Чащоба

Нина Лорен

Чащоба

Nina Laurin

THE LAST THING SHE SAW

Copyright © Ioulia Zaitchik, 2024

All rights reserved

Печатается с разрешения автора и BAROR INTERNATIONAL, INC., Armonk, New York, U.S.A.

Издательство выражает благодарность литературному агентству Nova Littera за содействие в приобретении прав.

Перевод с английского Юлии Крусановой

© Ю. П. Крусанова, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство АЗБУКА», 2025 Издательство Иностранка®

* * *

Глава 1

2017 год

Итак, блудная дочь возвращается. Снова.

Я еду обратно тем же путем, каким впервые уезжала отсюда в семнадцать лет, точно таким же потрепанным автобусом компании «Грейхаунд», в салоне которого висит затхлый запах пыли. Траектория автобусного маршрута Монреаль – Марли представляет собой замысловатый лабиринт с массой причудливых ответвлений: полагаю, из-за недостаточного количества пассажиров нет смысла открывать прямую линию. Поначалу за окном мелькают холмистые пейзажи – живописные места Восточных кантонов, привлекающе толпы туристов. Но не успеваю я прослушать и десяти процентов аудиокниги, как красоты остаются далеко позади. Остаток пути – однообразные пространства полей, чей вид ранней весной не особенно приветлив. Автобус делает остановки в скучных маленьких городках, у которых нет ни малейшего очарования и ни единого шанса завлечь богатых американских путешественников. Даже если бы аудиокниге удавалось удерживать мое внимание более пяти минут кряду, я знаю, что не стоит слишком увлекаться: лучше следить за дорогой, иначе есть риск пропустить собственный маленький скучный городок.

К счастью, книга оказалась неинтересной или, возможно, просто не пришлась мне по вкусу, как и большинство книг в последнее время: банальный триллер за 99 центов, какими обычно заставлены полки книжных магазинов под рубрикой «предложение дня». Мне досталось тягучее повествование, пестрящее изматывающими поворотами сюжета с совершенно неясными целями. Или, может быть, дело в том, что у нас с этой историей слишком много общего?

Во время последнего визита в Марли я была в приподнятом настроении и летала как на крыльях, не говоря уже о том, что сидела за рулем собственной машины. Возможно, и я, и машина имели несколько потрепанный вид, однако обе находились в рабочем состоянии и приятно пахли. Правда, следует отметить, что на этот раз и город не в лучшей форме.

Типичная для небольших провинциальных городков история: у них имеется некий отрезок славного прошлого, за который обитатели цепляются с настойчивостью, несоразмерной масштабам события: каждый житель помнит о своем историческом наследии и горделиво демонстрирует его при помощи наклеек на бампере автомобиля и национальных флажков, которые втыкают везде, где только можно. Значительную долю населения Марли составляют перемещенные акадийцы [1]. Не меньшая часть местных фермеров является, как ни странно, потомками переселенцев из Ирландии, к которым, судя по всему, принадлежу и я. Помимо акадийцев и ирландцев имеются и другие этнические группы, чьи предки жили здесь с незапамятных времен, а враждовали между собой и того дольше. И само собой, все обитатели нашего городка прекрасно осведомлены, кто с кем спит, кто кого обманывает и чья мама слишком много пьет.

Марли, как всякий уважающий себя город, обзавелся и собственной тайной, хотя, вероятно, ей уже недолго оставаться нераскрытой. И пускай мой подкаст благополучно утонул в радиоволнах – оцените шутку, – возможно, Мишель Фортье еще предстоит сказать свое последнее слово.

По крайней мере, о самом Марли уже заговорили.

Глобальное потепление преуспело там, где я потерпела неудачу: благодаря ему название богом забытого городка в округе Бос прогремело на всю страну, и Марли упоминают даже в национальных новостях. Поспособствовала этому река Шодьер, вышедшая из берегов из-за рекордно быстрого таяния снега: покинув тесное русло, она затопила центральную улицу Марли, под воду ушли старинные постройки и современные здания с расположившимися в них офисами, магазинами и лавками. Средства массовой информации окрестили случившееся ужасной трагедией, хотя сомневаюсь, что еще пару месяцев назад кто-нибудь из столичных журналистов, с мрачными физиономиями вещающих о кошмарном наводнении, сумел бы отыскать Марли на карте. Постаравшись на славу, река отступила, чтобы продолжить свое грязное дело и уверенно понести мусор и сельскохозяйственные отходы дальше, а затем передать их водам реки Сент-Лоран, оставив Марли разбираться с учиненным беспорядком. Многие исторические здания повреждены настолько, что их придется снести, как и часть других строений, которые, впрочем, не упоминаются в сводках новостей, поскольку не вызвали интереса у представителей Общества охраны городской среды: просто кучка уродливых коттеджей шестидесятых – семидесятых годов прошлого века, о чьем исчезновении вряд ли стоит жалеть.

