ХТОНЬ. История одной общаги

С того дня у меня не возникало ни желания, ни необходимости заходить к Самохину. Мне он показался немного поехавшим безобидным сумасшедшим, который в полной мере осознает свою «поехавшесть» и старается не демонстрировать ее окружающим, ограничив свое общение с людьми до минимума. Кем показался ему я – мне неизвестно, но изредка встречаясь со мной в коридоре или где-нибудь возле общежития, он слегка щурился, что в его случае означало улыбку, и непременно похлопывал меня по плечу, бормоча свое излюбленное: «Все хорошо».

В прошлый раз я так и не выяснил, есть ли у него крестовая отвертка, но вид его комнаты почему-то отпечатался в моей памяти как место, где есть абсолютно все. Я вышел из своей комнаты, держа в обеих руках обломки моего единственного стула, и, остановившись у двери напротив, прислушался. Мне бы не хотелось еще раз слушать лекцию о музыке и ее влиянии на человеческие судьбы. В комнате было тихо. Прислонив спинку стула к стене, я постучал. Андрей Андреевич, как и в прошлый раз, возник на пороге моментально.

– Заходи, – коротко произнес он и отступил на шаг, пропуская меня внутрь.

– Да у меня вот… – я показал ему бывший стул. – У вас нет случайно какой-нибудь…

Только сейчас я сообразил, что не имею ни малейшего понятия о том, какой именно инструмент мне нужен для ремонта – то ли шуруповерт, то ли молоток и гвозди, то ли кувалда, чтобы добить уже этого деревянного страдальца и избавить от мучений.

– Заходи, – повторил Андрей Андреевич.

Я переступил через порог и осмотрелся. С момента моего прошлого визита в комнате не произошло никаких кардинальных изменений, но только сейчас я заметил, что при всей кажущейся ее захламленности все предметы в ней находились будто бы на своих местах. Примерно, как если смотреть на лес с высоты птичьего полета – все деревья в нем растут хаотично, так, как им вздумается, но вместе они создают некую гармонию большого зеленого мира и никакое дерево в отдельности не режет глаз своим местонахождением.

– Стул сломал, а инструментов нет. Может, у вас найдутся? – я решил, что в разговоре с таким человеком, как Самохин, нужно озвучивать свои мысли максимально четко и лаконично, чтобы не нарваться на какие-нибудь пространные рассуждения.

Андрей Андреевич мельком посмотрел на стул и, подойдя к шкафу, принялся копаться в нем, вытаскивая оттуда какие-то предметы и снова складывая их обратно. Через пару минут он выудил из него небольшой чемоданчик с шуруповертом, коробку саморезов и несколько мебельных уголков. Я мысленно усмехнулся – моя догадка о том, что в комнате этого человека можно найти все вещи мира, подтвердилась.

– Сам или помочь.

– Да сам, спасибо.

Он бросил на меня оценивающий взгляд и открыл чемоданчик, вытащив из него шуруповерт, а затем принялся подбирать нужные уголки, прикладывая их к стулу. Мне стало даже немного обидно от того, что одного взгляда на меня ему хватило, чтобы понять уровень моего мастерства в ремонте мебели. Я даже хотел возразить, но Самохин не дал мне возможности это сделать.

– Надя заходила.

Я не сразу догадался, кого он имеет в виду, и, конечно же, не понял, задает ли он вопрос или констатирует факт.

– Надя?

– Шаповалова.

– А, ко мне заходила, да. А к вам?

– Подписал.

– Я тоже.

– Без толку все это.

Первый саморез вонзился в многострадальный стул.

– Плевать они хотели на людей, кретины, – продолжил он, вставляя реплики между отрывистым жужжанием шуруповерта. – Это мы, простые люди, умеем помогать друг другу. Они там уже разучились. Все измеряют деньгами. Если у тебя их много, тогда и помощь будет со всех сторон, а если нет их, то никому ты не нужен. Что с тебя взять.

– Есть же законы всякие, – сказал я и поймал себя на том, что, произнося слово «законы», приподнял брови и дернул головой так же, как это делала Шапоклячка.

Самохин смерил меня очередным взглядом с нотками презрения и вкрутил еще один саморез.

– Есть только один закон – людской, человеческий. По нему сильный должен помогать слабому или тому, кто попал в беду. Все остальное – чушь собачья.

– А вам сильно эти холодильники мешают? – спросил я, стараясь увести Самохина от бездонной ямы рассуждений, в которую он уже начал сползать.

