Без времени и места

Дмитрий Олегович был из тех, для кого американский адвокат Генри Клей придумал определение self-made man, что в переводе означает «человек, сделавший себя сам». Наш герой был номенклатурным работником, то есть членом привилегированного класса, своего рода «советского дворянства», и добился он этого исключительно благодаря труду и настойчивому стремлению «выйти в люди».

Дело в том, что вырос Дмитрий Олегович в Красноярском крае, в маленьком рабочем посёлке Кодинский, со всех сторон окруженном тайгой. И посёлком-то он стал совсем недавно, когда туда приехали строители гидроэлектростанции, а раньше был просто селом, местом ссылки для спецпереселенцев. О более или менее приличных людях в Кодинском говорили так: «Он человек интеллигентный – не сидел». Папа Димы в этом понимании к интеллигентам не принадлежал, покидал исправительные учреждения редко и ненадолго, и в воспитании будущего представителя советской элиты никакого участия не принимал. Сына тащила мать, измученная тяжёлой работой и бытовой неустроенностью, а воспитывала улица с её понятиями, мало отличавшимися от уголовных. У мальчика, выросшего в этих местах, было немного шансов не пойти по стопам отца и ещё меньше возможностей сделать блестящую карьеру.

Но Дима обладал волей и плыть по течению не желал. Вопреки всему он окончил десятилетку с хорошими отметками в аттестате и в положенный срок отправился служить по призыву. И судьба подкинула ему шанс. В часть, где Дмитрий отдавал воинский долг, приехал эмиссар из Москвы. Он агитировал дембелей поступать на рабфак МГУ. Дима не колебался ни минуты. Получив нужные направления, он рванул в столицу, и уже в следующем году был зачислен без экзаменов – такие тогда были правила – на экономический факультет.

Учился Дима упорно, даже с некоторым фанатизмом. Презрев соблазны столичной жизни, он жадно впитывал знания и, наверное, стал бы неплохим специалистом нижнего звена, но фортуна сделала ему ещё один подарок. Однокурсницей Дмитрия оказалась дочка большого партийного чиновника. Такую возможность упускать было нельзя, и сразу после окончания первого курса сыграли свадьбу. Затем было свадебное путешествие в Крым – впервые Дима увидел море и вкусил жизни, о которой раньше не мог и мечтать. С этого момента его карьера понеслась галопом. Тесть, который и сам оказался выходцем из низов, Диме благоволил. Это он устроил перевод своей дочери и её молодого супруга в МГИМО, а после его окончания – престижное трудоустройство для обоих. Дима оказался служащим внешнеторгового ведомства, где быстро взобрался по служебной лестнице и к сорокалетию уже сам стал начальником департамента.

Жизнь складывалась как нельзя лучше. У Дмитрия Олеговича было всё, что он желал: должность, статус, служебные машина и дача, большая квартира в центре и гигантская по советским меркам зарплата. К тому же поднадоевшая уже супруга отбыла служить в советское торговое представительство в Вене, забрав с собой их единственного сына, в Москве появлялась редко, мужем интересовалась мало: ничто не мешало Дмитрию Олеговичу заводить краткосрочные романы и интрижки и жить в своё удовольствие.

Но жизнь устроена так, что кризис среднего возраста не щадит никого – даже самых успешных. Маленький червячок неудовлетворённости поселился в здоровом организме чиновника и со временем вырос в проблему. Хотелось чего-то ещё – а чего именно, не мог понять и сам Дмитрий Олегович. Неизжитый комплекс провинциала засел где-то глубоко внутри, время от времени он давал о себе знать и мешал наслаждаться жизнью своему хозяину. В такие минуты блестящий мир вокруг казался Дмитрию чужим, он ощущал себя бедным мальчиком из рабочего посёлка, злой рукой брошенным во враждебную среду. А потом в этом мире появилась Анна.

