Девочка-птица

Наверное не надо было убегать. Лучше бы воспользовалась подвернувшейся возможностью и обо всём расспросила. Но меня охватил безумный страх, и я даже не задумывалась, что можно поступить по-другому. Типичная я. С Мерле бы такого не случилось. Она бы осталась.

Я почувствовала, как у меня предательски защипало в носу и в глазах. Но что теперь плакать? Это разве поможет? К тому же ничего ещё не потеряно, я могу снова съездить к Аурелии. Да хоть завтра, прямо после школы.

6. Мальчик с тёмными крыльями

Сама не знаю, как я вытерпела ещё один школьный день. Уроки тянулись будто жвачки, которые много поколений учеников клеили под парты.

Но вот наконец мы с Мерле двинулись домой.

– Мама спрашивает, не хочешь ли ты зайти к нам сегодня? – сказала Мерле, когда мы шли по каштановой аллее. – У нас на обед макаронная запеканка.

Я очень люблю макаронную запеканку Гитты, но тем не менее ответила:

– Сегодня, к сожалению, не получится.

Мерле с разочарованием посмотрела на меня, и я быстро распахнула тяжёлую входную дверь нашего дома. Прежде я никогда не отказывалась от приглашения Гитты, тем более на макаронную запеканку. Но сегодня я хотела как можно скорее поехать к Аурелии и обо всём её расспросить.

Поэтому я снова отказалась от маминого супа, приготовленного накануне, и положила в рюкзак яблоко и оставшееся печенье. А когда я бежала вниз по лестнице, из квартиры семьи Мерле слышались весёлый смех и звон посуды. И вслед мне нёсся чудный запах запеканки Гитты – даже заурчало в желудке. Я вышла из дома и села на велосипед. В этот раз малиновка не прилетела меня проводить, но дорогу я, в общем-то, знала.

Волосы развевались на ветру, а в животе распространялось покалывающее волнение: что сегодня может ждать меня на вилле Аурелии?

Прибыв на шоссе Азалий, я, как и накануне, провезла велосипед по палисаднику и, прислонив его к каменным перилам лестницы, взбежала по ступенькам ко входной двери. Но не успела я нажать на кнопку звонка, как вдруг услышала прекрасное пение. Из дома до меня доносились медленные и печальные звуки. Я прислушивалась к этому звучному голосу, замерев, точно околдованная. Кто же это так чудесно и грустно поёт?

Я машинально дёрнула за ручку синей двери, и та тихо приоткрылась. Я вошла в дом, и пение, становясь громче, поманило меня дальше. Я пересекла холл, скользнула в следующую дверь и оказалась на кухне. У окна, закрыв глаза, стояла Аурелия и пела. Казалось, она поёт кому-то невидимому в саду. Или в небе? Внезапно она умолкла и резко повернулась ко мне. Я почувствовала себя неловко и покраснела: не стоило, конечно, вот так заходить и слоняться по чужому дому.

– О Кайя! – воскликнула Аурелия.

Увидев, как она мне обрадовалась, я почувствовала облегчение: похоже, она не сердится на меня за то, что я накануне сбежала.

– Вы прекрасно поёте! – выдохнула я и, кажется, покраснела ещё сильнее.

– Как и ты, – ответила Аурелия. – И как все аваносты. Наши звонкие голоса – наш величайший дар.

– Все аваносты умеют так петь? – переспросила я, и Аурелия кивнула. – Обалдеть, – прошептала я. Вот, значит, откуда у меня голос и постоянное желание петь. Я не какая-то чудачка с непонятными странностями – я просто аваност! Постепенно я осознавала природу этого гнетущего чувства, что я не как все. – И мой отец тоже так пел? – Я должна была об этом спросить.

Аурелия кивнула. Но прежде чем я успела задать следующий вопрос, она сказала:

– Кайя, мне очень жаль, что вчера всё так некрасиво получилось. Слова Селии, должно быть, напугали тебя. Однако ещё больнее оттого, что моя подруга сказала правду. Последние несколько лет я жила здесь затворницей, оплакивая гибель моего Людвига – при этом в глубине души догадываясь, через что сейчас проходят мои соратники-аваносты. Я…

Бам! – послышалось где-то в доме, и мы с Аурелией вздрогнули от неожиданного шума.

– Что это было? – прошептала я.

– Звук доносился из гостиной, – сказала Аурелия и вышла из кухни. Я выглянула в окно: мне почудилось там какое-то движение.

– А ну-ка стой! – услышала я голос Аурелии. – Остановись сейчас же!

