Лилит. Звездный плащ Казановы

– Уверен?

– Да!

– Ну хорошо, как скажешь. – Она вставила золотой ключ в замочную скважину, старательно провернула его три раза и потянула на себя дверь. – Смотри!

Он словно оказался в кинотеатре и теперь смотрел с первого ряда на огромный экран, где сверкали звезды, проносились далекие метеориты, где-то рядом светила отраженным светом огромная луна. Только это был не кинотеатр и не экран – из ночной вечной тьмы веяло холодом…

Вот когда у него по-настоящему закружилась голова и пересохло во рту.

– Это взаправду? – едва прошептал он.

– Еще как взаправду, – стоя у порога открытого космоса, ответила она.

– А почему мы не задыхаемся?

– Ты закрыл шлюз, милый. Дверь в подсобку. Мы теперь между мирами. Здесь и дышать необязательно. Мы уже в мире магии. Осталось ждать недолго. Вон она!

– Кто?

– Скорее что.

Светлое пятнышко вспыхнуло далеко справа и теперь понемногу разрасталось. Оно приближалось сюда, к ним. Но это была не комета, она шла по заданной траектории, по дуге. И скоро пятнышко стало превращаться в светящийся иллюминацией… вагон!

– Что это?

– Небесная электричка, – ответила Лючия. – Она донесет нас до нужного пункта.

Освещенный вагон, в котором не было вожатого, остановился, двери разъехались как раз напротив входа в подсобку. Вагон был пустой – только для них.

– Я боюсь, мадам Лючия. – Он отступил. – Мне страшно…

– Струсил? Ты струсил на пороге чуда?

– Да.

– Нормальное для человека чувство. – Она цепко взяла его за локоть и подтолкнула. – Шагайте, молодой человек. Сегодня ваш счастливый билет. Такой выпадает один на миллионы.

Он перешагнул порог и оказался в вагоне. Она прошла за ним.

– А когда электричка поедет?

– Как только поймет, что пора. Но мы поторопим нашу карету. А ты пока сядь.

Он послушно сел на первое сиденье. Лючия нажала на красную кнопку над дверью, двери захлопнулись, и вагон сорвался с места.

– Держись крепче! – крикнула она.

Вагон летел с бешеной скоростью. Запредельной. Неисчисляемой земными мерками. Звезды превратились в исчезающие лучи. Время и пространство исчезли в их обыденном понимании. Кристофер просто смирился с тем сном, в котором оказался. Он повидал в жизни немало снов, он вдохновенно летал в них над землей, с риском для жизни удирал от погони, любил безымянных красоток, и тут воображение не подводило его. Много чего делал он в своих снах – так пусть будет еще один, в космической электричке. В компании с вызывающей красоткой и волшебницей Лючией. Почему нет? Ярко, красиво, бешено! Только было одно страшное чувство, что это не сон, а как раз то чудо, о котором мечтает и которого боится каждый человек. Возможно, из-за этого страха желанные чудеса и обходят людей стороной.

А потом электричка влетела на что-то ослепительное золотое, начала тормозить и встала.

– Приехали, – сказала Лючия. – Выходим.

– Это солнце? – растерянно спросил Кристофер.

– В каком-то смысле, – усмехнулась его спутница. – Поднимайся, путешественник во времени и пространстве.

Он встал и, покачиваясь, держась за вертикальную штангу, встал рядом со спутницей. Двери открылись – и перед ними развернулась перспектива удивительного зеленого пейзажа. Кристофер обернулся: позади были те же зеленые луга и рощи.

– Шагай смелее, – вновь подтолкнула его Лючия.

– А ты?

В космосе, как решил Кристофер, а тем более в другом измерении, необязательно выкать – тут можно быть и проще.

– Не бойся: я с тобой.

Двери электрички не закрывались.

– Она не уезжает? – спросил он.

– Должна же я тебя представить моим друзьям.

– Представить, а потом?

– А потом я уеду.

– Уедешь? А как же я?

– У меня забот полон рот, Кристофер. Я должна везде успеть. А ты как думал? Не буду же я с тобой торчать тут целый год?

– Год?!

– Да, забыла предупредить. Год здесь идет за день там, откуда мы с тобой прибыли. Вернешься к бабушке завтра к обеду. Так что учись всему, чему сможешь. Пока ты в раю.

– В раю?