* * *

Поначалу отношения между Дмитрием Олеговичем и Анной обещали быть взаимовыгодным мезальянсом. Московский начальник часто приезжал по делам в Ленинград и был не прочь иметь там красивую любовницу. Да ещё такую образованную и начитанную, с которой не стыдно появиться на культурных мероприятиях. Анна же отчаянно нуждалась в человеке, который заберёт её из воображаемого мира стихов и научит прозе жизни.

Будучи профессиональным экономистом, Дмитрий сразу увидел в Анне перспективный объект для инвестиций и денег не жалел. Он одел её как принцессу, выполнял любые её прихоти и решал неразрешимые, казалось бы, бытовые проблемы одним движением пальцев. Анина жизнь изменилась решительно. Первое время её омрачали моральные терзания – статус содержанки унижал достоинство девушки аристократического воспитания, – но со временем она привыкла и перестала обращать на это внимание. Надо отдать должное Дмитрию – ни словом ни полсловом он ни разу не намекнул на прагматический характер своего отношения к любовнице, вёл себя с ней уважительно и заботливо. Взамен он получал её молодость и красоту, а также то, чего ему больше всего не хватало в жизни, несмотря на все достижения, – возможность прикоснуться к закрытому для него миру интеллектуальной элиты. Анна стала для него проводником в мир искусства.

Дмитрий стал читать, и это занятие понравилось ему. Он даже выучил наизусть пару стихотворений Аниной двоюродной прабабки и мог теперь блеснуть цитатой в среде своих высокопоставленных коллег. Ему льстило считать себя культурным человеком. Аня водила его на все громкие театральные премьеры обеих столиц, благо доставать дефицитные билеты не было проблемой для Дмитрия Олеговича. В скором времени он уже мог различать режиссёрские манеры Товстоногова и Эфроса и, главное, рассуждать об этом в обществе.

Дмитрий Олегович приезжал в Ленинград почти каждые выходные. Такие отношения устраивали обе стороны. Но вскоре они изменились. Любовь – понятие трудноопределимое и загадочное, и никто не скажет, в какой именно момент между этими двумя пробежала её искра, из которой потом разгорелся огонь чувств. Как-то вдруг оба поняли, что им хорошо вместе и плохо порознь. Ночи любви, к которым Аня поначалу относилась как к неизбежной повинности, стали ей желанны, оказалось, что она ждёт их и торопит. Дмитрий Олегович любил, как и жил, властно, со всей своей природной силой. В моменты страсти он крепко сжимал любовницу в объятиях и вертел её, как куклу, но никогда не переходил ту тонкую грань, которая отделяет властность от грубости и насилия. Неожиданно для себя Анна осознала, что ей нравится чувствовать себя игрушкой в сильных, но нежных руках. Будни стали для неё серыми и томительными, а выходные обернулись праздниками.

Это чувство оказалось взаимным, и вскоре московские подружки Дмитрия Олеговича оказались в отставке. Он, сидя на бесконечных заседаниях и планёрках в своём ведомстве, всё чаще ловил себя на труднопреодолимом желании бросить всё и мчаться на Ленинградский вокзал. Те злосчастные три недели, которые его супруга провела в Москве в отпуске, могли стать адом для обоих любовников, но Дмитрий Олегович исхитрился придумать себе внеплановую командировку в Ленинград. Он стал подумывать о разводе, и даже угроза мести со стороны высокопоставленного тестя уже не пугала его.

Всё складывалось для любовников как нельзя лучше, если бы не одно обстоятельство – алкоголь. Нет, Дмитрий Олегович не был пьяницей. Пить он умел и мог пить много не пьянея – это входило в круг его профессиональных навыков. Даже выпив сверх меры, он держался на людях так, что деловые партнёры и коллеги об этом не догадывались. Но иногда – очень редко, всего два раза за время знакомства с Аней, и исключительно в домашней обстановке, без посторонних глаз – Дмитрий, выпивая, преодолевал некую невидимую черту, за которой его приобретенная интеллигентность куда-то испарялась, и в нём просыпался кодинский уличный пацан с его полууголовными манерами. Он становился груб и заносчив с Анной. Оба раза дело заканчивалось ссорой и временной размолвкой.