Я подалась ещё немного вперёд. Теперь мне была видна лужайка, по которой к задней стене сада бежал какой-то мальчик. Судя по всему, он был ненамного старше меня, впрочем, лица-то я его не видела – только вьющиеся тёмные волосы, выбившиеся из-под капюшона серой толстовки. Затем вдруг произошло нечто невероятное: на моих глазах тело мальчика стало меняться, сам он будто завращался вокруг своей оси, всё быстрее и быстрее, пока наконец не расправил крылья и не взмыл в небо огромной птицей. Его оперение отливало чёрно-фиолетовым, а кончики хвоста и крыльев словно были окрашены в сверкающий красно-розовый. Взмахивая крыльями, птица поднималась всё выше и выше – и вот она уже была совсем далеко от виллы.

– Вот это да! – выдохнула я, глядя птице вслед с разинутым ртом. Только чёрный ворон, метнувшийся за этой большой птицей, своим громким кра-кра моментально вернул меня в реальность. А это, случайно, не тот самый, с пятном на клюве? Что же тут было?

– Аурелия? – громко позвала я, но ответа не последовало. С дико колотящимся сердцем я бросилась из кухни, через холл и дальше в гостиную, где нас вчера ждала на диване Селия. – Аурелия? – снова позвала я. Гостиная была пуста, стеклянная дверь, ведущая в сад, – настежь открыта. Перед ней лежал опрокинутый столик. Наверное, он тогда и упал, когда мы услышали шум с кухни.

И в этот момент я увидела неподвижную фигуру, лежащую на светлых плитках террасы, и одновременно услышала и свой собственный пронзительный крик. Аурелия лежала ничком, широкая юбка веером прикрывала её ноги.

– Аурелия, – пробормотала я и опустилась рядом с ней на колени. Она не шевелилась. Всхлипнув, я осторожно коснулась её щеки. Веки Аурелии дрогнули, и она посмотрела на меня стеклянными глазами.

– Кайя, – прошептала она.

– Что случилось? – спросила я, и от волнения голос у меня едва не срывался на фальцет.

Но Аурелия не ответила и снова закрыла глаза.

Я наконец сообразила, что нужно делать, и поспешно вскочила на ноги.

– Я приведу помощь! – крикнула я через плечо, уже вбегая обратно в дом.

Я знала, по какому номеру нужно звонить в случае чрезвычайной ситуации: об этом всё время твердили и мама, и школьные учителя. В гостиной на маленьком столике рядом с кушеткой я сразу увидела старомодный телефон. Дрожащими руками я набрала номер экстренной службы, волнуясь, объяснила женщине-диспетчеру ситуацию с Аурелией и даже смогла назвать улицу и номер дома. На том конце провода сообщили, что экипаж скорой помощи уже отправлен.

– Помощь скоро прибудет, – сказала я, вернувшись к Аурелии. Её веки снова чуть дрогнули, и теперь она смотрела на меня, приоткрыв глаза, а её губы слегка шевелились. Сначала я ничего не могла понять, но потом наклонилась к ней и услышала, как она с трудом проговорила:

– Он… украл… моё волшебное перо.

– Тот мальчик в толстовке с капюшоном? – переспросила я. – Он украл у вас перо? Я видела, как он превратился в большую птицу и улетел!

По лицу Аурелии пробежала тень.

– Это горный аваност. – Её голос становился еле слышным.

Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Волшебное перо? Может, Аурелия просто сильно ударилась головой и теперь не в состоянии ясно мыслить?

Я снова погладила её по щеке. Но Аурелия больше не открывала глаза, и её дыхание стало поверхностным. И вот тут мне стало очень страшно: а вдруг она так сильно ударилась, что ей не смогут помочь, и я больше ничего не узнаю о жизни аваностов и о своём отце?

Слёзы навернулись мне на глаза, и я вздрогнула, когда на террасе вдруг появились двое мужчин в ярко-красных жилетах, осторожно отодвинули меня в сторону и положили Аурелию на носилки. Их голоса казались мне неразборчивым шумом. Я не отпускала руку Аурелии, когда её выносили из дома. У садовых ворот стоял фургон скорой помощи.

– Куда вы её повезёте? – спросила я, наконец снова обретя голос. Мы уже стояли перед распахнутыми дверцами автомобиля.

– В госпиталь Святой Марии, – ответил один из санитаров. – Передай родителям. А нам нужно спешить.

Именно в этот момент Аурелия снова открыла глаза и сжала мою руку. Я наклонилась к её лицу.

– Кайя, моё волшебное перо… – слабым, но настойчивым голосом просипела она.

А потом носилки с Аурелией Певчей исчезли за громко хлопнувшими дверцами машины. У меня по щекам текли слёзы, оставляя на моём свитере тёмные капли.

Когда фургон скорой помощи скрылся за поворотом, я, скованная страхом, некоторое время неподвижно сидела на ступеньках перед домом. Только когда появился любопытный воробей и запрыгал по садовой дорожке, во мне что-то шевельнулось и начало обретать форму, пока не превратилось в чёткую картинку: бегущий по лугу похититель в серой толстовке с капюшоном.

