Совершенство

– И все же вспомни, пожалуйста, о том, что ты мой друг, а не Леркин. И позволь мне самому разобраться в своих симпатиях. Я в твои не лезу, и ты в мои не лезь.

«Молодец, Никитка, – с довольным видом хвалит чертенок. – Должен же кто-то поставить этого лицемерного ханжу на место».

– А я и не лезу, – рассеянно бросает Сахарову в ответ лицемерный ханжа. – Просто не люблю несправедливость. И предостерегаю тебя от безрассудного и опрометчивого шага, только и всего.

Глава 9. Дочь Эфира и Гемеры

«Это Милашечка-то – безрассудный и опрометчивый шаг?! – до сих пор кипит от негодования чертенок, хотя с момента подслушанного разговора прошло уже минут сорок. – Милашечка – совершенство, а Нестеров просто сам запал, вот и пытается отвадить конкурента!»

Не спешу покидать каюту, а продолжаю лежать, размышляя о том, что услышала, под возмущенные возгласы, которыми то и дело разражается мой невидимый рогатый друг.

Я очень сомневаюсь, что после всего произошедшего я нравлюсь Нестерову. Да, он галантен и обходителен, однако это говорит скорее о вежливости и хорошем воспитании, нежели о симпатии.

Вон и Лерку он защищает исключительно по доброте душевной, скорее всего. Это у Марка характер такой: всех спасать и чувствовать себя незаменимым героем. Хотя при опасности, которой от него веет за версту, это и кажется диссонансом.

«Нет, ну надо же такое сказать!» – снова взрывается негодованием чертенок, но я раздраженно обрываю:

– Да хватит тебе уже. Ничего сверхъестественного Марк не сказал. А держаться от Нестерова подальше и без того было моим изначальным планом. Я просто продолжу следовать ему дальше, только и всего.

«Это так ты ему следуешь, Милашечка? – язвит невидимый собеседник. – Плывешь с ним в трехдневный ретрит на необитаемый остров?»

– Ты же понимаешь, что плыву я не из-за него, а из-за Сахарова, – раздраженно отвечаю я и массирую пальцами гудящие от жары виски. – Марк – всего лишь досадная помеха.

«Ты сама-то в это веришь?»

Молчу, чтобы замкнуть дурацкий круг обсуждения произошедшего, мечтая о том, чтобы Нестеров провалился сквозь землю, бесследно исчез или, на худой конец, просто не подходил ко мне ближе, чем на пару метров. Да и к Сахарову чтобы не подходил со своими дурацкими советами и нравоучениями, но это было бы слишком идеально.

Я поднимаюсь с дивана, разминаю затекшую шею и выхожу в салон, где за столиком расположилась Лера.

– Хочешь лимонада? – беспечно спрашивает она. – Как отдохнула?

– Удалось немного поспать. Спасибо, не хочу.

Газировки, тем более сладкие, вредны и для кожи, и для фигуры, но внешний вид Дубининой свидетельствует о том, что ее в эту тайну никто не посвятил. Это значительно облегчает задачу отбить у нее жениха. Но поскольку пить все же хочется, я наливаю стакан холодной воды и выпиваю практически залпом.

После этого, вполуха выслушав от Дубининой восхищенные впечатления о том, как капитан позволил ей управлять яхтой целых десять минут, я надеваю на голову соломенную шляпку, оставленную на диване, и вместе с Леркой выхожу на палубу, окунаясь в стоящую на улице жару.

Эти несколько дней – неожиданно теплые для приморского июня. Обычно погода стоит туманная и пасмурная, а тут – жара и солнце. Словно природа вдруг решила сделать жителям неожиданное одолжение.

– Вон там вдалеке уже виднеется скопление островов, один из которых – наш, – объясняет Никита.

Мое зрение не позволяет мне разглядеть достаточно хорошо. Я вижу лишь небольшие серые точки на расстелившейся впереди морской глади. Вода светлая в солнечных лучах, но дно не рассмотреть – слишком глубоко. За яхтой тянется бурлящий шлейф белой пены, взбиваемой мотором.

Я постепенно привыкаю к духоте, а почти невидимые капельки морской воды, доносимые ветром до разгоряченной кожи, начинают приносить облегчение.

Лера и Ник негромко переговариваются, споря о чем-то и то и дело указывая на островки вдалеке.

