Хранительница расколотого мира

Рина Валор

Хранительница расколотого мира

Глава 1. Осколок в медальоне

Тишина в Великом Архиве была не просто отсутствием звука. Она была субстанцией. Густая, весомая, сотканная из пыли веков, шелеста пергамента и призрачного эха давно умолкнувших голосов. Она оседала на резных дубовых стеллажах, проникала в толщу кожаных переплетов и успокаивающе ложилась на плечи Киры, отгораживая ее от суетливого и крикливого мира за толстыми стенами. Здесь, в своем царстве каталогов и манускриптов, она была не просто архивариусом, а жрицей ушедших эпох. И это служение было ее спасением.

Ее рабочий стол в дальнем углу реставрационного зала был алтарем порядка в этом океане древнего хаоса. Каждый инструмент – от тончайшего скальпеля до кисточки из беличьего волоса – лежал в строго отведенном ему месте, выровненный по невидимым линиям. Пробирки с пигментами, баночки с японским клеем из водорослей и флаконы с растворителями стояли, сгруппированные по назначению и цвету. Этот доведенный до абсурда педантизм не был простой причудой. Он был ее броней, ее способом контролировать хотя бы один крошечный уголок вселенной. Если она могла идеально выровнять ряд инструментов, значит, она все еще контролировала свою жизнь. Это был не перфекционизм, а жизненная необходимость, единственный способ держать под замком тот другой, внутренний хаос, который однажды уже сжег ее жизнь дотла, оставив после себя лишь горький привкус пепла.

Иногда достаточно было мимолетного запаха – дыма от осенних костров, которые жгли в парке, или резкого аромата бензина с улицы – чтобы тонкая стена контроля начинала трескаться. Память не спрашивала разрешения. Она врывалась непрошеным гостем, принося с собой жар, крики и ослепляющий оранжевый свет пламени, пожирающего деревянный дом. В такие моменты Кира до боли сжимала в руке скальпель, и холодная сталь возвращала ее в реальность, в тишину и полумрак Архива. Она с удвоенной силой впивалась взглядом в потрескавшуюся кожу переплета, впуская в себя лишь историю книги, а не свою собственную. Работа спасала. Работа была ее якорем в бушующем море воспоминаний.

Сегодня перед ней лежал особенно сложный случай. Древняя книга, поступившая из опечатанного поместья недавно скончавшегося затворника-коллекционера. У нее не было ни названия, ни инвентарного номера. Просто «объект 17». Кожаный переплет был гладким, без единого тиснения, иссиня-черным, словно поглощающим свет. Но самой большой загадкой были страницы. Они были сделаны не из пергамента или бумаги, а из чего-то иного – тончайшего, эластичного материала молочного цвета, который был прохладным на ощупь и, казалось, едва заметно пульсировал под пальцами. Текст, нанесенный серебристыми чернилами, состоял из незнакомых, переплетающихся символов, похожих на застывшие в танце языки пламени.

Ее задача была простой – очистить, укрепить, сохранить. Но с каждым часом, проведенным над этой книгой, Киру не покидало странное, иррациональное чувство. Ей казалось, что книга наблюдает за ней. Что она живая.

Она осторожно провела ватным тампоном, смоченным в слабом растворе, по одному из символов. Серебристые чернила под ним блеснули ярче, и на мгновение ей почудился тихий, мелодичный звон, похожий на звук крошечного колокольчика. Кира замерла, прислушиваясь. Тишина. Лишь мерное тиканье старинных часов в кабинете заведующего. «Нервы», – решила она, возвращаясь к работе.

На шее под свитером что-то потеплело. Кира бессознательно коснулась этого места. Пальцы нащупали знакомые очертания старого серебряного медальона на тонкой цепочке. Единственная вещь, оставшаяся ей от бабушки. Он был простым, овальной формы, с выгравированным на поверхности узором из переплетенных ветвей. Бабушка никогда не снимала его, а перед смертью надела на шею маленькой Кире со словами: «Он сохранит твое эхо, девочка моя. Никогда не теряй его». Кира тогда не поняла смысла этих слов, а потом было уже не у кого спросить. Медальон обычно был холодным, как кусочек льда, но сейчас он был отчетливо теплым.

Она попыталась проигнорировать это, но тепло становилось все настойчивее, превращаясь в легкую вибрацию, которая отдавалась по всей грудной клетке. Это было странно и пугающе. Она никогда не сталкивалась с подобным.