– Да, милый. Кстати, а вон и мои друзья, – кивнула она вперед. – Как всегда, красавцы! Ох, ну эти мне царицы! Здешние хозяйки и его верные рабыни.

– Его – кого?

– Сейчас все узнаешь.

К ним по зеленой траве шли трое, и по мере того, как они приближались, Кристофер все больше робел. В центре шагал статный мужчина в свободной белой рубахе до пят, с длинными черными волосами, за талию он держал двух женщин. Кристофер присмотрелся: обнаженных женщин! Прекрасных. Но совсем необычных. Одна была очень смугла и черноволоса, ее сверкающие кудри доходили до ягодиц, другая менее смугла, но ее прическу ни с какой другой спутать было невозможно. Прическа египетской царицы! Первая беззаботно вела на длинной веревочке белоснежное животное, кажется, это была коза. Нет, единорог!

Тройка подошла к гостям.

– Здравствуй, Лилит, – поклонился мужчина.

– Здравствуй, божественная, – поклонились и обе обнаженные женщины, на которых сверкали золотые браслеты, пояски, кольца, диадемы, серьги, всякая царская мишура.

– Приветствую вас, жители благословенного края, – ответила спутница юноши, который стеснялся смотреть на двух женщин, но как было отвернуться от них? Разве что только смотреть глаза в глаза, но и тут выходило неловко – обе женщины смеялись своими черными ослепительными глазами. Их смешили его юность, неопытность, застенчивость.

– Ничего не бойся, юноша, – очень по-дружески прошептала кудрявая брюнетка. – Мы тебя не обидим!

А египтянка просто красноречиво подмигнула ему.

– Позвольте вам представить моего друга, – сказала Лючия. – Это Кристофер. Мой новый протеже. Будьте с ним предельно внимательны – он подает большие надежды. Кристофер, представляю тебя моим дорогим друзьям. Аваладор Эсмаэль, автор книги «Цепи Венеры», которую ты так стремился прочитать.

Юноша затрепетал. Высокий черноволосый мужчина в длинной белоснежной рубахе поклонился ему.

– Теперь ты все услышишь из первых уст, – пояснила Лючия. – Познаешь все тайны древней рукописи, о чем так трепетно мечтал, да еще с комментариями автора. Такого на земле не сохранилось. И мои подруги: царица Савская, – она указала на кудрявую брюнетку с тонким золотым обручем на голове, – и царица Египта Клеопатра. Обе к твоим услугам, малыш. К услугам во всех смыслах.

– Дамы, займитесь молодым человеком, – сказал мудрец.

Царицы отошли от своего господина и встали по обе стороны от Кристофера, как две его стражницы. Только животное остановилось перед ним и застенчиво смотрело ему глаза в глаза.

– Это единорог? – прошептал Кристофер.

– Он самый, – ответила царица Савская.

– Мы его сегодня съедим на ужин, – сказала египтянка.

– На ужин?! – изумился гость.

Обе женщины внезапно рассмеялись. А единорог вдруг сказал:

– Они так шутят, молодой человек. Этой шутке тысячи лет.

– Но ведь действует, – кивнула царица Савская.

– Как и любая человеческая глупость, – заметил единорог.

За спиной Кристофера, которого две дамы держали под руки, говорили – двое отошли в сторону, но он слышал их.

– Он же не так прост, как я понимаю? – спросил Аваладор Эсмаэль у Лилит. – Я это вижу.

– Он совсем не прост. Все его энергетические каналы открыты, ему нужно просто напомнить, и он станет хватать плоды человеческой и божественной мудрости на лету. Поверь мне, Аваладор, у него большое будущее. Займись им как следует. А пока что мне пора. Да и космический трамвайчик долго ждать не будет.

Кристофер набрался смелости и отступил:

– Можно, я задам своей спутнице вопрос? Пока она здесь?

Он даже не знал, к кому обращался – к новым знакомым, двум царицам, к Аваладору Эсмаэлю или к самой Лючии. Двое последних стояли уже у открытых дверей вагона.

Ответил хозяин здешнего уголка рая:

– Конечно. – Он вежливо указал рукой на Лючию: – Попрощайтесь.

Кристофер подошел к ней.

– Почему они тебя назвали Лилит? – тихонько спросил он.

– И об этом ты тоже узнаешь здесь.

– Но я знаю это имя. Твое имя.

– Возможно.

– Знаю, и оно пугает меня. Почему?