– Вообще не мешают.

– Ну, а чего вы тогда так переживаете?

Самохин молча поставил стул на ножки и пошатал из стороны в сторону. Стул даже не скрипнул.

– С другой стороны, удобно же, – прервал я неловкую паузу, – вышел из подъезда, вот тебе и магазин. Раньше, говорят, в какой-то ларек ходили через дорогу.

– Да не в магазине дело, а в отношении одних людей к другим. Просто… ай, да что тебе объяснять, – он махнул свободной рукой, – вы, молодые, пока этого не понимаете, наверное. Вот раньше…

О нет… Только не «вот раньше». Эти два слова, произнесенные человеком за пятьдесят, имеют свойство удивительным образом переносить человека в будущее. Вот ты в обед разговариваешь с человеком о том о сем, звучит «вот раньше» – и за окном уже вечер, твоя голова под завязку нагружена бесполезными чужими воспоминаниями о Советском Союзе, о Смутном времени или палеолите, а на душе тоска и ностальгия по временам, в которых ты и не жил-то никогда.

– Дождь пошел. Сильный, – сказал я первое, что пришло в голову, чтобы сбить Самохина с мысли.

Он удивленно посмотрел на меня, перевел взгляд на окно, внимательно изучил капли воды, стекающие по стеклу, а затем медленно кивнул и вкрутил в стул последний саморез.

– Хороший дождь.

– Интересно, а у нашей общаги крышу давно ремонтировали? – я продолжил выстраивать словесный заслон от воспоминаний Самохина. – А вот, кстати, вопрос. Мы, жители второго этажа, должны скидываться на крышу?

– Не должны.

– Вот и я думаю, что не должны, но если придет Шапоклячка, уверен, что и случайные покупатели в магазине снизу скинутся.

Я представил, как Надежда Ивановна бегает по магазину, заглядывает в корзины для продуктов, а затем хватает за рукава тех, кто, на ее взгляд, побогаче – и заводит свою пластинку. Мне показалось это смешным, и я улыбнулся, но улыбка моя жила недолго. Как только я увидел изменившееся лицо Самохина, мне стало не до смеха. Его глаза почернели, ноздри раздулись, и я, кажется, даже услышал скрип зубов.

– Не сметь так называть Надю… Надежду Ивановну, – процедил он.

Я не сразу даже сообразил, как именно я ее назвал, потому как ее прозвище уже давно стало вторым именем.

– Да я же не со зла, у нее же просто фамилия Шаповалова, вот и…

– Я сказал – не сметь!

Самохин довольно сильно хлопнул ладонью по спинке стула. Справедливости ради стоит отметить, что стул даже не шелохнулся, хотя раньше скрипел, кажется, даже от ветерка из незакрытого окна.

– Хорошо, хорошо, Андрей Андреевич.

Я поднял ладони в примирительном жесте. Ссориться с ним, а уж тем более нарочно пытаться обидеть или разозлить в мои планы не входило.

– Забирай свой трон.

– Спасибо, Андрей Андреевич! С меня магарыч.

Самохин ничего не ответил и принялся копаться в шкафу, складывая в него инструменты.

– До свидания!

Выждав из вежливости несколько секунд и не дождавшись ответа, я покинул комнату и отправился в свою келью вместе со стулом, который поставил на законное место у стола.

Вот оно что. Надя Шапокляковна. Впрочем, кто еще может понравиться такому человеку, как Андрей Андреевич. Интересно, Надя отвечает ему взаимностью? Хотя здесь нужно копать глубже – умеет ли Шапокляк отвечать взаимностью? Вопрос не из легких. Не уверен, что она сама сможет на него ответить без консультации юриста.

За окном шел дождь. За стеной плакала Верка, Наташа в сотый раз объясняла Николаю, в каком ящике комода лежат подгузники. Сосед сверху снова уронил что-то тяжелое на пол. И только в комнате справа было тихо.

В комнате номер 203 никто не живет. Раньше в ней обитала одна сварливая бабуля, которая постоянно ругалась со всеми по любому поводу, обещала выселить всех непорядочных, по ее мнению, жильцов из общежития, а также навести на всех порчу. Я немного застал ее, но не успел толком распознать, поэтому подробную характеристику мне предоставил, конечно же, Коля. Когда он рассказывал мне про нее, я спросил – кто, по его мнению, был противней – бабка из двести третьей или Шапоклячка? Николай долго размышлял, покачивая головой из стороны в сторону, будто внутри нее стояли некие весы, которые отмеряли количество негативных воспоминаний… а затем сказал, что они обе, определенно, из одного семейства демонов, но все же принадлежат к разным подвидам, а какой из этих подвидов зловреднее, он затрудняется сказать, так как не является ни биологом, ни демонологом.