– Кира, зайди на минутку, – раздался из своего кабинета голос Аркадия Петровича, заведующего Архивом.

Она с облегчением отложила инструмент. Любой предлог, чтобы оторваться от этой странной книги, был хорош.

Аркадий Петрович был полной ее противоположностью – добродушный, слегка рассеянный человек, чей стол вечно утопал в бумагах, а очки постоянно съезжали на кончик носа. Он был единственным человеком, чье вторжение в ее упорядоченный мир она терпела без внутреннего содрогания. Он взял ее на работу пять лет назад, разглядев за колючей оболочкой студентки настоящий талант, и с тех пор относился к ней с отеческой заботой, которую Кира принимала с благодарностью, но всегда держала на расстоянии вытянутой руки.

– Вот, посмотри, – сказал он, когда она вошла, указывая на экран своего компьютера. На нем были фотографии залитых светом готических залов, уставленных стеллажами. – Пришел запрос из одного европейского музея. Ищут специалиста по средневековым пигментам для консультации. Проект на три месяца, в Праге. Я подумал о тебе.

Кира взглянула на экран. Когда-то она бы вцепилась в это предложение, как в спасательный круг. Путешествие, новая страна, работа с уникальными материалами – это было мечтой любой девушки с ее факультета. Но сейчас… Мысль о том, чтобы покинуть свою берлогу, свою идеально отлаженную крепость, вызывала глухое беспокойство. Новые места, новые люди, нарушение привычного ритуала – все это было опасно. Непредсказуемо.

– Я не уверена, что справлюсь, – честно сказала она.

Аркадий Петрович снял очки и посмотрел на нее своим добрым, немного усталым взглядом.

– Кира, ты лучший специалист, которого я знаю. Дело не в том, справишься ли ты. Дело в том, хочешь ли ты. Тебе нужно выбираться из этой скорлупы. Мир больше, чем эти стены, как бы ты их ни любила. Подумай об этом, ладно?

– Спасибо, Аркадий Петрович, я подумаю, – сказала она, используя универсальную формулу вежливого отказа, хотя и знала, что он понял ее истинный смысл.

– Думай, – кивнул он, уже погружаясь в свои бумаги. – Только не слишком долго. Такие шансы на дороге не валяются.

Вернувшись на свое место, Кира почувствовала легкое раздражение, смешанное с чувством вины. Он был прав. Она пряталась. Но ее убежище было таким надежным. Она снова склонилась над манускриптом. Нужно было закончить центральный разворот, где текст обрамлял крупный, сложный символ. Вибрация от медальона, казалось, вошла в резонанс с книгой. Теперь она не просто чувствовала тепло – она ощущала легкий гул, исходивший, казалось, от самого стола.

Она взяла тончайшую кисть, смоченную в очищающем растворе, и вернулась к работе. Чем ближе кончик кисти подбирался к центру символа, тем сильнее становился гул. Он проникал в кости, заставляя зубы мелко вибрировать. Это было уже невозможно списать на усталость. Страх, холодный и рациональный, начал просыпаться внутри. Что это за книга? Радиоактивна? Обработана каким-то неизвестным химикатом, вызывающим слуховые и тактильные галлюцинации?

Она решила прекратить работу и отнести книгу в изолятор для дальнейшего исследования. Но когда она попыталась убрать руку, то поняла, что не может. Палец, которым она придерживала страницу, словно приклеился. Невидимая сила держала ее, и паника, липкая и иррациональная, начала змеей подниматься из глубины души. Она дернула руку сильнее, напрягая мышцы.

И в этот момент символ под ее пальцем взорвался ослепительным, нестерпимым светом.

Мир вокруг Киры не просто исчез, он раскололся на мириады осколков. Звук разбитого стекла смешался с оглушающим ревом, пол под ногами превратился в вязкую пустоту. Ощущение собственного тела пропало. Она была чистым сознанием, несущимся сквозь пульсирующий фиолетовый мрак, который одновременно был и ледяным, и обжигающим. Перед глазами мелькали образы – незнакомые лица, руины городов, звезды, взрывающиеся сверхновыми. Ее растягивало, сжимало, выворачивало наизнанку. Она закричала, но звук не рождался, он был поглощен этой вселенской пустотой. Это была агония, растянувшаяся на вечность или на одно мгновение.

Падение прекратилось так же внезапно, как и началось.

