Сеул: танец отчаяния

Мила Дуглас

Сеул: танец отчаяния

Глава 1

От автора

ВНИМАНИЕ, ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!

Перед вами – тяжелый, эмоциональный и психологически напряженный роман. Это история о боли, манипуляциях, предательстве и борьбе за свое «Я».

В книге присутствуют:

Детализированные сцены насилия и психологического абьюза.

Откровенные сексуальные сцены (18+), служащие раскрытию характеров и драмы.

Сложные, глубоко травмированные персонажи и неоднозначные ситуации.

Это НЕ история, где тирана оправдывают или где любовь исцеляет монстра. Это история о том, как жертва находит в себе силы стать охотницей. О том, как, оказавшись на дне, можно оттолкнуться и найти путь к свету – пусть и через боль, ярость и отчаянный танец собственной тени.

Сюжет выстроен как интеллектуальный триллер с загадками и неожиданными поворотами, вдохновленный лучшими традициями психологической прозы.

Если вы ищете легкое чтение о властных «пластилинах», которых любовь исправляет одним махом – это не та книга. Вам точно понравятся другие мои романы, например, "Лед и пепел" или "Проклятие ворона". Там властный мужчина эволюционирует не в диванную собачку, но хотя бы прекращает сразу хватать за подбородок.

Если же вы готовы к сложному путешествию в темные лабиринты души, чтобы в финале увидеть не искру, а настоящий огонь надежды и силы – тогда добро пожаловать в «Сеул: танец отчаяния».

Берегите себя. Вы всегда можете отложить книгу, если почувствуете, что она задевает вас слишком сильно.

С любовью и верой в вашу стойкость, Мила Дуглас.

_________________________________________________

Белый конверт лежал на потертом коврике у двери, на грязном асфальте. Без марок, без адреса. Только её имя, выведенное бездушным шрифтом принтера: Stella Orlova. Он был таким же необъяснимым и чуждым в этом убогой парадной, как лебедь в нефтяной луже.

– Надо было открыть сейчас же, покончить с этим.

Но ноги сами понесли ее прочь, к спасительному кабинету Ки Чхана. Позже. Хотя бы на час позже. Светлана замерла, ключ зажат в потной ладони. Её сердце, отвыкшее от сюрпризов, кроме плохих, отстучало резкую синкопу. Это пахло прошлым. Тем самым, блестящим и ядовитым, от которого она сбежала в эти тридцать пять метров дешевого одиночества, в то время как за запотевшим окном Сеул жил своей лихорадочной, неоновой жизнью. Где-то на соседней улице с шипением жарились хотток со сладкой корицей, а под окном пронеслись звонкие, вызубренные до автоматизма извинения на вежливом ёнда-маль – кто-то опоздал на встречу. Этот город не спал, но его бодрствование было ей так же чуждо, как и ее тишина – ему.

«Лучшие годы позади, дорогуша», – прошипел в голове привычный саркастический шёпот, её главный щит от любой наглой надежды.

Конверт оказался на удивление тяжёлым. Внутри угадывался твёрдый прямоугольник. Не бомба. Хуже. Рука дрогнула, когда она провела ногтем под клапаном. На ладонь выскользнул потёртый серебряный медальон. В форме лебедя.

Света швырнула его на кухонный стол, рядом с одиноким яблоком и счетом за электричество. Позже. Всему своё время. Сначала – сеанс у Ки Чхана. Её личный Сизиф, катящий в гору её разбитую спину.

Кабинет доктора Ки Чхана пах тепло-травяным дыханием земли, которую Светлана никогда не видела. Это был запах далеких гор, древних восточных рецептов и спокойствия, которое он носил как вторую кожу.

– Ну-ка, Светлана Валерьевна, покажите, как сегодня пляшет ваша прекрасная спина, – его голос был бархатным контрабандистом. Он провозил сквозь будни доброту, не вызывая желания огрызнуться.

– Она сегодня в настроении танцевать стрик, доктор, – фыркнула она, утыкаясь лицом в подголовник, пахнущий свежим бельём. Её собственная студия в спальном районе так не пахла. Там пахло потом отчаяния и дешевым лаком для волос.

Его пальцы, тёплые и знающие карту её боли лучше, чем она сама, нашли предательский узел под левой лопаткой. На мгновение его уверенные движения прервались, и Света краем глаза заметила, как он с почти незаметным усилием размял собственную кисть, прежде чем вновь погрузиться в работу. Она вжалась в кушетку, зажмурившись. Боль была ослепительной, как софит в глазах, но за ней шло облегчение. Он был волшебником. Алхимиком, превратившим страдание в легкую тяжесть.