Судя по рассказам, бабка действительно была не в себе. Однажды она устроила пожар на общей кухне, в котором, к счастью, никто не пострадал. Лишь над окном осталось темное сажевое пятно. Как оказалось, бабуля решила сварить какое-то зелье для изгнания злых духов из общежития, которыми, по ее словам, оно кишело. Рецепт варки предполагал сожжение пучка высушенной полыни и добавление пепла в зелье. Бабка подожгла подготовленный заранее букет и принялась размахивать им во все стороны, действуя на опережение, ведь злые духи готовились к защите от волшебного зелья, а получили внезапный превентивный удар в виде огня и дыма. Естественно, она подожгла занавеску, которая вспыхнула моментально. Судя по состоянию и внешнему виду нынешней занавески, подозреваю, что ту тоже ни разу не стирали: пропитанная всевозможными маслами и прочими жирными продуктами жизнедеятельности человека на кухне, горела она великолепно.

Первым на пожар примчался Самохин. Быстро оценив ситуацию, он шваброй сбил на пол горящую занавеску вместе с гардиной и принялся топтаться по ним, крича на весь этаж: «Воды! Воды!» Почуяв неладное, из комнат подтянулись и другие жильцы. Общими усилиями пожар был потушен, а бабка, что интересно, сделала вид, что это ее совсем никоим образом не касается. Переодевшись в другую одежду, она вернулась на кухню и принялась доваривать зелье. Все упреки со стороны жильцов она игнорировала, продолжая бубнить себе под нос про злых духов, которые чуть не сожгли их общее жилище и которых непременно нужно изгнать.

По словам Коли, иногда в голове бабки все же прояснялось, и какое-то время она могла вести себя вполне адекватно, но потом, видимо, наступало обострение, и она снова заводила старую пластинку про духов. Когда я слушал эти истории, мне было очень смешно, но потом я впервые увидел Темного в углу своей комнаты, и сумасшествие старой женщины перестало казаться для меня очевидным. Кто знает, что мерещилось одинокой старухе? А она точно была одинокой. Ни Коля, ни я, ни кто-либо еще из жильцов ни разу не видели, чтобы кто-то приходил к ней в гости. Да и сама она редко покидала общежитие, разве что сходить в магазин или подышать свежим воздухом на скамейке во дворе. Старость – определенно не радость.

Отсутствие бабули мы заметили не сразу. Наверное, жильцы так устали от ее выходок, что некоторое время просто наслаждались относительной тишиной на этаже. К слову, бабуля любила шуметь только вне своей комнаты, поэтому мне, как ее соседу, она не доставляла никаких неудобств. На одном из общих собраний кто-то поинтересовался местонахождением бабки – и оказалось, что ее не видели в общежитии уже около двух недель. У кого-то даже нашелся номер ее телефона, но на том конце «провода» говорили, что аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия Сети. Все встревожились не на шутку и принялись стучать в металлическую дверь ее комнаты, которая оказалась запертой на ключ. Успокоил всех Коля, опоздавший на собрание, который вспомнил, что не так давно ему пришлось около получаса провести наедине с бабулей у подъезда – он ждал доставщика пиццы, а она сидела на скамейке. По его словам, бабка сначала костерила всех соседей почем зря, а потом внезапно решила посвятить его в свою биографию. Оказалось, что где-то под Краснодаром живет ее сын, с которым она почему-то не общалась на протяжении последних лет. Бабуля очень кручинилась по этому поводу и поделилась с Колей своими переживаниями – мол, ей скоро помирать и может так случиться, что сына она больше никогда не увидит, а переходить в иной мир с обидой на плечах негоже – могут в рай не пустить. Поэтому надо бы к сыну съездить напоследок да помириться с ним. Контактов сына, чтобы проверить эту версию, естественно, ни у кого не оказалось, поэтому все единогласно решили, что она звучит вполне правдоподобно, и разошлись по комнатам. С тех пор бабку никто не видел, но переживала по этому поводу лишь Шаповалова, потому что счета за общедомовые коммунальные услуги комнаты номер 203 никто с тех пор не оплачивал, а комната находилась в собственности бабули. Про бабку иногда вспоминали, обсуждая ее долгое отсутствие, но обычно все сводилось к двум версиям – либо она осталась у сына, либо уже давно померла и донимает сейчас ангелов приготовлением зелий для изгнания злых духов из ада. Придерживающиеся этой версии очень надеялись на то, что она еще не спалила рай к едрене фене.