Кира рухнула на что-то твердое и влажное, больно ударившись плечом и бедром. Тело, вернувшееся к ней, было чужим и непослушным. Воздух, который она судорожно вдохнула, был холодным и пах гниющими листьями и чем-то еще, незнакомым и тревожным – запахом озона после грозы. Она закашлялась, сотрясаясь всем телом, пытаясь прийти в себя. Голова гудела, все тело ломило. Она с трудом открыла глаза.

Первое, что она увидела – небо. Болезненно-лиловое, затянутое седыми, рваными облаками. И по этому небу, словно шрамы на коже, расползалась густая сеть багровых трещин, из которых сочился тусклый, неживой свет. Кира застыла, не в силах оторвать взгляд от этого кошмарного, апокалиптического зрелища.

Она лежала на земле, покрытой бурым, склизким мхом и остатками почерневших листьев. Вокруг стояли деревья – или то, что от них осталось. Чахлые, скрюченные, с обломанными ветвями, тянущимися к расколотому небу, словно руки утопающих. Ни единого зеленого листка. Ни звука пения птиц. Только мертвая, гнетущая тишина и тихий шелест ветра, продувающего голые ветви.

Паника, сменившаяся ступором, начала отступать, уступая место холодному, аналитическому ужасу. Мозг, натренированный на поиск логических объяснений, лихорадочно перебирал варианты. Сильный удар током? Отравление парами растворителя? Внезапный инсульт? Любое, даже самое страшное медицинское объяснение было бы предпочтительнее того, что подсказывали ей органы чувств. Это место было неправильным. Оно было больным.

Она с трудом поднялась на ноги, морщась от боли в ушибленном плече. Ее одежда – удобные джинсы и мягкий свитер – промокла от влажной земли. Она отряхнулась и огляделась по сторонам. Лес был повсюду, одинаково мертвый и безрадостный во всех направлениях. Ни тропинки, ни просеки. И ни одного следа цивилизации.

И тут она услышала хруст ветки.

Кира замерла, всем телом превратившись в слух. Звук повторился, на этот раз ближе. Кто-то шел сквозь лес, и этот кто-то был совсем рядом. Сердце заколотилось в груди, отдаваясь гулкими ударами в висках. Дикое животное? Или… человек? В таком месте встреча с человеком пугала едва ли не больше.

Она медленно повернулась на звук и увидела его.

Он вышел из-за ствола громадного, мертвого дерева, двигаясь с какой-то хищной, бесшумной грацией. Он был высоким, одетым в темную, потертую кожаную куртку и практичные штаны. Темные волосы были растрепаны, словно он только что продирался сквозь чащу, но на его лице не было ни царапины. Он остановился в нескольких шагах от нее, сложив руки на груди, и просто смотрел.

Но больше всего Киру поразили его глаза. Серые, как зимнее небо, холодные и пронзительные. В них не было ни удивления, ни любопытства. Только застарелая усталость и плохо скрываемое раздражение.

– Еще одна, – произнес он. Голос у него был низкий и ровный, но в нем слышались металлические нотки. – Словно миру мало проблем.

Кира молчала, не зная, что ответить. Вопросы роились в голове, но ни один не мог сорваться с языка. «Кто вы? Где я? Что происходит?» – все они казались нелепыми перед лицом этого спокойного, враждебного незнакомца.

Он окинул ее оценивающим взглядом, от которого ей стало неуютно. Словно он не просто смотрел, а взвешивал, оценивал, примеряя к какой-то своей, известной лишь ему шкале бесполезности. Привычка к самоконтролю взяла верх над паникой. Кира заставила себя выпрямиться, хоть плечо и отозвалось тупой болью, и скрестила руки на груди, неосознанно копируя его позу.

– Что значит «еще одна»? – ее собственный голос прозвучал на удивление твердо, хоть и немного хрипло.

Он едва заметно изогнул бровь. Кажется, ее тон его слегка удивил.

– То и значит. Потерявшаяся, напуганная, с глупым выражением лица. Вы все одинаковые, – отчеканил он, и в его голосе проскользнуло откровенное пренебрежение.

Сарказм всегда был лучшим щитом Киры. Она пустила его в ход инстинктивно.

– Прошу прощения, если мое растерянное лицо оскорбило ваши эстетические чувства. Не каждый день проваливаешься сквозь пол собственной мастерской в декорации к фильму ужасов.

– Мастерской? – он зацепился за знакомое слово, проигнорировав ее выпад. – Как ты сюда попала? Через Прорыв?

