Благородна и благочестива

– Устойчива к магии, – сквозь зубы процедил ллей Ленар, удивлённо оглядывая голодранку с головы до ног.

Камилла только плечами пожала: благодаря пэру Патрику и пэру Доминику, новостью это для неё уже не являлось.

– Как… тебя зовут? – нарушила молчание ллейна Бианка.

– Камилла, – дочь Рыжего барона подумала мгновение и добавила, – ллейна Камилла Эйросская, дочь Золтана Эйросского и внучка светлейшего Тадеуша Эйросского. Прибыла просить аудиенции у его величества короля Родрега Айронфисского. Вот только пробиться к уважаемому монарху оказалось чуть сложнее, чем мы предполагали, – добавила Камилла. – А между тем, время уходит, и я рискую потерять наследство…

– Мы? – тихо перебила ллейна Бианка. – Твой отец… с тобой?

– Мой отец пропал пять лет назад, – неохотно признала Камилла. – Сказал, что ему срочно надо доставить домой некоего Рафаэля, и что мы затем вернёмся на большую землю. Мы-то вернулись, а вот батюшка – пропал.

Ллейна Бианка отшатнулась, безмолвно принимая помощь поддержавшего её ллея Салавата. Нервно стиснула чудесную накидку на груди.

– Как ты сказала? – ещё тише переспросила она. – Рафаэля?..

– Батюшка так сказал, – подтвердила Камилла, не утаивая козырей: любая цена годилась, только чтобы проникнуть во дворец. – Но, верно, ошибся: на пиратском корабле его называли Элларом.

Ллейна Бианка выпрямилась, разглядывая Камиллу.

– С кем же ты прибыла в столицу, дитя?

– С няней и учителем, светлейшая ллейна, – припомнив, как обращался к ней пэр Нильс, ответила Камилла.

Ллей Ленар усмехнулся, ллейна Одетта смущённо покраснела, а ллейна Бианка грустно улыбнулась.

– Твой учитель, верно, не слишком много времени уделял этикету. Светлейших родов, сохранивших магию, осталось лишь три…

– Девица права, – внезапно проронил ллей Салават, отрывая наконец взгляд от Камиллы. – Пусть в роду Ватерлисских давно не рождалось наследников мужеского пола, способных к магии, однако именно в вашем роду родился последний из магов воздуха, дорогая Бианка.

– Вы можете называть меня «ллейна Камилла», – важно поправила дочь Рыжего барона. Скользнула взглядом по роскошному убранству присутствующих ллейн и успешно подавила завистливый вздох. – Внешность обманчива.

Ллей Ленар хмыкнул, но ллейна Бианка внезапно решилась.

– Я с большим удовольствием послушаю, как жил светлейшей ллей Золтан эти годы, – коротко улыбнулась она. – И позабочусь о том, чтобы его величество услышал твою просьбу. Приходи во дворец завтра поутру…

– Я понимаю, что прошу многого, ллейна Бианка, – выпалила Камилла, чувствуя, как сердце бьётся сильнее, а кровь в ушах шумит ещё громче, – но я бы хотела отправиться с вами сегодня. Если потребуется, я подожду до утра под дверьми ваших покоев, но я буду уверена, что никакие обстоятельства не помешают нашей встрече.

Этому тоже мэм Фаиль учил: покупателя нужно брать, пока он на месте и сомневается, а не рассчитывать на завтрашнюю выручку. Всякое может случиться. С такими людьми, как светлый ллей Салават под боком – точно может.

А ещё хитрый торговец утверждал, что если идти и просить, то шансы на выгодное дело увеличиваются втрое против того, чем нежели сидеть и молчать.

– Ллей Салават, – обернулась к магу Бианка, – ллейна Камилла теперь моя гостья. Я надеюсь, мы не стесним дворцовых слуг, если разместим в покоях на одну персону больше?