В одном из таких коттеджей бригада рабочих и обнаружила останки Мишель Фортье. Она вернулась сорок лет спустя, чтобы взбудоражить весь город.

Автобус подкатывает к терминалу, я накидываю на плечо видавший виды, потрепанный рюкзак и, стараясь не цеплять им нескольких остающихся в салоне пассажиров, пробираюсь к выходу. Затем двери захлопываются и автобус уезжает, оставляя меня совершенно одну на пустой парковке. Я смотрю на экран мобильника – мы прибыли почти на тридцать минут позже времени, указанного в расписании, – и понимаю, что Лора просто-напросто забыла о моем приезде.

Копаюсь в собственных чувствах, пытаясь обнаружить признаки обиды, удивления или хотя бы разочарования. И не нахожу ничего похожего. И все же, полагаю, какое-то предчувствие у меня было, иначе с чего бы мне, еще сидя в автобусе, заглядывать в гугл-карту и проверять, по какой дороге следует идти от шоссе в город. В прошлый раз это не имело значения, поскольку я была на машине, но сейчас меня ждет неприятный сюрприз: путь займет минут сорок бодрым шагом. Погода стоит отвратительная: ветер налетает резкими порывами со всех сторон и беспорядочно треплет полы моего тонкого пальто. Остается надеяться, что мелкая нудная морось не превратится в настоящий дождь.

Я приезжала в Марли пару лет назад, однако ходить пешком от автовокзала до дома мне доводилось еще в ту далекую эпоху, когда смартфонов не было и в помине. Теперь же, обратившись к помощи навигатора, я отправляюсь в путь.

Два года назад я прикатила сюда на собственной «тойоте», лучась самодовольством счастливчика, которому удалось сбежать из этой дыры, и тогда признаки процветания крохотного провинциального городка даже вызвали мое снисходительное одобрение. Марли обзавелся собственным «Уолмартом» [2] – ух ты, здорово! Появление в городе нескольких заведений популярной сети ресторанов быстрого питания тоже знаменует, по всей видимости, небывалый прогресс, пришедший наконец и в наши края. Ведь теперь люди, с которыми мы вместе учились в школе, – те из них, кто по-прежнему живет в Марли, – обрели возможность полакомиться двойным бургером с котлетой на растительной основе, имитирующей вкус говядины.

У меня имелись симпатичная квартирка в районе Розмон [3] и престижная работа в местном информационном агентстве – да-да, большое спасибо, что поинтересовались. Однако после того, как я провалила последний грандиозный проект и подкаст признали неперспективным, агентство посчитало, что наше сотрудничество подошло к концу. Денег, вырученных от продажи «тойоты», хватило только на оплату полутора месяцев аренды несообразно дорогой однокомнатной квартиры. Счет за мобильную связь был просрочен, а за билет до Марли – 38 долларов – пришлось заплатить кредиткой. Так что теперь небольшие лавочки, магазинчики и фермы, доставшиеся некоторым из моих одноклассников от родителей в качестве семейного бизнеса, уже не кажутся мне таким уж унылым наследством. Все, к чему могу вернуться я, – «особняк» О’Мэлли: щитовой домик с гостиной и двумя спальнями на окраине Марли, который моя мать Лора унаследовала от своих родителей.

– Ничего личного, дорогая, – сказала мне начальница в отделе информации и пожала плечами. У нее был обманчиво мягкий голос, энергичный характер женщины-босса и дорогая модная стрижка. – Просто эта тема неинтересна нашей целевой аудитории – молодым горожанам, живущим в Монреале. История о пропавшей деревенской девочке, случившаяся задолго до их рождения, – нет, это не актуально.