– Через что, простите? – Кира понятия не имела, о чем он говорит. – Я работала с манускриптом. Коснулась символа, и… вот.

Его взгляд стал еще более холодным. Он медленно подошел на шаг ближе, и Кира невольно отступила. От него исходила аура опасности, тихой и уверенной.

– Символ, значит, – процедил он сквозь зубы. – Все становится только хуже.

Он замолчал, оглядывая ее так, словно она была не человеком, а сложной и неприятной проблемой, которую нужно было срочно решить. Оставить? Уничтожить? Кира чувствовала, как по спине пробежал холодок, не имеющий отношения к сырости леса.

– Послушайте, – начала она, решив, что лучшая защита – это нападение. – Я не знаю, кто вы и что это за место, но я бы хотела получить хоть какие-то ответы. Где я?

Он посмотрел на нее так, словно она спросила, почему вода мокрая.

– Ты в Этерии. Хотя то, что от него осталось, сложно так называть.

– Этерия? – слово было ей знакомо из мифологии, но никак не вязалось с этой мертвой пустошью. – Хорошо. Допустим. А вы… местный житель? Смотритель этого унылого парка?

Уголок его рта едва заметно дрогнул. То ли от раздражения, то ли от насмешки.

– Можно и так сказать. А теперь мой вопрос. Что за символ? Опиши его.

Кира нахмурилась. Делиться с ним информацией не хотелось. Инстинкт самосохранения кричал, что этому человеку доверять нельзя.

– Не думаю, что это ваше дело.

Он вздохнул. Тяжело, прерывисто, как человек, чье терпение вот-вот лопнет.

– Послушай меня внимательно, попаданка, – он выделил последнее слово с убийственной иронией. – У тебя есть два варианта. Первый: ты отвечаешь на мои вопросы, и я, так и быть, вывожу тебя из этого леса, прежде чем тебя найдет что-нибудь голодное. Этот лес не так мертв, как кажется. Второй вариант: ты продолжаешь изображать из себя загадочную особу, я разворачиваюсь и ухожу, а ты остаешься здесь наедине с местной фауной. Поверь, они не будут так вежливы.

Его слова прозвучали абсолютно буднично, и именно это пугало больше всего. Он не угрожал, он констатировал факт. Кира сглотнула. Она посмотрела на сгущающиеся тени между деревьями и поняла, что он не шутит.

– Спираль, – неохотно выдавила она. – И что-то вроде расколотой звезды в центре.

Мужчина замер. На его лице впервые отразилось что-то похожее на эмоцию – смесь удивления и чего-то еще, более темного. Он смотрел на нее долгим, нечитаемым взглядом, а потом коротко выругался себе под нос.

– Так я и думал, – он потер переносицу. – Идем.

– Куда? – насторожилась Кира.

– Туда, где тебя не сожрут в первую же ночь, – бросил он через плечо, уже разворачиваясь. – Если, конечно, ты предпочитаешь компанию одного меня компании множества зубастых тварей. Выбор за тобой, но решай быстрее. Скоро стемнеет.

Он не ждал ответа, просто пошел вглубь леса, уверенно лавируя между скрюченными стволами. Кира помедлила секунду, взвешивая варианты. Остаться одной в этом кошмарном лесу или пойти за человеком, который казался едва ли не опаснее любого монстра? Выбор был очевиден. Сжав зубы, она поспешила за ним.

Они шли в полном молчании. Он – впереди, двигаясь легко и быстро, она – позади, постоянно спотыкаясь о корни и скользя на влажном мху. Ее городские ботинки совершенно не были предназначены для таких прогулок. Через полчаса она тяжело дышала, а боль в ушибленном плече стала острой и навязчивой.

– Не могли бы вы… помедленнее? – выдохнула она, когда в очередной раз чуть не упала.

Он остановился и обернулся, окинув ее все тем же раздраженным взглядом.

– Я думал, ты хочешь выбраться из леса до заката. Или ты передумала?

– Я просто… не привыкла к таким марш-броскам по пересеченной местности, – огрызнулась она.

Он подошел, и прежде чем она успела отреагировать, схватил ее за руку чуть выше локтя. Его хватка была как стальной обруч.

– Тогда просто иди и помалкивай, – его голос был тихим, но в нем прозвучала сталь. – И смотри под ноги.