Всполохи событий, которые происходили с ним или с кем-то, похожим на него, буквально пролетали перед его глазами и через его сердце. Сам он был другим, но она, Лилит, она была той же! Только в тысячи раз опаснее той очаровательной дамы, что подсела к нему в библиотеке всего четверть часа назад.

Лючия улыбнулась и погладила его по щеке:

– У нас с тобой впереди большое будущее, Кристофер. Не торопи время – учись ждать, учись терпению, учись мудрости. Ты еще поразишь мир!

Она зашла в свой вагон. Видимо, это место разбередило в нем все то, что обычно бывает скрыто в человеке, что в нем живет, как червь в яблоке, и вместе с ним умирает. Потому что если узнать об этом – мало не покажется. Можно и с ума сойти. И вновь он почувствовал, что взрослеет, что в эти минуты он встал не на одну ступень выше, а перепрыгнул через десять.

– Лилит! Я помню того, кем был когда-то! Я помню его!

– Значит, не станешь тыкаться носом, как слепой щенок, в каждый угол. Учись лучше, не ленись!

И тут луч прозрения угодил в самое его сердце.

– Теперь я знаю: у него была любовь! Он умел любить!

Но двери захлопнулись, и Лючия, чьи глаза были сейчас холодны как лед, послала ему воздушный поцелуй. Вагон дрогнул и, набирая скорость, заскользил по зеленой солнечной траве прочь; еще мгновение, и он превратился в точку и исчез.

– Он умел любить, – повторил юноша.

– Кристофер, идем!

Он обернулся – его звала царица Савская.

– Идем, милый, – окликнула его и царица Клеопатра.

– Во дворце нас ждет отменный ужин! – кивнул Аваладор Эсмаэль, хитро подмигнул двум своим именитым спутницам и перевел взгляд на гостя сей обетованной земли: – Да и ночь со всем ее волшебством не за горами, юноша!

Глава третья

Два лика несравненной Лукреции

1

Он родился в Венеции на Пасху 2 апреля 1725 года в районе Сан-Марко на улице Комедии в семье двух актеров. Его отец, Гаэтано Казанова, довольно рано ушел из жизни, матушка, Дзанетта Фарузи, танцовщица и певица, обольстительная красавица, жила только сценой и бо́льшую часть времени проводила на гастролях, разъезжая по Европе, поэтому старшего сыночка Джакомо воспитывала ее мать, заботливая бабушка Марция.

Джакомо рос молчаливым брошенным ребенком. В восемь с половиной лет он заболел – у него носом пошла кровь. Кровотечения были такими частыми и обильными, а врачи не помогали, что бабушке посоветовали отправиться на остров Мурано, где жила самая настоящая колдунья. Сказали: только она и сможет спасти твоего внука.

Колдунья, страшная видом старуха, вокруг которой ходили черные кошки, прочитала заклинания и засунула малыша в сундук. Но предварительно предупредила его, чтобы он ничего не боялся. Измученный недугом Джакомо был готов на все. Он просто устал жить в мучениях, и ему хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Там, в сундуке, закрытый ведьмой, свернувшись калачиком, он и услышал тот ужасный гвалт, который поднялся снаружи. Одна ведьма такого устроить не могла даже при помощи кошек. Там словно разгулялись сто демонов одновременно! Старуха вызвала конец света! Но и на это ему было наплевать, так он устал и ослаб. Только бабушку Марцию было жалко. А потом все стихло, и сундук открылся. На него хитро смотрела старая ведьма. «Теперь ты здоров, малыш», – сказала она.

Уже скоро, натертый мазями и угощенный сладкими пилюлями, Джакомо плыл с бабушкой обратно в Венецию. Лечение обошлось Марции Фарузи в один серебряный дукат. На прощание ведьма ему сказала, что этой ночью к нему придет Прекрасная Дама и вот она-то, великая хозяйка, и решит его судьбу. «Если ты понравишься ей, то вся жизнь твоя изменится», – сказала старуха. Но говорить ни о лечении, ни о ночной гостье он не должен никому, она погрозила у самого его носа крючковатым пальцем, иначе болезнь вернется и он умрет.

Скоро они были дома. Потом пришел вечер. Его позвали ужинать. Но аппетита не было, и он отказался, только попил молока. Мать пела в театре, младшие дети галдели и плакали.

Потом все стало затихать.