Я хотела заметить, что никто так не считал, когда руководство отдела давало зеленый свет моему проекту. И если бы подкаст имел успех, Модная Стрижка без тени сомнения присвоила бы все лавры себе. Но поскольку затея провалилась, она предпочла как можно скорее спихнуть ответственность на того, кто плюхнулся в лужу, и отскочить в сторону, пока грязные брызги не заляпали новенькие туфли за семьсот долларов. Ровно в тот момент, когда боссы сочли проект провальным, идея подкаста стала полностью моей – от начала и до самого конца. Однако дело вовсе не в отсутствии интереса у целевой аудитории, ведь передача, сделанная в Квебеке на местном материале и посвященная расследованию настоящего преступления, обещала стать хитом. Но только если бы – ах, если бы – в этой истории имелись хоть какие-нибудь зацепки. Как верно заметила Модная Стрижка, бо́льшая часть моих рассуждений – лишь пустые домыслы. Ни одной правдоподобной версии, ни единого доказательства – ничего.

Вдалеке маячит вывеска автозаправки и прилегающего к ней дорожного кафе. Мне кажется или дождь и вправду усиливается? Или я просто ищу повод, чтобы зайти в кафе, взять пластиковый поднос с готовым обедом и столько содовой, сколько смогу проглотить? А то и стакан горячего кофе. Не хочется поддаваться искушению, но что-то подсказывает мне, что Лора не сидит сейчас в ожидании моего прибытия за накрытым столом, который ломится от яств.

Расстояния в этих краях выглядят обманчиво – они гораздо больше, чем кажутся на глаз. Я считала, что нахожусь в паре сотен ярдов от манящего неонового знака кафе, но на самом деле пришлось тащиться минут двадцать вдоль узкой обочины, слушая равнодушный рев пролетающих мимо автомобилей и петляя между ноздреватыми кучами почерневшего весеннего снега. Я добираюсь до заправки измотанная, запыхавшаяся и грязная. Теперь фастфудовское «трио дня» скорее необходимость, чем баловство. По крайней мере, так я себя уверяю.

Однако, приближаясь к заправке, я вижу и то, на что два года назад не обратила бы внимания, взирая на мир с высокой ступеньки пресловутой социальной лестницы. Закусочная предназначена только для тех, кто за рулем: заказ получают в окошке автораздачи, не вылезая из машины. Увы, на этот раз я явилась на своих двоих. Как пали сильные [4].

Пока я топчусь перед закусочной, размышляя, удастся ли сделать заказ и до какой степени я готова унизиться, сзади выстраивается вереница машин.

– Стефани?! – внезапно раздается возглас у меня за спиной.

Я оборачиваюсь. «Форд F-150», красивый блестящий внедорожник размером с мою покинутую городскую квартиру, медленно катится ко мне, а в опущенном окне торчит ухмыляющаяся физиономия Люка.

Живя в Монреале, я представлялась как Стиви – чтобы выделиться из миллиона других Стефани, а также в подсознательном стремлении угодить толпе молодых людей, помешанных на британском стиле. Но, полагаю, здесь, в Марли, уже не надо ни перед кем выпендриваться.

– Привет! – говорю я.

– Давно вернулась? – спрашивает Люк.

– Минут двадцать назад, – отвечаю я.

– Значит, в этот раз мне удалось вовремя поймать тебя, – снова ухмыляется он.

Я чувствую, что краснею. Мое предыдущее пребывание в городе должно было продлиться месяц, но я уехала через две недели. С Люком мы пересеклись лишь раз: неловкая встреча на парковке возле полицейского участка. И даже если бывшего бойфренда задело, что я не удосужилась позвонить ему, виду он не подал. Хотя, думаю, задело его сильно.

Правда же состояла в том, что у меня не было причин звонить Люку. Я не планировала задерживаться в городе дольше месяца, отведенного редакцией на выполнение задания, а после не собиралась больше возвращаться в Марли. Так какой смысл возобновлять контакты со старой школьной любовью, когда будущее сулит множество поклонников, славу, деньги, а в перспективе – симпатичного хипстера, который носит футболки с символикой группы «Металлика» исключительно с иронией.

Я растягиваю губы в улыбке. Да уж, меня и правда поймали.

– Вроде того, – говорю я вслух.

– Слушай, а тебя, случайно, не надо подвезти?

