Особняк. Тайна Карты вечности

Эвелин Бризу-Пеллен

Особняк

Тайна Карты вечности

Évelyne Brisou-Pellen

Le Manoir. Liam et la carte d'éternité – Tome 1

© Bayard Jeunesse, 2013.

© Кожевникова М., перевод, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Глава 1

Такси наконец-то остановилось. Я сначала обрадовался, а потом опять загрустил. Мрачное небо со странными, чёрными, как сажа, тучами низко нависало прямо над головой и давило свинцовой тяжестью.

И остановились мы непонятно где: на какой-то площадке, посыпанной гравием, с высокими деревьями по краям. Ничего похожего на санаторий, каким я его себе представлял. Ни одной машины на парковке (да и парковки тоже не видно), нет выздоравливающих в халатах на лавочках вокруг лужайки, никаких больших окон в доме, глядящих на них. «Особняк» – вот первое слово, какое пришло мне в голову, когда я упёрся взглядом в здание, придавленное низким небом.

Не желая поддаваться тоске (а мне стало ещё тоскливее), я стал рассматривать здание и решил, что это особняк XV века, а лестницу к нему пристроили, конечно, позже. Я с такой уверенностью определил его возраст, потому что мама у меня историк, и она меня с самого раннего детства постоянно таскала по разным старинным церквям, полуразрушенным замкам и чьим-то особнякам.

У этого были башенки по углам и черепичная, потемневшая от времени крыша. Камень, деревья, земля… Я догадался: мама выбрала для меня этот санаторий. Но, если честно, замшелыми домишками я предпочёл бы любоваться в кино.

И, конечно, мне было бы гораздо приятнее, если бы вместе со мной сюда приехала мама. Или отец. Чтобы мне не в одиночку начинать своё выздоровление. Но я понимаю: они потратили очень много сил во время моей болезни. Одни только нескончаемые дежурства в больнице чего стоят. Днём и ночью кто-то из них сидел со мной рядом, боясь, как бы чего со мной не случилось. Теперь болезнь позади, бояться нечего, и на них навалилась усталость. Они столько пережили, что теперь немного расслабились.

Шофёр, широкоплечий рыжий парень, открыл багажник и протянул мне мой чемодан.

– Пока! Удачи!

Ну, да… Он тоже не предложил меня проводить. Покосился на дом любопытным взглядом и махнул рукой, показав на лестницу.

Я пересёк двор, и сопровождал меня только скрип гравия под моими кроссовками. Невесело. Тучи быстро двигались у меня над головой и, похоже, готовились дать залп. Поглядев на них, я заторопился, поднялся по ступенькам на крыльцо и остановился перед массивной кованой дверью.

Поискал звонок и не нашёл. Шофёр уже сел в машину, но продолжал наблюдать за мной. Я беспомощно развёл руками, показывая ему, что, быть может, раз нет звонка, мне имеет смысл уехать отсюда. Он показал мне жестом: постучи, мол, и погромче.

Я сразу обратил внимание на чугунную львиную лапу, но принял её за украшение, а это был дверной молоток, как это водилось в старину. Без большой уверенности я взялся за лапу и постучал.

Бум, бум! Дверь громко загудела. Я испугался, оробел, готов был убежать со всех ног, но уговорил себя, урезонил.

Шофёр такси счёл, что его дела со мной закончены, развернулся и исчез за поворотом аллеи. Таксист ездил на Порше – мне никогда ещё не приходилось ездить на таких автомобилях, я очень удивился, когда сел в него. Такси люкс, высшего класса.

Но это ничего не меняло. Почему родители не отвезли меня сюда сами? Может, случилось что-то очень серьёзное и они не захотели мне говорить? Но заразиться от меня они точно не могли, рак – не скарлатина, он не заразный!

Дверь открылась. Но за ней стояла не медсестра, как я ожидал, а какой-то старик, затянутый в ливрею XIX века. Строгий, с прямой спиной, похожий на Нестора из «Тинтина». Будто старинный персонаж, из тех, что не знают значения слова «улыбка». Без большой уверенности, что смогу выдавить из себя хоть какой-то звук, я всё же открыл рот и представился:

– Лиам Андерсон.

Мажордом (да, мне пришло в голову именно такое определение) поклонился.

– Добро пожаловать, месье.

Впервые в жизни ко мне обратились «месье». Мажордом был явно предупреждён о моём приезде, потому что сразу сказал:

– Надеюсь, что вам здесь понравится, месье.