Я же из любопытства смотрю на Нестерова, устроившегося на диване с небольшой папкой-планшеткой. Закинув ногу на ногу, он самозабвенно чертит что-то на листе, словно до нас троих ему нет дела. Водит по бумаге грифельным карандашом то сверху вниз, то из стороны в сторону. Присматривается. Стирает ластиком и ведет новую линию, доводя непонятный рисунок до идеала.

– Его от работы даже в выходные не оторвать, – хмыкает Никита, ревниво заметив, кто стал объектом моего интереса.

А Дубинина объясняет, пожав покатыми полными плечами:

– Марк просто горит тем, что делает. Его и без того сложно было заставить отдохнуть, но после того, как «Талассу» ввели в эксплуатацию, он со скрипом согласился с тем, что за три дня «Строй-Инвест» без него не рухнет.

– «Таласса» – его проект? – догадываюсь я. – Все эти интересные стилевые решения и оригинальный внешний вид – его идеи?

Лера улыбается:

– Насколько я знаю, да, хотя он это и не афиширует.

Это объясняет поведение Марка после того, как я на открытии чуть было не угробила репутацию его детища. До пощечины. А о том, что было после, я снова не желаю думать. Поэтому легко меняю тему:

– А название «Талассы» кто придумал? Это ведь имя одной из греческих богинь?

Ну не сильна я в мифологии и максимум кого помню из их богов, это Зевса с его молниями и славившуюся красотой Афродиту, с которой часто в комплиментах сравнивают меня саму. А, ну еще, может, Ахиллеса с многострадальной пяткой, да и то потому, что его сыграл Брэд Питт.

«Ахиллес был воином, а не богом, – умничает чертенок, надевший учительские очки и зачем-то взявший указку. – Ну, может, полубогом, если быть точным. Его отец – смертный царь мирмидонцев, а мать – нереида».

– Марк, скорее всего, и придумал. Таласса была богиней моря, дочерью Эфира и Гемеры и женой Понта, – отвечает на мой вопрос Сахаров.

Он облокотился о перила палубы и смотрит вдаль, в ту сторону, где темнели точками острова. Чувствую, что о Нестерове Ник говорит с холодком, видимо не отошел еще от их неприятного разговора.

– Даже богиню все знают лишь как чью-то жену и дочь, – фыркаю я с усмешкой. – Оказывается, и в Древней Греции процветало гендерное неравенство.

Дубинина улыбается, показывая, что тема ей интересна:

– Зато сейчас женщина вполне может обойти мужчину в правах, занимать любые должности и вообще делать все, что заблагорассудится.

– А потом уже думать, стоило это делать или нет, – смеется Никита.

Леру задевает эта фраза, и она легко ввязывается в спор, тогда как я сдерживаюсь и молчу, несмотря на то что в глубине души тоже не согласна со сказанным.

– Женщина и мужчина сейчас могут быть равны во всем, – категорично заявляет девушка.

В ней проснулись амбиции. Знаю, как много для Дубининой значит карьера, а Сахарову, видимо, не дает покоя тот факт, что невеста выше него по должности.

«В будущем ты можешь обыграть это обстоятельство в собственную пользу», – подает идею чертенок, и я, соглашаясь с ним, с удовольствием наслаждаюсь конфликтом, который сама столь удачно спровоцировала.

– Не может, – с видимым раздражением пожимает плечами Ник. – Есть масса профессий, в которых женщинам делать нечего. Шахтеры, например, или грузчики.

Чертенок достает ведерко с попкорном и 3D-очки, как в кинотеатре, с комфортом устраиваясь на моем левом плече. Он приготовился с удовольствием смотреть на разгорающийся скандал. Ссоры, интриги, дебоши и драки – это по его части.

Лера, оправдав ожидания, бросается в бой, отстаивая собственную точку зрения:

– Просто раньше о том, что женщина может соперничать с мужчиной, и речи не было, Ник, а сейчас это в порядке вещей.

Ну все, сейчас она напомнит жениху, что он ее подчиненный, и это обстоятельство докажет ее точку зрения лучше всего. Ника это ожидаемо разозлит, и они поссорятся, а может и расстанутся, значительно облегчив мне задачу.

Чертенок довольно хрустит жареной, воздушной кукурузой и потирает ладошки за меня, пока сама я сохраняю демонстративное спокойствие и изображаю легкую заинтересованность. Но в этот момент за нашими спинами появляется Нестеров. Он не дает Нику сказать то, что рассорит его с невестой, принимая весь огонь на себя. Спасатель, чтоб его.