Он потащил ее за собой, не давая больше возможности отстать. Его прикосновение было безличным, как захват конвоира, но кожа под его пальцами горела. Кира попыталась вырваться, но его хватка только усилилась. Пришлось подчиниться, проклиная и его, и свою собственную беспомощность.

Так они шли еще около часа. Лиловые сумерки начали сгущаться, а трещины на небе стали светиться ярче, заливая мертвый лес призрачным багровым сиянием. Становилось по-настоящему жутко.

Наконец, ее проводник остановился на краю обрыва. Внизу зияла темная, бездонная пропасть.

– Пришли, – сказал он.

Кира в отчаянии посмотрела по сторонам. Куда пришли? Это была конечная? Он собирался просто сбросить ее вниз?

– Смотри, – приказал он, указывая на противоположную сторону ущелья.

Кира проследила за его взглядом и ахнула. Там, вцепившись корнями в скалы, росли гигантские, невероятных размеров деревья. Их стволы были толщиной с башню, а кроны терялись где-то в лиловых облаках. И высоко-высоко, среди этих исполинских крон, горели огни. Маленькие, теплые, желтые точки, словно звезды, запутавшиеся в ветвях. Между деревьями были перекинуты тонкие нити веревочных мостов, на которых тоже виднелись огоньки фонарей. Это было целое поселение, висящее между небом и землей, город в кронах деревьев. Картина была настолько фантастической и прекрасной, что на мгновение Кира забыла о страхе и усталости.

– Что это? – прошептала она.

Мужчина наконец отпустил ее руку и направился к узкой, едва заметной тропинке, ведущей к началу одного из таких мостов.

– Тихая Гавань, – бросил он, не оборачиваясь. – Единственное место, где тебя не убьют в первую же ночь.

Он сделал паузу, а потом добавил с той же холодной иронией:

– Если повезет. И да, меня зовут Дамиан. Просто чтобы ты знала, чье имя проклинать, когда будешь карабкаться по этому мосту.

Глава 2. Мир наизнанку

Слово «мост» было обманом. Оно подразумевало надежность, инженерную мысль, перила – цивилизованный способ пересечь пустоту. То, что начиналось у ног Киры, было не мостом, а скорее оскорблением самой концепции безопасности. Две толстые, потрепанные веревки уходили во мрак, служа ненадежными направляющими для рук, а под ногами – ряд дощечек, набросанных с таким небрежением, будто их создатель был пьян или глубоко презирал всех, кто рискнет по ним пройти. Они раскачивались на ледяном ветру, который завывал, поднимаясь из бездонного ущелья, и каждый порыв приносил с собой тихий, стонущий скрип.

Кира стояла на краю, вцепившись взглядом в далекие огоньки Тихой Гавани. Они мерцали, как обманчивые звезды, обещая тепло и безопасность, но путь к ним лежал через этот кошмар. Головокружение, вызванное не высотой, а самим фактом существования этого места, подступало к горлу. Ее рациональный ум, привыкший к миру, где действуют законы физики и строительные нормы, отказывался принимать эту реальность.

– Я не пойду, – сказала она, и слова прозвучали глухо, словно их тут же поглотила пропасть.

Дамиан, стоявший рядом, даже не повернулся. Он смотрел на раскачивающуюся конструкцию с тем же скучающим видом, с каким можно было разглядывать очередь в супермаркете.

– Прекрасно. Оставайся, – его голос был ровным, лишенным эмоций. – Ночная прохлада здесь, говорят, творит чудеса с метаболизмом. Твари из ущелья становятся особенно прожорливыми. Ты для них будешь настоящим деликатесом. Нежная, растерянная, и, судя по всему, совершенно неспособная быстро бегать.

Его спокойствие бесило больше, чем любая угроза. Он не пытался ее убедить или напугать. Он просто констатировал факт, предоставляя ей иллюзию выбора, которого на самом деле не было. Это была его жестокая игра.

– Почему здесь нет нормального моста? Каменного? Или хотя бы железного? – потребовала она ответа, отчаянно цепляясь за логику в мире, где ее, похоже, не существовало.

Он наконец удостоил ее взглядом. В его серых глазах мелькнула тень чего-то похожего на насмешку.

– Потому что камень помнит. Железо кричит. Любая прочная конструкция в этом месте стала бы маяком для всего, что ползает во тьме. Этот мост жив. Он дышит вместе с ветром, он стонет вместе с ущельем. Он – часть этого места, поэтому его не трогают. А теперь, если лекция по основам выживания окончена, не могла бы ты перестать тратить мое время?