Входная дверь медленно, со скрипом закрылась позади меня – ну точь-в-точь как в ночных кошмарах. И я оказался в большом холле с красным плиточным полом и горящими старинными фонарями по стенам. Жуть, по-другому не скажешь.

Передо мной была лестница – белая мраморная – с закруглениями справа и слева. Шествие 14 июля1 вполне могло пройти по этой лестнице.

Перила заканчивались головами драконов – раскрыв зубастые пасти, они пристально смотрели на меня. Возможно, из-за драконов у меня возникло неприятное ощущение, что за мной следят. Я почувствовал, что меня начинает колотить, и испугался: а вдруг со стороны это может быть заметно?

– Если месье пожелает последовать за мной…

А у меня, что, есть выбор?

Мы свернули влево по коридору, и мажордом взялся за ручку двери. Он обернулся ко мне и продолжил нелепое представление.

– Если месье пожелает войти, доктор Граф примет его.

Доктор Граф, уж не владыка ли он этого очень странного царства?

Комната, куда я вошёл, была безликой, белой с серым. Главный врач сидел за столом, заваленным бумагами, и был ей под стать серо-серебристой щетиной вокруг небольшой лысины и серебристой бородкой. Он удивлённо посмотрел на меня, словно не ожидал меня здесь увидеть, хотя наверняка был предупреждён о моём приезде. Продолжая смотреть на меня, он поднялся, обогнул стол и сделал шаг мне навстречу. Но всё же не подошёл.

Мне всё казалось здесь очень странным, и я подумал: откуда они такие взялись, эти двое? Обоим давно пора на пенсию. Но молодые, конечно, предпочитают посвящать себя более значительной миссии, они хотят спасать больных, вот как доктор Баглон, который спас меня.

Не знаю, какое решение принял главный врач, но он повернулся и снова сел за стол, даже не осмотрев меня. Покопался в деревянной коробке, стоявшей на столе, достал оттуда карточку и прочитал вслух:

– Лиам. Пятнадцать лет.

Информация тут у них работает на пять с плюсом, ничего не скажешь.

Доктор Граф посмотрел на меня, как родной дедушка, и спросил:

– Ну, и что ты думаешь о своём самочувствии?

Я немного подрастерялся.

– Я-а?.. Ну, мне надо отдохнуть, так говорит мама. Расправить крылья, так говорит папа.

– А ты что говоришь?

– А я хочу поскорее обратно к друзьям, гулять, ходить в школу.

Он слегка улыбнулся, но только одной половинкой лица. Больше он ничего не сказал, и тогда я попытался прощупать почву.

– А я к вам сюда надолго? Доктор Баглон, наверное, написал вам?

– Так, так… Доктор… – Он стал рыться в своих бумагах и вытащил листок из кучи других. – Да, вот оно. М-м-м-м-мд-д-д.

Он читал, а я пытался понять по этим «м-м-м-мд-д-д», что мне грозит: долгие месяцы заточения в странном доме или я скоро увижусь со своими ребятами?

За спиной доктора находилось окно, на листок, который он держал перед глазами, падал свет, так что для меня он немного просвечивал. Но я никак не мог разобрать, что же я там вижу. Потому что я там не видел ничего. Да, на этом листке ничего не было. Это был совершенно пустой листок!

Доктор Граф положил его в кучу других и спросил:

– И как ты себя чувствуешь?

– Вообще-то… очень хорошо.

Я сказал правду. Я точно это почувствовал, как только сказал. На меня нагонял тоску вид этого особняка, но меня не тошнило, и дышал я тоже нормально.

– Прекрасно, прекрасно, – сказал доктор.

И принялся перебирать бумаги, наверняка отыскивая настоящее письмо моего доктора. Честно говоря, я немного волновался.

– Мои лекарства… Процедуры…

– Они тебе больше не понадобятся.

В мои лёгкие поступила дополнительная порция кислорода. Неужели без процедур? Я уже привык, что мне никогда не говорят настоящей правды, и поэтому уточнил:

– Никаких? Совсем?

Мне уже были известны все врачебные утайки и отговорки: «совсем ненадолго», «для пользы дела чуть-чуть». Граф кивнул со всей определённостью:

– Совсем.

У меня даже дыхание перехватило. Я не мог поверить тому, что услышал. Я даже подумал: а что, если я попал в какую-нибудь удивительную секту, где избавляют от опухолей революционными методами лечения, например мажут ноги мёдом в полнолуние?!