Джакомо все чаще подходил к окну – расцветающая луна была именно на этой стороне. Ночь, скоро ночь, только туда летели его мысли! По городу и над каналами певучей разноголосицей стали перекликаться песни лодочников и крики и смех ночных гуляк. Но как же манило его ночное светило, будто обещало ему столь многое! С яркой луной, осветившей Венецию за окном, сейчас было его детское сердечко, которое всего за один день неожиданно повзрослело.

«Если ты понравишься ей, то вся жизнь твоя изменится», – звучали в голове Джакомо слова колдуньи.

Надо ждать, надо! И верить тоже надо – должна прийти!..

Джакомо с таким трепетом ожидал ночную гостью, так переволновался, что ближе к полуночи его просто оставили силы и он уснул. А когда пробудился, то понял, это и было то самое мгновение, о котором говорила старуха-ведьма с Мурано…

От каминной трубы к нему спустилась по воздуху ослепительная Дама. Это было чудо, о котором его предупреждали! Да, она вышла из камина, где еще тлели угли, и направилась к нему. Покачивая платьем-колоколом на панье, поднимавшимся от бедер волной и нисходившим до пят, в седом высоком парике, она подошла к нему, села на краешек его кровати. Пальцы ее точеных алебастровых рук, обнаженных почти по локоть и там охваченных кружевами, были унизаны перстнями.

Она взяла его мальчишескую ручку и нежно и призывно сжала:

– Ну, здравствуй, Джакомо.

– Здравствуй, – едва пролепетал он в ответ.

– Ты ждал меня?

– Очень ждал.

Она глаз не могла оторвать от него – так ему казалось. Но и он не мог оторвать от нее глаз! И сразу назвал ее про себя: «Прекрасная Дама».

– Какой ты милый, таким я тебя и представляла. Немного растерянный, но это пройдет очень скоро.

Ее грудь открывало широкое декольте, тут не было ничего необычного, такие платья носила и мать Джакомо, но вот украшение гостьи было очень странным и привлекающим внимание – золотой ключ, по которому сползала змея.

– Кто ты? – спросил Джакомо.

– А сам как думаешь?

– Я не знаю.

– Что подсказывает тебе сердце?

Джакомо задумался.

– Ты – фея?

Она улыбнулась ему.

– Какой же ты милый, – вместо ответа повторила она.

– Я угадал?

– Да, я твоя фея. Твоя госпожа. Твоя королева. Отныне и до последней твоей минуты.

Как же он был счастлив услышать этот ответ!

– А как зовут тебя? – спросил он.

– Однажды я открою тебе свое имя, но не теперь. Наберись терпения, Джакомо. А сейчас будет посвящение, – сказала она. – Приготовься.

Из складок платья она вытащила хитрую коробочку, открыла ее и зачерпнула оттуда сверкающую алмазно-золотую пыль. Аккуратно посыпала ею его голову, закрыла коробочку и вновь спрятала ее.

– А чем ты посыпала мне голову?

– Это звездная пыль, – сказала Прекрасная Дама.

– Звездная? С самого неба?

– Разумеется. Золотая пыль времен, небесных светил, вечного света…

Он должен был это сказать – слова рвались сами собой.

– Ты не простая фея и королева, – вдруг выпалил он. – Ты – богиня. Самая главная!..

– Вот теперь ты угадал, – просто ответила она. – И я пришла помочь тебе, потому что ты приглянулся мне. А я прихожу только к тем, в ком вижу толк. Только к тем, кому стоит помочь. Все считают тебя недотепой, но я-то знаю, какой огонь уже зародился в твоем сердце! И уже скоро ты изменишься.

– Изменюсь – как?

Она сжала его пальцы и потянулась к нему.

– Это называется преображением. – В ее изумрудно-зеленых глазах вспыхивали золотые искры. – Из куколки вылетает роскошная бабочка. Из гадкого утенка вырастает прекрасный лебедь. Из яйца, спрятанного в глубокой пещере, рождается грозный дракон. Так было и так будет. Из маленького мальчика, если я подержу его за руку вот так, как держу тебя сейчас, вырастет удивительный кавалер, страстный сердцеед, который предпочтет всем богатствам мира только одно – земную любовь. А я и есть хозяйка этой любви! Земной любви! Она подчиняется мне, и только мне. Бог за эту любовь изгнал человека из своего дома, но я приняла его. И ты, Джакомо, будешь одним из первых кавалеров этой любви. Мой вечный любовник и паж…

Он слушал ее и хмурился. Просто он не мог всего этого понять. Наконец Прекрасная Дама отпустила его руку и совсем по-матерински легонько похлопала по груди.