Это меня и поразило – ведь я хорошо знаю эту толстовку. Да и у меня самой такая есть! Потому что на спинеотпечатан логотип нашей школы: в кружке – старое школьное здание с башенками в форме луковиц и флюгером, вокруг кружка – крупными буквами надпись ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ШКОЛА ШИЛЛЕРА, и за последней А – большеглазая сова с учебником под крылом. Почему мне только сейчас вспомнилась эта важная деталь? Ведь получается, что похититель учится в моей школе! А это также означает, что в моей школе учится ещё один аваност, и я не единственная, у кого есть эта особенность!

– Надо найти этого мальчика, – сказала я самой себе и, решительно хлопнув себя по бёдрам, вытерла рукавом слёзы и расправила плечи. Тоненький лучик надежды пробился сквозь тёмные тучи. Аурелии в госпитале наверняка помогут. Возможно, уже сейчас она лежит на больничной койке под присмотром медиков. А я могу ей помочь, только разузнав о местонахождении её волшебного пера.

Каким-то чудом мне удалось запереть дверь дома Аурелии и спрятать ключ под цветочный горшок на верхней площадке лестницы. Прежде чем сесть на велосипед, я позвала малиновку Робина. Он не появился, и я почувствовала себя ужасно одинокой.

Поэтому я была рада, когда наконец устроилась на скамейке рядом с мамой и сосредоточилась на ужине.

– Кайя, в тебе определённо что-то бурлит, – сказала мама, когда наши тарелки опустели. – Я же вижу. Ты не проронила ни словечка.

– Ой, да ладно, – отмахнулась я, надеясь, что улыбка у меня получилась естественной.

Но мама не отставала:

– И к супу, который я тебе на обед оставила, ты даже не притронулась.

– А я макаронной запеканкой Гитты пообедала, – ответила я, и мне тут же стало стыдно. Я не люблю лгать маме, но именно сейчас мне ничего другого в голову не пришло. К тому же у Гитты сегодня действительно была на обед макаронная запеканка – правда, меня там не было.

– Ладно, – со смехом сказала мама. – С макаронной запеканкой Гитты моему супу, конечно, не тягаться.

Я только кивнула.

Мама хлопнула в ладоши:

– А знаешь что? Я сейчас сделаю горячий шоколад с корицей. А потом мы сыграем в птичий квартет. Это отвлечёт нас обеих от тяжёлого и насыщенного событиями дня.

И вот она уже стоит у плиты и помешивает в кастрюле молоко. Я пошла в гостиную за картами. Перед стеллажом с нашими играми и книгами я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Я уже не была уверена, смогу ли и дальше хранить тайну об аваностах.

7. Бесконечные неудачи

На следующий день в школе я очень быстро поняла, что мой план по вычислению похитителя по толстовке с логотипом школы не такая уж простая затея.

Несколько ребят, конечно, пришли сегодня в наших фирменных толстовках, но двое из них были младшеклассниками, поэтому сразу отпали. Ещё у одной девочки в школьной толстовке были длинные светлые волосы, а последним в нужной одежде был наш учитель физкультуры аж под два метра ростом.

– С тобой всё хорошо? – спросила Мерле перед уроком музыки. – Ты носишься по школе как одержимая! Что-то ищешь?

Но тут в класс влетел господин Берг, и я коротко ответила:

– Всё норм.

Потом Мерле отвлеклась на раздачу наших недавних контрольных, а господин Берг сразу после приветствия прямо заявил:

– Я просмотрел ваши контрольные – и просто ужаснулся! Почти никто не различает нотные значения, ни в мажоре, ни в миноре. – Он слегка вскинул брови и повернул голову в мою сторону: – Кроме тебя, Кайя Сильбер. Ты вытянула весь класс на средний уровень.

Том, сидящий за мной, тут же фыркнул:

– Ну конечно, наш справочник на ножках!

– Захлопнись! – рявкнула на него Мерле.

После раздачи тестов настроение у всех упало. Поэтому господин Берг предложил спеть что-нибудь бодрое. После пары распевок мы спели хором. Обычно я сдерживалась, когда мы пели в классе: голос у меня слишком громкий. Плюс на меня сразу начинали глазеть, моё пение ни с чьим нельзя перепутать. Зато вот так сдерживаясь, я очень хорошо слышала других ребят. Сегодня особенно выделялась Мерле, жаль, в ноты она почти не попадала. А Том позади меня просто гудел что-то себе под нос, лишь делая вид, что поёт. И именно в этот момент мне вдруг вспомнилось: у каждого аваноста необыкновенной красоты голос. Как-то так сказала тогда Аурелия.

Значит, нужно искать мальчика с невероятно сильным голосом! Это наверняка будет быстрее, чем продолжать высматривать нашу фирменную толстовку.