Нет, мои родители не отправили бы меня в такое заведение! Но вопреки всякой логике главным было чувство величайшего облегчения. Я избавился от всех этих гадостей, меня больше не будет выворачивать наизнанку!

– Но будь очень осторожен, – предупредил меня врач. – Избегай любых тактильных контактов с другими пансионерами. Ты меня понял? Для твоей безопасности и для их тоже.

Ладно. Я же тут ненадолго, так что никаких проблем. Тем более, зная своё состояние здоровья, я точно не хочу рисковать.

Глава 2

Я вылетел из кабинета как на крыльях. Исполнялись мои самые неисполнимые мечты. Мне отменили процедуры! Если кто-то представляет себе, каких мучений я натерпелся во время своего лечения, тот поймёт моё счастье. И одним-единственным условием было не соприкасаться с другими пациентами!

Мажордом дожидался меня в холле и тут же низко поклонился, согнувшись чуть ли не вдвое.

– Если месье пожелает последовать за мной, я покажу ему его комнату.

Конечно! Я продолжал лететь на крыльях. Мы направились к лестнице, и драконы-охранители показались мне вполне доброжелательными.

Хотя, когда я наступил на первую ступеньку лестницы, где-то внизу мне послышался глухой шум, но я не обратил на него особого внимания.

Внутри особняк оказался гораздо больше, чем казался снаружи. На втором этаже мы пошли по коридору без окон, и, казалось, он всё удлинялся по мере того, как мы по нему идём, и слева, и справа возникали всё новые двери, тёмные, из настоящего дерева, и все совершенно одинаковые. Старинный паркет, блестящий, как зеркало, отражал свет настенных светильников.

В коридоре ни души. Мёртвая тишина. Я невольно вздрогнул, внезапно увидев перед собой воина устрашающего вида. Недоброе выражение лица, чёрные волосы по плечам, в красной тунике без рукавов и в подобии юбки из кожаных полос. Он прижимал к себе локтем римский шлем с гребнем в виде полукруглой щётки. У них тут, что, костюмированный вечер?

Заметив меня, воин вопросительно посмотрел в мою сторону. Я не понял что, но ему, тоже молча, что-то ответил мажордом. Ряженый отправился дальше и, проходя мимо меня, взглянул как на муху, которую, возможно, стоит раздавить.

Но давить не стал и продолжил свой путь по коридору совершенно бесшумно – его кожаные сандалии не стучали и не шаркали. С пояса у него свисало что-то вроде двойной дубинки на цепочке, и она была в кожаном чехле. Воинственный тип меня, прямо скажем, потряс, и я спросил:

– Это кто?

– Пансионер, месье.

Исчерпывающее объяснение, ничего не скажешь! Мажордом взялся за ручку двери, естественно, тёмной деревянной.

– Ваша комната, месье. – Он показал мне на гвоздь на уровне глаз. – Советую вам повесить табличку со своим именем. Поначалу новички часто ошибаются дверями.

Надо же! И никто здесь не подумал, как помочь несчастным новичкам! Я огляделся вокруг не без тревоги.

– И что, я один на этаже с этим… пансионером?

– Разумеется, нет, месье, но сейчас у нас тихий час.

Сообщение о «тихом часе» меня не порадовало. Но оно хотя бы свидетельствовало, что какая-то жизнь в этом санатории есть. Я спросил:

– А как вас зовут?

– Рауль, месье.

Ладно. Я же не ждал, что он мне ещё что-то скажет. «Автомат» открыл дверь и снова низко поклонился, предлагая мне войти. Поклоны у него, несомненно, как тик. Не может старик в шестьдесят лет сгибаться вдвое перед пятнадцатилетним подростком, если только этот подросток не принц. А я не принц, это точно.

– Я оставляю вас, месье.

Мажордом закрыл за сбой дверь.

Комнату освещали два больших окна, и это единственное, что могло в ней порадовать, остальное – жесть, по-другому не скажешь. Во-первых, нет телика, значит, придётся ходить смотреть в общий салон, а я этого терпеть не могу. Даже выбрать канал по своему усмотрению не получится.

Обстановка ну точно допотопная: камин из мрамора, комод, деревянная кровать с резным изголовьем, бюро и стул на гнутых ножках. Шкаф для одежды огромный, точно для платьев с кринолинами, с их помощью когда-то парней не подпускали к девчонкам, держали на расстоянии метров трёх, не меньше.

