, пытаясь сориентироваться, но все мосты и лестницы казались одинаковыми в полумраке. Она заблудилась.

И тут она услышала знакомое низкое гудение.

Оно доносилось снизу, из темноты под платформой. Кира замерла, похолодев. Она медленно подошла к краю и посмотрела вниз. Там, цепляясь за нижнюю часть платформы, висела та самая тварь. Ее фасеточные глаза уставились прямо на нее, светясь голодным, нечеловеческим разумом.

Кира отшатнулась, споткнулась и упала. Она поползла назад, к стене дерева, не в силах отвести взгляд от чудовища, которое медленно, с хитиновым скрежетом, начало перебираться через край платформы.

Она закричала.

В тот же миг между ней и тварью возникла темная фигура. Дамиан. Он появился из ниоткуда, словно сотканный из теней. В его руке не было оружия, но воздух вокруг него потрескивал от напряжения.

– Я же просил не двигаться, – его голос был спокоен, но в нем звучала смертельная угроза.

Тварь издала пронзительный стрекот и бросилась вперед. Дамиан просто вытянул руку. Из его ладони вырвался сгусток тьмы, который ударил монстра, заставив его зашипеть и попятиться. Но это лишь разъярило его. Он снова кинулся в атаку.

Дамиан не сдвинулся с места. Он что-то прошептал, и тени вокруг него ожили, сплетаясь в острые, как бритва, жгуты. Они хлестнули тварь, разрезая ее хитиновый панцирь. Чудовище взвыло от боли и, поджав лапы, рухнуло с платформы обратно в бездну.

Дамиан стоял еще несколько секунд, глядя вниз, а потом медленно обернулся к Кире. В его глазах горел холодный огонь.

Он подошел и рывком поднял ее на ноги.

– Ты поняла? – спросил он тихо, его лицо было в нескольких сантиметрах от ее. – Ты поняла, что это не игра? Что без меня ты здесь – просто мясо?

Кира молчала, дрожа всем телом. Она смотрела в его яростные глаза и понимала. Понимала, что он прав. Она не выживет здесь одна. Она была полностью, абсолютно в его власти.

Он отпустил ее, и она снова осела на доски. Дамиан отвернулся и посмотрел в сторону своего дома.

– Идем, – бросил он, не глядя на нее. – Урок окончен.

Она поднялась и, как побитая собака, поплелась за ним. Униженная, напуганная, но с одной новой, отчетливой мыслью в голове. Он спас ее. Зачем-то она была ему нужна. А это значило, что у нее все-таки был шанс. Не на спасение мира. А на то, чтобы выжить. И этого пока было достаточно.

Глава 3. Нити и шепот

Обратный путь по качающемуся мосту был пыткой иного рода. Страх никуда не делся – он засел глубоко в костях, превратившись в ледяной, вибрирующий стержень, – но теперь к нему примешивалось жгучее, едкое унижение. Кира шла за Дамианом, как пленница, как провинившийся ребенок, ведомый суровым взрослым. Каждый ее шаг был напоминанием о ее беспомощности, о той пронзительной секунде, когда она, парализованная ужасом, поняла, что ее жизнь зависит не от ее ума или воли, а от каприза этого мрачного, невыносимого человека.

Он не оборачивался, не предлагал помощи, не произносил ни слова ободрения. Он просто шел, и в его ровной, уверенной походке читалось неоспоримое превосходство. Он был частью этого мира, этого кошмара, в то время как она была лишь чужеродным элементом, хрупкой вещью, сломанной и выброшенной в чужую реальность. Тишина между ними была плотной и тяжелой, нарушаемая лишь скрипом досок и воем ветра, который теперь казался ей злорадным шепотом, обсуждающим ее позор.

Когда они наконец достигли его жилища, Кира чувствовала себя выжатой до последней капли. Дрожь в теле не прекращалась, а в голове стучал болезненный, монотонный пульс. Дамиан молча открыл дверь и вошел внутрь, оставив ее на пороге. Это был не жест вежливости, а скорее констатация факта: она войдет, потому что идти ей больше некуда.

Она переступила порог, и тепло от разожженного камина окутало ее, но не согрело. Огонь в очаге плясал, отбрасывая на стены живые, трепещущие тени, которые превращали странные артефакты на полках в зловещих, затаившихся существ. Дамиан стоял у стола спиной к ней, подливая что-то в глиняный кувшин. Его плечи были напряжены, силуэт казался высеченным из темного камня.