– Как жаль, что когда ты проснешься завтра, то не вспомнишь ни одного моего слова. Они будут приходить к тебе отголосками эха. Но меня ты уже не забудешь никогда. – Она приложила ладонь к его горящей щеке. – Я не прощаюсь с тобой надолго, Джакомо. Но, заглядывая в глаза женщин, ты всегда будешь видеть меня – свою богиню…

Ключи к ее словам он будет подбирать всю жизнь, поначалу не догадываясь, что каждый его шаг и станет поворотом ключа в этом хитром замке, что ему открывать – и для себя, и для целых поколений, которые последуют за ним.

Что же было дальше? Чем закончилась эта встреча?

Она склонилась к нему, нежно поцеловала и исчезла тем же путем, каким и явилась, – через каминную трубу.

«Но разве ходят в гости через каминные трубы? – спрашивал себя Джакомо, а голову его уже клонило к подушке. – Да в таких красивых платьях? Да с такими коробочками и золотой пылью в них? Так бывает только в сказке, только во сне…»

2

Хворь больше не вернулась к нему. Джакомо рос крепким и здоровым мальчишкой, сильным, храбрым, самоуверенным, в котором сразу можно было отличить хорошую мужскую природу. В девять лет его отдали на воспитание к падуанскому священнику и педагогу доктору Гоцци, в сестру которого мальчишка влюбился без памяти. Беттина была старше его на четыре года, и это она пробудила в нем первые порывы чувственности. Годы, которые они провели под одной крышей, стали для него незабываемыми.

В двенадцать лет Джакомо Казанову отправили учиться в знаменитый Падуанский университет, а еще через четыре года, в полных шестнадцать лет, он окончил его со степенью доктора права по двум направлениям – религиозному и светскому. Попутно он научился драться, ведь падуанские студенты были отчаянными забияками, сражаться на шпагах, стрелять, красноречиво говорить, сочинять стихи и целые поэмы, ухлестывать за девицами, изучил греческий и латынь, довольно прилично французский, познал историю, философию и космологию, обладая абсолютным слухом, как и его мать, обучился великолепно играть на скрипке, не зная ни одной ноты, а еще, как и прочие студенты, он сутками напролет в кабаках играл в карты, напивался и часто проигрывался до нитки. Освоил шулерство, ведь карточные мошенники и учили его. И одно не мешало другому. Он совмещал в себе все стороны жизни. Более того, он смело влезал в страшные долги, что не так уж и трудно для молодого повесы, а потому научился хитрить и лукавить, врать напропалую, изворачиваться ужом, только бы уйти от ответственности. Все это у него отлично получалось, как-никак, а сын двух лицедеев! А еще он обучился азам медицины, потому что находил время посещать лекции в анатомическом театре Падуи, где преподавали лучшие по тем временам профессора. Правда, вся медицина того времени сводилась в первую очередь к кровопусканиям и слабительным порошкам, даже знахаркам доверяли больше, чем медикам; и тем не менее насколько Джакомо ненавидел юриспруденцию, потому что ненавидел любые правила, писаные и неписаные, настолько влюбился в медицину. Управлять здоровьем другого человека, подобно Богу, что может быть грандиознее? По сути, он оказался гением во всем, за что ни брался, на десять голов выше всех своих сверстников, и все ему давалось фантастически легко, но именно такие молодые люди, не желающие сконцентрироваться на чем-то одном, увы, быстро идут вразнос, отпускают поводья и катятся под горку, а то и просто стремительно летят вниз.

Сгореть такому гению – пара пустяков!

Чтоб не потерять внука, бабушка Марция сама приплыла за ним в Падую, оплатила все его карточные и кабацкие долги и забрала обратно в Венецию. На семейном совете, где присутствовали знатные патриции и благотворители Гримани, опекавшие семью Казановы, было вынесено общее строгое решение: юноша начнет благочестивую жизнь и станет аббатом[1]. Или очень скоро превратится в отброс общества и никому не будет нужен. Джакомо решил, что стоит схватиться за брошенный ему якорь и остепениться, и уже через полгода стал аббатом. Патриарх Венеции собственноручно выстриг ему на голове тонзуру. Попутно Джакомо начал легкомысленную жизнь соблазнителя, и первое до поры до времени никак не мешало второму.