Тёмные, неподвижные глаза мага-советника встретились с глазами Камиллы. Дочь Рыжего барона не привыкла отступать, но после такого взгляда – не погнушалась бы и бегством. Вот только и бежать было уже поздно. И некуда.

– Ну, разумеется, дорогая Бианка, – медленно проговорил ллей Салават. – Я буду счастлив, если окажется, что сия особа и впрямь внучка моего дорогого кузена, светлого ллея Тадеуша. А вашим гостям всегда рады в замке Стоунхолда. Прошу в экипаж, дражайшие ллейны.

Быстро нашептав подбежавшей цветочнице послание для мэмы Софур и пэра Нильса, да растолковав, где их найти, Камилла присоединилась к благородным ллейнам. Ступая шаг в шаг рядом с ллейной Одеттой, украдкой бросавшей на потрёпанную девицу удивлённые взгляды, Камилла не чувствовала ни стыда за собственное убогое убранство, ни страха перед неизведанным.

В крови полыхала злая радость первой победы, разгоняя по жилам жидкий огонь. Впервые за время странствий и голодных скитаний дочь Рыжего барона почувствовала, что не зря решилась на путешествие – и не зря покинула родные Острова. Сдаваться без боя Камилла Эйросская не собиралась!..

…Вот только война, судя по быстрым взглядам ллея Салавата, только начиналась.

ГЛАВА 4. Дворец

Вид на столицу из окна богатого экипажа, поднимавшегося вверх по устланной белым камнем дороге, оказался восхитительным. До этого дня Камилла считала столицу ничем не лучше, а во многом и хуже безымянного родного городка на Рыжих Островах. Потому как людей больше, все кричат, шумят, толкаются и спешат, цены выше раза в четыре, торговаться никто не любит, стражи много, а крышевателей на рынках столько, что легче прожить честным трудом, чем перейти дорогу кому-то из местных щипачей.

А ещё – так и не увидела Камилла ни роскошной жизни, ни прочих благ, за которыми болваны и простофили едут в столичный город. Ну то есть, издалека видела: богато одетых господ и пышно разряженных женщин здесь хватало. Только они, верно, и могли себе позволить золотые – не по составу, по цене – украшения, диковинные сладости, дохлых зверей на пушистые воротники, толстенные книги без картинок, изящные письменные принадлежности, названия которым Камилла и не знала, и прочее добро, в избытке наполнявшее столичные прилавки.

И лишь теперь, глядя на город, раскинувшийся у подножия горы, сверкавший светлыми крышами, позолоченными флигелями и слепящим серебром столичной гавани, Камилла невольно признавала: оплот королевства был воистину прекрасен. Пожалуй, даже самый прекрасный из скудного списка городов, виденных дочерью Рыжего барона.

Напряжённая тишина в экипаже Камиллу не особо смущала: излишний стыд мэм Фаиль вытравил из ученицы ещё в первый год работы, заставляя стучаться людям в двери и предлагать ненужные товары.

Правда, ругань и захлопывающиеся перед носом створки оказалось легче снести, нежели пристальные взгляды всех, находившихся в экипаже. Особенно напрягали неподвижные глаза ллея Салавата: королевский советник как повернулся в её сторону, так и не отворачивался до конца пути. Хорошо, что ллей Ленар отправился за ними верхом, иначе избыток превосходящих сил в экипаже оказался бы не под силу даже дочери Золтана Эйросского.

– Полагаю, его величество в добром здравии? – нарушила тишину ллейна Бианка, с трудом отводя взгляд от рыжей девицы. Полуобернулась к ллею Салавату, растянула бледно-розовые губы в вежливой улыбке. – Я удивилась приглашению. Король Родрег редко устраивал празднества в честь своего дня рождения.

– Уверяю, для меня это тоже стало неожиданностью, – ллей Салават вынужденно оторвал взгляд от Камиллы, вернул собеседнице тонкую усмешку. – Дорогой кузен пожелал увидеть всех приближенных лиц.