Похоже, он с первого взгляда оценил весь масштаб моего бедственного положения: ни денег, ни машины, ни сопровождения в виде Лоры и ни единой души, которая огорчится, если на обочине шоссе меня переедет трактор. И все же предложение Люка сделано вполне искренне и без тени злорадства.

– Спасибо, было бы мило, – честно отвечаю я. Честность – единственное, что я могу себе позволить.

С благодарностью забираюсь на пассажирское сиденье огромного внедорожника, и сухой воздух, нагнетаемый тихо жужжащими вентиляторами, окутывает меня уютным теплом, словно одеялом.

Машина трогается. К счастью, поездка будет недолгой. Во всяком случае, не настолько долгой, чтобы успеть поговорить по душам о том, почему я снова вернулась и почему в прошлый свой приезд даже не зашла поздороваться с Люком. Первые несколько минут мы едем в тишине: Люк не произносит ни слова, я тоже храню молчание.

– Итак, – начинает он наконец, а я внутренне съеживаюсь, – отвезти тебя на то место?

– На какое место? – Я удивленно хлопаю глазами.

– Ой, брось, я ведь понимаю, зачем ты здесь.

В словах Люка нет и намека на упрек или насмешку: простая констатация факта.

– Нашли Мишель Фортье. Весь город гудит. Ведь твоя передача именно об этом, верно?

– Подкаст, – несколько раздраженно уточняю я.

– Да-да, конечно, радиошоу, – быстро поправляется Люк.

Ох, старина Люк, он-то по-прежнему носит футболки с символикой «Металлики» безо всякой иронии, на полном серьезе. Даже сейчас логотип группы – потрескавшиеся белые буквы на выцветшем черном фоне – виднеется из-под его расстегнутой на груди клетчатой фланелевой рубашки. Люк все еще умудряется выглядеть красивым, что можно считать настоящим подвигом, учитывая, что большинство парней нашего возраста, оставшихся в городе после окончания школы (то есть практически все парни нашего возраста) сейчас больше смахивают на Джона Гудмана [5]. Эта его просторная фланелька может скрывать множество недостатков, но вид у Люка подтянутый. Вот только физиономия слегка помятая да волосы взлохмачены, но не в стиле «искусственная небрежность», а просто потому, что давно нуждаются в стрижке. И то и другое должно портить впечатление, однако, как ни странно, не портит.

В любом случае я сомневаюсь, что мой старый школьный кавалер принадлежит к заядлым любителям подкастов. И пусть сейчас аудиосистема внедорожника Люка подключена к дорогому смартфону, а не к кассетной деке, но из динамиков приглушенно льется все тот же мейнстрим девяностых: рок, который мы вместе слушали в старших классах. Я почти уверена, что именно под эту песню мы пару раз целовались на заднем сиденье машины. Интересно, сопротивление новым веяниям заложено в таких людях генетически или это особенность Марли, специфика жизни провинциального городка? Кто знает.

– В тот раз отец говорил, что ты проводишь журналистское расследование по делу Мишель, – поясняет Люк. Совершенно напрасное уточнение: рано или поздно кто-нибудь все равно сообщил бы ему о цели моего визита. – Так что, полагаю, ты здесь, чтобы сделать продолжение, верно?

Я медлю с ответом: позволить ему и дальше так думать? Всё лучше, чем признаться, что я здесь и по этому поводу тоже, но главным образом потому, что мне ужасно не повезло и я на мели.

Похоже, мое молчание слишком затянулось, поскольку Люк принимает его за знак согласия.

– Так я отвезу тебя к тому дому? – предлагает он. – Думаю, по улицам можно проехать. Теперь, когда сошла вода, большинство из них уж открыли.

Ах да. Наводнение.

– А потом, наверное, к Лоре? – Люк бросает в мою сторону проницательный взгляд. Или мне только показалось? – Ну, то есть гостиница сейчас закрыта: сильные повреждения, здание находится в самой нижней точке Марли, так что…

– Мне, как обычно, везет, – отвечаю я с горькой усмешкой. – Да, к Лоре.

Мы направляемся в город. Надо же, Люк еще помнит дорогу к моему дому. Точнее, к дому Лоры. После стольких-то лет. Я пока не могу решить, это мило и романтично или просто говорит о том, насколько крепко местные увязли в прошлом.

Но когда «форд» сворачивает на главную улицу, все посторонние мысли мгновенно улетучиваются. Я вытягиваю шею и смотрю по сторонам, словно турист, прильнувший к окну экскурсионного автобуса. Меня охватывает странное чувство, которое трудно описать словами: вид за окном вызывает тревогу или, скорее, какое-то тошнотворное беспокойство. Непривычно видеть знакомые места в столь плачевном состоянии, разоренными и разрушенными.

Люк был прав начет гостиницы: здание оцеплено красной лентой и огорожено полосатыми дорожными конусами, а дверь и окна на первом этаже заколочены фанерой. Та же участь постигла и другие дома на улице – небольшие магазинчики, старомодные семейные лавочки, кафе и пекарню. Только сейчас до меня начинает доходить, насколько трудно пережить случившееся городку вроде Марли, который цепляется за свою историю так, словно ничего ценнее у него не осталось.

– Уже идут разговоры, что бо́льшую часть старого города восстанавливать не будут, – мрачно сообщает Люк.

Новость поражает даже меня.

– Что? Как же так?!

– Недавно состоялось собрание муниципалитета. Туда слетелись все эти защитники окружающей среды, – Люк брезгливо морщится. – Они без конца вопят: «Верните всё природе! Эти места принадлежат ей!» Им плевать, что многим из наших зданий больше ста лет. Но, судя по всему, для таких людей глобальное потепление – единственная настоящая проблема, а все остальное не имеет значения. Городской совет настаивает на строительстве дамбы, такой же, как в том городке неподалеку от Монреаля. О нем еще много говорили в новостях в прошлом году, помнишь? Но такое строительство обойдется в целое состояние. Так что никто не знает, удастся ли совету протолкнуть свою идею. На прошлой неделе приезжал премьер-министр. Было много встреч, разговоров, но, как обычно, ничего конкретного.

– Как обычно, – эхом подхватываю я.

Правда же состоит в том, что я ожидала почувствовать нечто вроде злорадства. Этот паршивый городишко, который я ненавижу всей душой и из которого едва сумела сбежать, с его презренной гордыней, жалким самолюбием и черной неблагодарностью, наконец-то низвергнут в грязь, где ему самое место. Во всяком случае, в моих глазах Марли именно таков. Но теперь, видя воочию, что с ним стало, я чувствую лишь горечь и огромное разочарование.

Наконец мы оставляем позади исторический центр, и я с облегчением перевожу дух. Теперь за окном мелькают новые и намного более уродливые постройки шестидесятых годов и позже: кабинет дантиста, современная аптека, ремонтные мастерские. Люк притормаживает возле одного из таких гаражей. «Запчасти. Ремонт подвесок» – гласит блеклая вывеска с выцветшими буквами. Позади гаража, чуть правее виднеется дом, принадлежащий владельцу гаража, – приземистый коттедж с потускневшей от времени красно-коричневой черепичной крышей. Единственное выходящее на улицу окно уцелело, но стекло черное как смоль. Светло-серые стены превращаются в паре футов от земли в грязно-желтые: видно, докуда поднялась вода. Не так уж высоко по сравнению с домами, расположенными ниже по улице, там затопило гораздо сильнее. Однако именно этот дом окружен двойным кольцом полицейской ленты, отчаянно трепещущей под порывами ветра. Опустив стекло «форда», выглядываю наружу и сразу замечаю навесной замок на входной двери.

– То самое место? – спрашиваю я, хотя и так все понятно.

Боковым зрением замечаю короткий кивок Люка.

– Значит, с самого начала надо было подозревать семейство Ганьонов, – размышляю я вслух.

– Не обязательно, – говорит Люк таким тоном, словно мое предположение задело его. – В любом случае хозяин умер пару лет назад, как раз незадолго до твоего предыдущего приезда. Его жена закрыла гараж, а вскоре продала дом.

– И? Каким образом это доказывает их невиновность?

Люк пожимает плечами.

– Я не утверждаю, что они не виноваты. Просто хочу сказать, что теперь уже некого привлечь к ответственности.

– Это не вопрос привлечения к ответственности. Речь идет о справедливости для жертвы и о спокойствии ее семьи, которая наконец узнает правду о судьбе дочери. – Слова сами слетают с языка, но при этом чувствую я себя ужасно глупо. Будто распинаюсь перед начальницей. Или сижу в студии перед микрофоном. Совсем не в моем стиле, но я говорю то, чего ожидают в подобных случаях, хотя на самом деле ни один человек не мыслит такими вычурными фразами.