– Ты поняла? – спросил он, не оборачиваясь. Голос его был ровен, но в нем слышался отзвук той ледяной ярости, что она видела в его глазах на платформе.

Кира сглотнула. Что она должна была понять? Что она слаба? Что она в его власти? Что этот мир сожрет ее, если он позволит? Все это было очевидно.

– Поняла, – выдавила она, и слова прозвучали жалко даже для ее собственных ушей.

Он наконец повернулся. В руке он держал две кружки. Одну поставил на стол, другую оставил себе. Он окинул ее долгим, изучающим взглядом, и в его серых глазах не было ни капли сочувствия.

– Сомневаюсь. Твой страх – это страх животного перед хищником. Он инстинктивен и бесполезен. Ты не поняла главного. Ты не поняла правил.

Он сделал шаг к ней, и она невольно попятилась, пока не уперлась спиной в холодную деревянную дверь.

– Первое правило этого места, – произнес он тихо, почти интимно, но от этого его слова становились лишь страшнее, – не доверяй своим глазам. Второе правило: не доверяй своим ушам. И третье, самое важное, – он подался еще ближе, и Кира почувствовала запах озона, исходивший от его одежды, – никогда, ни на одно мгновение не считай, что ты в безопасности.

Его близость была удушающей. Она видела каждую деталь его лица: тонкий шрам у виска, едва заметную щетину на подбородке, темные вкрапления в серой радужке глаз. Он был не просто человеком. От него исходила сила, древняя и темная, как ущелье под мостом.

– Я не просила меня сюда приводить, – ее голос дрогнул, но она заставила себя продолжить, вкладывая в слова всю свою злость и отчаяние. – Я не просила о роли какой-то спасительницы и не собираюсь в нее играть! Верните меня обратно!

Уголок его рта снова искривился в той самой усмешке, которая выводила ее из себя.

– «Верните меня обратно», – передразнил он. – Ты думаешь, это так работает? Ты думаешь, ты можешь просто щелкнуть пальцами и вернуться в свой уютный, безопасный мирок? Это что-то очень древнее, Кира. Ты открыла дверь, которая была заперта веками. И теперь ты – часть этой реальности. Нравится тебе это или нет.

Он отошел от нее, давая ей возможность дышать. Он взял свою кружку и сделал большой глоток.

– Ты не первая, – сказал он, глядя в огонь. – За последние годы Раскол выплюнул нескольких. Ученый, солдат, поэт. Все они были так же растеряны, как и ты. И все они мертвы. Их убила не дикая магия. Их убило их собственное невежество. Они пытались применить законы своего мира здесь. Пытались найти логику, договориться, проявить силу. Но Этерия не подчиняется логике. Она подчиняется Узору.

– Узору? – ухватилась она за незнакомое слово.

Дамиан поставил кружку и потер виски, словно сама необходимость объяснять очевидные вещи причиняла ему физическую боль.

– Ты действительно ничего не знаешь. Как будто родилась вчера. Хорошо. Последний раз. Слушай внимательно, потому что повторять я не буду.

Он подошел к центру комнаты, где не было мебели, и поднял руку. Тени в углах сгустились, потянулись к нему, словно живые. Воздух в комнате стал плотнее, наэлектризовался. Кира почувствовала, как волосы на ее руках встают дыбом. Дамиан медленно опустил руку, и тени послушно собрались в его ладони, уплотняясь в маленький, абсолютно черный шар.

– Все, что ты видишь, – начал он, и его голос, казалось, шел отовсюду сразу, – все, что ты можешь потрогать, услышать или почувствовать – это лишь внешнее проявление. Поверхность. Гобелен. А под ним, в его основе, лежит Узор.

Он раскрыл ладонь. Черный шар не упал, а завис в воздухе, и из него во все стороны начали тянуться тончайшие, едва видимые нити света. Они переплетались, расходились и сходились вновь, создавая сложнейшую, бесконечную трехмерную паутину, которая заполнила всю комнату. Нити были разных цветов – серебряные, золотые, лазурные, изумрудные – и каждая вибрировала со своей собственной частотой, издавая тихий, гармоничный гул. Зрелище было завораживающим, гипнотическим. Кира смотрела, не в силах отвести взгляд. Она чувствовала эту гармонию всем своим существом. Это было правильно. Это было истинно.

– Это и есть Этерия, – сказал Дамиан. – Не земля, не небо, не деревья. А вот это. Бесконечное переплетение нитей судьбы, материи, времени и самой магии. Мы, те, кого здесь называют Ткачами, способны чувствовать эти нити. Слабые могут лишь ощущать их, как тепло или холод. Сильные… – он слегка шевельнул пальцами, и несколько золотых нитей послушно изогнулись, сплетаясь в светящуюся фигурку парящей птицы, – …могут переплетать их, меняя Узор. Меняя реальность.