Поэтому в конце занятия я, стараясь говорить как можно беспечнее, спросила Мерле:

– Слушай, а ты не знаешь, есть у нас в школе мальчики, которые вот прямо обалденно круто поют? Чтобы как оперный певец или вроде того?

– О, ну конечно! – Мерле ухмыльнулась. – Пошли со мной на хор, там будут все лучшие вокалисты школы. Сегодня днём репетиция мюзикла.

Я застонала. Уж этот мне мюзикл! Но Мерле, конечно, не так уж и не права: все дети, которые умеют и любят петь, наверняка занимаются в нашем хоре. Если только они не такие трусишки как я, разумеется. Но похититель наверняка парень смелый, даже отчаянный, я бы сказала. Я бы точно никогда не решилась сделать что-нибудь запретное. Я подумала о трусе, о котором говорила Мерле. Прямо представила этого зайчонка с длинными ушками, который сидел во мне, боязливо озираясь, и шептал: иди домой и затаись там в своей тихой и уютной комнатке.

Мерле пихнула меня локтем под рёбра:

– Кайя, хватит витать в облаках! Давай выкладывай, зачем это ты ищешь суперпевца!

Но именно в этот момент в классе появилась наша учительница математики госпожа Альбрехт, и это избавило меня от необходимости отвечать. Заодно и лгать подруге не пришлось.

Весь урок математики я размышляла над своей проблемой и пришла к выводу, что мне всё-таки придётся пойти сегодня днём на репетицию мюзикла.

Поэтому я мысленно потрепала по голове своего внутреннего трусливого зайчонка и ровно в 14:00 вместе с Мерле направилась в актовый зал. И пусть меня при этом мутило, а сердце готово было выпрыгнуть из груди, но я снова и снова повторяла себе, что это ради Аурелии! Наверняка, если вернуть ей это перо, она быстрее пойдёт на поправку.

– А, Кайя! – воскликнул господин Берг, и его низкий голос эхом разнёсся по всему залу. – Как приятно видеть тебя здесь! – и он бросился ко мне с распростёртыми объятиями.

Неплохое начало! Ребята-хористы тут же уставились на меня. А господин Берг уже вытащил меня на сцену, и меня сразу же бросило в жар. Я наверняка уже покраснела как помидор. Ладони вспотели, и я незаметно вытерла их о джинсы.

– Может, я пока просто послушаю? – тонким голосом спросила я. Но господин Берг, как будто и не услышав меня, придвинул мне стул:

– Ну садись же, не стесняйся!

Какой-то бред! Предложенный мне стул стоял прямо у рояля, перед другими хористами, и все они хорошо меня видели. Нет, я этого просто не переживу! Я поискала глазами Мерле, но она стояла в последнем ряду с Паулиной и взволнованно с ней переговаривалась.

Господин Берг постучал дирижёрской палочкой по деревянному пюпитру, стоящему перед хором, и, перекрикивая болтовню и перешёптывания, объявил:

– Приветствую всех на новой репетиции! – Постепенно голоса и шум стихли, и он продолжил: – Поскольку мы с вами приближаемся к большому музыкальному выступлению, на этой неделе у нас будет две репетиции, а на следующей будем встречаться ежедневно. Сегодня основная задача – прогнать первую сцену с Евлалией, поскольку эту партию теперь исполняет Кайя из пятого «А».

И снова болтовня и перешёптывания. Бесчисленное количество пар глаз уставилось на меня. Я чувствовала себя птицей в клетке, которая не может улететь, и покраснела от смущения. Господин Берг подал мне листок с нотами и указал на первую строчку.

– Мы начинаем отсюда, – пояснил он и открыл крышку рояля. – Давайте споём первые четыре строчки, чтобы Кайя услышала и поняла мелодию, – и он начал отсчёт. – Раз, два, три, четыре – и-и-и-и-и-и…

Зазвучала такая музыка, какой я никогда не слышала. Грустная и весёлая одновременно. Она отдавалась в моём теле и слегка щекотала горло. Оставаться равнодушной было невозможно – голоса хористов и игра господина Берга звенели у меня в голове, растекаясь и лопаясь точно маленькие мыльные пузыри.

– Очень хорошо, – похвалил господин Берг. – А теперь ещё разок. Кайя, попробуй с нами!

Снова зазвучал аккомпанемент, вступили ребята. Я приготовилась подпевать, но голос был тих и тонок. А поскольку все взгляды снова были обращены ко мне, живот свело судорогой, в груди стало тесно, и я даже рот не могла толком открыть. Я вроде и подхватила мелодию, но сама себя не слышала. Когда песня закончилась, в зале наступила действительно мёртвая тишина. Господин Берг смотрел на меня, руки по-прежнему лежали на клавишах. Какой-то мальчик с удивлением спросил: