Два месяца пути к тебе

Ранним утром я встала, не разбудив их. Домик у моря был моим укрытием – тесный, но тёплый; окна выходили на серую гладь воды, и сквозь щели в ставнях прохладный морской воздух вползал в комнату.

Я надела свитер, закрыла волосы шапкой и тихо вышла. На берегу ещё не было людей, только крики редких чаек да шуршание волн о камни. Солёный ветер бил в лицо и, удивительно, это приносило облегчение – как будто океан смывал с меня тяжесть воспоминаний.

Я шла по мокрому песку, оставляя следы, которые вскоре стирал прилив. В голове ворочались мысли о Соджуне. Сейчас, несмотря на всё, я видела в нём не только ошибки, но и человека, который мог стать другим. Иногда его беззаботность раздражала; иногда обжигала своим эгоизмом. Но я знала, что в нём есть что-то большее, что-то, что просто ждёт, чтобы я помогла это найти.

– Хикари? – голос Леона донёсся позади меня – тихий и немного усталый.

Я повернулась. Он подошёл в лёгкой куртке, руки в карманах, и выглядел так, как будто ночи недосыпа не коснулись его вообще. Его глаза озабоченные, но в них было тепло, которое всегда успокаивало.

– Доброе утро. Решила подышать морским воздухом, – сказала я и улыбнулась криво. – Не могу сидеть дома и ждать, пока всё это само собой пройдёт.

Леон сел на камень рядом и долго молчал, глядя на горизонт. Потом, не отрывая взгляда, сказал:

– Я волнуюсь за тебя. За вас. Соджун… он упрямый. Мне кажется, он не понял, что ответственность – это не слово, а выбор. И он, возможно, никогда не научится делать этот выбор, если никто не покажет ему последствия.

Я вздохнула. Его слова были правдивы, но в каждом признании Леона слышалась одна мысль: ты достойна большего. Он хотел для меня защиты, стабильности, простого счастья, которое не требует постоянной борьбы.

– Леон, – начала я тихо. – Я понимаю, что ты хочешь для меня лучшего. И благодарна тебе за это. Но я не могу просто уйти от этого. Соджун – мой жених. Он сделал ошибки, да, но он также может стать тем, кем должен быть. Я хочу помочь ему. Показать, что такое настоящая любовь. Не только ради него – ради нас обоих. Чтобы он понял, как быть рядом и не причинять боль.

Леон отвернулся, и я увидела, как по его лицу пробежало напряжение. Он глубоко вдохнул, будто подбираясь к словам, которые трудно было произнести.

– Ты такая добрая и сильная одновременно, что это пугает, Хикари. Я боюсь, что ты отдадешь себя тому, кто не стоит всех твоих усилий. Но если ты так решила, то я желаю тебе удачи. И ты знаешь – я всегда рядом. Если он переступит черту, помни обо мне.

Его рука на моем плече была такой крепкой и надёжной, что мне захотелось закрыться в этой хватке и не отпускать больше никогда. Но я выпрямилась.

– Спасибо, Леон. Твоя вера в меня – это тоже одна из причин, почему я не могу отступить.

Мы молча направились обратно к домику. Воздух становился теплее, первые лучи солнца начинали расписывать небо розовой линией.

Когда мы подошли к дому, я увидела силуэт в окне – Соджун стоял за занавеской, и его лицо было сложено в недовольную гримасу. Его глаза встретились с моими, и в них читалась смесь ревности, раздражения и, что пугающе, беспомощности.

Леон заметил это первым и срезал шаг. Я почувствовала, как внутри всё затаилось. Это был момент, когда всё могло развернуться в любую сторону. Это будет трудно. Но на берегу, когда волны поглощали следы моего одиночества, я поняла одно: любовь – это не только про прощение чужих ошибок. Это ещё про выбор бороться за человека, в которого ты веришь. И я была готова сделать этот выбор.

ГЛАВА 12. То, чего не было раньше

Как только мы вошли в дом, Соджун уже стоял у порога кухни – в профиль, сжимающий чашку так, будто она могла растопить его недовольство. Леон ещё секунду задержался в прихожей, глянул на меня со всем тем тихим пониманием, которое у него всегда было, потом кивнул и вышел, оставив нас вдвоём. Дверь за ним тихо захлопнулась, и дом наполнился странной, сдавленной тишиной.

– Хикари, – начал он спокойно, но в голосе была стальная нотка, – давай поговорим. И не ходи вокруг да около.

Мы сели за стол, люстра бросала мягкий круг света, а за окном шумело утро. Я ждала, глядя на его лицо. В нём не было привычной лёгкой отрешённости – он выглядел напряжённо, как человек, который готовится к битве.

– Скажу прямо. Я не хочу, чтобы так много времени проводила с Леоном, – начал он резко, как.будто решил вырвать слова одним вдохом.

– Что? Почему? Леон – мой друг детства. Он всегда был рядом. Ты хочешь, чтобы я просто прекратила с ним общаться?

Соджун посмотрел на меня так, словно я задала вопрос, который уязвил его эго. Я не понимала, откуда у него вдруг взялся этот тон – пару дней назад ему казалось всё равно, с кем я говорю, и холодная равнодушность была его обычной бронёй. Теперь же в глазах мелькнула ревность, которую я никогда не видела в нём прежде.

– Я сказал, что не хочу, – повторил он, уже тише. – Мне не нужно, чтобы твои отношения с ним становились близкими. Делай то, что я говорю.

Это было требование, а не просьба. Оно прозвучало так, как если бы он думал, что у него есть право распоряжаться моей жизнью. Горло сжалось от недоумения и раздражения. Я пыталась собрать слова, чтоб не дать вспыхнуть ссоре, но внутри меня нарастало сопротивление.

– Соджун, – тихо сказала я, – Леон – не просто кто-то. Он был со мной в детстве, он – мой друг. Ты не можешь приказывать мне, с кем общаться и проводить свое время. Я не понимаю, почему тебя вдруг это так волнует. Раньше тебе было всё равно.

Он отвернулся и в этот момент я заметила, как его лицо смягчилось на долю секунды – призрак иначе направляемых чувств, которые он не хотел обсуждать. Но вскоре снова собрался, вернувшись к той жесткой маске.

– Объяснений не будет, – сказал он резко. – Просто делай то, что я скажу. Это всё, что я прошу.

Его отказ говорить – это было ещё более раздражающе. Я хотела понять, понять причину, услышать правду, а не приказы. Мне казалось, что он боится признаться даже самому себе, что внутри него мешаются ревность, страх потерять и… что ещё? Любовь? Ответственность? Я не знала.

– Я не стану подчиняться твоим указаниям, – ответила я твёрдо. – Я не могу просто игнорировать людей, которые важны для меня. И если ты думаешь, что я перестану видеть Леона по твоему желанию – ты ошибаешься.

В ответ он ничего не сказал. Его лицо напряглось, губы сжались. На мгновение я увидела в его глазах что-то усталое, почти потерянное. Затем он резко встал, оттолкнул стул и, не желая продолжать спор, вышел в коридор.

Дверь хлопнула. Оставшись одна в кухне, я почувствовала, как в груди нарастает тяжесть: не оттого, что он ушёл, а от того, что мы даже не попытались понять друг друга.

За окном морской ветер гнал облака, и мне вдруг стало холодно. Я знала одно: этот разговор не был последним. И то, что я отказалась подчиниться, не сделало мне легче – скорее наоборот. Но я не могла предать и Леона, и саму себя ради чьих-то указаний, каким бы близким ни был этот человек.