Ллейна Бианка явно проглотила последующий вопрос, потому что серые глаза тревожно вспыхнули, но тут же и погасли, когда она отвернулась к окошку. Они въезжали в замковые ворота, и Камилла постаралась успокоить дыхание. Стража у ворот узнала всадника перед экипажем и пропустила ллея Ленара и всех гостей. Следом за ними въезжала грузовая телега с вещами прибывших и слугами; Камилла разглядела их на повороте.

Экипаж въехал во внутренний двор, тотчас отъезжая в сторону от главной дороги, ведущей к замку. У королевских конюшен они наконец остановились, и услужливый кучер спрыгнул наземь, отворяя дверцу.

Руку ллейне Бианке и ллейне Одетте подавал уже спешившийся ллей Ленар. Когда в экипаже осталась лишь Камилла с ллеем Салаватом, последовала неловкая заминка: королевский советник вынужден был пропустить последнюю из женщин вперёд, но снаружи никого, кроме кучера, уже не оказалось: ллей Ленар отошёл в сторону вместе с прекрасными ллейнами, не обращая внимания на показавшуюся в проёме Камиллу.

– Я польщён столь сомнительным обществом, но мне не хотелось бы сидеть в экипаже до вечера, – холодно усмехнулись за спиной. – Мой племянник, разумеется, забыл о мужском праве подать руку помощи, однако его можно понять. Руку подают лишь высокорожденным ллейнам.

– Вашему племяннику следовало бы проверить зрение у лекаря, светлый ллей Салават, – хмуро разглядывая близкую землю, столь же неласково отозвалась Камилла. – Он только что упустил последнюю возможность получить моё расположение.

Удивлённое хмыканье за спиной можно было расценить и как возмущение, и как восхищение. Коротко выдохнув и подобрав юбку так, чтобы не мешала при размашистом шаге, Камилла спрыгнула наземь. Причиной неудовольствия послужило вовсе не презрение ллея Ленара, и не откровенная неприязнь королевского советника: можно подумать, без их помощи не справилась бы. Но чтобы удержать равновесие, пришлось делать более широкий шаг, а для этого – поднять юбку так, что стали видны сильно поношенные и местами прохудившиеся походные сапоги. То ещё зрелище для неподготовленных.

– Я начинаю думать, что ошибся, дитя, – неспешно выходя из экипажа, проронил ллей Салават. Остановился рядом, отряхивая невидимую пыль с плеча. – Внешнее сходство ничего не стоит, но опальный Золтан тоже не утруждал себя подобающим внешним видом. Даже на приёмы являлся в охотничьем костюме да кожаных сапогах. Возможно, вы и впрямь родственники.

Камилла обернулась на королевского советника. Тот смотрел на ллейну Бианку, делая вид, что уличной выскочки рядом с ним нет, но как только дочь Рыжего барона отвернулась, обронил:

– И долгими речами твой батюшка тоже себя не утомлял. Верю, что от скромности, не от необразованности.

– А я верю, светлейший ллей, что много говорить и много сказать – не одно и то же, – вежливо отозвалась Камилла. – Жаль, что вы этого мнения не разделяете.

Ллейна Бианка обернулась, и Камилла поспешила к ней с радостью: беседа с ллеем Салаватом давалась непросто. Несомненно, влиятельнейший человек при дворе; но что толку стараться, если и дереву ясно, что он её невзлюбил и помогать не станет? И с чего бы? Замок и земли – не та вещь, которую можно с лёгким сердцем подарить первой встречной. Даже если она окажется истинной наследницей.

– Ллейна Камилла, следуйте за нами.

Дважды повторять не потребовалось. Слуги уже разбирали мешки да сундуки, а ллей Ленар предложил руку ллейне Одетте, первым направившись с ней ко дворцу. Ллей Салават протянул ладонь ллейне Бианке, и Камилла уже приготовилась шагать за чужими спинами, когда ллейна Бианка обернулась.