Отсутствие соседей хотя бы с одной стороны, безусловно, радовало меня, если бы не высокодецибельное семейство Романовых, которое насыщает меня шумом сразу за две комнаты.

Однажды мне в голову пришла гениальная мысль. Я подумал, что если смогу найти старушку, то смогу уговорить ее поменяться комнатами. А что? В своей она не живет, а площадь комнат одинаковая. Не думаю, что состояние ее жилища слишком уж отличается от интерьера моей берлоги, поэтому обмен был бы равнозначным. Конечно же, я купил бы ей каких-нибудь конфет или что там обычно покупают бабушкам, которые меняются недвижимостью. Не уверен, что я совсем перестал бы слышать Романовых, но они определенно стали бы звучать глуше.

С этой идеей я подходил к Шаповаловой, чтобы узнать номер телефона бабули. Она сказала, чтобы я не выдумывал и не занимался дуростью, но номер дала. Он по-прежнему был выключен. В шутку я предложил вскрыть комнату бабушки и заселиться в нее самостоятельно, раз уж она ей не нужна. К моему удивлению, Надежда Ивановна ненадолго задумалась, но потом все же мотнула головой и сказала, что это самоуправство и вообще уголовная статья за проникновение на частную собственность, а она не планирует в ближайшее время никуда переезжать, даже при условии, что на новом месте жительства будут бесплатно кормить.

Вскоре я забыл о своей глупой идее по поиску бабули, но иногда эта мысль все же всплывала в моем сознании – чаще всего по утрам, когда за стеной просыпалась Верка, а Коля, громыхая, как слон в посудной лавке, начинал выполнять указания жены по смене пеленок, приготовлению детской смеси и исполнению прочих родительских обязанностей.

В дверь снова постучали. По характеру стука я определил, что это точно не Шапоклячка и не Коля. Каждый из них обладал своим неповторимым стилем стука. На этот раз на пороге стоял Самохин и как-то по-детски переминался с ноги на ногу.

– Извини, парень. Вспылил, – проговорил он.

– Да бросьте, я же все понимаю.

– Просто женщина все-таки и… – его взгляд метнулся к моим улыбающимся глазам. – Что ты там понимаешь.

Это был вопрос.

– Ну… Все понимаю, – повторил я, хотя уже не был уверен ни в чем.

– Ты мне здесь голову не морочь. Понимает он…

Самохин начал надуваться, как гадюка перед броском. Его нижняя челюсть заходила ходуном, дыхание участилось, а руки никак не могли найти себе применение, поэтому то лезли в карманы, то скрещивались на груди.

– Не сметь называть Надежду Ивановну… Не иначе кроме как Надеждой Ивановной. Уяснил.

– Андрей Андреевич, я это еще десять минут назад уяснил. Вы зачем пришли?

– А потому что, – подвел итог Самохин и, развернувшись, шагнул в свою комнату, хлопнув напоследок дверью.

Я снова посмотрел на трещину на потолке коридора и подумал о том, сколько удивительного и необъяснимого происходит вокруг нас, а мы совсем этого не замечаем. День только начался, а мир уже подкинул мне две таинственные загадки – откуда на потолке взялась трещина и зачем приходил Самохин? Решив, что эти вопросы не имеют ответа, я закрыл дверь в свою комнату и подошел к окну. Дождь почти закончился, сидеть в общежитии не было никакого желания. Я взял со стола телефон и позвонил Але.

С Алей мы познакомились пять лет назад. Именно с этой фразы обычно начинаются все истории любви. Человек расплывается в ностальгической улыбке, откидывается на спинку кресла, закидывает ногу на ногу и, пожевывая губу и уперевшись взглядом куда-то в потолок или вдаль при отсутствии потолка, начинает долгую историю, которая обычно заканчивается словами: «И с тех пор прошло двадцать, тридцать, пятьдесят лет, а мы все еще вместе». Затем следует влюбленный взгляд героини рассказа, сидящей рядом, и какая-нибудь ее ехидная фразочка вроде: «А могла бы и за Ваську замуж выйти. Помнишь, как он за мной бегал?». Мужчина делает пренебрежительный жест рукой, мол, какой там Васька, когда есть я, а затем игриво щиплет свою женщину за коленку. Все смеются, и все счастливы. Моя история не так романтична. В первую очередь из-за того, что хоть мы с Алей и знакомы почти пять лет, девяносто девять процентов этого времени мы не общались и даже не виделись.