– Гораздо лучше, когда между женщиной и мужчиной не соперничество, а сотрудничество, – произносит Марк, рассеянно глядя на море. – Взаимопомощь. Поддержка. Симбиоз.

Папка со стопкой листов А4 теперь сжата в его левой руке. Из линий вырисовывается какой-то графический набросок, но пока неразборчивый. Проект нового здания, наверное. Облокотившись о перила рядом с нами, Марк продолжает:

– Есть вещи, в которых женщины незаменимы, а есть те, что лучше удаются мужчинам. В идеальной паре каждый занимается своим делом, выполняя именно то, в чем силен. В итоге успеха добиваются оба.

Чертенок, разозлившийся оттого, что скандал не состоялся, в порыве злости швыряет в Нестерова вымышленный попкорн.

Но с Марком, который, к счастью, этого не видит, тяжело спорить. Когда он говорит своим спокойным уверенным голосом, каждое слово кажется истиной в последней инстанции. И ссора сама собой сходит на нет.

Попкорна у меня нет, но мне тоже хочется топнуть ногой от негодования. Во-первых, потому что благодаря его своевременному вмешательству Сахаров и Дубинина не поссорились, а во-вторых, потому что меня раздражает то, как Марк, воспитанный в полной и счастливой семье, легко рассуждает об идеальных отношениях. Тоже мне, философ нашелся.

«То-то он с этой своей Лаурой диалог выстроил, – хихикая, поддакивает чертенок и кривляется, очень похоже пародируя Нестерова: – “У нас свободные отношения по обоюдному согласию”. Зуб даю, секретарша-цербер спит и видит, что он на ней женится, а у него с ней, оказывается, просто симбиоз».

Дурацкие шуточки привычно успокаивают, а желание скинуть Нестерова за борт яхты постепенно ослабевает.

Острова впереди с каждой минутой становятся все более различимыми, и я пытаюсь угадать, на каком из них нам предстоит провести ближайшие дни.

Я снимаю на видео море, яхту, прямую линию горизонта, разделяющую сине-зеленые воды моря и ясное голубое небо с пушистыми, словно вата, облаками. Привычным жестом пытаюсь зайти в соцсети и понимаю, что сигнал оператора в этих диких местах не берет. Как-то не подумала я об этом заранее. Ладно, зато вернусь с готовым контентом.

«Нашим» оказывается небольшой остров с низкогорным рельефом, крутыми обрывами и неровно изрезанной береговой линией. И я не могу не признать, что выглядит это впечатляюще.

Никита как тот, кто в этих местах уже бывал, отправляется к капитану, чтобы объяснить ему, с какой стороны лучше подойти к нужному пляжу. Единственному песчаному среди остальных галечных.

Марк, Лера и я остаемся у перил, наблюдая за приближением к архипелагу. Остальные острова находятся в некотором отдалении, но ландшафт каждого по-своему прекрасен.

– Почему ты решил назвать свой комплекс «Талассой»? – интересуется Лера у Нестерова, видимо, чтобы чем-то занять тишину в ожидании. – Это ведь твоя идея?

– Моя, – кивает Марк, и солнечные лучи красиво бликуют на его темных волосах. – Таласса – это не только морская богиня, но и море само по себе. Этим возгласом греческие воины-наемники приветствовали его во время возвращения на родину из Персии.

– Так же, как ты каждый раз приезжаешь в центр после длительного отсутствия и знаменуешь возвращение прогулкой до набережной? – с насмешкой отзываюсь я, но Нестеров не обижается.

– Наверное. Скорее всего, они тоже понимали, как здорово иногда вернуться к началу, чтобы понять, на правильном ли ты пути.

Когда приходит Ник, нужный нам пляж можно разглядеть с палубы. Вода у берега кажется светло-голубой, обозначая песчаную отмель. Глубина не позволит яхте подойти близко, поэтому мужчины сообща переносят пакеты и ящики с провизией к тому краю, где к судну крепится небольшая весельная шлюпка.

– Кто первый, девочки? – с лукавой улыбкой спрашивает Ник, а я вспоминаю загадку про волка, козу и капусту, которых нужно перевезти в лодке на другой берег.

«Ты себя с капустой или с козой в этой загадке ассоциируешь?» – с хитрым прищуром интересуется чертенок.

На мой взгляд, коза и капуста – Дубинина с Сахаровым, а Нестеров точно волк. И, прекрасно зная, что я предпочту оказаться в лодке с Ником, он вряд ли даст этому случиться. Действительно, стоит тому спуститься в шлюпку, захватив с собой сумку с одной из палаток и ящик с продуктами, Марк уже галантно подает руку улыбающейся Лере, помогая занять место рядом с женихом.

«Переиграл и уничтожил, – резюмирует чертенок, словно спортивный арбитр. – И, заметь, не в первый раз».

Неправда. Может, и переиграл, но уничтожу я его сама. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Я поднимаю глаза на Нестерова, который, в свою очередь, глядит на меня, и, клянусь, на его лице такая ирония, словно он читает мои негодующие мысли, как раскрытую на нужной странице книгу.

– Что-то не так? – участливо любопытствует он, а я, скрывая собственное неудовольствие, отрицательно качаю головой и опускаю пониже широкие поля шляпки, чтобы отгородиться от его чрезмерной проницательности.

– Жара невыносимая, – бормочу я, глядя, как шлюпка с Лерой и Ником движется в сторону берега.

Никогда не испытывала трепета перед живописными пейзажами, но здесь действительно красиво. Все цвета кажутся чистыми, яркими и контрастными. Наверное, художники при виде такого берутся за краски и кисти. За узкой, неровно изрезанной волнами полосой песка виднеются серые скалы, покрытые невысокими деревцами. По голубому небу с криками мечутся чайки и бакланы. Волны накатывают на горячий песок одна за одной.

Шлюпка причаливает к острову, а Дубинина, успевшая разуться и закатать спортивные штаны, с удивительной для ее комплекции грацией спрыгивает в воду вместе с Ником и даже помогает вытащить ящики на песок. Когда жених отправляется в лодке в обратный путь, Лера радостно кружится на берегу, напоминая инфантильную школьницу, а не девушку, занимающую руководящую должность в крупной компании.

Нестеров, усевшийся на сложенные сумки с сапбордами, добродушно усмехается, глядя на ее ребячество без тени насмешки или осуждения. Ее детская непосредственность ему импонирует.

«Еще бы не импонировала, – фыркает чертенок. – Оба они – одного поля ягоды, выросшие в неге и достатке. С детства их холили, лелеяли и прочили их задницам директорские кресла».

Может, он и прав. Мы слишком разные – я и Лера. И Нестеров. Их прошлое делает сильнее, а мне не дает спокойно спать по ночам. Может, сложись жизнь иначе, я тоже была бы такой – жизнерадостной и милой, подверженной порывам творить добро направо и налево, кто знает.

Никита возвращается к нам, сопротивляясь волнам, желающим отнести шлюпку обратно на берег. Быстрые движения веслами и резкие повороты головы свидетельствуют о том, что это дается ему непросто. В момент, когда лодка наконец швартуется к стоящей на якоре яхте, Сахаров выглядит изнуренным. Он вспотел и тяжело дышит. Марк с ленивой снисходительностью подает ему руку:

– Отдохни немного, Ник.

Он легко сменяет друга у весел и с помощью капитана грузит чехлы с сапбордами.

– Милана, ты следующая, – командует он, а когда подхожу ближе к краю борта, легко подхватывает меня обеими руками за талию.

Я не успеваю опомниться, как оказываюсь в шлюпке. Лишь мурашки остались скакать по коже там, где только что его пальцы касались меня сквозь тонкую ткань, а уже привычный аромат бергамота успел заполнить легкие до краев.

Придерживая разлетающийся от легкого ветра подол платья и шляпку, сажусь напротив, едва уместившись между цветных чехлов.

– Выглядишь слишком недовольной для той, кто собирается отдохнуть, – беззлобно поддевает Марк, и я более чем уверена, что он давно догадался об истинных причинах моего недовольства.

– Настоящая женщина должна быть вредной и капризной, – пожимаю я плечами и, спиной чувствуя взгляд Никиты, оборачиваюсь. Он действительно настороженно глядит нам вслед. – Это Кристиан Диор сказал.

Нестеров согласно кивает:

– Сказал. А потом сменил ориентацию. Так что я не стал бы руководствоваться его мнением о женщинах, как истиной в последней инстанции.

Погрузив весла в воду, он тянет их ручки на себя, слегка отклоняясь назад. Под тканью рубашки поло четко вырисовываются напряженные мышцы, но гребет Марк с легкостью и будто бы даже с некоторым удовольствием. Щурится от солнца, глядя на то, как нос лодки рассекает воду. Уголки губ подрагивают, словно он вот-вот улыбнется.