– То есть это основная причина, по которой ты взялась делать передачу? – уточняет Люк.

И снова я не могу понять: он действительно так очаровательно наивен или в его вопросе кроется сарказм.

– Да, что-то в этом роде, – бормочу я и тянусь к ручке двери, одновременно отстегивая ремень безопасности.

– Ты куда? – спрашивает Люк.

– Хочу взглянуть поближе.

– Нельзя. Тут место преступления.

«С каких это пор ты стал законопослушным гражданином? – думаю я. – Если память мне не изменяет, мы воровали пиво в супермаркете, а потом забирались в чужие палисадники, чтобы не спеша выпить его в тени живой изгороди». Оставив предостережение Люка без внимания, я выбираюсь из машины и шагаю через лужайку к дому, а под ногами хлюпает разбухшая от влаги пожухлая трава. Повсюду разбросан принесенный рекой мусор. Я стараюсь ступать осторожно, чтобы не напороться на какую-нибудь ржавую железяку. Ближайшая больница находится в соседнем городке в получасе езды от Марли, и последнее, что мне сейчас нужно, – рваная рана и столбняк.

Останавливаюсь у края огороженной части газона. На уровне коленей хлопает на ветру желтая полицейская лента, и я не могу заставить себя двинуться дальше. Дом притягивает взгляд, словно магнит, и одновременно хочется отвести глаза. Пытаюсь отвернуться и не могу.

Позади раздаются чавкающие шаги, и через мгновение Люк вырастает у меня за спиной.

– Рабочие сбивали штукатурку в подвале, – поясняет он. – Ну, знаешь, чтобы хорошенько просушить дом, иначе заведется грибок, плесень и прочая дрянь. Им велели так делать хотя бы в тех домах, которые еще можно спасти. Там, в стене под штукатуркой, и нашли тело.

Жуткая находка. Должно быть, чертовски неприятно обнаружить такое у себя в подвале. Похоже, Люк думает о том же.

– Новые владельцы – милые люди, – вздыхает он. – Жаль их.

Я отключаюсь от его комментариев и продолжаю разглядывать дом, который, как выяснилось, с самого начала хранил ответы на все наши вопросы. Он находится на полпути между домом Лоры и магазином, где я покупала сигареты. Сколько раз я проезжала мимо, подгоняемая никотиновой ломкой, а меж тем то, ради чего я вернулась в Марли, находилось совсем рядом – в подвале уродливого коттеджа с зернистыми текстурными потолками, построенного в конце семидесятых годов прошлого века. Мишель Фортье, городская легенда, покоилась, замурованная в стене под толстым слоем штукатурки, пока обитатели дома смотрели очередной хоккейный матч «Монреаль канадиенс», сидя перед телевизором наверху в гостиной.

– Почему же, новые владельцы могут поздравить себя: теперь они стали частью городской легенды.

– Если это действительно Мишель, – добавляет Люк.

Его замечание заставляет меня оторваться от созерцания дома и обернуться.

– Что ты имеешь в виду? Кто еще, черт подери, это может быть?

– Официального опознания пока не было.

Если поразмыслить, Люк прав. В новостях не было ни слова о том, что тело принадлежит Мишель. Сказали лишь, что найден труп ребенка, предположительно Мишель Фортье.

– Это она, – с мрачным видом заявляю я. – Больше некому.

Я действительно так думаю. После исчезновения Мишель в городе не было ни одного случая пропажи людей, и уж тем более детей.

– Надо же, как обидно, – снова подает голос Люк.

– Обидно?

– Да, ведь мы так никогда и не узнаем, что случилось на самом деле. Сорок лет прошло. И кстати, что касается родных, которые обретут спокойствие, узнав правду о судьбе дочери, – похоже, и тут облом.

Увы, Люк опять прав. Отец Мишель, Гаэтан Фортье, умер десять лет назад. А его жена Мари из-за прогрессирующей деменции последние три года живет в доме престарелых. Когда я была в городе в прошлый раз, дом Фортье – настоящий особняк по меркам Марли – только-только выставили на продажу. Я даже не знаю, кто занимался делами семьи от имени Мари. Вероятно, какой-нибудь дальний родственник или поверенный, поскольку других детей, кроме Мишель, у супругов не было.