В доме у настоятеля церкви Сан-Самуэле он познакомился с двумя сверстницами, сестрами Нанеттой и Мартон, и они стали его первой юношеской любовью. Они легко делили постель на троих и учились взрослой жизни, не обременяя себя ревностью и ссорами. Встречались у тетки сестер по ночам – для этого девушки заказали Джакомо запасной ключ, и он проникал к ним с черного входа, когда ему вздумается. На чердаке дома стояла огромная старая кровать, когда-то брачное ложе, которую жалели выбросить, ее трое молодых людей и превратили в свою райскую поляну. Тетка сюда все равно никогда не забредала. Они же сбрасывали одежды, задували свечи и сплетались так, что иногда казались друг другу одним целым.

Однажды ночью, когда девушки спали, Джакомо обратил внимание на старое зеркало в углу – ему показалось, что по его поверхности пробегает рябь. Что бы это могло быть? Он перебрался через мирно посапывающую Мартон, встал с кровати и подошел к большому вертикальному зеркалу, отставленному в угол за ненадобностью. Оно где-то треснуло, покрылось налетом, но было живым. Так ему показалось. И в этом зеркале сейчас что-то происходило.

Он потянулся к нему и увидел то, отчего разом отступил: в зеркале стояла во весь рост молодая женщина в серебристом платье на широком панье, в высоком седом парике, и она, сложив руки под грудью и сцепив пальцы в перстнях, также внимательно смотрела из зазеркалья на него. Джакомо в испуге оглянулся, но за его спиной никого не было. Там, на широком ложе, сбросив одеяло и во сне переплетясь ногами, спали ангельским сном Нанетта и Мартон. Он вновь посмотрел в зеркало – женщина все еще была там, во мраке зазеркалья, шагах в пяти от разделявшей их преграды. Но теперь она улыбалась ему – заговорщицки, как старый друг. Словно она знала его куда лучше, чем он сам. Но как же знакома она была ему! Где он видел ее? В каком театре? На каком приеме? И вдруг словно молния поразила его! Только теперь он увидел, что на ее голове корона со сверкающими камнями! Это была та самая Прекрасная Дама, что спасла его когда-то, мальчишкой, от тяжелой хвори и напророчила ему будущее.

О которой теперь он вспоминал все реже…

– Ты, – только и прошептал он. – Вы…

Вдруг она зачерпнула из складок платья что-то сверкающее, золотое и бросила в его сторону. Это была золотая пыль! Та самая звездная пыль, которой когда-то она посыпала ему голову! Но вот что интересно, некоторые горящие золотые и рдяные звездочки пролетели через незримую преграду и легкими искрами, подобно огонькам из-за каминной решетки, подкатились к его ногам. Он даже отступил, боясь обжечься. Они вспыхнули и растаяли без следа. А Прекрасная Дама в седом парике приложила руку с перстнями к губам и отправила ему воздушный поцелуй. Несомненно, так она посылала привет и прощалась, но лишь на время! А затем она величаво повернулась и стала уходить, и он провожал ее ошеломленным взглядом до тех пор, пока она не скрылась во тьме зеркала, а само оно не потухло, став просто старым потрескавшимся и пожелтевшим стеклом.

Когда он проснулся утром в объятиях девушек, двух любимых, то недавнее ночное видение – то ли явленное во сне, то ли наяву – показалось ему просто волшебной грезой, не более того.

Но тревожной, загадочной, волнующей грезой…

Джакомо старался вести примерную жизнь, но получалось плохо. Он то и дело срывался. Старый сенатор Малипьеро сделал его своим протеже, ввел в высший свет Венеции и был ему во всем порукой. Через него Джакомо стал завсегдатаем светских вечеров и даже долгих многодневных выездов на чью-нибудь роскошную виллу. Во время одной такой поездки он очень рисковал. Впрочем, как и некая молодая замужняя дама. Она подозревала мужа в измене и позволила молодому аббату соблазнить себя прямо в экипаже во время загородной поездки. Это придало немалой уверенности взрослеющему юнцу, он двинулся дальше и зашел слишком далеко. Легкомысленный Джакомо наставил старику Малипьеро рога, соблазнив его юную воспитанницу, которую безумно вожделел сам сенатор. Из высшего света его выгнали с треском. А тут еще он явился в церковь читать проповедь под мухой. Молодого аббата осмеяли, да так громогласно, что он свалился без сознания от волнения и стыда прямо у кафедры. Падуанская студенческая школа разгильдяйства, граничившего с хулиганством, давала о себе знать.