Не хватало только портретов предков на стене. Ну, ничего, сейчас я развешу наши семейные фотографии с мамой, папой и младшим братишкой Томом. И хотя бы чуть-чуть почувствую себя дома.

Я положил чемодан на бюро – смотрится он среди всей этой старины классно: старенький, потёртый, из варёного картона, таких давно не делают, и я его очень люблю – в нём мой прадедушка носил листовки, когда был в Сопротивлении во время войны2.

Я открыл его. И не поверил своим глазам. Внутри пусто! Совсем! Вообще ничего. А ведь этот чемодан ездил со мной повсюду, с самой первой моей госпитализации, верный спутник всех моих несчастливых странствий.

Шофёр такси, что ли, свистнул у меня все вещички? Вот гад! Надо срочно сообщить родителям!

И тут я понял, что мобильного у меня тоже нет. Он лежал в чемодане! Как и мой ноут! Сосущее тоскливое чувство, которое на меня здесь навалилось, сменилось гневом. Я буквально задохнулся от ярости и выскочил в коридор. Рауль, оказывается, никуда ещё не ушёл – он был рядом, следил, наверное.

– Где тут у вас телефон? – заорал я.

– Телефон, месье?

Его ненормальная вежливость действовала мне на нервы.

– Да, телефон! Мне нужно немедленно позвонить родителям!

– Господи Боже мой! Да у нас здесь нет никаких телефонов!

Гром среди ясного неба! Я застыл как оглушённый. Как это нет телефона? Прошло не меньше минуты, прежде чем я опомнился.

– Тогда я пойду позвоню из телефона-автомата. Мне надо сказать родителям… что я благополучно добрался. Где у вас автомат?

Рауль постоял, подумал секунду и сказал всё с тем же дурацким поклоном:

– Вашим родителям об всём сообщили. Вам не о чем беспокоиться, месье.

– Обо всём? Я бы очень удивился, узнав, что они в курсе, что у меня спёрли все мои вещи.

– У вас… спёрли?..

– Спёрли, стырили, увели! Да! У меня нет мобильного, нет компа. Мне нужно хотя бы шмотки купить!

– Шмотки…

Ух, он нереально бесил меня!

Но я постарался взять себя в руки. Кричи не кричи, толку от стариков не добьёшься. И я постарался объяснить как можно спокойнее:

– Родители должны перевести мне деньги. Мне нужно будет смотаться в город.

– В город…

– Ну, или в деревню. Есть же у вас рядом какая-нибудь деревенька?

Мажордом был скорее озадачен, чем рассержен. В конце концов он согнулся пополам, как это у него водится, и сказал:

– Всё образуется, месье.

«Всё образуется, месье»? Дурь какая-то, честное слово! Он, что, собирается кого-то послать вместо меня за покупками? Никто не покупает джинсы без примерки, тем более такой старый хрен. Мне нужно связаться с родителями! Любой ценой! Они ведь, стоит мне не ответить на звонок в ту же секунду, шлют мне отчаянные эсэмэски. И сейчас, наверное, просто умирают от беспокойства.

Что же делать?

Глава 3

«Вашим родителям обо всём сообщили», – сказал Рауль. Очевидно, это означало, что шофёр такси (вот же мерзавец!) доложил им обо всём (вовсе не обо всём!), и мои родители успокоились, зная, что в санатории мне ничего не грозит.

Ладно. Если со мной вдруг что случится – их предупредят. Вот только нет возможности поболтать с друзьями – ни тебе мобильного, ни мэйла. Гр-р-р!

Я улёгся на кровать и заложил руки за голову – так я привык приводить себя в порядок с тех пор, как заболел. Люстра тут была в виде обода с лампочками-свечами. И там, где она крепилась к потолку – косовато, прямо скажем, – серело пятно сырости, и оно было немного похоже на самолёт. Потом меня заинтересовала сама люстра. Дело в том, что свечи были… настоящие!

Я вглядывался в них, не сводя глаз, а потом вскочил, сел и внимательно оглядел комнату. Ни одной настольной лампочки, ни у кровати, ни на бюро. Только свечи! Я быстренько проверил все стены, заглянул даже за комод. Я не мог поверить – ни одной розетки, ни одного выключателя. Да нет, быть такого не может! Здесь, что, НЕТ ЭЛЕКТРИЧЕСТВА?!