Не дожидаясь ответа, он шагнул на первую доску. Мост под его весом угрожающе качнулся, но Дамиан двинулся вперед с такой уверенностью, словно шел по широкому проспекту. Он не держался за веревочные перила, лишь изредка касаясь их кончиками пальцев для равновесия.

Кира смотрела ему в спину, и ледяной ужас боролся в ней с упрямым гневом. Он был прав. Оставаться здесь – самоубийство. Но сделать шаг в эту качающуюся пустоту казалось не меньшим безумием. Она закрыла глаза, пытаясь унять дрожь в коленях. Вспомнился детский страх высоты, когда она, шестилетняя, застыла на верхней ступеньке стремянки в старом саду, не в силах ни спуститься, ни позвать на помощь. Тогда пришла бабушка. Она не стала ее ругать. Просто встала внизу и сказала своим спокойным, глубоким голосом: «Не смотри вниз, Кира. Смотри на меня. Просто делай один шаг за раз. Я тебя поймаю».

Она открыла глаза. Внизу выла бездна. Впереди удалялась темная фигура Дамиана. Он не собирался ее ловить. Ему было все равно. И от этого осознания гнев вспыхнул с новой силой, вытесняя страх. Он не получит удовольствия, наблюдая ее панику.

Сделав глубокий вдох, она шагнула на мост.

Доски под ногами тут же прогнулись и качнулись. Она вцепилась в грубые, влажные от ночной измороси веревки так, что побелели костяшки пальцев. Запах гнили и мокрой пеньки ударил в нос. Она заставила себя не смотреть вниз, сосредоточив взгляд на спине Дамиана. Один шаг. Потом еще один. Мост раскачивался в такт ее неуверенным движениям и порывам ветра, превращая каждый следующий шаг в испытание воли.

Ущелье под ней было не просто глубоким. Оно было живым. Оттуда доносились странные звуки – не то шепот, не то отдаленный скрежет, от которого по коже бежали мурашки. Ветер был не просто потоком воздуха, он казался осмысленным, он толкал ее в спину, а потом резко дергал в сторону, пытаясь сорвать, сбросить вниз.

Она была на середине пути, когда Дамиан остановился. Кира тоже замерла, боясь дышать.

– Что такое? – прошептала она.

– Тише, – бросил он, не оборачиваясь. Его силуэт напрягся.

И тут она услышала это. Низкий, вибрирующий звук, похожий на гудение огромного насекомого. Он исходил откуда-то снизу и становился все громче. Доски под ногами завибрировали. Кира рискнула бросить взгляд вниз.

Во мраке пропасти, гораздо ниже, чем она могла себе представить, вспыхнули два тусклых, фосфоресцирующих огонька. Они начали быстро подниматься, и гудение усилилось.

– Не двигайся, – голос Дамиана был тихим, но твердым как сталь. – Что бы ни случилось, не издавай ни звука и не двигайся.

Огоньки были уже совсем близко. Теперь Кира могла разглядеть то, чему они принадлежали. Это было огромное, насекомоподобное существо, размером с небольшой автомобиль. Длинное, сегментированное тело, покрытое хитиновым панцирем, который тускло поблескивал в багровом свете трещин на небе. Множество тонких, зазубренных лап цеплялись за нижнюю сторону моста, а из головы торчали два огромных, фасеточных глаза, светившихся мертвенным зеленым светом. Существо медленно ползло прямо под ними.

Ужас парализовал Киру. Она чувствовала, как тварь движется, ощущая вибрацию всем телом. Ей казалось, что чудовище чувствует ее, знает, что она здесь, всего в метре над его уродливой головой. Она зажмурилась, вцепившись в веревки, и молилась всем богам, в которых никогда не верила.

Прошла вечность. Гудение начало удаляться, вибрация стихла. Кира осмелилась открыть глаза. Зеленые огоньки переместились к другому краю ущелья и скрылись во тьме.

– Что… что это было? – выдавила она, чувствуя, как по щекам текут слезы.

– Страж. Или падальщик. Зависит от того, стоишь ты на мосту или лежишь на дне ущелья, – безразлично ответил Дамиан и продолжил свой путь.

Остаток пути Кира преодолела на автопилоте, не чувствуя ни рук, ни ног. Когда она наконец ступила на твердую землю, колени подкосились, и она рухнула на землю, тяжело дыша. Твердая, покрытая корнями земля под пальцами казалась величайшей роскошью в мире.