Птичка вспорхнула с его ладони, облетела Киру по кругу, оставляя за собой золотистый шлейф, и растаяла в воздухе, распавшись на исходные нити.

– Но этот Узор, – продолжил Дамиан, и его голос помрачнел, – был поврежден.

Он резко сжал кулак. Гармоничный гул в комнате сменился резким, скрежещущим диссонансом. Часть световой паутины почернела. Нити в этом месте спутались в уродливый, дергающийся клубок, из которого во все стороны били багровые, больные всполохи. От этого зрелища у Киры заломило в висках. Ей было физически больно на это смотреть. Это было неправильно. Это была рана.

– Великий Раскол, – сказал Дамиан. – Дыра в ткани мира. И она растет. Она пожирает Узор, распуская его, превращая гармонию в хаос. Твари, которых она порождает, – это лишь симптомы. Настоящая болезнь – вот она.

Он указал на черный клубок, и Кира увидела, как от него отделилась тонкая, гнилостно-багровая нить и потянулась к неповрежденной части Узора. Коснувшись серебряной нити, она заставила ее зашипеть и почернеть. Рана разрасталась на ее глазах.

– Рано или поздно она поглотит все, – закончил он и опустил руку. Иллюзия исчезла. Комната снова стала обычной, освещенной лишь огнем камина. Но теперь Кира знала, что скрывается за этой обыденностью. Она чувствовала отголоски того больного диссонанса глубоко внутри.

Она медленно подошла к столу и взяла свою кружку. Руки все еще дрожали.

– Но какое отношение ко всему этому имею я? И мой… медальон?

– Хранители Узора были не просто Ткачами. Они были архитекторами. Они не просто переплетали существующие нити, они могли создавать новые. Они были единственными, кто мог «лечить» Узор, восстанавливать его. Но их род прервался. Последняя из них… погибла много лет назад. Она была моим учителем.

Кира замерла с кружкой на полпути ко рту. Бабушка. Легенда о спасительнице из ее рода. Его учитель. Фрагменты головоломки начали складываться в пугающую картину.

– Твоя бабушка… – прошептала она.

– Я не знаю, кем она была в твоем мире, – отрезал Дамиан. – Здесь ее звали Лиандра. И она была последней. Она погибла, пытаясь сдержать Раскол. А ее Ключ, этот медальон, считался утерянным. До сегодняшнего дня.

Он подошел к ней и остановился так близко, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Этот медальон, Кира, – это не просто украшение. Это осколок самого первоначального Узора. Фокусирующая линза, которая позволяет своему носителю не просто касаться нитей, а вправлять их, соединять разорванные. Но только в руках того, в чьих жилах течет кровь Хранителей. В твоих руках.

Она бессознательно сжала медальон в кулаке. Он был холодным и тяжелым.

– Но я не умею! – выкрикнула она, и в ее голосе прозвучало отчаяние. – Я ничего не чувствую! Я не Ткач, не Хранитель, я просто… архивариус! Я храню старые книги, а не спасаю миры!

– Это мы сейчас проверим.

Прежде чем она успела среагировать, он накрыл ее кулак своей ладонью. Его рука была теплой и сильной.

– Прекрати думать, – приказал он. – Твой рациональный ум здесь – твой главный враг. Просто почувствуй. Почувствуй его. Это часть тебя.

Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Под его ладонью медальон начал теплеть. Сначала это было едва заметное тепло, но оно быстро нарастало, превращаясь в жар. Она попыталась разжать пальцы, но его рука держала крепко.

– Не борись с этим, – прошептал его голос у самого ее уха. – Впусти его.

И она впустила.

Ощущение было похоже на удар тока. Жар хлынул из медальона по ее руке, пронзая каждую клетку. Но это не была боль. Это была сила. Чистая, необузданная, первозданная. Перед ее внутренним взором снова возникла сияющая паутина Узора, но на этот раз она не была сторонним наблюдателем. Она была внутри. Она чувствовала каждую нить, каждую вибрацию, каждый оттенок. Она видела, как потоки энергии текут по золотым нитям, как серебряные нити времени изгибаются вокруг событий, как изумрудные нити жизни пульсируют в унисон с ее собственным сердцем.

И она почувствовала Раскол.