Мне стало жутко – я беспомощен. Загнан в угол. Замурован. Ждать завтрашнего дня не имело никакого смысла. Уезжаю немедленно. Я забрал свой чемодан и… Обнаружил на нём сбоку надпись: «иптивпв».

А на другом боку была еще одна: «Yadatdysr».

Кто это мог написать?! У меня дыхание перехватило, и я переводил глаза с одного слова на другое и обратно.

«Yadatdysr», «иптивпв».

Это что? Какой-то неведомый мне язык?

Мне стало нехорошо, и я положил чемодан обратно на бюро. Наверное, всё-таки мне всё это снится…

Мне хотелось хоть как-то прийти в себя, и я снова огляделся. Возле камина я обнаружил небольшую дверь, которую раньше не заметил. Я очень осторожно её приоткрыл.

Оказывается, ванная. Можно со смеху умереть. Было бы желание смеяться. Доисторический ватерклозет и довоенная ванна – неизвестно, правда, до какой именно из войн, – с одним медным краном. И такой же один медный кран над раковиной. Зеркала нет и в помине. Супер. А где прыщи разглядывать?

На полке зубная щётка времён отступления из России наполеоновских солдат с костяной ручкой и коричневой щетиной (из конского волоса?) и гребешок с огромными зубьями (думаю, для того же конского волоса!). Но моим волосам как раз подойдёт. Потому как что-что, а волосы у меня густые. И никакая химия их не взяла – я очень рад, что наотрез отказался стричься. Буду теперь завязывать их в хвост. Конский, разумеется. К тому же мама всегда говорила: блондинам идут длинные волосы, и ещё говорила, что блондина видно издалека (у нас в семье я единственный блондин). Хотя я-то считаю, что человек со светлыми волосами выглядит пошловато. Но родителям их дети обычно нравятся.

Гребешок был прозрачный, и на нём выгравировано «Лиам». Прямо что-то с чем-то! Я провёл им по волосам, и раздался звук си-бемоль. Гребешок, оказывается, хрустальный.

И тут грянул такой гром, что весь особняк дрогнул. Я же видел эти чёрные тучи, они копили грозу, копили и рванули разом, как скороварка. Я подбежал к окну. Обожаю грозы! Зигзаги молний чистят воздух электричеством, мне всегда становится легче дышать, и я очищаюсь от всякой дряни. Считайте это мнением больного-хроника.

Я стоял и любовался яростной иллюминацией – красной, жёлтой на чёрном фоне – под грохочущие раскаты. А потом понемногу гроза стала стихать, и тучи, что ополчились на особняк, понеслись воевать куда-то дальше.

Мне полегчало. Выйдет солнышко, и всё как-нибудь и правда уладится. Ну, сколько я пробуду в этом доме? Всего ничего. Так что нечего опять прессовать родителей своими проблемами. Они ерундовские.

Я решил заняться делом. Чемодан со всеми его приключениями отправил в шкаф и принялся осматривать ящики бюро. Нашёл пачку бумаги, такую делали в старину, немного рыхлую и зернистую (для рисования лучше не придумаешь). Потом очень мягкий ластик. Сразу видно, что родители позаботились и предупредили, они знают, как я люблю рисовать.

Что ж, раз есть бумага, сделаем табличку. Я написал «Лиам», потому что тут, вроде как, не в почёте фамилии, и окружил себя хороводом гномиков.

Болея, я понемногу стал шарить в рисовании. Когда лежишь месяцами в кровати, есть время кое-чему научиться.

Свечерело, а вокруг была всё та же мёртвая тишина. Чёрт бы его побрал, этот тихий час.

Наконец-то появился Рауль. И поставил мне на бюро поднос с ужином. Курица с жареной картошкой, которые были для меня давным-давно под запретом, пирожки с грибами, сыр камамбер и песочное пирожное с малиной. Всё, что я обожаю! Родители, наверное, оставили целый список блюд, которые я люблю. У меня потеплело на сердце от их заботы. Но всё равно от того, что я один, было грустно, и я спросил:

– А я разве не ужинаю со всеми вместе?

– Не сегодня, месье, сегодня вам нужно отдохнуть.

– Ну, не знаю. А вообще-то где они все?

– Увидите раньше, чем хотели бы.

– Что значит раньше, чем хотел бы?

– Кое-кто вам покажется немного… Сами увидите.

Вот тебе и подарочек.