В тот день я просто зашел в уличное кафе, чтобы купить бутылку воды. Никогда в жизни – ни до, ни после этого случая – я не покупал воду в уличных кафе, но в тот день почему-то сделал именно так. За барной стойкой стояла Аля, тогда она еще была студенткой, было лето и она подрабатывала барменом после сессии. Влюбился ли я в нее? Наверное, да. По крайней мере, тогда мне показалось именно так, потому что я тут же почувствовал некоторые ощущения внутри себя, которые банально и однотипно описываются в дешевых романах – сердце забилось, внезапный жар в животе сменился резким холодом, а ладони вмиг стали влажными.

В кафе не было посетителей, поэтому обстановка располагала к знакомству. У меня с этим делом всегда были большие проблемы – при виде красивой девушки я в один миг превращался в Буратино, но не того, который веселится и поет песенки, а в того, который деревянный. Удивительно, но в тот день слова из меня лились рекой – я шутил, мило улыбался и всячески пытался произвести впечатление на Алю. И, кажется, это у меня получилось. Она искренне смеялась, поправляя локон волос, падающий на лицо, клонила голову набок и всячески подтверждала правоту автора учебника по психологии делового общения (предмет именно с таким названием был в моем расписании на втором курсе университета): женщину нужно рассмешить, и полдела сделано. Другими словами, я понравился Але, а она понравилась мне. Естественно, эта встреча должна была закончиться если не свиданием в тот же вечер, то хотя бы обменом номерами телефонов. Не произошло ни того ни другого. Когда я так разошелся, что предложил Але бросить свою работу прямо сейчас и пойти со мной гулять по городу и есть мороженое, она с милой улыбкой окатила меня ушатом холодной воды, сказав, что вряд ли ее отпустит на такую прогулку ее парень. Несколько секунд я молча смотрел на нее, почему-то больше всего на свете переживая о том, чтобы не показать ей свое разочарование и не выдать какую-нибудь дурацкую шутку в стиле: «Парень не стенка – подвинется». И все же я ее выдал. Аля шутку не оценила, а только развела руками, как бы говоря, что такова жизнь. В тот момент мне хотелось провалиться под землю от стыда и неловкости ситуации, в которой я оказался. Выручил меня кто-то из друзей, который в этот момент решил позвонить мне на мобильник. Воспользовавшись неожиданным звонком, я на прощание махнул рукой Але, изобразив на лице что-то вроде: «Я бы еще с тобой пообщался, но извини – дела», и вышел из кафе, чтобы больше никогда в него не вернуться.

Аля долго не выходила из моей головы. Долго, по меркам времени, когда тебе немного за двадцать, – это примерно месяц. Я думал о ней, но все мои мысли сводились к тому, что думать о ней бессмысленно и даже вредно. Я не был одним из тех парней, которые любыми путями получают желаемое, особенно когда дело касалось девушек. Мне всегда казалось, что если девушка прямо говорит, что у нее есть кто-то, то этого достаточно, чтобы забыть о ней. Выжидать удобного случая или, наоборот, идти нахрапом, пытаясь отбить ее, – все эти глупости были не для меня. В конце концов, если кто-то увел у кого-то девушку или даже жену, это повышает шансы на то, что когда-нибудь ее смогут увести и у него самого, а в эту ситуацию мне попадать совершенно не хотелось.

Повздыхав немного об истории любви, которая закончилась не начавшись, я продолжил жить своей обычной жизнью. Закончил институт, устроился на работу, переехал в свою комнату. Воспоминания об Але совсем стерлись из моей головы, а жизнь очень не любит, когда что-то забывается – на все случаи у нее есть бэкап, чтобы в нужный момент выудить из памяти то, что давно покрылось пылью.