Я перевожу взгляд на потревоженную веслами морскую воду, чтобы отвлечься от совсем неприличного разглядывания рельефа его мускулатуры.

– А чьим стал бы?

– Своим собственным, – легко отзывается Нестеров и добавляет так, словно ответ давно сформирован у него в голове: – По-моему, женщина должна быть нежной и хрупкой. Ласковой и изящной. Увлеченной каким-нибудь интересным делом.

«Ну точно не про цербера-Лауру, – весело комментирует чертик на плече. – И, к счастью, не про тебя, Милашечка».

Согласна, не про меня. Но как раз про ту «очаровательную женственность», которой я планировала захомутать Сахарова, поэтому нужно быть осторожнее.

Вообще, мой план обольщения Никиты с каждой минутой кажется все менее выполнимым. Это на шумном и многолюдном открытии «Талассы» Сахарова легко было вытащить на уединенный разговор. А здесь, под постоянным присмотром его невесты и чутким взором Нестерова, это не так легко. Но разве я когда-то сдавалась при возникновении трудностей? Раз решила, что Ник будет моим, значит, будет, и точка.

Когда днище лодки начинает скрести по морскому дну, Марк убирает весла и закатывает джинсы почти до колена.

Смотрю на то, как волны одна за одной накрывают берег, и уже с неохотой представляю, как мокрый подол платья будет противно липнуть к ногам.

Строю гримасу и спрашиваю:

– Надо в воду прыгать?

– Не хочется? – понимающе усмехается Марк, а я с сомнением качаю головой. – Тогда держи.

Он разувается и торжественно вручает мне резиновые черные шлепанцы «Прада», в которые успел переобуться.

– И держись, – добавляет, отводя одну руку, словно для объятий.

Когда понимаю, что нужно сделать, отступать поздно. К тому же я все еще не уверена в том, что предпочла бы намочить платье вместо того, чтобы обнять его за шею и почувствовать, как его рука обхватывает бедра, осторожно поднимая меня в воздух.

И все же я оказываюсь не готова к тому, что у меня внезапно перехватит дыхание от этого, казалось бы, безобидного движения. Прикосновение к его нагретой на солнце бронзовой коже, пахнущей лосьоном и бергамотом, заставляет закусить нижнюю губу от жара, тотчас разлившегося внутри. От непривычного стеснения в груди. От дрожи, неожиданно прокатившейся по позвоночнику.

Именно так, со мной на руках, Нестеров спрыгивает в воду, все же окатив мелкими брызгами мои ноги. Он делает это с такой легкостью, будто я ничего не вешу. Марк одной рукой придерживает меня, хотя я вцепилась с такой силой, что, кажется, не упаду, даже если он отпустит. Другой рукой подтаскивает к берегу лодку, чтобы волны не унесли ее обратно.

Лишь оказавшись ногами на земле, я снова могу дышать. Жадно глотаю воздух, пахнущий морем и горячим песком, а затем протягиваю Марку шлепанцы, которые все еще держу в руке.

– Пусть будут у тебя, я скоро вернусь, – усмехается Нестеров.

Он беззаботно вытаскивает из лодки груз, оставив на берегу. Парой сильных движений толкает лодку в море и, перемахнув через борт, оказывается внутри.

«Кажется, в сказке про Золушку все было не так, – хихикает чертенок, кивая на шлепанцы Нестерова в моих руках. – Или это про “Алые паруса”? Я сдаюсь, не разгадал твою пантомиму».

А я, вместе с Леркой, стоящей за моей спиной, не говоря ни слова, смотрю на удаляющуюся лодку, пытаясь дать оценку собственным чувствам и найти хоть один разумный довод, который мог бы их объяснить.

Глава 10. Игра не будет честной

Нестеров, видимо, отлично знает, как решать загадку про волка, козу и капусту, потому что оказаться в одной лодке с Сахаровым мне так и не суждено.

С тех пор, как все необходимые коробки, пакеты и чехлы перенесены с яхты на берег, а капитан, пообещав вернуться за нами через три дня, отбыл восвояси, мужчины увлеченно занялись работой по обустройству места нашего отдыха.

Дубинина сначала суетилась вокруг, пытаясь помочь. Но ее энтузиазм значительно поубавился, когда она чуть было не отдавила Никите ногу одним из ящиков. После этого, заверив в том, что она уже и так очень помогла, Марк отправил Лерку отдыхать вместе со мной.