– Слишком много нервничаете, – констатировал он, и его голос приобрёл новую, врачующую твердость. – Произошло что-то?

Белый конверт. Без адреса. Медальон с лебедем. Как приглашение на собственную казнь.

– Призраки прошлого беспокоят. Похоже, у них обострился сезон охоты.

– Призракам не место в настоящем, – сказал он просто, будто говорил о погоде. – Их нужно отпускать. Или хоронить. Окончательно.

В его словах не было её циничной легкости. Была тяжелая, выстраданная уверенность. Он не просто массировал мышцы. Он был экскаватором, который медленно, аккуратно раскапывал её боль, и Света внезапно с ужасом подумала, что он видит слишком много. Социальная пропасть между ними – он, кореец, мигрант-врач из Казахстана, она, бывшая прима из Санкт-Петербурга, ныне учительница для девочек из панельных многоэтажек – в этом кабинете не имела веса. Здесь они были просто двумя сломанными людьми в зазеркальном мире отчаяния.

– До четверга, Светлана Валерьевна. И… будьте осторожнее с призраками, – он проводил её до двери, и его тёмные глаза на миг поймали её взгляд. В них не было ни капли той подобострастной жалости, к которой она привыкла. Было что-то иное. Понимание? Предупреждение? Она поспешно отвернулась.

Конверт ждал её, как обвинительный приговор. Светлана налила себе вина – кислого, как её нынешние мысли.

Внутри не было письма. Ни угроз, ни просьб о помощи, которые она когда-то так ждала и не дождалась.

Кто мог отправить этот идиотский серебряный медальон? В форме лебедя. Того, кто разбил её карьеру с элегантностью, достойной лучшего применения, а сердце – с лёгкостью оперной дивы, роняющей хрустальный бокал.

Это была не ностальгия. Это был шифр. Вызов. Найди. Вспомни. Вернись в игру.

Её хрупкое настоящее, выстроенное из боли и иронии, дало трещину. Сквозь неё сочился ядовитый, ослепительный свет того мира. Мира, где о таких, как тихий доктор Ки Чхан, не говорили иначе как в снисходительном третьем лице, зато очень любили ломать таких, как она.

Она сжала медальон в кулаке, чувствуя, как острый клюв лебедя впивается в кожу ладони. Загадка была только первой ступенью. А внизу, в темноте, её ждала вся пропасть. И тихий голос доктора: «Будьте осторожнее… хоронить… окончательно» – теперь звучал не как совет, а как пророчество.

Глава 2

Лебедь ждал. Он лежал на крышке её потрёпанного ноутбука, как чёрная таблетка яда. Неделю Светлана носила его с собой, ощущая вес холодного металла медальона в кармане.

Судьба, всегда имевшая над ней скверное чувство юмора, подкинула билет. Коллега из премиального фитнес-клуба «Эдем» умоляла подменить её на вечернем stretching-классе. «Клиенты там… особенные, Свет. Богатые. Капризные. Не опозорь меня». И бросила в руки ключ-карту.

«Эдем» сиял стерильным блеском хрома и мрамора, возвышаясь над округом Каннам, как космический корабль, припаркованный среди смертных. Воздух внутри был отфильтрован от запаха улиц – одори жареных каштанов и выхлопных газов, которые были уделом тех, кто смотрел на эти двери снаружи. Здесь пахло деньгами – не хрустящими банкнотами, а бесшумным движением капитала по безналу.

Воздух был густым коктейлем из дорогих духов, хлора из бассейна и вечных поклонов перед хищниками этого мира. Мир, что теперь стучался к ней в дверь загадочным медальоном.

Её класс прошёл на удивление гладко. Сорок минут она механически руководила телами, одетыми в люкс, думая о спине, о счетах, о молчаливом предостережении Кичхана. Работа была закончена. Остаться здесь значило отсрочить возвращение в свою убогую клетку. Она задержалась в раздевалке для персонала, протирая бесконечные зеркала, в которых её отражение – усталое лицо, простая чёрная майка – выглядело чужим и жалким.

И тогда её поймал звук. Сначала – навязчивый, вибрационный бит, пробивающий стены. Потом к нему присоединились швыряемые, как ножи, ритмы и идеально отточенный, мощный вокал. Это была не фоновая музыка. Это было вторжение.