Это была не просто визуальная рана. Это была зияющая пустота, которая высасывала из Узора жизнь и гармонию. Она ощутила ее голод, ее бесконечную, неутолимую жажду разрушения. И эта пустота тянулась к ней, чувствовала ее, узнавала в ней врага.

Кира вскрикнула и отдернула руку, разрывая контакт. Видение исчезло. Она тяжело дышала, прислонившись к стене. Дамиан стоял напротив, внимательно наблюдая за ней.

– Теперь ты веришь? – спросил он.

Она не ответила. Она просто смотрела на свою руку. На ладони, там, где она сжимала медальон, остался слабый, светящийся отпечаток узора из переплетенных ветвей.

– Что… что мне теперь делать? – прошептала она. Вопрос был не ему. Он был обращен в пустоту, в ее разрушенную жизнь.

– Для начала, – сказал Дамиан, и его голос снова стал практичным и лишенным эмоций, – ты поешь и поспишь. А завтра мы начнем учиться. Тебе нужно научиться контролировать это, прежде чем оно убьет тебя или привлечет внимание тех, кто захочет убить тебя за это.

Он прошел в другую часть комнаты, скрытую за тяжелой занавесью, и вернулся с миской какой-то простой похлебки и куском хлеба.

– Ешь, – он поставил еду на маленький столик у ее кресла. – Тебе нужны силы.

Она посмотрела на еду, потом на него. Вся ее прежняя жизнь, все ее планы, страхи и надежды казались теперь такими далекими и незначительными. Она была в чужом, умирающем мире, с осколком творения на шее и с человеком, который был одновременно ее единственной надеждой и самым большим кошмаром.

– Зачем вы это делаете? – спросила она. – Зачем вы мне помогаете? Вы же сказали, что я – проблема.

Он долго молчал, глядя в огонь.

– Потому что Лиандра была моим учителем, – сказал он наконец, не глядя на нее. – И я дал ей обещание. Я обещал, что если Узор даст этому миру еще один шанс, я сделаю все, чтобы этот шанс не был упущен.

Он поднялся.

– Твоя комната там, – он кивнул на неприметную дверь в углу. – Там есть все необходимое. Не пытайся снова сбежать. За пределами этой долины ты не проживешь и дня.

Он развернулся и ушел к своему заваленному книгами столу, давая понять, что разговор окончен.

Кира осталась одна у камина. Она медленно взяла ложку и заставила себя съесть немного похлебки. Она была безвкусной, но горячей. Тепло начало понемногу возвращаться в ее остывшее тело.

Она посмотрела на свою ладонь. Светящийся отпечаток почти исчез. Она снова была просто Кирой. Но что-то внутри нее необратимо изменилось. Она больше не была просто жрицей прошлого, хранящей мертвые книги. Теперь она сама была частью древней истории, последней главой в книге, которую, как она думала, давно закрыли. И ей предстояло написать финал. Выбора у нее не было.

Глава 4. Первая искра

Сон был обманом, тонким, истлевшим покрывалом, наброшенным на реальность, но не способным скрыть ее острые, зазубренные края. Кира проваливалась в него и тут же выныривала, подброшенная на волнах беспокойных видений: сияющая паутина нитей, уродливый черный клубок Раскола, холодные, как зимние звезды, глаза Дамиана. Она проснулась не отдохнувшей, а измотанной, словно всю ночь не спала, а вела изнурительную борьбу с призраками, чьи имена она только начинала узнавать.

Комната, в которую привел ее Дамиан, была такой же аскетичной и функциональной, как и он сам. Грубо отесанная деревянная кровать, покрытая толстым, колючим одеялом из какой-то серой шерсти. Небольшой стол и стул. Каменный умывальник в углу, над которым висел тусклый, искажающий отражение кусок отполированного металла. Единственным живым элементом были пучки сушеных трав, свисавшие с потолочных балок. Их пряный, горьковатый аромат пропитывал воздух, смешиваясь с запахом остывшего камня и дерева. Не было окон, лишь узкая щель под потолком, через которую пробивался слабый, безжизненный свет умирающего мира. Это было не убежище. Это была келья. Тюрьма.

Она села на кровати, обхватив колени руками. Тело все еще помнило унизительный паралич страха на мосту, жгучее прикосновение силы медальона, ледяное прикосновение чужой воли, когда Дамиан демонстрировал ей суть Узора. Он не просто объяснил. Он вломился в ее сознание, взломал ее восприятие мира и оставил после себя зияющую дыру, в которую теперь сквозил холод новой, немыслимой реальности.