Теперь мы вдвоем сидим на рассохшемся поваленном дереве, прислонившись спиной к нагретым солнцем камням. Между нами пластиковая коробочка с крупной клубникой, и, вытянув босые ноги на горячем песке, мы наслаждаемся сладкими ягодами и открывшимся перед нами зрелищем.

«Можно вечно смотреть на огонь, воду и на то, как другие работают», – с наслаждением выдает чертенок, любующийся за компанию с нами.

И он, безусловно, прав.

Глазеть на то, как Нестеров и Сахаров, подобно первобытным людям, трудятся, обустраивая быт, довольно интересно. На берегу имеется лишь закопченное кострище из составленных один к одному крупных камней, да поваленный ствол дерева, на котором мы и расположились. Все остальное, необходимое для комфорта, предстоит воссоздать из ничего. Точнее, из того, что мы предусмотрительно привезли с собой.

Поскольку я вижу подобное впервые, процесс завораживает, и, не забывая лакомиться сочными розово-красными ягодами, я наблюдаю за установкой каркасов и натяжением тентов и строп.

«Ну-ну, скажи еще, что это вовсе не потому, что они оба сняли футболки из-за жары», – хмыкает чертенок, обмахиваясь огромным веером, разрисованным журавликами на азиатский манер.

Ну это, пожалуй, тоже.

Сахаров без футболки оказывается худым, но жилистым. Его молочно-белая кожа будто бы светится на солнце, почти на глазах краснея от загара. Ник то и дело ерошит волосы, хмурится, поглядывая в инструкцию по сборке палатки, и стирает со лба выступившие капельки пота, а его мускулы красиво выступают на руках, когда он с силой натягивает стропы или поднимает тяжелые ящики.

Нестеров, в противовес другу, широкоплеч и мускулист, но это я успела заметить еще в лодке. Однако и от дополнительной демонстрации не отказываюсь. Телосложение Марка крепкое и спортивное. Широкий торс красиво контрастирует с узкими бедрами, а закатанные до колена джинсы подчеркивают выпуклые мышцы икр. И кожа у него ровного бронзового оттенка, как на античных статуях.

Оба, будто бы специально, то и дело дефилируют перед нами, заставляя сравнивать их друг с другом. Я и без того знаю, что оба хороши. Вот только первый – несвободен, а второй – опасен.

Через час на берегу возвышаются две темно-зеленые кемпинговые палатки купольного типа. Обе люксовые, из качественного и прочного материала, это понятно с первого взгляда. У обеих просторные тамбуры, сетки на окошках для вентиляции и плотный съемный пол с самонадувающимися туристическими ковриками. Все прекрасно. Кроме одного.

– Палатки только две? – спрашиваю, мысленно и без того осознавая этот безрадостный факт как данность и судорожно пытаясь придумать выход из сложившейся ситуации.

Лерка беспечно подставляет солнцу веснушчатые щеки, выкидывая хвостик от съеденной клубники в траву за камнями:

– Так удобнее. К тому же, поверь на слово, ночевать в палатке одной – то еще удовольствие.

Ей, конечно, удобнее. Она-то планирует ночевать в одной палатке с Сахаровым и вряд ли пожелает уступить мне свое место.

Тревожная психика тут же любезно напоминает о мистической гибели группы Дятлова и прочих жутких историях, о существовании которых в собственном сознании я и не подозревала.

«Да уж, Милашечка, о таких вещах следовало думать на берегу, а не тогда, когда ты оказалась на необитаемом острове с перспективой провести три ночи бок о бок с Нестеровым», – кривится чертенок, у которого эта новость ожидаемо не вызывает восторга.

Но Марк, несомненно тоже услышавший последнюю Лерину реплику, отвечает за меня:

– Лягу в тамбуре, – произносит он, а потом добавляет, сверкнув белозубой улыбкой: – Я не меньше твоего переживаю, милая. Вдруг ты первая решишь ко мне приставать.

Лера и Нестеров смеются, Ник улыбается, а мне что-то не до смеха. С другой стороны, одной тоже было бы страшно. Дурацкий замкнутый круг.

– Не стоит выдавать желаемое за действительное. Скорее начнется шторм, чем я решусь на подобное.

Перед тем, как ехать, я специально проверила прогноз погоды – солнце будет печь всю неделю, а дождь обещают лишь на следующей.

Нестеров демонстративно поднимает глаза к безоблачному небу и усмехается, придерживая тент между палатками, чтобы Сахаров мог его закрепить.