Разговор мне не понравился совсем. Рауль вышел, а я уселся перед подносом, сам не зная, что мне и думать. Возле тарелки я увидел коробку спичек. И перевёл взгляд от коробки к ободу со свечами у меня над головой. Значит, если я хочу, чтобы было светло, мне нужно зажечь свечи? Так… Но, если бы родители, например, об этом узнали, они бы очень испугались пожара. Я сидел спокойно и вслушивался в тишину. И снова мне показалось, что я различаю вдалеке какой-то потаённый шум.

Я постарался встряхнуться, влез на стул и зажёг одну за другой все свечи. И ущипнул себя. Трудно было поверить, что я вижу всё это не во сне. Однако сон продолжался. Впервые я сидел в одиночестве в комнате при свечах. Никаких радостных рождественских предвкушений я не испытывал, скорее страх. И мне стало ещё неуютнее, когда я услышал, что в дверь постучали.

Стучался ряженый. Он оглядел меня и с инквизиторским видом спросил именно этими самыми словами:

– Ты знаешь, кто предал?

Фу-ух! Я помотал головой, давая понять, что не знаю. Уж не я, это точно, клянусь!

Он скривил губы и пробурчал:

– И тоже блондин. Удивительно.

И тут же удалился чётким солдатским шагом.

Так закончился мой первый день в санатории.

От всего вместе голова у меня была как арбуз, и я себя спрашивал, куда это меня угораздило попасть. Я уже забыл о хорошей новости относительно процедур. Снова пообщавшись с ряженым, я подумал совсем о другом: нет ли в этом санатории отделения для душевно больных? Я только что избавился от серьёзных проблем со здоровьем и не хотел бы возвращаться к нормальной жизни в обществе ненормальных.

Глава 4

На следующее утро я проснулся от того, что сразу же определил как кошмар, по-другому не назовёшь. У меня кровь застывала в жилах от оглушительных воплей. Я не сразу понял, где нахожусь. Потом увидел обод со свечками, пятно сырости на потолке – и всё вспомнил. Но эти мои воспоминания ничуть меня не успокоили.

Из-за стены я услышал что-то вроде сопенья или придыхания. Встал и приложил ухо к обоям (надо же, немного отклеились). Очень странный звук. И действительно, слышится из соседней комнаты. Что-то вроде сопенья со стонами. Трудно определить. Посопит, постонет и замолчит.

Я не стал дожидаться, когда мне сведёт шею, оторвал ухо от отклеенных обоев и выглянул в окно. Гравий, трава, деревья. Слияние с природой. Гениально!.. Родители постарались.

Я поплёлся в ванную. Как только увидел саму ванну, сразу снова разозлился – вода-то наверняка только холодная!

А вот и нет, вода была тёплая. Медный кран из античности был смесителем. Мелочь, может, незначительная, но мне стало легче.

Я мылился мылом, похожим цветом на глину (думаю, его сварили на кухне), а потом вытирался шершавым полотенцем, но зато безупречной белизны. Несмотря на допотопность всей обстановки, за чистотой тут следили. Вообще-то можно даже сказать, что всё вокруг сияло чистотой. И в комнате тоже. Ладно. Беру свои слова обратно – особняк не замшелый.

Но в отношении всего остального я не был бы так уверен. И с подозрением покосился на платяной шкаф – я туда убрал свой чемодан. Сейчас открою, а там никакого чемодана.

Но нет, чемодан на месте. Я его вытащил и сосредоточился на загадочных словах. «YADATDYSR», «иптивпв».

Что, если прочитать их задом наперёд? «rsydtaday», «впвитпи». То же на то же.

Может, это анаграммы?.. Daydtarsy, тивпвит… Dtardaysy, пвитвит… В первом случае проглядывался Daddy. Daddy по-английски – «папа». Я так иногда называл своего, потому что он американец. Только нужно прибавить еще одно «d».

Если бы знать, кто их написал, может, это и навело бы меня на след. А что, если шофёр такси, чтобы посмеяться, когда забирал мой ноут?

Если только это не какой-то шифр…

Я услышал топот в коридоре и осторожно приоткрыл дверь.

Промелькнули две тени. И тут же исчезли. А передо мной стоял Рауль. Уф! Через одну руку у него были перекинуты чёрные брюки, а через другую – белая рубашка. Он проделал своё любимое упражнение и сообщил:

– Ваша одежда, месье, вы пожелали надеть чистую.

Прискорбная неожиданность. Не знаю, в каком сундуке он всё это выискал – накрахмаленная рубашка стоит колом, атласные брюки. Только цилиндра не хватает – моего любимого головного убора!