Любопытство, тот самый порок, что сгубил не одну кошку (и балерину), поволокло её на поводке. Она шла на звук, как героиня старых мифов шла на голос сирены, сулящей и гибель, и откровение. Дверь в основной зал была приоткрыта. Охранник, увидев её бейдж, лениво махнул рукой: «Проходи, нуна. Только на дороге не мешайся».

Зал «Эдема» преобразился. Тренажеры сдвинули, словно игрушки, освободив пространство. В центре, под низким, пульсирующим светом, бушевало море из восторженных тел. Девушки в платьях, стоявших больше ее годовой аренды, визжали. Мужчины в безупречных костюмах наблюдали с холодной оценкой, будто на аукционе.

А на импровизированной сцене горели они.

Пятеро. Их движения были математически выверены и в то же время дико, животно эмоциональны. Синхронность была пугающей. Это был не танец, а демонстрация абсолютной власти над плотью. K-pop в его самой концентрированной, божественной ипостаси.

И среди них был Он.

Тот, кто вёл группу. Его тело не подчинялось законам физики, оно их соблазняло и опровергало. Резкий бросок вниз – и плавное, волнообразное движение, будто удар молнии, растянутый в шелковую нить. Его улыбка, брошенная в зал, была ослепительным оружием. Ли Минхо. Имя выжег в её памяти восторженный шепот стоявшей рядом девушки.

Светлана застыла в тени у служебной колонны. Невидимка. Призрак на пиру богов. Она смотрела на него не как фанатка, а как ремесленник на работу мастера. Видела титанический труд за этой лёгкостью, идеальную работу стоп, которую не оценил бы никто, кроме неё. И это профессиональное любопытство вдруг сжалось в комок под грудью, уступив место чему-то острому, жгучему, забытому.

Он был не просто красив. Он был воплощением той самой силы, молодости, безраздельной власти над пространством, которые она безвозвратно утратила. Это был тот самый софит, что выжигал ей глаза в прошлой жизни, только теперь он светил изнутри.

И в этот момент, на самом пике номера, когда вся его энергия была выплеснута в зал, он резко повернул голову. Его взгляд, тёмный, блестящий от пота и софитов, пронзил полумрак и – нашёл её. Угол, где она стояла, замершая, сжимая руки в замок.

Он не просто скользнул взглядом. смотрел на неё так, будто она была единственной загадкой в этой комнате, полной очевидных вещей. И в этом взгляде, пока он был прикован к ней, его идеальная улыбка дрогнула. Он провел языком по губам, смазывая следы дорогой помады, и Света заметила, как дрожит его рука, сжимающая микрофон – мелкая, предательская вибрация запредельной усталости, которую не скрыть никаким гримом. Светлана почувствовала, как по своей спине пробежал разряд – но на этот раз это была не боль, а странное, осторожное узнавание.

Он увидел. Увидел женщину не в форме обслуги, а сквозь неё. Прямой стан, слишком гордую посадку головы, тень былой изысканности в линии плеч. Его улыбка не погасла, но изменилась. Сценическая маска треснула, и сквозь нее блеснул живой, безудержный интерес.

Светлана почувствовала, как по спине пробежал разряд. Не тот, знакомый, больной, от рук Кичхана, а другой – опасный, электрический, забытый. Она инстинктивно отпрянула в глубь тени, сердце колотилось где-то в горле. Абсурд. Он – айдол, за которым охотятся папарацци. Она – учительница с больной спиной.

Социальная пропасть между ними была такой же огромной, как та, что отделяла её от мира доктора Ки Чхана. Только здесь она была по ту сторону – старой, потрепанной, не принадлежащей.

Музыка смолкла, взорвавшись финальным аккордом. Зал ревел. Ли Минхо застыл в позе, его грудь тяжело вздымалась, но взгляд всё ещё цеплялся за ту точку в темноте, где она только что стояла. Не найдя её, он медленно, с новой, задумчивой улыбкой опустил голову в поклоне.

Светлана, не помня себя, повернулась и почти бежала прочь, в свой мир запаха пота и дезинфекции. Щёки горели. В ушах стоял гул.

В раздевалке она судорожно рылась в вещах, собираясь уходить, когда её взгляд упал на ключ-карту, брошенную на лавку. На её обратной стороне, чьей-то нарочито небрежной рукой, было написано: «После шоу – сбор персонала в лаунж-зоне. Бонусы приветствуются».

Она проигнорировала бы это, как и всё, что происходило не на сцене. Если бы не одно «но».

Почерк. Чёткий, бездушный, компьютерный. Он был точь-в-точь таким же, как на том самом конверте.

Кто-то знал, что она будет здесь. Кто-то её привёл. И этот кто-то наблюдал за ней прямо сейчас.

Глава 3

Сообщение пришло глубокой ночью, когда город за окном превратился в россыпь тусклых огней, а её больная спина напоминала о себе тупым, назойливым гулом. Уведомление в KakaoTalk от аккаунта с именем ____minho____ и аватаром – размытым кадром неба из окна самолета.

«Нашел вас. Тень у колонны. Та, что смотрела не как все».

Светлана выронила телефон, будто он ударил её током. Он не просто нашел. Он узнал. В море из тысяч подписчиков, ботов и случайных знакомых он выловил ее убогий аккаунт с тремя фотографиями: балетные пуанты на подоконнике, чашка кофе, вид из её окна на панельную серость.

«Вы кто? Охранник?» – она выдавила ответ, пытаясь играть в свою же игру, пряча дрожь в пальцах за маской сарказма.

Ответ пришел мгновенно. Голосовое сообщение. Она прижала телефон к уху, и в тишину её комнаты ворвался его смех – низкий, чуть хриплый, совершенно не связавшийся с идеальным сценическим образом.

«Охранник? Нет. Я тот, кого охраняют. А вы… вы похожи на того охранника, который уснул на посту и впустил в райское место самого интересного гостя».

Так началось. Их диалог превратился в бесконечную ленту уведомлений, в наркотик, который она проверяла каждые пять минут. Он засыпал ее вопросами.

Не «ты фанатка?», а «почему в твоих глазах столько тишины?».

Не «сколько тебе лет?», а «какая музыка звучит у тебя в голове, когда ты одна?».

Он был молнией в её серой реальности. Он говорил о танце не как о работе, а как о единственном способе остаться в живых. Он был полной противоположностью её прошлому – тому, что сломал ее с холодной, расчетливой элегантностью. Минхо был огнем, взрывом, искренним и ненасытным.

Он смеялся, но в конце смех оборвался, и послышался усталый вздох. «Прости. Сегодня семь часов репетиций. Иногда кажется, я сейчас развалюсь на запчасти, и мистер Хан соберет из них нового, более послушного Ли Минхо».

Он произнес это шутливо, но Света почувствовала ледяную струйку настоящей усталости и… страха?»

Он видел в ней не бывшую балерину, не несчастную разведёнку, а музу. Загадку. Женщину.

Однажды он прямо спросил: «Ты получила мой подарок?»

Сердце Светы упало. «Какой подарок?»

«Медальон. С лебедем. Я увидел тебя тогда, и он лежал у меня в кармане – реквизит для нового клипа. Решил, что он должен быть у тебя. Случай – это знак. Но я не знал, как передать… Попросил одного из наших продюсеров помочь. Он сказал, что знает, где ты живешь. Не испугалась?»

Ложь была такой гладкой, такой обтекаемой, что на ней не за что было зацепиться: наш главный, мистер Хан, вечно за мной прибирает такие сюрпризы. Говорит, я как ребенок несмышленый.

«Случай». «Продюсер». «Знает, где ты живешь».

Это объясняло почерк на конверте и на ключ-карте – безличная рука какого-то менеджера. Red herring – «Красная селедка», брошенная так искусно, что её тревога утонула в волне облегчения и пьянящего внимания. Он не маньяк. Он просто… импульсивный романтик.

Она перестала спать. Перестала замечать, что ест. Её мир сузился до экрана телефона. Даже на сеансе у Ки Чхана она лежала, уткнувшись в него, пытаясь скрыть глупую улыбку.

– Вы сегодня словно на иголках, Светлана Валерьевна. Или, может, наоборот, летаете где-то очень высоко? – его пальцы нащупали знакомый мышечный зажим на шее, но на этот раз он был другим – не от боли, а от сдерживаемого возбуждения.

– Просто не выспалась, доктор, – буркнула она, не отрываясь от нового сообщения. Минхо прислал песню, которую написал для нее.

Ки Чхан замолчал. Его пальцы, обычно такие уверенные, стали осторожнее, почти нерешительными.

– Иногда кажется, что мы бежим от боли куда угодно, лишь бы не оставаться с ней наедине, – произнес он тихо, работая с напряжением у неё на плечах. – Даже в огонь. Особенно в огонь. Он ведь так красиво горит поначалу.

Она замерла. Его слова были точным выстрелом.

– Это профессиональное мнение, доктор? – съехидничала она, наконец поднимая на него глаза.

Его взгляд был тёмным и непроницаемым, как глубокая вода.

– Нет, – он отвел глаза. – Это мнение человека, который однажды уже обжёгся. Будьте осторожны с быстрыми побегами, Светлана. Они часто приводят в тупики, из которых нет выхода.

Но она его уже не слышала. Телефон в её руке завибрировал, и на экране всплыло новое сообщение от Минхо: «Скучаю. Выезжаем на гастроли. Хочу увидеть тебя перед отъездом. Сегодня. Только скажи где».

Мир доктора Ки Чхана с его тихими предостережениями, запахом лечебных трав и размеренной заботой вдруг показался ей удушающе тесным и скучным. Он предлагал ей терпеть. Минхо предлагал ей – жить.

Она быстро соскользнула с кушетки, не глядя на врача.

– Спасибо, доктор. Мне уже гораздо лучше. Прямо-таки новое дыхание.

Она почти выбежала из кабинета, не оборачиваясь, оставив его одного с его тишиной и непроизнесёнными предупреждениями. Она бежала навстречу огню. И он уже обжигал её своим ослепительным, опасным теплом.

Глава 4

Запах его кожи – дорогой одеколон, пот и что-то сладковато-пряное, наркотическое – заполнил её лёгкие, как дым после пожара. Сквозь стекла гримерки, словно сквозь сон, доносился вечный гул Сеула: гудки машин на Тансан-гиль – кольцевой дороге, опоясывающей город как , и пронзительные сирены скорой, куда-то мчавшейся в этом гигантском человеческом муравейнике. Этот город никогда не молчал. Он либо кричал, либо шептал. Сейчас он шептал, и его шепот был сладким ядом.

Его пальцы, длинные и уверенные, впились в её бёдра, оставляя на бледной коже отметины, которые завтра будут напоминать о случившемся синяками-вопросами. Он двигался внутри неё с яростной, почти отчаянной нежностью, будто хотел не просто обладать, а врезаться в саму её память, выжечь всё прошлое, оставив только своё имя, свой ритм, свой стон, слившийся с её стоном в удушающей тишине его гримёрки.

Света впилась ногтями в его спину, в упругие мышцы, работающие под гладкой горячей кожей. Каждый нерв пел, плавился, рвался наружу. Это не было похоже на ласковые, предсказуемые ласки её бывшего мужа. Это был шторм. Пожар. Танец на краю пропасти, где партнер знал все движения, но играл с ней, то поднимая до головокружения, то едва не роняя. Его губы нашли её шею, и он прижался к пульсирующей вене так, будто хотел пить именно её, её жизнь, её боль.

– Ты видишь? – прошептал он хрипло, и его голос гудел у неё в костях. – Ты видишь, какая ты? Не учительница. Богиня. Разрушающая всё вокруг. Меня. Меня ты разрушаешь.

И в его голосе прозвучала не просто страсть, а детская обида на этот мир, который заставлял его быть идеальным. И Света на миг почувствовала не силу, а груз, который он на нее перекладывал. Ему нужна была не просто любовница, а сообщник по побегу от самого себя.

Он кончил с низким стоном, зарывшись лицом в её волосы, и на мгновение весь этот ослепительный, самоуверенный айдол исчез, оставив просто мальчика, потерянного в её объятиях. Света лежала, глядя в потолок, где мерцала одна одинокая светодиодная точка, как звезда-шпионка. Её тело ещё трепетало от спазмов наслаждения, а внутри уже шевелилось холодное, липкое чувство вины. И странное предчувствие. Будто дверь в её старую, серую жизнь захлопнулась навсегда, но новая оказалась не вратами в рай, а входом в позолоченную клетку.

Он улетал через три часа. Суета, сборы, звонки менеджера – всё это вернуло ему маску звезды. Он натянул черные джинсы и футболку, снова став недосягаемым идеалом для миллионов.

– Я пришлю тебе билеты, – сказал он, застегивая массивный серебряный браслет на запястье. – На концерт в Токио. Ты должна приехать. Я буду смотреть в зал и искать только тебя.

Он поцеловал её на прощание – жарко, стремительно, как вор, крадущий последнее яблоко с дерева. И исчез за дверью, оставив её одну среди бардака и запаха секса. Она чувствовала себя как после падения с большой высоты – всё тело ныло, в ушах стоял звон, а мир казался невероятно ярким и острым.

Именно в этот момент, когда она была абсолютно гола, уязвима и пахла другим мужчиной, в дверь постучали. Не как менеджер – вежливо и настойчиво. А твердо, властно, три отмеренных удара, не терпящих возражений.

Сердце Светы ушло в пятки. Она натянула своё чёрное платье, которое теперь казалось ей нищенским на фоне этой роскоши, и открыла.

В проеме стоял Он. Незнакомец, но его власть ощущалась физически, как перепад давления перед грозой. Высокий, в идеально сидящем темно-сером костюме, без галстука. Лицо – некрасивое, но притягательное резкими, словно высеченными из гранита чертами. Взгляд тяжёлый, оценивающий, мгновенно сканирующий её с головы до ног, фиксируя растрепанные волосы, разгоряченную кожу, дрожь в руках. Он видел всё. И её страх был ему очевиден и, казалось, приятен. Взгляд оценщика на аукционе. Он медленно скользнул по ее лицу, остановился на влажных висках, заметил легкое подрагивание века. Перешел на шею, где проступало красное пятно – отпечаток поцелуя. Его глаза сузились на секунду, фиксируя деталь. Он видел не женщину – он видел карту ее физиологических реакций, которую уже начал составлять. Его губы чуть тронула едва заметная гримаса одобрения.

– Мисс Стелла, – произнес он. Голос был низким, бархатным, но без единой ноты тепла. Как звук дорогого автомобиля, заведенного в морозное утро. – Позвольте представиться. Хан Джисон. Я… покровительствую талантам. Таким, как Минхо. Таким ай-ди. И, как я начинаю понимать, таким, как вы.

Он вошел без разрешения, и пространство гримерки внезапно сжалось. Его взгляд скользнул по разбросанной одежде, по дивану, ещё хранившему отпечаток двух тел.

– Неловко выбрал время для визита, – сказал он, и в его глазах мелькнула искорка чего-то холодного, циничного. – Но у сильных мира сего редко бывает удобное расписание. Как, впрочем, и у настоящих талантов.

– Чем я могу вам помочь? – выдавила Света, чувствуя, как под его взглядом она снова становится той самой забитой, испуганной девочкой, которой когда-то внушали, что она ничто.

– Наоборот, – он мягко улыбнулся, и это было страшнее любой угрозы. – Это я могу помочь вам. Я видел ваше выступление. Вернее, то, как вы смотрели на сцену. Это был не взгляд фанатки. Это был взгляд хищницы, попавшей в чужую стаю. Взгляд, полный голода. И боли.

Он сделал паузу, давая словам просочиться внутрь, как яду.

– Минхо – дитя. Яркое, красивое, но недальновидное. Он видит в вас женщину. Я вижу в вас – художественного руководителя. Того, кто сможет выстроить не детский кружок, а академию. Того, кем вы должны были стать, если бы мир был справедливее. Я просто исправлю эту несправедливость

Каждое слово было точным уколом. Он покупал не её талант. Он покупал её уязвимость.

– У меня есть предложение. Деловое. Я полностью финансирую вашу балетную школу. Новое здание, лучшее оборудование, реклама, связи. Вы получаете всё, о чём мечтали. Взамен… – он обвел взглядом комнату, и его взгляд снова задержался на ней, – вы становитесь частью моей… экосистемы. Ваш талант будет принадлежать мне. Ваше время – мне. Ваше присутствие – там, где я скажу. На открытиях, гала-ужинах, в моей ложе на премьерах. Вы будете лицом моей новой культурной инициативы. Это потребует… безупречной лояльности и полной доступности. Для вашей же безопасности, конечно. Чтобы никакие случайные репортеры не потревожили ваш покой. Это защита. И страховка. Для Минхо. Чтобы его… импульсивность не навредила его карьере. И чтобы вы оба были в безопасности. Под моим крылом.

Он говорил о деньгах, о контрактах, но на самом деле он предлагал сделку с дьяволом. Он не покупал её школу. Он покупал её саму. Её свободу. Её душу. Чтобы привязать на золотую цепь Минхо. И чтобы иметь свою собственную прекрасную вещь.

Света смотрела на него, и сердце её бешено колотилось, но уже не только от страха. Где-то в глубине, в самых потайных уголках ее израненной гордости, шевельнулось тёмное, запретное чувство. Искупление. Месть прошлому. Шанс всё вернуть. Ценой себя.