– Ллей Салават, с нами ещё одна гостья, – мягко напомнила она.

Камилла ответила на натянутую улыбку королевского советника не менее кислой миной и коснулась его локтя пальцами, принимая навязанную вежливость.

Тропа, усыпанная мелким жёлтым песком и ведущая к боковому входу дворца, показалась вечностью.

Камилла не только ощущала неприятный холод напряжённой руки советника под рукой – она почти не слышала, о чём переговаривались в их процессии, и оттого чувствовала себя не менее далёкой от высоких ллеев, чем если бы плелась позади. Но зато невольные наблюдатели так не думали. Пока они шли, им встретились несколько прогуливавшихся пар, с каждой из которых ллейна Бианка здоровалась кивком, не останавливаясь для переговоров. Но удивлённые взгляды придворных, скользнув по высокорожденным ллейнам, неизменно останавливались на неизвестной им гостье, которую почему-то вёл под руку сам королевский советник.

Даже Камилла слышала шепотки за спиной, когда они проходили мимо, но не слишком переживала. Помогали мысли о замке, землях, богатстве и о том, что она сделает всё, чтобы прибрать это добро к рукам. Второго шанса не будет – это Камилла тоже понимала. Если покупатель уходит – рассчитывать на скорое возвращение не стоит.

– Омуш проводит вас в отведённые покои, прекрасная Бианка, – улыбнулся королевский советник, едва они поравнялись со дворцом. У входа уже ждал немолодой и неулыбчивый слуга, коротко поклонившийся, когда его назвали. – С нетерпением ожидаю вас за ужином.

Путь по дворцовым коридорам, полным цветов в подставках, гобеленов, мраморных лестниц, скульптур и стражи, показался Камилле очень длинным – но очень разнообразным. На встречающуюся челядь и высокорожденных дочь Золтана Эйросского глазела уже не так откровенно. Её больше интересовали огромные окна, из которых лился свет предзакатного солнца, роскошное убранство и такие широкие залы, что в них одних, казалось, уместился бы весь её родной городишко.

В коридоре жилого восточного крыла, где, по словам Салавата, разместили гостей, случилась заминка: сидевшие на мягком диване богато одетые ллейны приподнялись при появлении ллейны Бианки с дочерью, и почти одинаково всплеснули руками.

– Ллейна Бианка!

В ожидании, пока благородные девицы обменяются шумными приветствиями, Камилла осмотрела обеих. Платья оказались богатыми, со множеством блестящих камушков и в кружевах, замысловатые прически пестрели цветами и перьями, а лица оказались разукрашены, похожи друг на друга и приятны глазу, только уж больно простоваты. Перед ллейной Бианкой, впрочем, обе растекались патокой.

– Мы уж переживали, что вы не успеете на праздник, – трещала одна из них. – Но когда светлейший ллей Салават велел отвести вам с дочерью лучшие покои…

– Нас с сестрой переселили в другой конец, – подключилась вторая. – Хотя мы при дворе уже полгода и имеем право на собственные комнаты!

– Гостей много, – поморщилась первая. – Его величество созвал всю знать, даже из дальних провинций приехали местные… пэры. Вот покоев и не хватает!

– Желаете разместиться в наших? – с доброй улыбкой предложила ллейна Бианка. – Нам с дочерью… и нашей гостье не нужны большие комнаты.

Слуга ллея Салавата, Омуш, обеспокоенно переступил с ноги на ногу, глянул на встрепенувшихся девиц.

– Вы серьёзно? Уступите? – едва не взвизгнула от переигранного восторга одна из них. – Ах, ллейна Бианка, вы сама доброта и щедрость! Но мы не можем… ведь ллей советник велел вам, лично…

– Это самое малое, что я могу сделать для кузин покойного мужа, – мягко улыбнулась Бианка. – Прошу вас, Ромина, Рогнеда… не отказывайтесь.