Я снова встретил Алю спустя пять лет. На этот раз мы столкнулись на дне рождения, как оказалось, нашего общего знакомого. Он решил отметить его в небольшой забегаловке, но зато большой компанией. Половина приглашенных даже не были знакомы друг с другом, но эта проблема, впрочем, быстро решалась с помощью алкоголя… Когда к нашему столу подошла Аля, я был занят заслушиванием очередного, семьдесят четвертого, анекдота от своего соседа. Первые семьдесят три были не очень-то и смешными, но общая атмосфера располагала и я смеялся вместе с другими слушателями. К сожалению, я так и не узнал, что ответил Василий Иванович Петьке, так как все мое внимание переключилось на нее.

Аля была одна. Она поздравила именинника, извинилась за опоздание и села на свободное место. Пять лет, прошедшие с нашей первой встречи, не прошли незамеченными. О мужчине в таких случаях говорят, что он возмужал. Это слово носит исключительно положительную окраску и обычно применяется к молодым людям, которые хотя бы внешне уже перестали быть мальчиками, но еще не превратились в мужиков. Странно, но для женщин нет аналога этого слова кроме дурацкого «расцвела», которое никак не ассоциировалось с Алей. Конечно же, за это время она повзрослела, набралась женственности, научилась чувствовать свое тело и пользоваться всеми его достоинствами – ее жесты стали плавными и грациозными, взгляд – глубоким, а осанка явно говорила о том, что Аля уделяет ей много внимания. Да что там говорить, за это время она стала еще красивее и привлекательнее. Я буравил ее взглядом, вытирая о джинсы вновь вспотевшие ладони, но она меня пока еще не замечала, поэтому у меня было время на то, чтобы рассмотреть ее повнимательнее. И чем дольше я в нее вглядывался, тем явнее чувствовалась какая-то внутренняя перемена, которая никак не была связана со временем, которое мы не виделись. Аля была напряжена, ее взгляд был рассеян, а пальцы то и дело сжимались в замок. В тот момент я подумал, что ей просто неуютно в такой большой компании, где она со многими незнакома, поэтому тут же решил прийти на помощь.

– Обещанного пять лет ждут, – произнес я над ее ухом, обойдя стол и опершись на спинку ее стула.

Как я уже говорил, мои коммуникативные способности при общении с девушками не развивались вместе с моим сознанием, а оставались и до сих пор остаются в зачаточном состоянии, поэтому я не знаю, как объяснить выбор этой фразы для повторного знакомства с Алей. Тем не менее ее реакция на мой «подкат» меня порадовала. Обернувшись, она некоторое время разглядывала мое лицо, пытаясь вспомнить, где она его уже видела.

– Мы с вами уже встречались несколько лет назад, – я решил ей помочь, – вы тогда работали в…

– А я вас помню, – улыбнулась она, – вы покупали воду.

– Более того, я ее даже купил.

– У вас еще имя было такое необычное…

– Не поверите, но за эти годы оно не изменилось ни на букву.

Аля звонко рассмеялась, а затем бросила слегка растерянный взгляд на своих соседей по столу. Я понял этот взгляд без слов и, попросив ее минуту подождать, пошел договариваться со своим соседом-анекдотчиком о перемене мест. Тот слегка расстроился из-за того, что потерял в моем лице такого благодарного слушателя, но довольно быстро согласился на рокировку, посчитав, что она даст ему возможность расширить аудиторию поклонников своего таланта и на другой стороне стола.

Естественно, нам с Алей было уже не до дня рождения. Весь вечер мы болтали без умолку, не обращая внимания на безобидные шуточки со стороны именинника и других гостей. Казалось, что эти пять лет мы не жили разными жизнями – общаться нам было легко, будто мы давно знаем друг друга. Единственная тема, которую я мастерски обходил стороной, была ее личная жизнь – мне совершенно не хотелось наступить на ту же мину во второй раз. Более того, я решил вообще не задавать ей вопросов, которые могли бы вызвать какую-то неловкость в нашем общении. Надо будет – сама расскажет. Но Аля не рассказывала. Ни в тот вечер, ни после. Более того, она и сама не задавала мне подобных вопросов. Поначалу меня это насторожило – женщины все же очень любопытные создания, и если они не спрашивают о твоей личной жизни, то только по одной причине – им она неинтересна. Впрочем, узнав Алю получше, я успокоился. Она была из тех редких людей, жизненным принципом которых являются недопустимость вмешательства в души людей и уважение свободы личного пространства. Как правило, того же они требуют и от других, поэтому у таких людей обычно очень узкий и ограниченный круг общения.