Ромина и Рогнеда отказываться от роскошного подарка не собирались. В коридоре тотчас воцарилась суета: обе кликнули слуг да принялись за переезд, в то время как носильщики уже заносили сундуки новоприбывших в указанные комнаты. Лишь когда за дворцовыми окнами стемнело, великое переселение закончилось, невзирая на ворчание Омуша, который угрюмо предупреждал, что ллей Салават останется недоволен.

Ллейна Бианка велела горничной затворить общие двери в их смежные покои и распорядилась подать воды для омовения. Камилла, которая всё время суматохи тихонько простояла в углу, с интересом разглядывала богатую приемную выменянных у сестёр покоев. Осторожно заглянула и в две смежные спальни. В одну, побольше, ллейна Бианка распорядилась перенести мягкий диван из приемной, и собиралась занять её с дочерью. Вторую любезно предоставили Камилле – по словам ллейны Бианки, пока ей не отведут собственных покоев.

– Я похлопочу об этом, сразу после аудиенции, – пообещала она. – Как только его величество проведёт обряд крови.

– Всё ещё сомневаетесь, что я говорю правду? – догадалась Камилла. – Это ничего, – тут же заверила нахмурившуюся Бианку она, – мэм Фаиль тоже всегда проверял монеты на зуб.

– Мама, – позвала Одетта, позволяя камеристке снять с себя плащ и ослабить шнуровку платья, – почему же ты отдала лучшие покои кузинам отца? Ведь сам ллей Салават отвёл их нам.

– Именно поэтому, – вздохнула Бианка, снимая с плеч чудесную накидку. – Не желаю, чтобы нас слушали чужие уши, а через потайную дверь приходили ночные посетители. Ступай, – кивнула дочери ллейна. – Приведи себя в порядок перед ужином.

Одетта, как и предполагала Камилла, оказалась на редкость тихой и послушной дочерью. Младше самой Камиллы года на три, Одетта казалась ей ребёнком, воздушным и нежным, как мягкое облачко.

Камилла не помнила, чтобы она сама хоть когда-нибудь была такой же. Тихой, послушной или же мягкой.

– На ужин ты не пойдёшь, – проронила Бианка, как только дочь с камеристкой отошли в небольшую смежную залу, служившую купальней. – И я попрошу тебя не покидать покоев. Ведь о твоём присутствии во дворе никто, кроме Салавата, не знает. Я обращусь к его величеству после ужина и попрошу, чтобы он провёл аудиенцию до празднества, иначе после – станет не до тебя. Эдна, наша камеристка, поможет с омовением и побудет рядом, на случай, если что понадобится.

– Это верно, – кивнула Камилла. – Незнакомому человеку доверять не следует. Но вряд ли я пробралась в самое сердце дворца с дурной историей, чтобы стянуть у вас драгоценности, светлейшая ллейна.

– Я не беспокоюсь о драгоценностях, – нахмурилась Бианка. – Я беспокоюсь о тебе.

Камилла насторожилась, мигом понимая: благородная не шутит. И встревожена, судя по потемневшим глазам, всерьёз.

– Я верю, что вижу перед собой дочь Золтана, – тяжело, через силу выталкивая слова, выговорила Бианка. – И дело не в твоей устойчивости к магии. Привычки и движения сложно подделать, дитя. Твой отец… мы росли вместе. Никто не знал Золтана лучше, чем я. И я… прекрасно помню, как он точно так же, как ты, поджимал губы… как дёргал щекой… как опирался плечом о косяк – вот так, как делаешь это сейчас ты, хотя это совсем не по-женски и пахнет дурным воспитанием…

Камилла дёрнула щекой и выпрямилась, неохотно отрываясь от косяка.

– И если глаза и сердце не обманывают меня, то ты в большой опасности, дитя.

– Из-за прений с Эйросским замком? – понятливо кивнула Камилла. – На Рыжих Островах из-за наследства тоже частенько дрались. Даже до кровопролития доходило. В смысле, – задумавшись, поправила себя дочь Рыжего барона, – каждый раз доходило.

Ллейна Бианка покачала головой, с горечью и недоумением разглядывая Камиллу – так, словно вновь увидела.

– Твой отец совсем ничего не рассказывал? Про род Эйросских ллеев? Про королевство Айрон?

Камилла отвела взгляд и привычно дёрнула щекой, некстати вспомнив, что именно так Рыжий барон и делал, когда избегал откровенных бесед.

– Батюшка сторонился праздных разговоров о прошлой жизни, а потому и не рассказывал. Да и дома не так уж часто появлялся, – не стала церемониться Камилла. А что? И правду сказала, и на жалость пробила. – Всё леса от нечисти зачищал да местным помогал. Полагаю, сбегал от неудачного выбора да грязного быта, как мог, светлейшая ллейна.

– Ох, Золтан…

Бианка сокрушённо покачала головой, прислушалась к плесканиям в купальне и решительно выпрямилась.

– Я распоряжусь, чтобы в покои принесли ужин, – быстро заговорила она. – Эдна поможет с одеждой. Не покидай покоев, – снова предупредила ллейна Бианка. – Мы поговорим сразу, как только я и Одетта вернёмся с ужина. Услуга за услугу, Камилла. Так, кажется, говорят на Островах? Я помогу тебе с аудиенцией у его величества, а ты – расскажешь мне всё, чем жил твой отец до того, как исчез.

– Дело, – согласилась Камилла. – Можно вопрос?

– Разумеется.

– Батюшка, верно, обошёлся с вами не очень учтиво, когда сбежал себ знает куда, – проницательно заметила Камилла. – Возможно, даже помолвку сорвал. Почему вы мне помогаете?

Бианка обречённо выдохнула и потёрла виски пальцами. Взглянула на Камиллу бесконечно усталым взглядом.

– Твой отец всегда был мне дорог. Его выбор – не причина для ненависти. Я всё так же любила Золтана и желала ему лучшего, даже когда он объявил о собственном выборе прилюдно. Как сестра может желать брату дурного?.. Я надеялась только… что Золтан не жалеет о скоропалительном решении – и что он счастлив. Но даже если бы я и хранила обиду – с чего бы мне желать зла тебе? Ты едва ли в чём-то виновата, дитя.

Камилла подумала, что редкие из её знакомых полагали бы так же. Пожалуй, даже никто бы не полагал. Вслух дочь Рыжего барона заметила:

– Учитель говорил, что мой дед жив. Вы знаете ллея Тадеуша?

– Знала, – снова погрустнела ллейна Бианка. – После моего замужества мы почти не держали связь, а теперь, после приключившегося с ним несчастья… мне до сих пор сложно в это поверить. Впрочем, я верю, что он сильно страдал из-за сумасбродства сына. Возможно, это в конце концов и лишило его разума.

– Нерадостно, – заметила Камилла, подсчитывая собственные шансы на успех. Все они так или иначе сходились на ллейне Бианке – и на невиданном шансе, отпущенном ей судьбой. – Не смею вас задерживать, светлейшая ллейна. Из комнат – ни ногой, – предвосхитила замечание Камилла, чинно усаживаясь в углу.

***

Сборы благородных ллейн продолжались не менее двух часов – Камилла даже задремать на стуле успела, и уже не стыдилась требовательного урчания в желудке. Кто ж знал, что еда во дворце строго под расчёт и в оговоренное время, она здесь как бы неучтённый гость, и под сень королевского замка лучше вообще приходить с набитым животом?

– Мы готовы, – задержалась на пороге ллейна Бианка, а дочь Золтана Эйросского вздрогнула и проснулась. – Прости, что тебе придётся в одиночестве коротать вечер.

– Ночь уже, – не подумав, сонно отозвалась Камилла. – Не заскучаю.

Дочь Золтана Эйросского разглядела наконец ллейну Бианку, в серебристом платье и с богатым ожерельем на шее, затем ллейну Одетту, виновато улыбавшуюся ей из-за спины матери, в нежно-сиреневом платье и без всяких украшений; скользнула взглядом по тщательно уложенным волосам благородных и невольно выпрямилась, одёргивая засаленный рукав собственного платья.

– Хорошего вечера, ллейна Бианка, – вежливо пожелала Камилла. – Ллейна Одетта.

Обе улыбнулись ей на прощание, а камеристка Эдна и личная горничная ллейны Бианки принялись за уборку. Двери закрылись, оставив шлейф духов и воздушных тканей снаружи, и Камилла облегчённо выдохнула, тотчас выдав своё местоположение.

– А, гостья! – вспомнила Эдна, с прищуром оглядывая девицу. Хозяйка общалась с Камиллой учтиво, но у камеристки оказалось собственное мерило человеческой ценности. – Что ж… значит, будем и из вас делать ллейну.

– А я кто? – поразилась такой наглости Камилла.

– А по вам, дорогая, этого ещё не скажешь, – поставила точку в беседе Эдна, не вдаваясь в подробности.

Спустя целую вечность омовения и прихорашивания Камилла признала, что камеристка, верно, дело своё знала и была не так уж и неправа, отпуская своеобразный укол в сторону дочери Рыжего барона. Потому что отражение, которое Камилла видела теперь в зеркале, столь сильно отличалось от привычного, что она крутилась возле него так и эдак, веря и не веря собственным глазам.

Кожу, натёртую до скрипа, горничная и камеристка умаслили благовониями и воздушными белыми снадобьями, после которых та стала мягкой, шелковистой на ощупь и невероятно ароматной. Лицо подверглось куда более сложным ухищрениям, после чего брови Камиллы стали чуть тоньше, ресницы – гуще, а кожа приобрела удивительный персиковый оттенок. И самое главное – на ней каким-то чудом не проявлялось больше ненавистных веснушек.

– Госпожа предложила вам собственное домашнее платье для ночного отдыха, – сухо, коротко, но вежливо просветила Камиллу Эдна, помогая ей надеть светло-зелёное одеяние небесной красоты. Оно оказалось расшито мелкими блёстками у ворота и волочилось по полу, да и в рукавах подвисало, но Камилла отказалась его снимать и примерять что-либо более подходящее. В таком не дома – на бал не стыдно идти.

Волосы камеристка уложила «просто»: умастив душистыми маслами, от чего медные кудри стали послушными и сами ложились, как надо, и сплетя их в свободную полукосу, да оставив в волосах шпильки с мелкими камушками. Под бликами от светильников те сияли, будто драгоценности, и Камилла впервые поняла, сколь глубоко заблуждалась она – и все простофили на Рыжих Островах – почитая её местной красавицей. Рядом с такими, как ллейна Бианка и её дочь, она годилась разве что в посудомойки. И вот – сама стала наконец… хоть отдалённо похожей на женский идеал в лице благородной Бианки.

– Долго над вами колдовать не буду, – устало завершила Эдна: после украшения трёх ллейн руки у камеристки, верно, горели. – Скоро отойдёте ко сну. Поутру уж возьмусь, как следует.

Камилла мудро проглотила множественные вопросы, вертевшиеся на языке, и с удивлением воззрилась на поднос, принесённый горничной: есть почему-то уже не хотелось. Хотелось – нескромно и откровенно – показать миру, сколь красивой она может быть. Да и попросту впервые хотелось чего-то большего, чем просто набить желудок.

– Я в галерее прогуляюсь, – сообщила о намерении Камилла. – Здесь, у покоев, далеко не уйду.

– Аппетит вам нагуливать, верно, не надо, – подметила зоркая Эдна. – А госпожа велела из покоев – ни ногой.